Нечто

слизь, чёрная и тягучая, пробиралась сквозь стены, заполняла всё пространство и вытесняла весь воздух. она оставляла свой след на всём, чего могла и не могла коснуться. добравшись к кровати, въелась в кончики пальцев, забралась под ногти и мучительно проникла в самое нутро. под кожей, смешав красное с чёрным, пустилась нитями вен по телу, сжигая остатки кислорода. оболочка, что принимала всё без остатка, лишь глядела своими потухшими глазами в потолок. даже слёзы вскоре стали тёмной липкой жидкостью, которая не вызывала ни сочувствия, ни жалости. только брезгливость. снаружи и изнутри, всё стало единым сгустком "нечто". до какой же степени человек может довести себя, если его состояние невозможно передать стандартными литературными выражениями? это отторжение себя самого выжигается на сетчатке глаза, не давая и шанса на здоровые отношения с окружающими. воспринимая всё как наказание, невольно становишься вечным каторжником. эта клетка с кучей дверей и окон, через которые не выбраться. себя не сломать, как ни старайся. слизь, которую изначально можно смыть за пару секунд, будет возвращаться каждый день. её будет всё больше и больше. и однажды она поглотит всё. "всё" для лукаса настало сейчас. он никогда не станет говорить о депрессиях или эмоциональных выгораниях. нет, он не боится этого и не считает это выдумкой. этого просто нет. в его жизни нет ничего. нельзя описать то, что давно зачахло. когда-то юный парень, читавший книги о путешествиях, таинственных сокровищах, диковинках разных стран, теперь забыл о существовании привычного солнечного света. все его желания (если таковые вообще остались) свелись в единую точку - "всё равно". всё равно - слёзы или смех, всё равно - пир или голод, всё равно - жив или мёртв. и если с первыми двумя "всё равно" было просто разобраться, то насчёт третьего он был не уверен. эта комната - стены чёрные. хуан больше не думает о жизни, (не)удачах и судьбе. в этих чёрных стенах нет ни единой метафоры. всё проще - грибок. чёрный, жил здесь до, будет жить и после. а лукас уйдёт. не знает когда, но знает куда. эта комната - печать. сломать бы, да вот только никому и дела нет. он наконец-то поднимается с постели, медленно волочась в ванную. длинные волосы будто иголками тычут в глаза. отрезать бы к чертям, да только какая разница. одной проблемой больше, одной меньше. склонив лицо над раковиной, лукас откручивает заржавевший кран, и, после жуткого хрипа труб, наконец ловит ладонями первые капли. парень приглаживает мешающие пряди назад, не думаю их хотя бы расчесать. ему всё равно. это утро ощущается слишком живым. солнечная и шумная весна. противные трели птиц и этот ток солнечных лучей, от которого передёргивает душу, стоит им попасть хотя бы на клочок въевшейся в стены и кожу черноты. лёгкие вдох за вдохом возвращают обратно газ. тот самый, убийственный и лёгкий. а с ним и лепестки лаванды. не зная её вкус, никогда не догадаешься, что эти ошмётки изначально проросли нежным растением перламутрового оттенка. привычные посиделки на полу после сжигающих лёгкие мучений в обнимку всё с той же раковиной. капли воды стекают с волос по шее, пытаясь хотя бы так вытеснить ту слизь, что окутала когда-то радостного и полного волнений парня. десять минут в прострации и лукас нетвёрдым шагом возвращается в комнату. хруст веток вперемешку с костями, соль на лице и потупившийся взгляд. нужно поскорее принять вид озабоченного своей жизнью человека. "тот, кто вырос в запретах, станет актёром без театральной подготовки", - слова психолога с какого-то случайного собрания пронеслись в голове. да, вот только и на все престижные статуэтки давно плевать. блажь, в виде любой награды, лишь мнимая вспышки под названием "обман". в этом мире нет ничего хорошего, он это усвоил от и до. улыбка, подколотая шпильками за ушами, чтобы не слетела в момент очередного приступа. люди воспримут как новый повод затронуть за больнее, ужалить в распухшую рану, чтобы гной проступил сквозь трещины и залил бледные участки кожи, выпустив с собой наружу яд, осевший внутри. "любви все возрасты покорны", - но вот только границы здесь очерчивают далеко не цифры в паспорте. проявив один раз искренность, лукас решил рассказать правду. одному. всего одному человеку. после чего правда исполосовала шрамами все рёбра и вырвала только проступившие пёрышки позади. пытаясь совершить свой первый несмелый полёт, хуану завязали глаза и скину в мглистую пучину унижений. он был слишком ослеплён улыбкой напротив, что не заметил чёрный отблеск в зрачках. лукас смело принял свою погибель, и позволил этой черноте взять бразды правления его судьбой в свои цепкие ледяные пальцы. за сутки, тот самый расцвет юности сменился отторжением реальности, в которой каждый знал о "неправильности" парня. голоса за спиной сменились голосами в голове. разум каруселью прокручивал едкий смех и ядовитые высказывания. запёкшаяся под пальцами кровь осталась кусками на мочках ушей, когда лукас после каждого приступа удушливого кашля, пытался заглушить незамолкающий трёп внутри. у него всё таки осталось одно желание. желание побыть в тишине. на часах начало нового дня. лучи всё так же пробивались сквозь единую щель, разрезая комнату белой полосой. было тихо, ни единый шорох не смел перебить торопливые разговоры двух птиц за окном. было слишком тихо, для некогда пытавшейся выжить комнаты. подобная этой, неумолимая тишина была и на другом конце города, где за металлической оградой не росла даже мелкая трава, что можно говорить о цветах. тэн принёс свои. нежно-фиолетовые лепестки фетровой лаванды беззвучно опустились на холод мрамора.