***
«Умница» — шепот эфемерный, где-то за ухом, обдающий теплым воображаемым дыханием, от которого у Пугода по коже бегут мурашки. «Хороший мальчик» — и Пугод выгибается рефлекторно, приподнимает бедра, расставляя ноги чуть шире, и глаза прикрывает. Прикосновение к простате как божья благодать, невыносимо сильным импульсом по телу, от которого Пугод содрогается, и двигает еще раз. Это всего лишь два пальца, два пальца внутри него, которых ни разу недостаточно, но Пугод тешит себя воображением, вгоняя их глубже, добавляя третий. «Потерпи немного» — и вставляет чуть дальше, жалея тысячу раз, что не купит себе игрушки, чтобы фантазировать было проще и интереснее. Крепкие руки Модди, сжимающие его талию так сильно, правильно, собственнически, чтобы входить с каждым толчком как можно глубже, с медленных размеренных срываясь на быстрые и жесткие, от которых бы Пугод обязательно выл как сука, подставляясь еще сильнее, лишь бы его повязали, укусили в шею, заставив хныкать от переизбытка ощущений. Пугод хочет слышать его горячий томный шепот над ухом, пока Модди бы его брал со спины, пока Модди бы приказывал ему быть хорошим и послушным. Пугод хороший и послушный, он простыню кусает, вгоняя пальцы глубоко насколько это было возможно. И от такой слабой стимуляции он весь дрожит. Как же ему, блять, мало. Вздох задушевный, чуть хриплый, кончает на простыню под собой почти вымучено — непременно с воображаемого разрешения, пальцы вытаскивает медленно, неохотно. Дыхание сбилось, пытается восстановить. Картинка перед глазами плывет, а сладкая фантазия растворяется. Ему даже жаль, что он кончил так быстро, хоть и знает, что отпустило его ненадолго. Это была даже не течка, только жалкие два дня до нее, а уже периодически хотелось нежности, любви и огромный член, которым бы его отодрали как последний раз. Глупость такая. Отлипнуть от постели тяжело, но приходится. Пугод себя ответственностью задушит, и потому выставленные для себя самого обязанности выполняет. Несмотря на то, что Жираф и Модди член забили на все их общие проекты. Ну вот, опять члены. Пугод пишет Модди сообщение, пишет сообщение Жирафу, и в целом сразу принимается за работу, отвлекаясь от мыслей в голове, которые периодически лезли. Навевало иногда, скажем так. Пугод свою омежью натуру давно уже принял, потому что смысла не принимать не было. Зачем ему отрицать то, кем он является по велению природы, если он не может это изменить? Даже если его и мучили стереотипы, активно отравляющие жизнь до полного полового созревания, то потом Пугод их буквально перерос, перестав с ними считаться. Он не похож на слабый пол, рост выше среднего, и что важнее выше на пару сантиметров, иногда на целую голову всех окружающих. Даже Модди был его чуть ниже, несмотря на то, что он альфа. Пугоду с этого малость смешно, потому что это действительно забавно — забавно нарушать парочку «законов природы» ростом и характером. Запах его правда был откровенно омежий. Крайне сладкий, но спасибо, что не приторный. Почувствовать его Пугод сам практически не мог, но окружающим верил. Молочный шоколад и корица. Пугод не хочет думать о том, как привлекателен он во время течек. Рискует потешить свое самолюбие, а потом, когда ему вдруг предложат заняться «тем самым», чтобы «помочь», Пугод сольется, растеряв всю свою уверенность и соблазнительный шарм. Единственный пожалуй, кому бы он разрешил себе «помогать» кажется в отношениях вовсе не заинтересован. Модди Пугоду напоминал треклятого терпилу, потому что Пугод не может вообразить, как этот человек, будучи молодым, сильным, перспективным альфой, ни разу, черт возьми, ни разу, даже не попробовал к нему подкатить. От Модди пахнет замечательно: тяжелый запах хвои, дождя и ненавязчиво древесины. Настолько замечательно и порой сильно, что Пугод невольно смотрит на Модди воображая его огромный член. Да сколько можно о членах? Мысли правда приходится срочно отключать, чтобы не дай бог случайно не сказать что-нибудь вслух, ибо Пугод говорил порой совсем бездумно, рискуя так легко опозориться. Он пытается утопить себя в работе, но Модди… почти всегда маячит рядом. И ни о какой работе не может быть и речи, пока Пугод бесконечно думает, как его трахают. Стыд и позор. Одни члены в голове. В голове — не там где надо. Модди приходит и сегодня, хотя Пугод не просил его быть здесь, собираясь нагрузить делами только вечно отлынивающего от работы Жирафа. Но Модди тут. Он с ним здоровается, улыбается, по привычке мельком дурачится с Жирафом, пока Пугод собирается зачитать им свои планы, цели, задачи и вообще полный отчет по их общим делам. Пусть лучше Пугод замучает себя и их, чем будет коситься на Модди представляя себе гадости, непременно при этом мокнув. У Пугода, извините, нет столько чистых трусов. И он в действительности объясняет им кучу всего, словив вдохновение. Сразу же дает работу, потому что иначе эти двое ничего не сделают, и закончив, выдыхает устало. Он действительно молодец, никаких мыслей о членах аж двадцать минут, идешь на рекорд, Пугод. Правда потом он ловит на себе взгляд Модди. И господи, лучше бы он ошибался, потому что Модди смотрит на него так голодно. Пугод впервые видит такой его взгляд, и ему становится до банального очевидно, что это взгляд, которым альфы смотрят на омег, которых они желают. У Пугода от этого ноги готовы подкоситься и ему приходится поспешно удалиться, чтобы перевести дыхание. И кажется поменять трусы, потому что организм реагирует мгновенно, заставляя его потечь.***
Модди, следуя какому-то странному порыву, отчего-то просидев над работой не больше тридцати минут, оставляет в конце концов эту затею. Чутье подсказывало, что крайне ему нужно навестить Пугода, который по привычке работал преимущественно один. Но сладкий шоколадный запах забил Модди легкие, что дышать, не чувствуя при этом невыносимого желания, стало практически невозможно. Модди себя прекрасно контролировал, но сердце билось быстрее, кончики пальцев покалывало, а душа требовала видеть кого-то (конкретного) прямо здесь и сейчас. Желательно сразу под собой. Модди находит Пугода абсолютно одиноким, занятым и нервным. Пугод на его приход сразу же реагирует: поднимает глаза, смотря из-под шляпы, откладывает свои излюбленные бумажки в сторону, и каким только мог, невинным голосом вопрошает: — Ты что-то хотел? «Тебя» — вертится на языке, и Модди его уже в фантазиях раскладывает на столе, но реальность с ним сурова и Пугод перед ним одетый, серьезный и все такое. Впрочем, как и всегда. — Жираф забыл что ему делать, — первое, что приходит к голову. Мозг не соображал совсем. Модди опускает взгляд с чужого лица на шею, и видит, как дергается кадык, когда тот сглатывает. — Пусть делает, что хочет, — такое же бездумное. — А мне? — будто под гипнозом. — А что ты хочешь делать? — провокация. Если это снова сон, Модди не хочет просыпаться. Пугод с места встает, и Модди едва может дышать, потому что он кажется растерял всю свою человеческую разумность, оставив только животные инстинкты. В данном случае — размножения. Омега перед ним абсолютно доступный и взаимно его желающий, Модди это понимает по невербальным сигналам, и он, господи, позволяет себе смотреть на Пугода как на потенциального партнера. Модди даже хочет проявить инициативу. Его хотят, он тоже хочет, почему нет? Но стоит ему вновь посмотреть в чужие глаза, как в голову бьёт осознание, что перед ним не просто омега, а Пугод, и вся уверенность канула в Лету. Но Пугод, омега не стереотипный, он явно знает, чего хочет, и смотрит он на него также вожделенно, хоть и оба не были готовы признавать это вслух. Либо Модди сошел с ума и воспринимает обычное поведение Пугода как сигналы. — Ты можешь придти сегодня ко мне, — и Пугод глаза опускает — сама невинность, что у Модди перехватывает дыхание. Модди все еще не уверен, что не сошел с ума. — Правда? — Модди почти заикается. Мысли ни одной приличной и ему бы не хотелось в конце концов узнать, что это все его больная фантазия. — Я буду ждать тебя вечером, — уточняет Пугод и опирается руками на стол позади него. Модди едва делает шаг вперед, поддаваясь мимолётному желанию… но он осекается, также опускает глаза вниз. — Спасибо, — выдавливает, и задержавшись рядом буквально на пару секунд, делает вдох, чтобы запечатлеть в голове сладкий аромат на подольше. Заставляет себя уйти и на выходе осознает то, как сильно билось его сердце, кажется готовое вот-вот сломать ребра. Чужой нежный голос, робкий взгляд и сладкий запах остаются вплоть до самого вечера, когда ему вновь нужно встретиться с Пугодом. Ни на секунду до этого времени Модди не выкинул его из головы.***
До вечера время тянулось невероятно долго, потому что Пугод готов был сойти с ума от желания. Низ живота скручивал узел бесконтрольного возбуждения, а в мыслях то и дело возникали красочные фантазии. Эти блядские члены. Контролировать себя было настолько тяжело, что даже просто сидеть не получалось, лежать не получалось. Из нутра бесконечно текла смазка, требуя проникновения, но трахать себя пальцами не хотелось, становилось только хуже, и Пугод, честно, был готов уже хныкать. Глупо водя по члену, удовольствия не получал, а хотелось сильно, быстро и много. Изводил себя фантазиями только больше, представляя вновь и вновь Модди рядом, который бы обязательно его взял так как нужно. А потом звонок в дверь, Пугод уловил чужой до боли знакомый и желанный запах еще раньше. Организм среагировал мгновенно, его будто прошило током. С кровати пришлось подорваться, он даже забил на внешний вид, чтобы скорее открыть. Явление народу — не меньше. Когда Модди видит Пугода у него дыхание перехватывает, в нос сразу же ударяет сладкий запах течного омеги. У Пугода щеки красные, волосы растрёпанные. Футболка мятая, растянутая, шорты максимально дурацкие домашние. От него сквозит желанием, и Модди это желание улавливает. Но оба вновь делают вид, что все нормально. — Привет, — собственный голос он не узнает, он ниже на несколько тонов. Пугод его в дом пропускает, отходя в сторону. Модди проходит, снимает обувь, и это ожидание невероятно томительно, потому что Пугод в шаге от того, чтобы толкнуть его на пол и самостоятельно оседлать. Но Пугод мальчик воспитанный, интеллигентный и позволить вести себя так с гостями не может. Приходится терпеть стиснув зубы, ожидая инициативы с чужой стороны, но Модди как будто и не собирается проявлять инициативу. Либо он ебаный садист и хочет над ним поиздеваться, либо законченный слепой идиот. Модди молчаливо проходит в комнату, чтобы не толпиться в тесном коридоре, и Пугод плетется за ним на дрожащих ногах. — Как твои дела? — Модди, мать его за ногу, сама невозмутимость, и Пугод готов локти кусать от того, как сильно ему хочется. — Замечательно, — в иронию, и Пугод тыльной стороной ладони лицо прикрывает, чувствуя как сильнее мокнет. Он заебался стирать блядские трусы. Почему вообще Модди продолжает вести себя как еблан. — У меня тоже замечательно, — Модди руки перед собой неловко складывает. И Пугод, блять, злится. Ну потому что, что это за бред, почему так. Он собирался ничего не делать, получать удовольствие от чужого члена и вести себя хоть раз в жизни как настоящая сука, но Модди вообще ни разу кажется не вспомнил, что он альфа-доминант и давно все омежки были бы его. Пугод хмурится, и его терпение настолько лопается, что он выдает абсолютно неожиданно для них обоих, весьма при том озлобленное: — Мы трахаться будем или нет? И брови Модди в ту же секунду взлетают вверх, потому что он кажется только и ждал, когда Пугод прямо скажет о том, чего он хочет. Но Пугод уже сам подходит к нему, сокращает расстояние за пару шагов, и аккуратно касается губами сначала уголка чужих, после медленно переходя на сами губы. Сминает, утягивает в более глубокий поцелуй, обхватывая за шею. Пальцы путаются в кудрявых темных волосах. Он шумно выдыхает через нос, очень быстро отстраняясь. Модди инициативу воспринимает как зеленый свет (наконец-то), и кладет руки на его талию, чтобы поцеловать в ответ. И поцелуи Пугоду кажутся такой наивной глупостью, когда у него уже стоит, а между ног неприлично мокро. Он обнимает Модди за шею, прижимается грудью ближе, и слепо находя чужую руку, беря в свою, чтобы положить себе на пах. Модди подчиняется, позволяет, и, смекнув, что хочет Пугод, обхватывает небольшой член через шорты плотнее. Пугод скулит куда-то в затылок, прикрывает глаза и поддается ближе, притираясь. Неловко привстает на носочках, поддается бедрами, чтобы получить хоть какую-то стимуляцию наконец не своими руками. Модди до отвратительного спокоен, и позволяет Пугоду делать то, что он хочет — глупо и пошло. И Пугоду становится секундно стыдно, когда он осознает, как абсолютно по-животному трется о чужую руку. Модди руку убирает, и Пугод жмурится, готовый захныкать, но руки Модди по талии, цепляют резинку шорт, чуть тянут вниз, проникая сзади под ткань и нижнее белье. Нащупывают мокрое отверстие, оглаживают коротко, широко, и Пугод выгибается, непроизвольно, выпячивая зад, откидывая голову назад. Модди легко погружает сначала один палец, а потом второй, проталкивая внутрь без сопротивления мышц. Тело легко поддается, принимает, и лицо Пугода кривится в долгожданном удовольствии, когда Модди двигает пальцами на пробу, аккуратно, глубже. Глаза Пугода скользят по лицу Модди — слепо — зрачки его расширены, будто он находился под действием сильного наркотика, и Модди, почти уверен, что выглядит точно также, что осознает не сразу. Он чувствует как Пугод пахом неловко подается вперед, пытаясь создать трение, но выходит глупо, он дёргается, стоит пальцам Модди надавить на простату. И это намного лучше, чем собственные пальцы — Пугод не соврет. Но все ещё не член, и потому почти невыносимо — слишком дразняще. Пугод впивается руками в одежду Модди, когда тот начинает двигать пальцами внутри чуть активнее, точнее и увереннее, кажется действительно собираясь довести его до оргазма так. И Пугод почти кончает только от двух пальцев внутри, стоит Модди надавить точно на простату всего пару раз. Но Модди останавливается, не вставляя глубже, и Пугод, кусая губы, чувствует как от перевозбуждения в уголках глаз собираются слезы и как тело горит, требуя разрядки. — Модди… — шепотом, просяще, бесстыдно, и ему приходится самостоятельно двинуть бедрами назад, чтобы насадиться, но Модди, видимо теперь выключив свое здоровое привычное мышление, обычно ему только мешающее вспоминает, что вообще-то… — Настолько сильно хочется? …он тут контролирует ситуацию и может ставить свои правила. У Пугода в голове что-то переворачивается от того насколько теперь Модди властно звучит. Его несчастная омежья натура достигает апогея своего проявления. Пугод в немом восторге. Модди вытаскивает пальцы, и Пугод дрожит, крупно, словно у него лихорадка, и ноги его едва держат, что он невольно опускается на колени, не в силах стоять. Модди смотрит сверху-вниз, и Пугод чувствует себя законченным идиотом, от осознания того, как ему нравится подобное положение. — Раздевайся, — приказом, и Пугод сразу же тянет с себя сначала штаны вместе с бельем, а после футболку, бросая в сторону. Ни капли не холодно, и наоборот донельзя хорошо, почти жарко, что Пугод вот-вот покроется потом. Модди расстегивает собственную ширинку, подходя к Пугоду чуть ближе. Ногами раздвигает его ноги и, коротко, но крайне жадно, осматривает чужое тело, под вожделенный взгляд Пугода, который, смекнув, что от него хотят, стоит Модди расстегнуть брюки, перенимает инициативу, тянет одежду вниз, сразу облизывая головку вставшего члена. Берет в рот почти уверенно, будто знает, что делать, но выходит крайне неловко, неумело, Модди наблюдает не отводя взгляд — глаза у него теперь невероятно темные от возбуждения, и Пугод уверен, что выглядит вообще не лучше. Левая рука по волосам, пальцы вплетаются в них, и Модди тянет его к себе ближе, чтобы брал глубже. И Пугод послушно в горло пропускает, прикрывает глаза, боясь подавиться. Член скользит по горлу глубже, а потом Модди чуть двигается, и у Пугода тело реагирует с новой силой. Пугод чувствует, как смазка течет по внутренней стороне бедер, после капая на пол. Он заводит собственную руку за спину, но Модди на него шикает: — Без рук, — и Пугод скулит, посылая вибрации по члену, а после пытается отстраниться, чтобы начать умолять. Модди впрочем, делает все сам. Стягивает с себя футболку, когда Пугод отпускает его член, и бегло осмотрев комнату, натыкается на единственное подходящее место — диван. Модди честно представлял, как трахает Пугода на столе, держа за волосы, но для высокого Пугода кофейный столик слишком маленький, а ставить его коленями на голый пол слишком жалко. Модди заботливо тянет Пугода за собой, чтобы тот поднялся, и он встает только благодаря поддержке Модди. Его разворачивают спиной, толкают на диван, и он, чуть не падая, опирается на него коленями, на спинку мебели руками, и выгибается, расставляет ноги как можно шире. Руки Модди на талии, он кладет одну ногу на диван, чтобы была точка опоры, притягивает к себе Пугода ближе. И когда тот оборачивается, Модди цепляет глазами его лишенный осмысленности взгляд, устанавливая зрительный контакт. И медленно, не встретив ни капли сопротивления, входит внутрь. Пугод рассыпается: приоткрывает рот в немом стоне, и его тело берет крупная дрожь. Модди входит до упора, чуть задерживается, и сам млеет от того, насколько внутри омеги хорошо — горячо и мокро. Пугод голову опускает на диван, и Модди видит как подрагивают его плечи. Поддается назад и снова толкается внутрь — тоже легко из-за смазки — пальцы Пугода с силой сжимают тканевую обивку. Снова назад, и снова внутрь, Пугод скулит приглушенно, и стоит двинуться Модди еще пару раз, чуть активнее и жестче, как омега, словно с судорогой в теле, получает оргазм. Пальцы на его ногах поджимаются, по небольшому члену текут капли семени, и он дышит тяжело, сильно вспотев. Модди впрочем уверен, что этого омеге будет мало, и переждав недолго, сам не в силах терпеть, продолжает двигаться внутри. Пугод возбуждается практически сразу, дышит сначала чуть ровнее, чувствуя с каждым толчком прикосновение к простате, сейчас еще более сильно, будучи чувствительным после разрядки. Прикрывает глаза, смаргивает слезы, чувствуя внутри теперь монотонное скольжение члена, и тело выделяет еще больше смазки, что Модди входит до упора, до самого узла — приходится взять чуть более жесткий и быстрый темп. В нос ударяет запах хвои, лесной сырости и чего-то сладкого — Пугод растворяется в ощущениях слишком быстро. Пугод хочет перевернуться, цепляется за шею Модди одной рукой, изворачиваясь настолько, насколько ему позволяла его слабая физическая подготовка, но Модди ему помогает, выходит, давая омеге сменить положение, прильнуть к нему, неловко, а после, подхватив одну ногу, снова входит внутрь, и теперь может видеть, как искажается лицо Пугода удовольствием. Бессмысленный мокрый взгляд, красное смущенное лицо, очаровательно приоткрытый рот. И Пугод жмурится на каждом особо сильном толчке. Модди кажется, что это все еще сон, ни черта он будто не проснулся. Но сон до того прекрасный, что Модди готов в нем оставаться вечно. Пугод пахнет донельзя сладко, и Модди тяжело поверить, что перед ним действительно Пугод, а не кто-то другой. Но взгляд по чужому лицу — оно ему до дрожи знакомо. Видеть, как лицо Пугода отражает удовольствие — безумно приятно, вселяет уверенность и делает Модди еще более влюбленным в Пугода. Пугод по привычке прикрывает рукой лицо — стесняется, но начинает подмахивать бедрами сам, и Модди приходится взять его за талию крепче. Омега приглушенно скулит, снова дрожит, кончая второй раз, и его нутро сокращается, что Модди кончает сразу следом, едва успевая выйти, чтобы не кончать внутрь и не сцеплять их. Он аккуратно отпускает Пугода, чтобы тот сел по-человечески, и тот безвольно опускается на диван, плевав на то, что испачкан смазкой и семенем. Модди выпрямляется, чтобы застегнуть штаны, а после сразу усаживается рядом. У самого ноги едва держали, не говоря уже про ошалевший рассудок. Легкие полностью заполнил чужой запах. Хотелось логического продолжения — повязать, но это был бы слишком самонадеянный, некрасивый жест. Хотя Пугод, судя по выражению своего лица, вполне был готов продолжать с сцепкой (Модди хорошо помнил о том, что Пугод бесплоден. Ему этот факт не мешал думать об их общих детях, но и представлять полноценную сцепку «без последствий»). Пугод падает головой на его плечо, придвинувшись ближе, как только Модди садится, и его дыхание все еще частое, оба молчат. Модди коротко осматривает дом — он не был у Пугода ранее, и весьма забавно, что первое, что они тут сделали — это потрахались. После, он переводит взгляд на Пугода, точнее на его лохматую макушку, и в порыве внезапной заботы, ведет пальцами, чтобы прибрать волосы. В голове почему-то приходит осознание, что о существе перед ним крайне хочется заботиться, и сердце невольно наполняется теплом. Это не его омега пока что, но Модди уверен, что он им будет, как бы самодовольна и самоуверенна не была бы эта мысль. — От тебя медом пахнет, — вдруг тихо произносит Пугод. У Модди в голове что-то переворачивается. — Правда? — он по-доброму усмехается. — Да, несильно. Пугод выдыхает. Кажется он все время пытался уловить запах. Модди, впрочем, это польстило. Пугод вдруг шевелится, приподнимается, оборачивается на Модди, и ведомый собственной природой, пересаживается на бедра, сразу обхватывая его голову, чтобы склонить к шее. Модди поддается, послушно опуская голову. Нос упирается куда-то в район близко к уху, где сильнее всего чувствуется запах, и стоит Модди сделать вдох, как становится до невыносимого хорошо. Пугод пахнет очень сладким молочным шоколадом и терпкой корицей. И становится ясно — Пугод ему истинный — Модди чувствует подсознательно. Будто Пугод ему и правда идеальный партнер, хоть Модди и не мог еще осознать свое романтическое влечение к нему, явно чувствуя только сексуальное. По крайней мере, Модди знает, что Пугод хороший и полюбить его очень просто. Руками Пугод чуть сжимает волосы Модди, и Модди обвивает руки вокруг чужой талии, обнимая сильнее, прижимая к себе ближе. Оба мерно выдыхают, и Пугод шепчет, несдержанно: — Пометь. Модди ведет носом по его шее, секундно обдумывая ответ. Сердце наполнено чем-то, что Модди назвал бы счастьем — сладостный трепет. Но Модди головой отрицательно мотает. Не сейчас. Пугод в отместку сжимает его волосы сильнее, поднимает голову, и его взгляд, полный решительности, поражает Модди до глубины души. Модди хмыкает, пока на лице Пугода неподдельная серьезность. — Почему? — и он внезапно и правда серьезен. — Не хочу, чтобы ты пожалел, — честно отвечает Модди, и Пугод его слова, судя по молчанию, принимает. Пугод сам готов вгрызться в чужую шею, чтобы оставить след — даже если он ничего не решал. Но стоит склониться к чужому плечу, как он медлит. Сладкий запах меда у альфы. Неестественно. Пугод рад, что смог почувствовать в чужом запахе что-то кроме запаха хвои, который распознавали абсолютно все. Тешит самолюбие и внушает надежду. Пугод не может сдержаться. И касается языком кожи шеи Модди. Совсем кончиком, облизывая неуверенно, по-кошачьи заботливо. Модди в отместку — до судорожно сжатого сердца — повторяет тоже самое, но облизывает широко, увереннее, как альфы делают перед тем, как пометить омегу. И Пугод застывает в ожидании, надеясь, что Модди поменял свое решение так быстро, но ничего не происходит, его облизывают, целуют, раздразнивают, и оставляют ни с чем. Пугод хотел быть принадлежать ему уже здесь и сейчас, но Модди, по натуре своей, торопиться не хотел, предоставляя Пугоду время обдумать. Пугод правда, все уже обдумал, когда приглашал его к себе домой — Модди первый и последний. И Пугод уверен, что они друг другу судьбой предначертаны. Пугод все же встает с его коленей, сладко потягивается под чужим внимательным взглядом, находит одежду, валяющуюся на полу, чтобы забрать ее в стирку, и Модди не может отвести от него взгляд. Пугод взгляд замечает, хмыкает, и бросает многообещающее: — Продолжим чуть позже. После чего удаляется в душ, оставляя Модди наедине со своими мыслями. Модди в моменте щипает себя за руку, чтобы удостовериться, что это все не сон, не его фантазия, но нет — реальность, ошеломляюще хорошая реальность.