Что такое смерть? У каждого учения, каждой религии и идеологии есть своя собственная трактовка этому, казалось бы, простому понятию. Одни считают, что смерть – это конец всего живого в нашей безграничной Вселенной. Другие верят, что это начало нового цикла жизни. Философия же трактует смерть как отсутствие жизни, погружение в небытие. Наука даëт чëткое определение этому спорному понятию: “Смерть – прекращение, полная остановка биологических и физиологических процессов жизнедеятельности организма”. Разве есть смысл давать столько понятий для одного единственного слова? Какое определение наиболее точно для него? Я отрицаю их и соглашаюсь с каждым одновременно, но в то же время предпочитаю придерживаться собственной трактовки. Если смерть действительно существует, то не значит ли это, что она — единственное в своëм роде неоспоримое доказательство существования жизни?
<...>
«Десять каменных сердец: Раскрываем подробности как умер небезызвестный Авантюрин» «Пенакония — сладкая грëза или верная дорога на тот свет?» «Топ-менеджер отдела стратегических инвестиций КММ убит во время рабочей поездки» «Предпримет ли Межгалактический гигант ответные действия и какие санкции могут в скором настичь виновных?»
Рекламные заголовки то и дело высвечиваются на экране его смартфона, пересылаемые во все возможные общие чаты его коллегами. Неожиданная новость разлетелась чуть ли не по всей Галактике быстрее скорости света, не заставляя звучать громкие лозунги разве что из каких-нибудь утюгов. Рацио был готов к тому, что людей оживит такая громкая новость, но не мог ожидать, что корыстное любопытство и злые языки окажутся настолько громкими, что распустят множество ложных слухов задолго до официального объявления. В реальности и во сне, в фойе, у барной стойки, в коридоре и подсобке — везде находятся те, кто горячо обсуждает последние новости. Даже у номера, строго засекреченного в рамках конфиденциальности, собирается толпа непрошенных репортëришек, жаждущих узнать “настоящую правду”, чтобы потом пустить актуальные новости в эфир. Ключ-карта заставляет замок послушно открыться, а дежурящие у дверей Гончие, добропорядочно выполняющие свою работу, с лëгкостью отталкивают натиск камер подальше, позволяя пройти постояльцу. Семья выразила свои искренние соболезнования и, в качестве компенсации, позволила пройти в номер почившего КММ-мщика, чтобы дать его единственному спутнику возможность проститься. Как же, однако, благородно. – Благодарю вас за работу, господа. Прошу, проведите этих людей туда, где они должны находиться, и оставьте меня наедине. Я занесу ключ, когда закончу. Он входит не оглядываясь, но за закрывшейся за спиной дверью отчëтливо различает недовольный гул толпы. Стоит отдать должное, пусть и не все, но некоторые кланы Семьи действительно знают своë дело и отлично справляются с ним. Он обязательно отметит работу клана Гончих, когда будет писать отчëт для Корпорации. Свет в номере приглушëн. Неудивительно, ведь последнее, что делал здесь Авантюрин, это погружался в сон, для которого крайне важно создание необходимой атмосферы. А внешне комната совсем не отличается от той, что выделили Рацио чуть дальше по коридору. Всë то же убранство, куда менее богатое, чем мог позволить себе остановившийся здесь господин, одинаковая для всех кровать-ракушка, искрящаяся от наполненной внутрь мемории, и небольшой чемодан с вещами в углу, самом дальнем и неприметном, таком, что не сразу бросится на глаза, если не знать куда смотреть и что искать. – Итак, собираетесь и дальше играть в прятки? – Он обращается в ложную пустоту, ведь знает, что тот обязательно услышит и поймëт. – Я знаю про вас многое, господин Авантюрин, и знаю, что даже Гармонии не так то просто вас убить. За спиной раздаëтся шорох. Тихий и едва уловимый, но Рацио различает его в треске камина, отчëтливо слышит, как осторожно, стараясь не издать лишнего звука, этот шорох следует к выключателю. Раздаётся тихий щелчок и в следующую секунду комната озаряется вспышкой яркого света. Рацио не нужно оборачиваться, чтобы знать, что хозяин этого номера, тот, кто считается мёртвым последние девять системных часов, стоит за его спиной. – Хватает наглости обращаться ко мне, доктор? Громкий, звонкий, деловой с неизменной усмешкой, скрывающей за собой хитрость — таким Веритас запомнил этот голос. С их самой первой встречи и до вчерашнего дня он никогда не слышал, чтобы он звучал так надломлено и тихо, будто голос давно мëртвого человека. Это вызывает в нëм необъяснимый всплеск беспокойства и страха, табуном мурашек пробегающегося под тканью рубашки. – Молчишь, да? Что, неужели больше нечего сказать? Пришëл сюда, чтобы поддержать весь этот фарс, но для чего? Не думаю, что Воскресенье разочаровался бы в тебе без этого никому ненужного шоу. Сейчас этот голос слабо дрожит, сквозит обидой, презрением, и, что самое очевидное, ненавистью к своему собеседнику. Веритасу приходится сделать глубокий вдох, чтобы наконец набраться сил и без колебаний развернуться, встречаясь наконец лицом к лицу с Авантюрином. Топ-менеджер выглядит… Неважно, откровенно говоря. Подстать своему “мëртвому” статусу. Бледное лицо, залегшие под глазами тени, полный усталости взгляд и безвольно опущенные плечи — таким его приходится лицезреть впервые. Всегда идеальный, в выглаженном до ниточки костюме, с ровной осанкой и уверенным в себе и своих силах взглядом, сейчас Авантюрин напоминал скорее потерпевшего бедствие, разбитого и неспособного противиться судьбе. И это Рацио сделал его таким. Когда Воскресенье выложил из кейса блестящий золотом топаз — внутри Авантюрина что-то рухнуло. Треснуло то единственное и хрупкое доверие, выстроенное несколькими годами совместной работы. Вспыхнуло то искреннее и тëплое, горевшее в нëм согревающим пламенем, и обратилось в жалящий пожар. Авгин, благословлëнный Треокой Гаятрой на сопутствующую ему во всех делах удачу, тридцать пятый раб, рождëнный в Сигонии, незаменимый работник КММ, вошедший в число знаменитых Каменных Сердец, оказался предан своим непосредственным подчинëнным, доктором Веритосом Рацио. Иронично, что до встречи с ним Авантюрин не считал никого достойными его доверия. Вероятно, сама судьба решила пошутить над ним злую шутку за отказ от своих бывших убеждений. Они знакомы далеко не первый год, и это отнюдь не первая их совместная командировка. После первой они были готовы уничтожить друг друга, утопив в своей ненависти и нестерпимой личной неприязни. После второй выяснилось, что их совместная работа может быть достаточно продуктивной, особенно если, скрепя сердце, закрыть глаза на некоторые недостатки своего коллеги. Во время третьей Авантюрин, уставший после долгих утомительных переговоров, пригласил Рацио составить ему компанию за партией в покер в местном казино. «Зависимость от азартных игр говорит о низости вашей личности», — сказал он тогда в ответ, но, надев свой лучший фрак, в казино всë же пошёл. Их взаимоотношения всегда были нерешëнной загадкой для них, да и чего уж тогда говорить о остальных коллегах. Одни считали их врагами, другие — товарищами и хорошими коллегами, а некоторые находили в их взаимоотношениях некую искру для пламени страсти. Все они были одинаково далеки и близки от истины. Взаимные ненависть и вражда, обтачиваемые временем подобно камню в бурном потоке, действительно смогли стать нечто большим. Сначала это были вынужденные вечера в компании друг друга и бутылки с хорошим алкоголем. Потом вечера переросли во встречи в любое удобное время, совместные походы в кино и музеи, театры и читальные залы библиотек. Они никогда не называли это чем-то определённым, не говорили лживых слов о несуществующих между ними чувствах, но выражали привязанность и симпатию в незаметных, почти будничных действиях. Кружка кофе на рабочем столе, когда Веритас в очередной раз засиделся допоздна за проверкой научных работ своих студентов; наличие при себе запасного зонтика, если в прогнозе погоды указан дождь, ведь Авантюрин никогда не берёт с собой свой, будто бы намеренно игнорируя предписания метеорологов — эти и многие другие мелкие, практически неразличимые среди множественных обменов колкостями, действия, работали подобно маленьким шестерёнкам, поддерживая работу огромного механизма под названием их взаимоотношений. Авантюрин смог открыться Рацио далеко не сразу. Пару якобы случайных фраз здесь, закинутая за чашкой чая удочка там, и так, шаг за шагом, ему удавалось отпускать себя в присутствии доктора рядом. Нужда прятаться, за проведённые бок о бок последние пару лет, полностью исчезла. И, конечно же, Веритас был первым, кто узнал о гениальном плане КММ-мщика по обману Семьи, единственным, кто знал все детали, находясь в близости настолько непосредственной, чтобы иметь возможность всё разрушить. Привыкший полагаться лишь на себя, свои силы и связи, Авантюрин доверился Рацио, как и множество раз до этого, не заметив вовремя мелькнувшего в чужих глазах блеска предательства. Не возлюбленные и не друзья. Не друзья, но верные товарищи и коллеги. Он слишком доверился ему, за что и получил нож в спину. – Воскресенье здесь не при чём. Согласно теории вероятности и произведённым мной расчётам, шанс вашей смерти стремился к нулю. – К твоему сожалению, не так ли, Веритас? Чужое имя Авантюрин практически выплёвывает, как если бы то сквозило ядом на корне языка. И Рацио знает, что заслужил, помнит тот разбивающий сердце потерянный взгляд, полный боли от предательства, разочарования и ненависти. Ещё тогда, в просторном кабинете, этот взгляд заставил его задуматься, а стоила ли игра свеч, но было уже поздно. Игра, его собственная игра, началась с самого прилёта на планету грёз. – Авантюрин, если позволите, я хотел бы объясниться перед вами, – он старается звучать ровно и уверенно, но голос вздрагивает уже на середине фразы, выдавая беспокойства своего хозяина с потрохами. – Он мёртв. Опорный камень был расколот, и вы, как никто другой, тому свидетель. Авантюрин, топ-менеджер из отдела стратегических инвестиций, трагически погиб на Пенаконии. Звучит так похоже на их привычные перепалки, что оба мужчины прикусывают свои губы и щëки изнутри. До боли, чтобы не дать позволить себе расслабляться с собеседником. У них теперь не такие взаимоотношения. Больше нет. – Как скажете, Какавача, однако мне бы всё таки хотелось, – Рацио старается звучать как можно более спокойно и непринуждённо, но, встретившись со злобным взглядом, спешит замолчать. Сейчас не время и не место для разговора, Авантюрин не станет его и слушать покуда свежа его рана от предательства. – Не смейте звать меня этим именем, доктор, – цедит сквозь зубы, опуская голову вниз достаточно, чтобы скрыть полные боли глаза за чëлкой. – Зачем ты пришëл, Веритас? Хотел увидеть моë поражение? Так вот он я, смотри! Любуйся! Ты сделал это, ты разрушил всë, что я строил годами! Чудесное спасение означает предательство Корпорации и верную смерть, а значит единственное, что мне остаëтся – бежать поджав хвост. На радость тебе, не так ли? Каждое новое слово разрезает тишину комнаты громче предыдущего. Каждое новое предложение бьëт под дых невозможностью объяснить все свои действия. Авантюрин не просто зол, он в ярости и был бы готов рвать и метать, если бы не необходимость спасать свою шкуру как можно скорее. Рацио хочется сказать многое. Рассказать невысказанное, озвучить неозвученное, и аккуратно, бережно накинуть на чужие плечи клетчатый плед, тот самый, который помогает Авантюрину успокоиться. Ему хочется открыть первую попавшуюся книгу, которой, совершенно случайно, конечно же, окажется сборник фольклорных произведений одной из далëких планет. Ему хочется принести чашку горячего чая, поставить её на стол, сесть рядом и рассказывать ему о звëздах, пока светлая макушка будет уютно покоиться на его плече. Веритас Рацио не дурак. Дураки никогда не признают своей глупости, а вот он признаëт: он, доктор многих наук, так глупо и безнадëжно любит одного глупого картëжника. Картëжника, ради которого ему пришлось научиться играть и делать свои собственные ставки. – А впрочем не так важно, – так и не дождавшись ответа уже более спокойно продолжает Авантюрин. – Знаешь что, док? Пошëл ты и все твои исследования. Желаю удачных опытов со стеллароном, о котором ты теперь наверняка осведомлëн достаточно хорошо. Он не дожидается ответа. Чемодан, который стоял всë это время в углу, уже давно заполнен всеми необходимыми вещами. Авантюрин, нет, теперь уже Какавача, намеренно остался дожидаться незваного гостя в своëм номере. Он хотел увидеть его в последний раз. Хотел испытать то тëплое чувство, которое преследовало его уже достаточно долгое время при каждой их встрече. Хотел насладиться жалкими мгновениями своих чувств, прежде чем погрязнуть в разочаровании и ненависти к этому конкретному человеку. Возможно, но только лишь возможно, Какавача ждал чуда. Что Рацио войдёт в его номер, заявит, что всё происходящее — одна большая ошибка, и предательства никогда не было. Ему хотелось верить, что Веритас поверит в его смерть и, может, пустит скупую слезу по такому случаю. Что почувствует его присутствие в номере и скажет хоть что-то, что сможет его оправдать, сможет реабилитировать в его глазах. Но Веритас Рацио не сделал ничего из этого. Вернее сказать, Авантюрин не дал ему этого сделать, испугавшись услышать разбивающую сердце правду. Ладонь без привычной перчатки ловко обхватывает выдвижную ручку, а колëсики мерно выстукивают в такт поспешным шагам. Какаваче пора. Грузовой ялик одного из Сяньчжоу отправится через несколько десятков системных минут, так и не узнав о безбилетнике на своëм борту. Он не знает, останется ли на планете, на которую его забросит судьба, или отправится путешествовать и дальше, но точно знает, что Веритас Рацио так и останется его единственным опытом доверия и тëплых чувств, пускать которые в своë сердце теперь станет лишь труднее. Где-то в глубине души ему хочется, чтобы Рацио остановил его. Чтобы сказал не уходить и придумать новый план вместе, но Какавача давно уже не ребëнок, чтобы мечтать о том, чего никогда не будет. Он доходит до двери, когда за спиной раздаëтся до боли знакомый шёпот: – Пусть богиня Гаятра трижды закроет глаза… От слов знакомой клятвы Какавача замирает, не оборачиваясь. Взгляд его, задумчивый и пустой, едва скользит вдоль фигуры Веритаса, подарком на прощание которому служит лишь полная горечи усмешка. Авантюрин ему не отвечает. Только ускоряет шаг, вскоре скрываясь из виду среди запутанных коридоров для персонала отеля. Это конец истории. Конец Авантюрина. Конец так и не успевшего начать своё существование «мы». Конец всего, а значит — смерть.<...>
Авантюрин был ярким пламенем в очаге Корпорации, однако любому пламени рано или поздно суждено потухнуть. Раб своей богини. Раб надежд собственного народа. Раб из Сигонии. Раб Корпорации. За всю свою недолгую жизнь этот человек только и знал, что быть рабом, так ни разу и не вкусив глотка свободы. Авантюрин мëртв. Его смерть — единственное в своëм роде неоспоримое доказательство существования жизни Какавачи. Какаваче не у кого быть рабом. Какавача свободен и волен жить той жизнью, которой жаждет и которую заслужил. В любой игре может быть куда больше, чем двое игроков. Я же был третьим, единственным, о существовании которого не подозревали первые два. Моим единственным желанием стало подарить свободу тому, кто заставил меня пасть ниц перед глупостью собственных чувств. Именно они побудили меня сделать это. Я знаю, что Треокая Гаятра благословит наши пути и они вновь пересекутся. Я знаю это потому, что не верю в божеств, и также, как и всë время на Пенаконии, буду приглядывать за ним со стороны. И лишь тогда, однажды при случайной или не совсем встрече, я расскажу ему всë. А до тех пор любая цена будет оправдывать его свободу. Др. Р.