Акааши дрожит, в последней надежде держась за предплечье Куроо. Громкая музыка уже не приносит удовольствия, только бьет по ушам оглушительным ударом, что черепная коробка не выдерживает натиска и трескается. Кейджи больно, сердце колко сжимается, а перед глазами всё еще Бокуто, тот Бокуто, который его предал.
А Куроо всё ни по чем, он для всех хороший друг, но сейчас даже он не смог смириться с выходкой Котаро. Он не будет бить ему морду сейчас, ведь тогда всё станет слишком очевидным. Сейчас Куроо просто поддерживает Акааши и отчитывает Бокуто перед уходом.
— Ты поступил как кусок дерьма, Бо. — Тецуро дергается, когда Бокуто пьяным шагом пытается добраться до них. — Лучше не подходи, не сейчас. Я с удовольствием обсужу это с тобой, когда протрезвеешь.
Акааши успокаивается через полчаса езды, просто потому что плакать больше нечем. Он прижимается лбом к прохладному стеклу, пялится в пустоту. Город, усыпанный огнями, уже не кажется таким красивым и романтичным.
— Останови здесь, — тихо просит Акааши и Куроо выполняет.
— Чего ты хочешь?
— Просто постоять, — Кейджи приспускает окно, вдыхая ночной прохладный воздух.
Куроо верный друг, надежный и крепкий. Куроо всегда дождётся, всегда поможет и забьет на свои чувства, когда другому плохо. А сейчас неимоверно хреново Акааши, который всю свою осознанную жизнь, как ему казалось, любил Бокуто Котаро, который, в общем-то не ценил. Для Бокуто это не было серьёзным, никогда, но он не говорил об этом вслух. Кейджи никогда не признавал, не пытался замечать, что что-то не так, утешал себя лживыми мыслями, чтобы не думать о том, где Бокуто пропадал на самом деле. И Куроо жаль, искренне, потому что Акааши этого не заслуживает.
— Мне некуда идти, — Акааши говорит почти неслышно в этой давящей тишине.
— Можешь остаться у меня. — И, нет, это правда не одолжение, пусть и звучит так. Куроо действительно хочет, Куроо правда не против.
Акааши сдержанно кивает, глотая своё отчаяние. Он просит Куроо заехать домой, чтобы собрать свои вещи.
Он смотрит на совместные фото, на всё то, что строилось годами и разрушилось в один момент. Это чёрная кошка вильнула хвостом и опрокинула хрустальную вазу. В дребезги, осколки разлетелись в стороны, как сердце Акааши в тот момент. Момент, где его Бокуто все разрушил.
По приезду в квартиру Тецуро, Акааши обещает найти себе жильё в течение трёх дней.
— Можешь быть здесь столько, сколько тебе нужно, — Куроо осторожно касается плеча Кейджи в попытке хоть немного приободрить. — У меня есть вкусный чай с малиной, хочешь?
— Можно мне в душ? — Куроо понимающе кивает. — А после я не откажусь от чая и…
Акааши безэмоционален, разбит, слегка пошатывается. Его взгляд пуст, но лишь на мгновение что-то в нем мерцает.
— Хочешь есть?
— Если тебя не затруднит…
— Все будет в лучшем виде, — Куроо вручает Акааши полотенце и домашние вещи.
Акааши теряется в потоках водных обжигающих капель, удушающей безнадежности и страхе. На коже расползаются бледно-красные следы, тянутся, обжигают, а после уже ничего не важно. Кейджи опускается на кафель, обхватывает колени руками и тихо плачет, потому что надо, надо больше, чтобы стало легче.
Полтора часа он прячется среди капель, хотя знает, что Куроо не станет поднимать тему. Куроо не позволяет себе лишнего, никогда не позволял. Акааши трет запотевшее зеркало ладонью и встряхивает волосами, наконец решаясь выйти.
Футболка Куроо большая, чуть выше колен, а еще пахнет им. Акааши не знает, нравится ли ему этот запах, но пожалуй это не то, о чём стоит думать.
Ватными ногами Кейджи ступает в кухню, где Куроо уже его ждет. Подскакивает при виде Акааши, чем слегка пугает его, подходит ближе и волнительно осматривает.
— Все в порядке. — Акааши сам себе не верит.
— Ты снова плакал… — Куроо держит руки навесу, будто хочет обнять, прижать к себе и больше никуда не отпускать, чтобы не было так больно. Чтобы никогда и никто не причил боль Акааши.
Кейджи сам ныряет под руки Куроо. И может быть он пожалеет об этом, но сейчас слишком больно и спасательный круг как раз оказался рядом. Это подло и унизительно, но иначе Акааши не может.
Куроо не против, подхватывает Кейджи, оглаживает спину, успокаивающе, ласково и мягко. Акааши виснет бессвязно, не напрягаясь вовсе, потому что Тецуро держит достаточно крепко.
Куроо угощает поздним ужином, Акааши уплетает все до последней крошки. Вкусно, правда вкусно и в этом моменте становилось на каплю лучше. Тецуро пытался разрядить обстановку, увести мысли Кейджи как можно дальше от ужасного дня.
В кухне стало тихо, слышался лишь звон посуды, которую Куроо тщательно мыл, а Акааши молча сидел на столешнице, болтая ногами.
— Спасибо, — искренне благодарит Кейджи, натягивая легкую улыбку, хоть сейчас это так трудно.
— Ты поступил бы так же.
На экране мигают кадры какого-то сериала, но Акааши даже не слушает, для него это белый шум. Теплый плед опускается на плечи, Куроо верно сидит рядом в попытке оценить состояние Акааши. Все написано на лице: всё также ужасно, стеклянный океан говорит о всех мелочах.
— Иди сюда, — Куроо мягко обвивает запястье Акааши и со всей осторожностью тянет к себе. Он не сопротивляется, прижимается к боку, как загнанный котёнок.
Плечи Кейджи подрагивают, его мобильный вибрирует где-то в кухне, но идти за ним не хочется. Здесь, под боком Куроо Акааши тепло, уютно и спокойно. Тетсуро поглаживает по плечу, перебирает волнистые волосы и Кейджи остается только замурчать. Нет, мурчать он не умеет, лишь вырисовывает на бедре Куроо неясные узоры, но это кажется чем-то обычным. Чем-то, что всегда было, будто Акааши был здесь всю свою жизнь и никуда не уходил. Здесь, где о нем заботятся, холят и лелеят, будто он редкая звезда или растение из красной книги, которое нужно беречь, создавая особые условия.
Акааши засыпает, Куроо боится разбудить, но все же решается аккуратно поднять и унести в спальню. Сегодня ему стоит выспаться, так что Тецуро уступает кровать с удобным матрацем. Стоило накрыть Кейджи одеялом, как он зашевелился, приоткрыл глаза, смотря на Куроо с прищуром.
— Прости, не хотел разбудить.
— Ничего, — Акааши отмахивается, осматриваясь. — А ты…?
— Я посплю на диване, — Куроо указывает куда-то за спину. — Здесь куда удобнее, а тебе нужно выспаться. Добрых снов, если что — зови, я рядом.
У Акааши нет сил ответить, только легкий кивок и благодарная улыбка. И с уходом Куроо и закрытием двери вдруг стало жутко. Кейджи притянул вторую подушку, крепко обнимая и уткнулся в нее носом, наблюдая в окно за медленно текущими тучами. Будет дождь.
Сон не шёл, слёзы сами по себе вновь и вновь скатывались, тело дрожало, толи от холода, толи от боли, которая накрывала ледяными волнами. Кейджи присаживается и лупит подушку, со всей силы, выплескивая все скопившиеся эмоции.
Акааши тяжело дышит, нанося последний удар на ту, что совсем невиновна. Это просто подушка, и она ничего плохого не сделала. Кейджи прижимает колени к груди, царапает щиколотки, покачиваясь и ненавидя весь мир. Потому что одному тяжело, потому что это все совершенно невозможно и совершенно ужасно.
Кейджи стирает ненавистные слезы, растирая щёки до покраснения и медленно идёт в ванну. Умыться и успокоиться. Все так просто.
Не совсем. Акааши рвёт, долго и до боли во всем теле. Он сплевывает ужин в канализацию, брезгливо стирая остатки со рта и чистит зубы до кровоточащих десен. Потому что лучше так, чем будет болеть сердце и душа.
Кейджи заглядывает в гостиную, Куроо крепко спит. Он тихо проходит к дивану, присаживаясь рядом и сплетая пальцы с повисшей вниз рукой.
— Акааши? — Голос Тецуро звучит грубо, но он сжимает руку Кейджи в ответ и присаживается, спускаясь к нему на пол. — Что такое? Почему ты не спишь?
— Не могу.
— Так не пойдет, — Куроо качает головой, притягивает Акааши ближе, прижимая к груди. Тецуро водит ладонью по спине, поглаживает тыльную сторону ладони большим пальцем. — Пойдём, я прослежу, чтобы ты поспал, идет?
И Акааши соглашается, возвращается с Куроо в комнату, позволяя уложить себя и укрыть. Тецуро отпускает руку, отходя к окну и слышит всхлип.
— Я здесь, — успокаивает Куроо, ставя окно на проветривание и усаживается рядом с кроватью, где Акааши снова хватается за его руку. — А теперь постарайся дышать, ладно?
Куроо моргает, упуская кивок Акааши, но тот тяжело вздыхает, в попытке перестать лить слезы. Тецуро запускает пятерню в смоляные пряди, нежно перебирает завитки и просто надеется на лучший исход. Исход, где Акааши придет в норму, потому что Куроо тоже больно, невыносимо. И ему обязательно станет лучше, когда Акааши успокоится, когда сможет вернуться к нормальному состоянию.
— Останься, — тихо умоляет Акааши, а Куроо и не собирался сбегать. Он готов не спать всю ночь.
— Я буду здесь, все в порядке.
— Собрался не спать?
— Если это потребуется — да, — твёрдо заявляет Куроо. — Можешь ни о чем не волноваться. Я посторожу.
— Ложись, — Акааши хлопает по свободному месту, но тут же осекается. — Прости, это, наверно, не лучшая идея, тебе будет…
Куроо тихо усмехнулся. Нет, не будет. О каком дискомфорте может идти речь, когда парень, в которого Тецуро влюблён до беспамятства предлагает спать вместе. Пусть в качестве лучшего друга.
Он всегда любил Акааши, любил так, что пришлось отпустить, даже не попытавшись признаться, когда Бокуто заявил о том, что хочет быть с Кейджи. Куроо смог, позволил Бокуто забрать Акааши себе, и он согласился, потому что Котаро ему тоже нравился, совсем не Куроо.
Что же это.
Конечно, Куроо сейчас лишь маленькое утешение, и пусть они не делают чего-то запретного, Акааши все ещё любит Бокуто и никогда Тецуро. Но Куроо ни за что не откажет, потому ложится рядом, не нарушая дистанции. Акааши делает все сам, придвигаясь ближе и упираясь холодным лбом в плечо и нервно сжимая край одеяла пальцами.
Куроо ложится на бок, пара несчастных сантиметров, он ощущает чужое дыхание и гул собственного сердца, что никак не успокоится. В такой тишине все слишком очевидно.
Но для Акааши все было очевидно уже очень давно, потому что он не слепой, потому что как бы Куроо не старался скрывать свое истинное отношение, ничего не выходило. Для Тецуро все выглядело правильно: никаких нежелательных действий или слов, просто дружеское плечо, всегда оказывающееся рядом. Но Кейджи не дурак. И очень жаль, что тогда Акааши ошибся.
***
Кейджи, признаться, мало думал об отношениях. Найти того самого человека всегда сложно, страх оступиться и упасть в пропасть хватал его за ворот и не позволял идти дальше.
Появление Бокуто в жизни все изменило, потому что вслед за ним пришел и Куроо. Куроо, который был забавным, добрым и никогда не скрывавшим то, что думает. Тецуро всегда о всех заботился: о Бокуто, влезающего в передряги, об Акааши, который попадал в них из-за Котаро. Но при всем никогда не читал нотаций.
Акааши заметил особое отношение сразу, но осознал все достаточно поздно. Тогда, когда начал ходить за руку с Котаро, который вначале и правда был внимателен и обходителен. Бокуто, который старался для них с Акааши, но во всей картине был недостающий пазл.
Куроо часто давал советы, потому что Акааши постоянно приходил с проблемами, каждый раз не зная, что делать. А Куроо знал всегда, только именно в этих случаях никогда не говорил прямо. Именно в те моменты Кейджи осознавал, что Куроо смотрит не так. Его взгляд каждый раз был полон злости, разочарования и точно вторил: «Со мной все было бы иначе.». Только так и никогда вслух.
Акааши слушал советы и возвращался к Бокуто, каждый раз. Каждый раз, потому что Куроо не признавал такой очевидный факт. И Акааши не смел пересекать границу, потому что Тецуро талантливо делал вид, что все в порядке. А может Кейджи и вовсе ошибается в своих домыслах.
И однажды Бокуто сам рассказал Акааши о их невидимой борьбе за него. Гордо заявляя, что Куроо самовольно сдал позиции, а после выпытывал у Кейджи с кем бы он был, если бы пришлось выбрать самому.
— Конечно, с тобой.
И сначала Акааши и правда был уверен в своём ответе. Но каждый раз, когда они собирались вместе — погружался в этот омут с головой, делая мнимый выбор.
***
— Почему сдался? — Акааши рубит без предупреждения, глубоко и нажимает сверху, чтобы точно прочувствовать.
— Чтобы ты был счастлив. Это единственное, чего я желал. — Куроо не понимает, откуда Кейджи знает, хотя может речь вообще не о том. Он считал себя талантливейшим лжецом. Но уже поздно.
И на самом деле он —
талантливейший глупец.
— Значит, ты правда… — Акааши ошибся, сам себе загнал лезвие под ребра. — И ты…
— До сих пор, — признается Куроо, а воздух со свистом вырывается из легких. — Я видел, как ты смотришь на него, а когда Бокуто заявил, что он тоже, то я не видел другого выхода, кроме отступления. Несправедливо ставить тебя перед выбором.
— Прости.
— Тебе не за что извиняться, перестань. — Куроо ложится на спину, устало потирая лицо. Они не должны об этом говорить. — Я виноват.
Акааши молчит, присаживаясь и утешающе поглаживая Куроо по напряженному плечу. Он облажался, они оба облажались.
Кейджи переводит ладонь на шею, обводит пальцем ушную раковину и очерчивает скулу. Куроо тяжело дышит, потому что все эти касания обжигают.
— Прости, я так не могу, — шепчет Куроо и подрывается с места, захватывая лицо Кейджи в свои руки. — Просто оттолкни меня…
— Я не могу.
И Акааши сам подаётся вперед, смывая это незримое расстояние и разбивая в дребезги все. И сейчас, пока их губы сливаются воедино, Кейджи окончательно отпускает, он больше не злится на Бокуто и ему не больно. Он и сам поступает подло. Ужаснейшим образом, но сейчас точно знает ответ, он нашёл тот затерявшийся пазл несостоявшейся картины.
Это Куроо Тецуро.
Куроо, который всегда был рядом, но оставался в тени лучшего друга, несмотря на все свои чувства. Тот, кто искренне любил и любит Акааши и никогда не сделает больно.
Верный друг, который никогда им не был.
