***
Данный проклятый дух, между прочим, очень любил играть в настольные игры, а с «Гэто» ему особенно нравилось играть. А хотя… если так подумать, кроме него, у Махито не было никого в окружении. Кэнджаку, разумеется, поддавался и с большим интересом наблюдал, как Махито радовался, в очередной раз одерживая победу. Заклинателя привлекало то, как проклятие, словно ребенок, хлопал в ладоши, всякий раз выигрывая у него, или с громким хохотом говорил, что Кэнджаку сделал неверный ход. Конечно, мужчина не воспринимал это всерьез. Да и если бы воспринимал, то не повел бы он себя так же по-детски? Шла одна партия за другой. Мужчину уже начала утомлять игра с Махито. К тому же, у него была куча своих проблем, которые нужно было решать. — Гэто, ты не хочешь больше играть? — расстроенно спрашивал Махито. Кэнджаку уже стал уходить, но парень схватил того за рукав кимоно. — Ну же, давай в еще одну партию! — Ты уже выиграл пять раз. Не устал еще? — с привычным спокойствием спрашивал его Гэто, одновременно пытаясь отдернуть от себя руку проклятия. — Нисколько! Давай еще, ну… — после чего Махито обратил на мужчину жалостливый взгляд. Кэнджаку тяжело вздохнул. Не то чтобы ему стало жалко Махито в этот момент. Просто он не хотел столкнуться с истериками молодого проклятия. После долгого нытья Махито все же вынудил Кэнджаку остаться и снова с ним сыграть. Проклятый дух поставил все фишки в прежнее положение и бросил кости. Игра началась заново. К этому моменту Кэнджаку потихоньку начал зевать и с меньшим энтузиазмом подыгрывал Махито. Проклятие, разумеется, заметило это и недовольно посмотрело на него, на что Кэнджаку выплюнул, что просто не выспался сегодня. — Но ты же врешь, Гэто, — с широкой улыбкой произнес Махито. Кэнджаку ничего не ответил. Ему не хотелось отвечать на его провокации. — Кстати, у меня вопрос есть, Гэто, — Махито бросил кости. Они приземлились рядом с фишкой Гэто. — И какой же? Махито сделал ход, встав на ту же клетку, где стояла фигурка мужчины. — А ты, Гэто, человек? Или же проклятие? — К чему такие вопросы, Махито? Разве это не очевидно, что я человек? — невозмутимо спросил Кэнджаку. — Спрашиваю к тому, что мне интересно, душа какой сущности лежит в тебе. Она мутная и статичная, словно она принадлежит человеку на грани гибели. И вот еще, что заметил. Для проклятого духа в тебе ослаблены инстинкты, присущие проклятию, но для человека твоя мораль совсем иная. Скажи, что ты такое: человек или проклятие? — Если я тебе отвечу, что не предпочитаю смотреть на этот вопрос ни с той, ни с другой стороны, тебя удовлетворит такой ответ? — Когда Гэто бросил кости, он передвинул фишку дальше, в трех клетках от Махито, — Тогда это делает тебя изгоем в обоих мирах, не думаешь? Людям важна мораль, а проклятиям — их инстинкты. Если же ты выбираешь ни то, ни другое, это разве не сделает тебя врагом в обоих мирах? Услышанное заставило Кэнджаку задуматься. С какими вообще намерениями Махито сказал это ему? Он посмотрел Махито в глаза. — Вот оно как? Думаешь, я изгой? — Ха-ха, нет же! Просто мысли вслух. Или тебя это обижает? — с ухмылкой произнес Махито, снова встав на ту же клетку с Гэто. — Нисколько, — улыбнулся мужчина. — Просто… — М? Кэнджаку сделал паузу, подбирая слова в уме, но… — Нет, ничего. …ему нечего было ответить проклятию. Заметил он лишь то, что Махито проявлял необычный интерес к его сущности. Ему было как-то все равно, догадается ли о чем-то Махито или нет (да и вряд ли ему где-нибудь понадобится эта информация), однако рано или поздно подобное любопытство может обернуться тому боком. А это было бы крайне нежелательно. В голове Кэнджаку в этот момент пронеслась мысль. Ему захотелось узнать, как Махито реагирует на боль. Какие ощущения он испытывает? Какие эмоции это вызовет? Ведь если Махито думает, что ему можно заглядывать глубоко в душу человеку, то и сам Кэнджаку имеет на то полное право. К тому же, мужчина давным-давно заметил, что глаза Махито были весьма необычными. Оба разноцветные, и зрачки были другого размера. Он не менял глаза Махито силой, и если же проклятие само создало подобный облик, то у этого был какой-то особый мотив, не так ли? — Махито, замри-ка ненадолго, — просит он, после чего присаживается рядом с ним, берет шею и приближается к лицу. — Что такое, Гэто? — с невинной улыбкой спрашивает Махито. — Тебе знакомо выражение «глаза — зеркало души»? Глаза — неотъемлемая часть жизни любого живого существа. Можно забрать слух или голос, но отбери зрение — и весь мир погрузится во тьму. Знаешь, насколько это великая потеря для человека? Проклятие озадаченно посмотрело на Кэнджаку. Действительно, какая разница проклятию, если оно со временем восстановит потерянные части тела? Махито хотел уже что-то сказать, как неожиданно мужчина наклонился к его лицу и, раздвинув веки, провел языком вдоль глазного яблока. Оно было плотным и соленым. Кэнджаку хоть и прожил тысячу лет, но пробовать глазные яблоки ему не приходилось. Это была прерогатива Двуликого. Хотя… ему понравилось. Кэнджаку лизнул еще раз его глаз и еще раз, словно конфету, после чего облизнул губы. Махито засмеялся. — Щекотно же, Гэто! — Он потянул руку к воспалившемуся глазу, но вдруг Кэнджаку схватил того руку. И от этого Махито недовольно посмотрел на Гэто. — Эй, что это– — Но знаешь, Махито, люди вполне могут прожить с одним глазом, — большим пальцем он проводит по холодной поверхности глаза, более чем уверенный в фальшивости этого «человеческого облика». — Конечно, это страшно, когда теряешь жизненно важный орган, но не велика же потеря, если это один из двух? С хлюпом его палец ловко погружается прямо под глаз Махито. Проклятие встревоженно смотрит то на Кэнджаку, то на его руку, играющуюся в глазнице. Мужчина догадывался, что Махито не испытывает боль, однако что-то близкое этому ощущению он наверняка чувствовал, верно? От отвращения юноша пытался высвободиться, но Кэнджаку только сильнее сжал его шею. Продолжались эти движения недолго, до тех пор, пока Кэнджаку не нащупал глазной нерв, глубоко внутрь погрузив пальцы, а затем резко выдернул орган прямиком из глазницы. Кровь хлынула из зияющей дыры, где недавно был глаз. Махито не сразу понял, что произошло. Он потрогал лицо, а затем посмотрел на кровь, стекающую по его ладони. — Кстати, Махито, ты слышал, что порой, когда очень сильно любишь человека, ты начинаешь хотеть его съесть? Махито поднял голову. — Так заведено у людей, что когда их переполняют эмоции, они переходят к насилию. И такое также происходит с любовью. Не скажу, что сильно тебя люблю, но мне всегда было интересно, возникнет ли подобное чувство, если смогу разделить подобную трапезу? — С этими словами он поместил глазное яблоко между зубами и демонстративно раскусил его. В этот момент, кажется, что-то дошло до проклятия. Парень потрогал внутреннее пространство в глазнице и, не ощутив ничего в ней, запаниковал. Махито грохнулся на пол и попятился от мужчины, но Кэнджаку подхватил того за плечо, вынудив остановиться. Тело парня оцепенело, когда как в глубинах души Кэнджаку что-то вспыхнуло. Тот взглянул внутрь него. И то была не страсть, о которой Махито читал в легких романах. То была ярость.***
Это было очень тепло, хоть и глазница была небольшой и жесткой. Водя пальцем внутри нее, Кэнджаку старался наблюдать, что испытывал Махито в этот момент и как менялось его лицо. Из горла Махито исходили нечленораздельные звуки, похожие то ли на стоны, то ли на хрипы. Но патовость ситуации (для Махито) компенсировало, наверное, то, что Кэнджаку медленно, размеренно вводил в него член, попутно копаясь в глазнице, с которой вытекала белая, густая жидкость вперемешку с кровью. К слову, Махито не понял, зачем Гэто сделал это. Да и туго ему далось, когда с его глазницей– — Гэто, а-а-гх, — Махито простонал от первого толчка, от которого его бедра резко дернулись. Кэнджаку и самому со временем стало интересно, каково ему будет, если попробует что-то подобное с молодым проклятием. Махито выгибался и сжимался не то от дискомфорта, причиняемого от пальцев Кэнджаку, исследовавших его глазницу, не то от плотного члена мужчины, который он вгонял в парня с каждым новым движением все глубже и глубже. Со рта Махито текли слюни чуть ли не рекой, отчего Кэнджаку задумался, как долго придется убирать за ним. — Скажи, Махито, — наклонился он к уху проклятия, — что ты чувствуешь? Чувствуешь ли ты удовольствие от секса подобно человеку? Или возможно хочешь убить меня, подобно проклятию? Ответь, — одновременно он погружает глубже палец и начинает грубо толкаться в него внутрь, отчего Махито выгибается, сжимая член Гэто, и неожиданно срывает голос. Кэнджаку взглянул на Махито, а потом посмотрел вниз. Возбужденный, небольшой член Махито потихоньку дергался, пока с него капала сперма. Он удивился и с ухмылкой сказал парню в ухо: — Уже кончил? Но мы ведь только начали, Махито. Кэнджаку поднял Махито с пола, а после, подхватил и проник пальцами в его рот, смешав со слюной вкус крови и спермы. — Гэто… — закатил глаза Махито, старательно облизывая пальцы мужчины, когда как Кэнджаку продолжал проникать в него. — Пожалуйста… — М? — Кэнджаку прикусывает мочку уха Махито. — Что такое, Махито? Тебе есть что-то сказать? Проклятый дух поперхнулся, когда Кэнджаку резко проскользил пальцами вниз, прямо в теплую глотку Махито. Откашлявшись, под давлением быстрых толчков, он с трудом произнес: — Пожалуйста, еще… Кэнджаку усмехнулся, после чего облизнул его ушную раковину, сверху до низу, исследуя каждый рельеф. — Хороший мальчик, — а после обхватил рукой его тонкую шею и сжал так, что Махито захрипел. Кэнджаку видел, как Махито пытался ухватиться за его крепкие руки, но тот вскоре потерял хватку и, в конечном итоге, вывалив язык, просто отдался воле мужчины. А сам Кэнджаку с довольной ухмылкой наблюдал, как проклятие пало перед ним, полностью отдавшись человеческой похоти.***
Махито после всего упал без чувств. Весь в слюне и прочих выделениях, парень тяжело дышал, из-за чего Кэнджаку даже заволновался, не перестарался ли он, а потом вспомнил, что это проклятый дух и ему ничего не будет. Подняв парня с пола, он положил Махито на диван и прикрыл одеялом, а затем сел рядом, взяв с собой книгу. Придя в себя, Махито свернулся в позе эмбриона и, поежившись, укрылся, пряча за одеялом свое обнаженное тело, украшенное теперь в синяках и царапинах. Кэнджаку нежно гладил того по голове, пока сам юноша тихо дышал рядом с ним. Заклинатель стал уверен в том, что преподал Махито нужный урок. Как-никак тому нужно было понять, в чем Махито ошибался и что ему точно не стоило говорить. — Гэто, — позвал он того по имени. Кэнджаку, ничего не говоря, посмотрел на свернувшееся в клубок проклятие. — И все же ты никакой не человек. — Возможно, — перелистнул он книгу. — Однако я бы все-таки ответил, что я ближе к человечеству, как никто другой в этом мире. Махито тихо усмехнулся. — Вот как? Тогда это забавно. Проклятый дух уснул прежде, чем Кэнджаку хотел спросить, что его так сильно насмешило. Однако ему не захотелось дальше выяснять. Он надеялся, что сегодня все поняли друг друга.