Неожиданные последствия сорванных планов

Чжоу Цзышу понюхал седьмую по счету склянку, сверился со списком, понюхал ещё раз, поморщился и шумно вздохнул. Масло в склянке пахло гарденией, слишком резко на вкус Цзышу, но шинян умела смешивать его с другими так, что резкость оборачивалась интригующей звонкостью. Он вернул пробку в горлышко, пометил необходимый пункт в перечне и взялся за следующую емкость. В нос ударил запах мяты, Цзышу отпрянул и вернул масло к остальным. Пометил следующий пункт. Он вообще не должен был быть здесь, тем более принимать поставку трав и масел вместо учителя, сверять бесконечные списки и спорить с продавцом о завышенной цене на женьшень. Но он был здесь, а учитель, шинян и Цзюсяо — на праздновании дня рождения младшего сына главы школы Зеркального озера. И всё потому, что Чжэнь Янь был Чжэнь Янем. Все началось с того, что в свободное время Чжоу Цзышу отказался от совместной тренировки и похода в город. До отъезда в Юэ, о котором им сообщил учитель за несколько недель до этого, оставалось совсем немного времени, и ему нужно было успеть закончить с одним делом. Чжэнь Янь недовольно надул губы, но тут же снова повеселел и ушел искать Цзюсяо. И недальновидный отказ стал его главной ошибкой: Цзышу не задумался о быстрой смене настроения шиди, все его мысли были заняты другим. Весь оставшийся день он просидел у себя, старательно вырезая цветы на деревянной шпильке и зашлифовыя неровности. Этот подарок — украшение в виде веточки мэйхуа — Цзышу готовил давно и тщательно, и эта поездка была отличным поводом вручить его Чжэнь Яню. Цзышу представлял, как позовет шиди прогуляться, как под тихий шелест цветущих абрикосов и потревоженных ночным ветром вод озера, отражающего звезды и луну, вручит свой подарок. В его мечтах Чжэнь Янь всё понимал сам. Они не говорили об этом. То есть, Чжэнь Янь всегда говорил много и долго, и речи его журчали горным потоком и были лучше всякой музыки для Чжоу Цзышу. И стихи он читал при любом удобном случае, и Цзышу понимал, что в этих строках не только слова великих поэтов, но и то, что пылало в груди Чжэнь Яня, горело в темных прекрасных глазах, когда он смотрел на Чжоу Цзышу, когда они прикасались друг к другу. Не для схватки, не для изучения новых техник, а в темноте и тишине полуночи. Сам Цзышу никогда не говорил о своих чувствах. Не мог, не умел подобрать правильных фраз. Пропускал подходящие моменты, бестолково пасовал, не решаясь открыть рот. Чжоу Цзышу признал его чжицзи — в своем сердце. И не только чжицзи. Это было настолько очевидно и правильно, что у него даже не возникло мысли, что Чжэнь Янь мог не понимать этого. Но вручать подготовленный подарок следовало с какими-то словами, и он промаялся уйму времени, пытаясь подобрать нужные. Всё, что приходило в голову, казалось глупым и неуместным. Стихи тем более казались плохой идеей — сам Цзышу поэзию не очень любил. Он так и сидел, осторожно сжимая в пальцах деревянное украшение, пока не прибежал один из младших учеников, донельзя перепуганный, и затараторил про то, что шинян, кажется, сейчас прибьет второго и третьего учеников и только дашисюн сможет их спасти. Чжоу Цзышу сорвался так быстро, что не успел спрятать подарок, только на ходу сунул в рукав. Он никогда не видел шинян такой злой. Даже учитель казался впечатленным ее гневом. Цзюсяо и Чжэнь Янь стояли, покорно опустив головы и выслушивая все ругательства в свой адрес. — Ты, — шинян ткнула пальцем в затормозившего рядом с шиди Чжоу Цзышу, — ты должен был следить за ними и остановить! Цзышу не успел и рта раскрыть, как его пригвоздили к месту яростным взглядом. — Вы двое никуда не едете! А ты, первый ученик, остаешься за главного и будешь отвечать за всю школу, пока нас не будет! Может, это тебя чему-то научит! Она развернулась, подняв облачко пыли полами своего ханьфу, и скрылась в своих покоях. Учитель сделал знак всем расходится, и ученики потянулись в разные стороны, а Цзышу стоял на месте ещё некоторое и не мог понять, где же он просчитался. Это позже он выяснил, что его глупые шиди полезли к кроликам шинян, случайно порушили несколько нор и чуть ли не до смерти перепугали всю эту пушистую братию, которая только-только обзавелась потомством. Чжоу Цзышу не стал спрашивать зачем. Он был невероятно зол на эту невероятно глупую, бестолковую выходку, из-за которой его собственный план был разрушен и казался теперь совершенно невыполнимым. Цинь Хуайчжан не стал отменять решение своей супруги, рассудив, что это действительно будет полезно. Цзышу уже давно помогал ему с делами школы, был посвящен во многие вопросы, многое знал и умел, но это совершенно не было похоже на то, что ему пришлось делать эти несколько дней со дня отъезда учителя. Старшие, разумеется, помогали ему, но груз ответственности на плечах грозил раздавить его. Чжэнь Яня он старательно избегал, потому что боялся сорваться. Тот был виноват в глупости своего поступка, но не в озорстве своего характера. И самого себя Чжоу Цзышу тоже считал виноватым: если бы согласился провести время с шиди, ничего бы не случилось. Но он был здесь, проверял масла и травы, и следующая емкость, которую он взял, оказалась с маслом магнолии. Цзышу несколько раз вдохнул, перебивая отголоски мяты в носу. Приятный, свежий, но насыщенный запах ему нравился. Сама собой мелькнула мысль, что, когда он закончит, непременно отложит один флакон Чжэнь Яню. Цзышу одернул себя, он всё ещё был зол, а шиди, чувствуя его настроение, шкодил где-то не на его глазах и, кажется, обходился порицанием других старших. Закончив со списком, он всё-таки потянулся к одному бутыльку, поставил его поближе, рядом положил отполированную шпильку. Нахмурился, отодвинул подальше. Именно в этот момент грохнули об стену открывшиеся ставни, а в комнату ввалился потрепанный запыхавшийся Чжэнь Янь. Попытался одернуть сбившуюся под поясом ткань, вернул на место съехавший ворот и только потом поднял глаза. Цзышу смотрел на него долгим взглядом, пытаясь не выдать всего того, что всколыхнулось у него в душе, а Чжэнь Янь замер на месте. Сапоги его были испачканы во влажной земле, к плечам прилипли два мелких листика, а в волосах застряла короткая веточка. В руках он сжимал бумажный пакет с фирменным знаком популярной в городе близ их школы лавки сладостей и слегка помятый букетик первоцветов. — Шисюн, — подал он наконец голос. — Я.. я думал, ты уже спишь. Не удивительно: Цзышу действительно засиделся допоздна, да и свет горел недостаточно ярко, чтобы было видно с улицы. — И решил разбудить меня и половину школы, подняв столько шума? — Я… Вот, — Чжэнь Янь протянул пакет, показывая, потом поставил его на столик у окна, рядом с вазой. Свой крохотный букетик положил там же. — Это тебе. Глупый, бестолковый шиди. Наверняка, все свои сбережения потратил. Ещё и по лесу ползал, цветы собирал, а потом несся, как дурной, по темноте. — Ты наказан. Тебе запретили покидать школу. — Я не.. — Опять никого не слушаешь? Ни меня, ни учителя. Никто тебе не указ, да? Изучая носки своих испачканных сапог, Чжэнь Янь упрямо молчал. — Ты знаешь, как наказывают в других школах? — Чжоу Цзышу смотрел на него прямо и знал, что тот чувствует его взгляд. — Палками… — Может, нам перенять их опыт? Вопрос остался без ответа: Чжэнь Янь хранил молчание, всё так же не поднимая глаз. Цзышу тоже ждал. — Если шисюн считает нужным наказать меня, я приму это. — Сколько? Чжэнь Янь кинул короткий, непонимающий взгляд, наткнулся им на непроницаемое выражение лица Чжоу Цзышу и снова уставился себе под ноги. — Десять? — Двадцать, — безжалостно поправил Цзышу, и на недовольно сведенные брови пояснил: — Десять за первый проступок, десять — за сегодняшний. Дрогнула тень на стене — Чжэнь Янь коротко кивнул. — Примешь наказание от меня или от шибо? — Шисюн назначил наказание, я приму его только от шисюна. — Тогда раздевайся. — Что?.. — Чжэнь Янь даже вскинулся возмущенно. — У тебя есть выбор: завтра при всех или здесь и сейчас. — Сейчас, — коротко бросил он, снова глядя вниз. — Раздевайся. Чжэнь Янь потянулся к поясу, нервными пальцами распутал узел, снял слой за слоем всё, оставшись только в нательной рубашке и штанах. Подумал немного, стянул грязные сапоги. — Снимай рубашку и ложись, — Цзышу одним махом освободил половину стола, скинув на пол свитки и книги. Дрогнуло пламя в светильнике, зазвенели склянки с маслом. Краска залила щеки Чжэнь Яня, он распустил узлы, рваными движениями скинул с плеч белый шелк, покорно опустился на столешницу, уперевшись в нее лбом и вцепившись пальцами. Он даже не задал вопроса, чем его будут наказывать: в комнате не было ни палок, ни розог, ни того, чем их можно было бы заменить. — Будешь считать. Молочно-белая спина была идеально гладкой, без единого изъяна. Напряженная шея, выступы лопаток, натянутые мышцы, плавная линия позвоночника. Идеальный контраст широких, прямых плеч и узкой талии. Чжоу Цзышу думал, что он возмутится, заспорит, они устроят шуточную потасовку, выпустив, наконец, это глупое напряжение, повисшее между ними. Посмеются и, может быть, будут целоваться всю ночь. Он даже не думал угрожать по-настоящему, разве что припугнуть слегка, подшутить в отместку за собственную злость и сорванные планы. Но эта покорность… Она пугала. От одной только мысли, что Чжэнь Яню могут причинить боль по-настоящему, ни в кураже тренировки, ни в азарте драки, Цзышу ощущал ярость, а если представить, что он делает это сам, то и вовсе становилось дурно. Плечи Чжэнь Яня вздымались в такт неровному дыханию, костяшки пальцев побелели от того, как сильно он пытался ухватиться за поверхность стола. Невыносимо. Какая глупость, какая чудовищная глупость, как он мог хотя бы на мгновение поверить? Чжоу Цзышу наклонился, прижался губами к основанию шеи, ощущая, как тонко вздрогнул Чжэнь Янь, и произнёс тихо, убежденно: — Я никогда не причиню тебе боли. Слышишь? — Шисюн… — Считай, — с нажимом произнес Чжоу Цзышу. — Р-раз, — на грани слышимости выдохнул Чжэнь Янь. Цзышу потерся носом у линии роста волос и поцеловал ниже и ближе к плечу. — Два. Затем ещё левее — крохотную родинку. — Три. И ещё одну — под левой лопаткой. Потом — ту, что на плече. — Пять, — совсем беззвучно прошептал Чжэнь Янь. Чжоу Цзышу знал все его родинки, их было куда больше двадцати. Он знал его шрамы, самые чувствительные места. Он провел большим пальцем вдоль позвоночника, покружил около крестца, положил ладонь на талию, погладил нежную кожу, двигаясь к бокам и пальцами слегка щекоча живот. На одиннадцатом поцелуе, перестав уже мучать вздрагивающего на каждое прикосновение губ к ребрам Чжэнь Яня, Цзышу потянулся к завязкам его штанов и ослабил узел. Скользкая ткань поддалась легко, стоило лишь чуть-чуть потянуть вниз. Маленькие крепкие ягодицы так и манили к ним прикоснуться. Цзышу поцеловал родинку на правой и прикусил, выбивая громкий вздох, придерживая за бедра и не давая увернуться. Он лизнул солоноватую кожу и оставил засос выше и ближе к спине. Это было странное, непривычное, несвойственное Чжоу Цзышу желание: пометить, заклеймить, заявить свои права. Жажда безраздельного, полного обладания сводила с ума. Он загонял эту одержимость поглубже, позволяя себе только несколько алых отметин и следов от несдержанных пальцев. Чжэнь Яню это тоже, кажется, нравилось: Цзышу видел, как он украдкой, думая, что никто не замечает, поглаживал запястье или шею, размеченные красными пятнами. Цзышу замечал. Всегда. Потому что всегда смотрел только на него, видел только его. Тянулся всем своим существом — только к нему. А этот глупый, бестолковый… Он тихо застонал, когда Чжоу Цзышу оставил цепочку поцелуев на его пояснице, задержался губами на крестце. Развел руками ягодицы, помассировал большими пальцами вход, слегка растягивая, и широко лизнул. Затем, почти сразу, толкнулся кончиком языка. Чжэнь Янь всхлипывающе вздохнул. Чжоу Цзышу повторил движение, проникая ещё чуть глубже, поводил по кругу, снова двинулся внутрь. Пальцами в это время мял упругие, напряженные ягодицы, заставляя кожу на них краснеть. — Шисюн! — простонал Чжэнь Янь на особенно удачное движение языка, заскреб пальцами по столешнице. — А-Шу! Прошу… Не мучай меня… — И в мыслях не было, — привстав, ласково прошептал в пылающее ухо Цзышу. Повернул к себе голову Чжэнь Яня и поцеловал, жадно, глубоко, удерживая одной рукой за подбородок, а второй продолжая гладить его зад. Флакончик с маслом магнолии будто бы сам прыгнул в руки. Чжоу Цзышу отвлекся только ради того, чтобы раздеться самому: не хотелось перепачкаться в масле, но больше — хотелось ощущать Чжэнь Яня каждой частичкой тела. Тонкий цветочный запах быстро расплылся по комнате, когда масло полилось на кожу — Чжэнь Янь дернулся от его прохлады. Блестящей дорожкой затекло в ложбинку, едва не закапало на пол. Чжоу Цзышу собрал капли, провел с нажимом, снова разводя ягодицы, недолго покружил и проник одним пальцем. Запрокинув голову, выгнувшись натянутым луком, Чжэнь Янь толкнулся назад, насаживаясь до конца. — Нетерпеливый, — пожурил Чжоу Цзышу, прижался губами в месте, где шея переходит в плечо. — Жестокий, — не остался в долгу Чжэнь Янь, двигаясь вперед и назад. Он всегда был жадный, торопливый, будто бы боялся не успеть, будто бы кто-то мог отобрать у него это удовольствие. А Чжоу Цзышу всегда нравилось тормозить его, изводить медленной нежностью, заставлять терять всякое самообладание от ласки. Он навалился на Чжэнь Яня, прижимаясь грудью к спине, придавливая собой к столешнице, одним запястьем продолжая медленные движения указательным пальцем внутри, а остальные выпрямив, поглаживая промежность. — Считай, — напомнил Цзышу, целуя горячее, просто пылающее ухо, посасывая мочку. — Не… — Чжэнь Янь прервался, замирая с раскрытым ртом, потому что Цзышу, повернув немного руку, безошибочно нашел место, которое приносило особенное, совершенно лишающее воли удовольствие, и воспользовался этим без сомнения. — Не могу! Он жмурился, кусал губы, и Цзышу целовал его подбородок, часто бьющуюся жилку на шее. Чжэнь Янь был горячий везде, жаждущий, и, когда к первому пальцу добавился второй, сжался сильнее, издав довольный звук. Чжоу Цзышу задвигал рукой резче, потому что собственное желание становилось все невыносимее, и просто прижиматься членом к ягодице сбоку, пусть даже и так тесно, было совершенно недостаточно. — А-Шу, — снова запричитал Чжэнь Янь. — А-Шу, пожалуйста!.. — Считай. — Не могу, — он замолчал, замер, всхлипнул, потому что Цзышу развел внутри него пальцы и поводил по гладким стенкам. — Два! Два, а-Шу! Ещё! Чжоу Цзышу хмыкнул, влажно целуя шею, вогнал пальцы резче, согнул, развел, потер чувствительный бугорок. Повторил несколько раз, и на каждый Чжэнь Яня едва не подбрасывало. Три пальца он едва ввел, больше растягивая и поглаживая вход, чем трахая ими Чжэнь Яня. Обошелся парой глубоких толчков, испытывая сопротивление мышц. Собственное терпение Чжоу Цзышу тоже было на исходе. — Три! А-Шу, три! Пожалуйста, а-Шу, я хочу тебя, пожалуйста! — Зачастил Чжэнь Янь, и остатки сдержанности Цзышу испарились. Он плеснул ещё масла, сделал несколько движений, потом скользнул ниже, погладил мошонку, сжал налитой, горячий член. Чжэнь Янь толкнулся ему в ладонь, и Цзышу тут же отпустил его под прозвучавший разочарованный вздох. Он смазал себя, приставил головку члена ко входу и надавил, проникая медленно и на всю длину. Если бы не ладонь между лопаток, удерживающая Чжэнь Яня, прижимающая его к столу, тот наверняка бы уже задвигался сам. Но Чжоу Цзышу замер, давая себе привыкнуть к этой желанной, жаркой тесноте, переживая это острое наслаждение. Наверняка ему хватило бы двух-трех движений, чтобы получить свое удовольствие. Но вместо этого он наклонился, прильнул весь к спине Чжэнь Яня, прикусил за загривок. Тот поскуливал на каждый вздох, во время которого сжимался вокруг Цзышу. — А-Янь, — зашептал Цзышу, отпуская шею, чередуя теперь укусы и поцелуи. — А-Янь. Он выпутал из волос Чжэнь Яня гуань и кожаный шнурок, темный шелк растекся по столу. Цзышу перебросил эту роскошь на одну сторону, оставляя себе возможность дотянуться за поцелуем, сжал пальцы в волосах и слегка потянул, заставляя запрокинуть голову. Отвел бедра назад медленно толкнулся вперед. Снова и снова. Чжэнь Янь оперся на локти, прогнулся, повинуясь руке Чжоу Цзышу, и тяжело дышал раскрытым ртом, словно рыба, выброшенная на берег. Цзышу поцеловал его в уголок губ, в щеку, в висок, прикусил краешек уха. Необходимость поддерживать выбранный размеренный темп сводила с ума. Цзышу отпустил волосы, погладил рукой плечо, очертил пальцами ключицу и оставил ладонь на шее, слегка сжимая. Чжэнь Янь задрожал, дернул все же бедрами навстречу следующему толчку, застонал. Губы у него были алые, искусанные, мягкие и влажные. Розовый язык то и дело проходился по ним, и Цзышу погладил указательным пальцем нижнюю, чуть надавил. Язык тут же коснулся его пальца, а губы обхватили кончик, втянули глубже. Следующий толчок был резче, и Цзышу прибавил к указательному средний палец, Чжэнь Янь раскрыл рот шире, позволяя проникнуть в себя и так тоже, языком ласкал оба пальца сразу и издавал невнятные, очевидно довольные звуки. Двигаясь лишь чуть быстрее, но все так же резко, Цзышу прижался лбом к затылку Чжэнь Яня, сгибая и разгибая пальцы, скользя самостоятельно по шершавому языку. Медленно нарастающее удовольствие туманило разум. Чжэнь Янь попытался высвободить одну руку, потянуться вниз, но не удержался и распластался бы снова по столешнице, если бы Цзышу не успел поддержать его, перехватив под плечо. — Неугомонный, куда ты спешишь? — голос был низкий и едва слушался. — Я не могу, — захныкал Чжэнь Янь, — не могу… А-Шу, пожалуйста, а-Шу… Чжоу Цзышу, кажется, тоже уже не мог. — Что ты не можешь? — последние крохи самообладания уходили на этот глупый разговор, но звучащие мольбы были слишком желанной музыкой для ушей. — Не могу… терпеть… а-Ш-шу… Коснись! — на последнем слове Чжэнь Янь сдавленно вскрикнул, потому что Чжоу Цзышу особенно резко вошел, стиснув пальцами его плечо. Он все же уложил Чжэнь Яня на стол, слегка подвинув к краю, и заскользил по его члену пальцами, влажными от слюны. Цзышу всего лишь водил ими вдоль напряженного ствола, медленно ускоряя толчки собственных бедер, а Чжэнь Янь уже кусал свой кулак, сдерживаясь. Хотелось отобрать у него эту руку, но тогда они бы точно перебудили всю школу. Крепко ухватившись за талию одной рукой, точно зная, что завтра на этой нефритовой коже останутся следы от пальцев, Чжоу Цзышу просто взял в ладонь член Чжэнь Яня, не сжимая слишком сильно, просто удерживая, и позволил себе сорваться в резкий, быстрый, рваный ритм. Оргазм оглушил его так быстро и сильно, что он не успел заметить, утянул ли за собой Чжэнь Яня, не услышал довольных стонов. Но в ладони было влажное и теплое, опадающая плоть ещё слегка подрагивала под пальцами, и Цзышу провел несколько раз с нажимом, заставляя Чжэнь Яня сжаться судорожно и тихо проскулить. Цзышу уронил голову, прижавшись лбом к влажной коже между лопаток, не желая отрываться от Чжэнь Яня, разъединяться, расцепляться из одного целого комка удовольствия. Но и оставаться так было невозможно. Пришлось распрямиться, бросить собственную рубашку на стул, потянуть к себе Чжэнь Яня, усаживаясь и усаживая его на колени. Тот прильнул сразу же, уткнулся в шею, жарко, часто дыша. Цзышу накрыл его своим нижним халатом, не давая замерзнуть. Плевать, что они оба владели ци достаточно, чтобы контролировать температуру своего тела. Это была та забота, которую хотелось дарить. Которая всегда была и будет — только для Чжэнь Яня. Чжоу Цзышу погладил его по волосам, чувствуя, как голову подставляют под ладонь, слегка помассировал. Погладил шею, плечо, а другой рукой дотянулся до стола. Возможно, это было не идеальное время. И точно не идеальное место — посреди устроенного ими беспорядка. — А-Янь, — позвал тихо Цзышу, дождался, когда тот оторвётся от его плеча и разлепит глаза. Но они были здесь и сейчас, и Чжоу Цзышу ощущал всю остроту, всю полноту собственных чувств, всю их глубину и неотвратимость. — А-Шу, — отозвался Чжэнь Янь. Искорки веселья уже зарождались на дне его глаз, и Цзышу заставил себя решиться. — Говорят, в озере Цзинху звезды отражаются, как в зеркале, и ночью не различить, где кончается небо, а где начинается вода. Я хотел показать тебе озеро, полное звезд, и в цветущем абрикосовом саду… — он сглотнул пересохшим горлом. — Но мы здесь и…. Мир не важен. Главное — найти родственную душу.. Чжоу Цзышу поднес шпильку ближе, так, чтобы Чжэнь Янь мог разглядеть тщательно вырезанные бутоны и цветы. Он отчаянно надеялся, что его поймут, отчаянно надеялся, что Чжэнь Янь тоже признал его своим чжицзи. И боялся так, как не боялся ещё никогда в жизни. Чжэнь Янь потянулся дрожащими пальцами, робко, очень аккуратно коснулся отполированного дерева, погладил лепесток самого крупного цветка. — А-Шу… Чжоу Цзышу, — голос его сорвался, он обхватил шпильку поверх пальцев Цзышу и всё-таки закончил: — чжицзи. Глаза его подозрительно блестели, хотя и сияли сейчас ярче всех виденных Чжоу Цзышу звезд. Да и собственные глаза Цзышу отчего-то жгло, и застрявший в горле комок наконец провалился, расплескавшись внутри теплом и неожиданным покоем. Цзышу крепче прижал к себе Чжэнь Яня, нашел губами губы и поцеловал, вкладывая все свои чувства, всю ласку и любовь, которые жили в его сердце, всю нежность и счастье, которые затопили его с головой. — Чжицзи, — эхом повторил Чжоу Цзышу, оставляя это слово на губах Чжэнь Яня. Это значило, что они есть друг у друга, что ни один из них больше никогда не будет одинок. Это значило, что души их подходили друг другу, как части одного целого, что никто и никогда не будет ближе. Это значило — всё.