Совершенно другой: Дневники Лейлы

Сегодня мне уже гораздо лучше: слабость все еще есть, дурнота тоже, но мысли кажется понемногу осели в голове, сделав произошедшее более понятным. Я остановилась на том, что проснулась в кладовой дома Четин, привязанная к креслу. А Дерья, которая оказалась убийцей, совершившей все эти ужасные преступления, рассказывала мне почему она это сделала. Рассказывала прежде чем убить и меня. И ей это почти удалось. Но во всем, особенно в изложении таких важных событий, должен быть порядок, и я постараюсь его правильно воспроизвести в своих записях. “Не переживай, все будет безболезненно для тебя”, сообщила Дерья. “В доме никого нет, я уже отвела Эсмигюль в школу. А Дениз еще не скоро придет с дежурства, до 12 у нас есть время”. Я с силой дернулась, сковывающие меня путы не ослабли, но ощущение собственного тела придало мне немного уверенности. “Ты вчера много говорила о своем отце”, продолжила свою исповедь Дерья, “У меня тоже все началось с отца. Только твой тебя любил и ценил, а мой… Мой отец ненавидел меня и брата, сестру и мать, весь этот город. Он считал, что его обманули. Он сам из Трабзона и всегда хотел жить у моря. Но он женился на моей матери, за которой давали в приданое магазин в Карсе, причем с условием, что он продолжит дело нашего деда именно здесь. Отец согласился, а потом проклинал нас всю свою жизнь. Магазин оказался небольшой лавкой, отношения с матерью не заладились, да еще и мамины родственники все время его попрекали из-за лени и нежелания работать, так как они считали более правильным (и надо сказать, их советы были вполне резонны). Карс казался ему сырым и промозглым, унылым и скучным. Он всегда говорил, что это настоящая дыра, в которой ничего не происходит, в отличие от его родного города на берегу Черного моря. И он без конца ругался: маму за вкус еды и не так убранный дом, нас за то, что бегали и играли, за то, что смеялись и вообще говорили. Успехи он не замечал, зато за ошибки мог даже избить. Особенно сильно доставалось Дамле как старшей. Она рано стала защищать нас от давления отца, прикрывала наши детские шалости и невинные проступки. Она была потрясающей, и я очень сильно любила ее”. Молодая женщина замолчала, погрузившись в непростые воспоминания. Пока шел ее монолог, она по большей части стояла опперевшись о косяк двери, но иногда подходила ко мне, присаживалась на корточки и пыталась заглянуть мне в глаза. Ее движения были резкими, а взгляд - суетливым, она хотела, чтобы я смотрела на нее, но при этом не выдерживала мой прямой и пристальный ответ. “Когда она умерла, я не находила себе места. Но постепенно жизнь взяла свое”, Дерья все глубже погружалась в свою историю. “Все менялось, но только не отец. Вернее он тоже менялся, но в худшую сторону. Он стал чаще пить, и находиться рядом с ним стало просто невыносимо. После школы я уехала в университет, а затем лишь бы не возвращаться, вышла замуж. Дениз же пошел сначала в армию и потом в полицейскую академию. Никому из нас не хотелось жить дома, особенно после того, как умерла мама. Но сначала развалился брак моего брата (его жена не выдержала его постоянного отсутствия из-за работы), а потом и меня оставил муж (он не смог мне простить, что за все годы я так и родила ему сына, а дочь нашу он считал “порченным товаром”. Мы вновь собрались вместе в родном доме. И как ты думаешь, улучшились ли наши отношения с отцом? Ага, как бы ни так”, она нервно засмеялась. Видимо, мысль об отце была настолько неприятна Дерье, что она даже вышла из кладовой, и ушла куда-то вглубь дома, чтобы успокоиться. Через пару минут она вернулась. “Мы выросли, а отец обращался с нами также в детстве. Даже хуже. За прошедшие годы, его ненависть к нам, к Карсу только росли, и теперь у него появилась возможность все на нас выплеснуть. Он ругал нас не переставая. А еще напивался частенько. Брат все время пропадал на работе, поэтому мне доставалось больше. Сначала меня это очень огорчало, но потом я привыкла и научилась выключать его голос в своей голове, он был просто как надоедливое радио. Когда летом мы с тобой познакомились, я поняла, что живу совсем не так как могла бы. Мы ведь с тобой почти ровесницы, а посмотри какая разница между нами”. Вот уж точно. Сейчас эта разница была особенно очевидной: палач и его жертва. Но я была не в том положении, чтобы позволить себе рассуждать об этом, темные мысли могли захватить не только мою противницу, но и меня, и тогда, я знала, спасения мне не будет. “В день смерти Дамлы я всегда отправлялась в горы, чтобы почтить ее память”, после продолжительного молчания, Дерья перескочила с одной мысли на другую. “Не знаю почему, но в этот раз отец решил поехать со мной. Мне легче было согласиться с ним, чем стараться убедить его в том, что я хочу побыть там в одиночестве. Он такие капризы не одобрял. Отец начал пить еще дома, продолжил и в машине. Когда мы приехали в шале, он был пьян в стельку. Он бубнил без остановки: о том, что мы разрушили его жизнь, что наша мать его обманула и подсунула жалкую лавчонку вместо магазина, что старшая дочь его опозорила, что сын все в жизни профукал, а я хуже их всех, неудачница, без мужа, дома и денег. Последней каплей для меня стало то, что он начал говорить о моей дочери. Он сказал, что Эсмигюль такая же как и я, “ворона, которая мнит себя птицею”, ничего хорошего у нее жизни не будет, станет блудницей также как Дерья. Я не понимала о чем таком он говорит, и постепенно мой гнев все нарастал и нарастал. И когда он вновь завел свою пластинку о своих плохих детях, я спросила его, раз так получилось, не означает ли, что и он плох. Он ответил, что “и у белой овцы бывают черные ягнята”. Это он-то белый? Да, все его грязные слова, которые он годами изрыгал, сделали его душу чернее ночи. Если честно, я совсем не помню как все произошло. Я очнулась через пару минут. Тело отца было под скалой. Скорее всего я разозлилась и толкнула его в спину. Он был пьян и не смог устоять на ногах, скатившись со скалы, и хотя высота была не очень большой, он наверное ударился головой о камни и умер. Не знаю, сколько времени я просидела там, в лесу. Я стала замерзать, а пронизывающий ветер с дождем словно разбудили меня. Я позвонила брату, попросила приехать и помочь мне. Пока Дениз ехал я успокоилась, мне стало так легко - я наконец-то избавилась от этого ужасного голоса, который все время жил у меня в голове. Даже когда отца не было рядом, этот голос продолжал ругать меня за все, что я делала, говорила или думала. И теперь наступила тишина, я даже не представляла, что она мне так нужна. Стоит кого-то убить, и сразу становится легче жить. Тебе тоже стоит попробовать”, очень искренне засмеялась Дерья. У меня был другой опыт убийства, я сама чуть не умерла, думая, что лишила человека жизни. И если я чуть не сошла с ума после выстрела в Кенана, сознание Дерьи точно пошатнулось после убийства отца. “Пока брат ехал к шале, я придумала вариантов 5 как ему соврать о произошедшем”, все говорила и говорила Денья. “Но я не стала этого делать. Просто рассказала, что отец перешел все границы в своих нападках на нас всех, и он полностью заслужил свою смерть, жаль только, что я не сделала это раньше. Брат посадил меня в машину, сам походил с полчаса по лесу и что-то там сделал, наверное спрятал мои следы, потому что потом при расследовании все выглядело как несчастный случай. Когда мы вернулись домой, Дениз сказал, что обо всем позаботится, и что я не виновата, это он как мужчина должен был давно дать отпор отцу. Через несколько дней мы похоронили отца, и я думала, что черные страницы в нашей истории закончились”. В палату зашел Кенан. “Я вижу, что тебе лучше, но, пожалуйста, отдохни немного”, сказал он и попытался отобрать у меня дневник. Я попререкалась немного ради приличия, но уступила ему.