Франкенштейн

Шум с первого этажа прорезается через сон, возвращая Стива к реальности. А потом приходит сушняк. Рассеянный взгляд цепляется за стакан на прикроватной тумбочке, и Стив жадно прикладывается к стеклу ртом. За окном понемногу занимается утро, небо светлеет на востоке, и над “Лихолесьем”м висит молочная дымка тумана. Стив сдвигает одеяло до пояса, обнаруживая себя в расстегнутых джинсах. Слава Богу, в джинсах. Вдруг дверь открывается. И в нее боком просачивается Мансон с яичницей, стаканом сока и сэндвичем в зубах. Стив смотрит на него во все глаза. Даже когда он болел, никто не приносил ему завтрак в постель. — Ох, — Стив морщится: какая-то точка в черепе будто дырявится изнутри. — Что это? Ох ты. Вау. — Это, — Эдди едва не роняет все свои труды в попытках объяснился и поспешно ставит их на тумбочку, — чувак, это — моя попытка не дать тебе умереть с голоду, или съесть что-то, от чего ты загнешься еще больше. Но, боюсь, она с треском провалилась. — Ты сам это сделал? Не знал, что ты готовишь. — Я не готовлю, Стиви. Посмотри на это. Я не уверен, что это съедобно. А ещё я разлил сок на ковер, надеюсь, он не был тебе дорог. По стакану стекают капли сока, собирающиеся маленькой лужицей под донышком. Скукоженный край глазуньи выглядит так, что без слез не взглянешь: наверное, Эдди хотел, чтобы все было как в фильмах. На кухне случился целый погром, тост с джемом прилип к потолку, а горы грязной посуды идут ратью на чистую около мойки. Так думает Стив. И все-таки улыбается. С той же нежностью, с какой родители цепляют каракули детей на холодильник. — Могу я попробовать? — Желудок сворачивается подожженной бумажкой внутри Стива, урча. Эдди соединяет пальцы подушечками, а подбородок опускает до шеи. — Пробуй, если осмелишься. — он натягивает свою самую зловещую ухмылку для кошмарных партий “Подземелья”. И опускает зад на кровать. — Вот так выглядит моя последняя трапеза. Что ж. Я принимаю ее с благодарностью, Эдди, я готов рискнуть. Эдди забыл про соль, перец и все остальное, но это съедобно. Приправлено заботой. — Это напоминает мне о временах, когда еще можно было притвориться больным, чтобы не идти в школу. Ты вообще спал? — Это я должен тебя спрашивать, — Эдди чуть наклоняет голову на бок, так и говоря «потому что выглядишь ты неважно». А Стив думает, почему не замечал, как Эдди светится. — Всё отлично. Я спал. Вчерашний вечер был прекрасен, ночь продолжилась в том же духе. Ты как? — Да. Знаешь, я… — Стив растерянно трогает влажный стакан на тумбочке. — Я давно не чувствовал себя так здорово. Эта твоя яичница — что-то, я бы сейчас сожрал целого демогоргона. И твоя травка — забористая, Эдди Мансон. Не знаю, что бы я без тебя делал этим утром. Спасибо, что остался. Правда. Благодарная улыбка брезжит на лице Харрингтона, когда он наклоняется и легонько толкает кулаком Эдди в плечо. — Ты просто прелесть, Стив Харрингтон, — Эдди улыбается, а сам дюйм за дюймом, случайным и не очень скольжением перебирается по одеялу ближе, пока расстояние между ними не сокращается до пары растопыренных ладоней. — И если я не умру от этого, пойдешь ко мне в повара, чувак? Я не требовательный, и… Стив замолкает, прислушиваясь. Когда всю жизнь живешь в одном доме, привыкаешь к его звучанию. Чувствуешь, как живое существо. Стив ощущает через стены и окна, как по подъездной дорожке шуршат протекторы. Если бы окна выходили на лицевую сторону, они бы увидели белый глянцевый Мерседес новой серии. Стив и Эдди переглядываются. — Черт. Ты все еще хочешь познакомиться с моими стариками? — Убирая тарелку на тумбу, Стив держит в руке сэндвич. — Если сейчас не подходящий момент, а я именно так и считаю, нам нужно что-то придумать, потому что мои будут здесь с минуты на минуту. Эдди быстро мотает головой: нет, он категорически не хочет сейчас знакомиться. Все было клево и весело, но в кармане нет ни одного козыря, который бы объяснил, какого черта он залил им пол апельсиновым соком — почему-то именно это беспокоит Эдди больше всего. К тому моменту, когда Стив Харрингтон спускает с кровати ноги, на первом этаже в замке кто-то начинает копошиться ключом. Из-за тишины в доме кажется, что ковыряются прямо в ухе. Входная дверь открывается, и в гостиной становится слышен женский голос: — Стивен, ты дома? Это мы. Шелест одежды в прихожей, стук каблуков сменяемых туфель. Времени все меньше. — Ты боишься высоты? — Выглядывая в дверной проем, спрашивает Стив. — Окно из ванной на втором этаже выходит на крышу гаража. — Чувак, я буквально существую на высоте, — лихорадочно шепчет Эдди и вдруг, поддавшись неожиданному порыву, целует Харрингтона в губы. Лицо Стива длинное и белое как мел, хотя его обдает пленительным жаром. — Увидимся в “Хоум-Видео”, принцесса. «Да уж… Увидимся». Стив смотрит Эдди вслед, как скоро тот скрывается в ванной, бесшумно открыв окно. И, приподняв на прощание руку, обнаруживает в ней рыбный сэндвич. Уперев ладонь в бок как заправская домохозяйка, Стив откусывает приличный кусок. — Стивен Харрингтон, это ещё что такое? — высокая нота изумления звенит на кухне. Судя по всему, урон, нанесенный Мансоном кухне, тянет на “крит”. — Почему весь пол непонятно в чем?! Что ты устроил! — Ничего! — кричит Стив, сдаваясь не спящим. Ничего, думает он, этот дом переживал и куда больший погром. Беспорядок на кухне — ерунда. Главное вот что: Эдди Мансон всё-таки побывал на его кровати сегодня. С этой мыслью Стив, уничтожая на удивление вкусный сэндвич, идет вниз по лестнице. Он сдается родителям без капли сожаления. Эдди чувствовал себя любовником мужчины с женой и детьми, выбираясь по приставной лестнице, стоящей еще с времен, когда наглухо забился осенними листьями водосток. Выбравшись, он перебежал участок: взлохмаченный фрик, вырезанный из другого мира и вклеенный в пейзаж ухоженных газонов и дорогих особняков. — Сукин сын, — вдруг рассеянно выругался он и с досадой пошарил ладонями по джинсовке. Тетрадь осталась на подоконнике. И кто виноват? Вздохнув, Эдди поплелся дальше. Ладно. Ничего. Вернет его в следующий раз.

***

— Мы… целовались пару раз. — Пару раз? — И я трогал его пресс. Они стоят за видеопрокатом, облокачиваясь на фасад и переговариваясь исключительно шепотом. Она пялится на него так, будто он как минимум потрогал Стива за яйца. — Эдвард Мансон, — сально тянет она. — Робин Бакли, — он отвечает в тон и морщится, получив тычок в плечо. — Ауч. — Это было неделю назад! Ты неделю ждал этого свидания и ты хочешь сказать, что у вас. Ничего. Не было? Неделю назад. Губы расплываются в улыбке: восемнадцатое сентября. Человечество пометит этот день премьерой «Восставшего из ада», Эдди — днем, когда его поцеловал Стив Харрингтон. — Мы обнялись, это считается? Робин сползает по стенке. Она считает его идиотом, определенно. Эдди затягивается сигаретой и считает нужным оправдаться. — А ещё я видел его торс. — Все видели его торс, Эдди! — Робин всплескивает руками. — Дастин видел его торс! Знаешь, ты так рассказывал раньше, будто скуешь его где-нибудь в подвале наручниками, а вы… Вы даже не обсуждаете, что происходит? Эдди качает головой, ведь происходит, по сути, ничего: все та же дружба, только с вкраплениями моментов, которые дают понять, что это ни хрена не дружба. Робин уже откровенно над ним ржет, зажимая рот. — Ладно, — наконец, она сдается и отлипает от кирпичной стенки. — Ты всё равно мне не расскажешь, когда что-то произойдет. И именно так я пойму — ты перестанешь мне рассказывать. — Почему это? — Бегающий по земле взгляд застывает, а голова поворачивается к Робин: в ее взгляде, всегда производящем впечатление, словно ее застали врасплох, читается откровенное «разве не очевидно?». — Я же не рассказываю про себя и Вики. Эдди понимает, о чем она. Шуточки и сплетни — для мимолетных увлечений. Любовь — немного другой уровень. — Поговори с ним, Мансон, — Робин смотрит на него уже без капли смеха. — Серьезно. Поговори. Эдди скребет кончик носа. — Когда-нибудь, да. Когда-нибудь. А пока пусть все течет так, как течет.

***

— Он будет жить? Да или нет? Это вопрос жизни и смерти, Стив! — Я же сказал подождать. — Хендерсону приходится держать Пусю на руках, потому что кошка, которую мать Дастина завела после пропажи предыдущей любимицы, вечно лезет под руку. — Здесь просто порвана цепь. Я не механик, но с этим уж как-нибудь справлюсь. Дай мне ключ на двенадцать. — На что? — Ключ. Неважно. Просто дай мне инструменты, малыш. В гараже Хендерсонов Стив возится с великом уже минут сорок, с таким видом, словно лежит под днищем крутой тачки. Дастин стоит над ним в волнении. — Слушай, — вдруг говорит Стив, садясь на разобранную коробку и свешивая с коленей ладони. — Я должен кое о чем спросить, но для начала проясним. Я тут старший, и это мне полагается раздавать тебе, умнику, советы. Не наоборот. Но есть кое-что, о чем мне нужно узнать. Мнение со стороны, смекаешь? — И что это? — Дастин хлопает глазами. — О чем ты, черт возьми? — Представь, что твой друг, допустим, начал встречаться с девочкой. Которая, как бы, с другой планеты. Странная, но… классная. Очень крутая. — Ты про Майка? — Кошка спрыгивает у Дастина с рук, но тот смотрит только на Стива — как на идиота. Взрослого идиота, что еще хуже. — Нет! Не про него. Просто подумай. Твой друг и эта девчонка — ты ничего страннее не видел в жизни. Странно подумать, что они могут ходить на свидания, и кататься за город, и ужинать, как обычные люди. — Ужинать? — Да, ужинать, как все остальные. Это же было бы странно, или нет? — Если она такая крутая, как ты говоришь, то какая разница? — Дастин смотрит с подозрением. Стив не знает мальчика более проницательного и смышленого, чем Хендерсон. — Если она нравится моему другу, то и мне — тоже. Это же очевидно. Друзья друзей — мои друзья. Ты помирился с Нэнси? — Что? Нет. Не-ет. Пф-ф, ничего подобного, и мы не ссорились, понял? — Стив встряхнулся, будто скинул мокрое одеяло из вопросов. Он ведь уже оправился от этого, так? — Тогда кто она? Стив приподнимает кисти рук, а потом безвольно свешивает обратно, вздыхая. Он не может ничего ответить, потому что между ним и Мансоном нет ничего, о чем Стив может с уверенностью сказать. Даже больше: Эдди не девчонка, хотя он точно свалился с Луны или откуда-то еще.

***

С момента их последнего поцелуя проходит ровно пятьдесят шесть часов, когда Эдди появляется у «Фэмили-Видео». Пятьдесят шесть часов — это больше двух дней. Много чего может произойти за пятьдесят шесть часов. Эдди смог насчитать один визит к Джеффу, одну безуспешную попытку вызвонить Гарета из алкогольной депрессии, три выпитые банки пива из презента Харрингтона и примерно двадцать семь раз, когда он порывался позвонить Стиву, зайти к Стиву, разыскать Стива. Интересно, не появился ли на холме уже успевший заплесневеть сэндвич? Что-то останавливало от того, чтобы проверить. Тот момент интимности, который между ними возник, был чем-то незнакомым для Эдди. Впервые за время сексуальных похождений он чувствовал себя раздражающе зыбко, как на тончайшем льду. Эдди хотел провалиться под него и одновременно боялся. В один из таких часов Стив нашел на своем подоконнике карманного размера блокнот, исписанный кривым, неразборчивым почерком. Одного взгляда на обложку было достаточно, чтобы догадаться, кому он принадлежал. Бездумно Харрингтон открыл его. По первой странице карие глаза пробежалась, скача по строчкам, после чего Стив пораженно захлопнул блокнот. Он оказался вторженцем в чужую жизнь, и стыд опалил его. Нет. Такие вещи нужно изучать вкрадчиво, полностью погрузившись в процесс. Днем Стив вытащился в минимаркет «Все для дома», где когда-то работала Джойс, а теперь на полках выставляли садовый инвентарь и прочий хлам, который жители Хоукинса откапывали с чердаков и приносили сюда. Стиву нужен был яд для сусликов, рулон пленки для защиты газона и лопата, чтобы рыть свежие норы. Утром отец сказал: «Если хочешь развлекаться со своими дружками, будь так добр иногда работать по дому». Добравшись до отдела со всякой всячиной, Стив остановился у захламленного стеллажа. Сверху приладили табличку «SALE», но то, что увидел Стив, было бесценно. «Вот оно», — подумал он, от изумления приоткрыв рот. А потом, намного позже, наступили рабочие будни. И мы снова кричим ура, отправляя в кассу доллар пятьдесят, приходите к нам ещё и удачного вам дня! Стив устанавливал новый картонный стенд, когда дверь в прокат с ужасным грохотом распахнулась, перепугав его и еще пару посетителей. Стив споткнулся о подставку, стенд накренился, и Харрингтон схватил огромного кибер-мужика руками за талию, сохраняя равновесие. — Хэй, красотка, не соскучилась? — кричит снесший дверь Эдди. Сегодня без гитары, зато в полном обмундировании цепочек и двойного количества колец. — Он? — Робин со смешком косится на Харрингтона: — Нет. — Да, — почти синхронно с Робин выдает Стив. Интуитивно поправляет волосы. — Так я же о тебе, Робби. — Эдди знает, что выхватит за это, но выражение ее лица стоит того. — А Стиви мне кое-что должен. Надеюсь, принес? — Должен? Не понимаю, о чем ты, — говорит Стив, устанавливая ведроголового на подставку и отряхивая ладони. — Подожди. Ты, наверное, говоришь про ту небольшую тетрадь, примерно вот такого размера, вот такой толщины, заполнена нечитаемыми каракулями, так? Слова сопровождаются демонстрацией рук. В конце Стив складывает их на груди. — Да, припоминаю. Боюсь, когда тот блокнот попал ко мне в руки, я решил, что это — сокровище, которое нельзя, ну ты знаешь, хранить просто так. Мало ли, что с ним может случиться. Так что я его спрятал. Закопал, если точнее. Но, раз уж ты требуешь меня его вернуть, то… Так и быть, предлагаю отправиться со мной в незабываемое приключение на поиски сокровища: всех тех гениальных вещей, написанных самим Эдвардом Мансоном. То есть — тобой. Стив указывает на Эдди ладонью, а потом круто оборачивается к Робин и показывает ей большой палец. Затем разворачивается к застывшему Эдди. — Погоди-погоди-погоди, — тот выставляет палец вперед. Брови сдвигаются в сосредоточенности, потом вскидываются в удивлении. Эдди угрюмо смотрит на Робин. — Не смотри на меня. Я в этом не участвую, это же бред, — та сдается сразу, умывая руки. — Дай-ка прояснить один момент, Стив Харрингтон, — язык лихорадочно смачивает губы. — Ты нашел мой блокнот, ты его пролистал, ты изучил вдоль и поперек все мои гениальные — ты же убедился в их гениальности, верно? — песни. И ты… закопал их? — Не совсем так, я только сказал, что спрятал его, — Стив аккуратно поправляет, чтобы авантюра не звучала как вторжение в частную жизнь. — Но, да, ты прав, я закопал. Как и сказал. Круто, правда? Металлическая цепочка испуганно позвякивает на запястье, когда Эдди идет. На лице — ни тени улыбки, а брови зловеще сдвигаются. Выставленный палец растопыривается с остальной ладонью, и Эдди потряхивает ей в воздухе. Может быть, завсегдатаи Клуба Адского Пламени и привыкли видеть инфернальный гнев своего властелина, кастующего чары, но Стив с ними сталкивается впервые. И у него внутри все затягивается в тугой узел. — Закопал, — Эдди повторяет с угрожающей ноткой и делает шаг. — Закопал. Еще шаг. Взгляд — ещё холоднее, голос — еще яростнее. — Зарыл в землю. Засыпал землей, черт возьми. Ещё шаг, вплотную к стойке. Разъяренный голос Мастера Подземелий для самых катастрофических партий кричит: — Это ты сделал с моим блокнотом?! Стив не знает, где укрыться, если Мансон начнет метать молнии. — Эдди, дай объясню… Харрингтон дергается, когда ладони Эдди бьют по прилавку. Стив застывает. Переглядывается с Робин, которая вроде бы даже побледнела. Вид длинного лица Харрингтона, очевидно, ее веселит, поэтому Стив видит, как у нее трясутся уголки губ. Секунда — и валики у рта Мансона обмякают, и он вдруг чуть не мурчит, улыбаясь: — Сти-ив Харрингтон, ты сукин сын. Когда отправляемся на поиски? — Боже. — Стив хватается за поло на груди. Даже опирается рукой на столешницу и поднимает голову, а вместе с ней неуверенный взгляд. — Ты не злишься? Черт возьми, Эдди! Я поверил тебе! Хах… Ты развел меня. — Еще бы ты мне не поверил, это же я у твоего горла держал битую бутылку. Стив с облегчением улыбается. — Идем. — Он призывно машет рукой и открывает дверь в маленькую подсобку. Эдди с заискивающей подозрительностью лезет в тесное помещение. На небольшом рабочем столе, заваленном всякой всячиной, лежит нарисованная от руки карта. По сути — лишь только лист бумаги, но даже по простеньким линиям можно понять, какая местность на ней нарисована. Очертания «озера Влюбленных», холмы, черта обрыва и даже тот камень, под которым Эдди хранит допотопный чемодан. Пунктирная дорожка уводит куда-то в лес из миниатюрных елочек. Пальцы Мансона ведут по ней, приглаживая крестик в конце. Волна обожания и щепотка недоверия схожи с теми что испытываешь, раздобыв редкую фигурку для ДНД. Карта сокровищ. — Какой же ты фрик, Стив Харрингтон, — не отрывая глаз, Эдди завороженно шепчет. Это — самый лучший комплимент, который может прозвучать из его уст. — Ты закопал мой блокнот в лесу, раздобыл лопаты и нарисовал карту — Стив Харрингтон, ты официально фрик. — Не больший, чем ты. У меня сердце до сих пор колотится, — Харрингтон напоминает, прикрывая за ними дверь. — У меня только одно условие. Мы идем на поиски вдвоем. Ты и я, после работы. Учитывая, что я спрятал блокнот неподалеку от “Места Мансона”, мне пришлось рисовать карту самому. Поэтому она может быть… слегка неточной. Так что тебе может потребоваться моя помощь, если я ошибся с масштабом… Лопаты у меня в багажнике. Что думаешь? Вроде бы, получилось неплохо. Вместо слов Эдди резво сворачивает карту в трубочку, придерживая с таким видом, словно она уже сама по себе сокровище. — Кстати, — идущий к двери Эдди с улыбкой оборачивается, — приятно, что ты скучала, принцесса. — Хоть раз назови меня королем, а не принцессой, — предлагает Стив, плетясь следом, — ну просто ради исключения? Нет.? Ладно… Им остается каких-то полчаса до закрытия, и на этот раз Робин отказывается идти на уступки. Нагрузив Стива и Эдди швабрами, она ссылается на встречу с Вики и оставляет их одних в магазине. Вопросы суетятся в башке Эдди, но нежелание портить интригу удерживает их во рту. Возможно, ничего особенного и не будет. Просто зарытый в лесу блокнот. Они раскопают его и разойдутся по домам. Возможно, Стив даже подбросит его на своей тачке. — Значит, ты в курсе насчет Робин. — Гаснет свет в главном зале, звенят ключи от входной двери. — И как давно? Когда она мне рассказала, год назад, я думал, что, вроде как, нравлюсь ей. Ты понимаешь, как крутой парень. А оказалось все совсем не так. Я удивился, но не потому что она такая, какая есть. А ее выбору. Ей нравилась девчонка, которая совершенно не умела петь. — Ну, впервые я подумал «о, она из наших», ещё давно. — Эдди задумчиво разглядывает зачатки заката на горизонте, вышагивая к парковке резвее Стива. — Сама она мне рассказала летом, ну, вернее, спалила с парнем: я плохо закрылся, он был шумный, а она без принципов. Ты бы видел, как ее скривило от мерзости, там даже не нужно было ни о чем спрашивать. Легкий смешок срывается с губ, и Эдди качает головой, а Стив, бросив на него мрачный взгляд, молчит. Они садятся в машину. — Вообще, думаю, я знал всегда, — уже в салоне продолжает Эдди. — Про Робин. И она знала про меня. Скажем так, у людей нашего сорта есть чуйка друг на друга. Поражен, что у тебя ее нет, типа чувак, как ты мог подумать, что она на тебя запала? Ты же… — О, нет, я — нет, — поняв, о чем речь, торопливо перебивает Стив. — Не знаю, как работает твое чутье, но я не такой. То есть, я думаю, что не совсем такой. Меня всегда интересовали только девчонки. На светофоре небольшая пробка. Эдди смотрит на Стива с интересом: играет на два фронта, получается? В его голове всегда все было категорично — либо любишь клубничное мороженое, либо шоколадное. Стив был чем-то новеньким. — И я даже, ну, не задумывался, что может быть иначе, — поясняет Харрингтон. Но это было раньше. И теперь он задумывается. Еще как. Стив никогда не влюблялся по-настоящему до Нэнси. Было в ней что-то такое, чего не хватало другим девчонкам. Сексуальные связи были чем-то вроде зарубок на ремне, трофейными наградами, а с ней он словно резко повзрослел. Она в нужное время уронила его на землю. В мир, где предстоит побороться за то, чего по-настоящему хочешь. Тогда, потерпев поражение, он надолго провалился глубоко в себя. Прошел долгий путь до осознания, чего желать. Так ему казалось. Многое ли изменилось за последние полторы недели? Нет, не многое. Стив обнаружил, что мир по прежнему переживал о потеплении и экономике, магазины все еще работали, а планета крутилась дальше. Но все изменилось внутри: появился человек, которого Стив хотел обособить от остальных. Донести до него чувство исключительности. Но как это сделать? Загорается зеленый. — То, что происходит между нами, — говорит Стив, и поворачивая к Мансону серьезное, спокойное лицо человека, который уже все решил. — Это скорее исключение из правил, Эдди. Очень приятное исключение, которое едва ли повториться когда-нибудь еще. Ты понимаешь, о чем я? — «Когда-нибудь еще » или с «кем-нибудь еще»? — шутливо уточняет Эдди. — Когда-нибудь еще и с кем-нибудь еще. Ладони мокнут, и Стив поглаживает окружность руля, стараясь их охладить. Эдди задумчиво царапает губу кольцом. Затем поворачивается к Стиву, который после гудка сзади направляет БМВ через перекресток к объездной дороге. — И как произошло это… исключение? Если для Стива почти ничего не изменилось, для Эдди изменилось все. Отношения между парнями — странная хрень. Сегодня ты с одним, завтра с другим. Ты никому не принадлежишь и принадлежишь всем одновременно — полная свобода. Анархия. Но теперь Эдди стал странным, откололся. Стоит подумать о парнях, как перед глазами появляется силуэт присыпанной родинками спины. — Ты помнишь, когда мы встретились в самый первый раз? — Стив не отрывает взгляда от дороги. — Может, это случалось и раньше, чем я помню, но это было в средней школе. Ты выступал с группой, но перед этим вышел на парковку за спортзалом, покурить. У тебя была другая прическа, волосы короче. И вообще не так много наколок, но я помню, что мою тренировку отменили, чтобы провести то шоу “талантов”. Я подошел к тебе за сигаретами, хотя тогда еще почти не курил. Не помнишь? Ты выглядел не очень дружелюбно, но сигаретой поделился. Я курил до восемьдесят третьего, ту же марку, что ты сейчас, а потом оболтусы начали жаловаться на запах в машине. И вообще, красавчику спортсмену не положено. И я бросил. Эдди смотрит на него с нескрываемым шоком и невольно лыбится до ушей. — Охренеть, чувак. — Выбор марки сигарет — это как выбор религии. Не просто так. — Я не могу сказать тебе с точностью, когда это все началось, — продолжает Стив. — Просто в какой-то момент я тебя заметил? Может быть, в тот самый, когда мы шли по тому жуткому лесу со всеми его тварями и корнями. До этого я думал, что ты просто фрик, который не может окончить школу из-за своих… особенностей. Но тогда я понял, что ты сложнее и интереснее, и прикольнее, чем мне казалось. Я начал присматриваться к тебе, вспоминать, как ты едва не прирезал меня в том сарае, очень романтично, ничего не скажешь, — Стив смеется, хотя ничего смешного тут нет. — А потом, когда я был у дома Векны, я подумал, что ты, и Дастин, — так далеко. Одни там. Что вам может понадобиться помощь, ведь, давай начистоту, Нэнс и Робин могли справиться сами. И справились. Я опоздал на твой концерт на Изнанке, но не опоздал, чтобы вытащить тебя. Думаю, это было лучшее, что я сделал в том году. Так что, у меня нет четкого ответа на твой вопрос. Все эти вещи не проходят бесследно. И не исключено, что именно с тобой — я всё-таки что-то почувствовал. Эдди все еще лыбится, как зависший на одной ноте плеер. В его глазах тепло. — Так. А что зацепило тебя? — Стив Харрингтон говорит с полуулыбкой, бросая взгляд в зеркало заднего вида. Эдди погружается в раздумья. Серьезный вопрос. — Ну, допустим, меня зацепил… — его ладонь слегка сжимается на колене и тут же расслабляется, — вид бутылки на твоем горле. Шучу. Или нет. Но я точно впечатлился, когда ты протащил меня по Изнанке. — Я испугался, — говорит Стив. — Что могу не успеть, те твари чуть не сожрали твои кишки, мне казалось, что они вывалятся по дороге, или ты истечешь кровью у меня на руках, или болевой шок, не знаю, сделает свое дело. Это было жутко, охренеть как. Эдди смеется, но на глазах липкой пленкой оседает кадр-воспоминание. Щелк — и он снова там. Выпотрошен наживо, по нихера больше не внутренним органам гуляет холодок. Над ним тучи. Грозовые тучи и визг летучих мышей. Они сожрут его целиком. Щелк — Эдди снова в реальности. Живой, счастливый. Весело подмигивает: — А еще когда ты таскал мне фрукты в больницу. И эти твои “апельсин против винограда”, да? Ты мог бы вести детскую программу по телеку, чувак. Стив проводил не один час в палате Эдди. Иногда доставал из тарелки фрукты, чистил их, а из кожуры и виноградин разыгрывал шоу, чтобы заставить его улыбнуться. Эдди Мансон был яркой мандариновой кожуркой, на которую нападали злые виноградины. Эдди-кожурка оказался смелее Эдди-обычного, он не бежал, он сразу мочил виноград голыми руками, размазывая в слизь по прикроватной тумбе. Когда Стив уходил, Эдди подолгу гладил остатки апельсиновой кожуры, улавливая на ней фантомное тепло. — Когда я представил, как ты лежишь в палате после всех тех слухов, которые ходили по городу… Я не мог не заглянуть в гости с ударной дозой витаминов, да. — А может, еще раньше. Когда я увидел тебя в синих шортиках за прилавком с мороженым. — Ты приходил в «Скупс Ахой»? Когда? — Мы там были с Джеффом и Гаретом. Планировали поржать, но ты же знаешь Робин, так что… мороженое было вкусным, и матросский воротничок тебе очень шел. Кстати, ты сохранил форму? Извини. Поверить не могу, что ты в ней спасал мир. — У всех героев должна быть своя форма. И, да, я сохранил ее. Забрал за счет заведения. И съел напоследок столько мороженого, сколько только влезло. Смотреть больше не могу на те кораблики с вафлями, серьезно, чувак. Это было ужасно, чуть мозги не замерзли. Дастин сказал, что мерзнуть там нечему. Стив смеется, расчесывая волосы за ухом. Машину заливает багряный закат, и Эдди сам тихо смеется, а потом затихает в странном очаровании. Стив Харрингтон будто сбросил слои нескольких лет, вернулся в старшую школу. — Но зацепил ты меня еще в школе, когда я… старался не пялиться на тебя в раздевалке и воображал, будто уважаю твое личное пространство. — Ха-ха. Что? В раздевалке? Хочешь сказать, ты видел, как росло это шикарное тело и ничего не предпринял? Эдди прыскает. И, наклонившись к уху Стива, шепчет: — Я джентльмен, Стив Харрингтон. Я не нападаю на спортсменов в раздевалке, я иду в уборную и спускаю в унитаз. Под эти слова машина достигает пункта назначения. Персикового цвета небосклон багровеет ближе к горизонту, куда скатывается солнечный диск, идущий своей дорогой на спуск. Еще достаточно светло, чтобы не угодить ногой в лесную нору. Стив глушит движок. — Итак, — говорит он. — Готов? — Вперёд, большой парень. Эдди разворачивает карту как свиток и думает, что рисовал дилетант, даже стороны света не указаны. Скорее декорация для атмосферы, чем настоящий артефакт. Тем не менее, Эдди с очень внимательным прищуром сверяет нарисованные ёлочки-треугольники с окружающим лесом. Стив, тем временем, открывает багажник, где уже собрано все необходимое. На поднятой дверце багажного отделения рука Харрингтона задерживается на подольше. Он прислоняется лбом к руке, прикрывая глаза и ненадолго беря перерыв. Боже. «Я не нападаю на спортсменов в раздевалке. Я иду в уборную и спускаю в унитаз.» Он, черт побери, действительно сказал это вслух. Эта фраза оказалась горячее, чем фотка Фиби Кейдж на пляже в Санта Монике. Выдергивая из багажника две лопаты, Стив закрывает крышку. Если Эдди отмочит что-то такое еще, он может наделать глупостей. Они идут по тропе, присыпанной сухой осенней листвой. Эдди сосредоточенно щурится, всматриваясь то в пунктирную дорожку, то в плохо совпадающую местность. На Стива оглядываться бесполезно — подсказывать тот не собирается. Эдди это нравится. Наконец, они доходят до большого камня с округлой вырезкой на боку. В карте Стива он похож на полумесяц. У подножия камня лежит чемоданчик. Как тот, что Эдди брал на всякого рода “сделки”. С той лишь разницей, что у Эдди в нем море целлофановых пакетиков. В этом Стив оставил два сэндвича с пепперони и тонкой прослойкой сыра. — Класс, мы раскопали лут! — Эдди ликует и, моментально сунув один сэндвич в зубы, оглядывается с улыбкой. — Ох, ты ж, надо же. Вау. Не знаю, как он здесь оказался? Вот это да… — На этом моменте актерские навыки Стива откровенно проседают, но ему оно и простительно. Держа лопаты, как архитектор ворох ватманов под мышкой, он приставляет ладонь козырьком: яркое солнце слепит сквозь стволы деревьев. — Нам стоит поторопиться. Копать в темноте опасно. Как это называется, когда вы играете в эти свои “подземелья и что-то там”? Плохая видимость? Знаешь, я бы даже попробовал сыграть в эти ваши партии. А что? Если даже детишки это могут, то экс-король Стив Харрингтон справится и подавно. Как нечего делать. Что? Почему ты так смотришь? Я сказал что-то смешное? Эдди валится в траву и заходится в хохоте, раскинув руки в стороны. Клопы, пауки, вечерняя прохлада? Плевать. Король Стив, еще недавно скребущий в затылке от непонимания слова “Мордор”, устроил для него квест и напрашивается в настольный клуб. Что может быть смешнее и нелепее? — О’кей, — отсмеявшись, Эдди отрывает голову от земли. Согнутые пальцы мажут щиколотку возвышающегося над ним Стива. — О’кей, чувак. Кто ты такой и что ты сделал со Стивом Харрингтоном? Стив прислоняет лопаты к ближайшему дереву и опускает обтекающий мягкий взгляд. У Эдди в волосах сухие листья и мелкие веточки, а сам он, повседневной степени пожеванности, почти так же очарователен, как купающийся в опавших листьях лохматый пудель. Стив присаживается на корточки. Поймав пальцами в пушистых волосах листок, убирает его. А потом еще один. Эдди едва дышит. Для Эдди волосы — священнее всего святого. Самое близкое, что у него есть к иконе. Эдди готов Стиву позволить с ними делать очень многое. — Ну, вообще-то, это я должен спрашивать у тебя. Что ты сделал со Стивом Харрингтоном, Эдди Мансон? Внимательные карие глаза присматриваются к Мансону, словно что-то ищут. Эдди же старается понять, откуда, черт возьми, Стив Харрингтон вобрал в свои радужки столько тепла. Как вдруг крупные ладони Стива хватают твердые плечи, Стив перекидывает ногу, оказывается сверху и осторожно окунает Эдди затылком в лесной ковер. Руки скользят вниз. Эдди инстинктивно дергается. — Эй, а ну без этого! Ладони будто собираются наброситься с щекоткой, но как бы передумывают в самый последний миг. Благородно позволяют дать ответ. Лицо Эдди покрывает выражение полного блаженства — он готов лежать так весь вечер, пока не отмерзнет зад. И пока никто не трогает его ребра, конечно же. — Какие ритуалы ты проводил в своем ужасном клубе, Стива Харрингтона не узнать. Может, он одержим? — Стив как не слышит, продолжает валять дурака. — Ох, нет, только не это. Стив, Стив! Он наклоняет голову то к одному плечу, то к другому, пародируя неизвестно кого. Эдди снова заходится в приступе смеха, корчась от щекотки и забиваясь по уши в пожухлые листья. Как вдруг, схватив Стива за ворот, рывком Эдди притягивает его к себе. — Кем это ты одержим, принцесса? — На губах мелькает ласковая улыбка. Эдди отрывает голову от лесного покрова. — Поцелуй может тебя расколдовать? Стив наклоняется ниже, намного ниже. — Я одержим тобой. — Признание выходит легким, улыбчивый налет остается на губах и в складочках уголков глаз. — И, боюсь, поцелуй только все усугубит. Вот оно. Глаза Стива вблизи — в них поблескивают золотистые точки, придающие тот самый загадочный теплый оттенок. Бережливая ладонь обаяет затылок Эдди, и Стив накрывает его губы своими. Ту часть тела, которой он уселся на Мансона, обдает концентрированной волной тепла. Ладони Эдди коротенько взлетают и падают, утопая в вечерней росе, а спустя мгновение-другое опоясывают шею Стива. Кожа тут особенно горячая. Голова идёт кругом от того, как смягчаются губы Эдди, когда Стив медлительно разминает их своими. Он даже легонько облизывает там, где кожа переходит в нежную слизистую, и делает этот поцелуй чуть более влажным. В этот раз Стив смелее, напористее, и из Эдди с тихим свистом вышибает весь дух. Ноздри раздуваются, когда Харрингтон, несколько раз чмокнув вкусный рот Мансона, соскальзывает немного в бок. Эдди придерживает его, чтобы не свалился. Стив целует его в слегка колючую верхнюю губу, в уголок рта и подбородок. Эдди выбрал лучший способ обезопасить свои ребра. — Может, ну его, этот блокнот? — говорит Стив голосом подстрекателя, уламывающего тусить перед экзаменами. — На тебя напало лесное чудовище, и ты с честью отбивался. Но, как жаль, потерпел поражение. — Да… Но, мне кажется, все было совсем не так, — Эдди задумчиво тянет. Его взгляд совершенно невозмутим, а ладонь — ложится на чужой пах. Не сжимает. Ну, разве что совсем чуть-чуть. Оценить габариты. — Мне кажется, это лесное чудовище потерпело поражение Подмигнув, Эдди его отстраняет, поднимается на ноги и подбирает лежащую на чемоданчике карту. Что вы знаете о жестокости? Эдди Мансон очень жесток. Он кидает Стиву сэндвич. — Вперед, к сокровищам! Это плохо. Поправлять все, что не так лежит в штанах, таща при этом лопаты — вот, что по-настоящему жестоко. Пунктирная дорожка, а вместе с ней маршрут оканчиваются у большого дерева с раскидистыми корнями, торчащими из земли. Как бы Стив ни старался замаскировать место недавнего вскопа, ограниченный участок земли отличается от остального подлеска. Приглашающе всадив в почву одну из лопат, Стив берется за вторую. До захода солнца — считанные минуты. — Финишная прямая, Мансон. Надеюсь, ты подкрепился по дороге, силы тебе еще понадобятся. Сделаем это. — Сделаем это, — Эдди соглашается эхом, и сразу вонзает лопату в землю. Летят комья земли, образующие сухие кучи на сухой листве. Много времени на это не уходит: клад покоился на глубине одного фута. Бицепсы и спина гудят уже на третьей порции отбрасываемой земли. Первой на твердь находит лопата Мансона, Эдди облегченно вытирает драным рукавом выступивший на лбу пот. А потом они оба голыми руками расчищают захоронение от комочков грязи. Из почвы на свет торчит металлическая рукоятка. На вид — старая, а значит не особо прочная. Она могла бы отвалиться от большого рвения, но поддается охотно, стоит только за нее ухватиться. Тот, кто оставил здесь клад, не слишком утрамбовывал землю. Это — старый, потертый и грязный сундук, какой можно бросить на чердаке при переезде. Без замка, но с петлями, удерживающими крышку. — Давай, — говорит Стив. Он сидит на корточках рядом с сундуком, через бедра перекинув черенок лопаты, как канатоходец. — Загляни внутрь. Эдди складывает ладони за спиной, медленно обходя обнаруженный сундук по периметру. Пальцы касаются крышки и тут же отдергиваются, словно сундук горячий, а взгляд заинтригованно устремляется на Стива. Сундук слишком велик для такой мелкой вещицы, как блокнот, и это очевидно. Эдди тянет время, театрально изображая нахмуренным лбом и прижатыми к губам пальцами ожесточенное сомнение — наконец, откидывает крышку. Нутро сундука выстлано серой пленкой, пришпиленной изнутри скобами. На дне, обернутое в просвечивающий черный пиратский флаг, лежит что-то объемное. Это не блокнот. Эдди сразу понимает это и срывает скользкую ткань флага, уже готовый разразиться возмущениями. Как вдруг видит куртку. Кожаную куртку, немного потертую. Но главное даже не это и не широкие лацканы, многочисленные молнии и саперные карманы. На спине, почти во всю площадь, нанесен аэрографом или чем-то вроде принт: обложка свежего альбома Металлики 86-го года. Бесчисленные белые кресты, стройными рядами тянущиеся вдаль за горизонт. Несколько секунд Эдди пялится в двойственном молчании, сидя на коленях у сундука и не в силах даже дышать. Только когда легкие не на шутку спирает от нехватки кислорода, поднимает глаза на растерявшегося Стива. — Я подумал, как только ее увидел, что она — твоя, — поясняет Харрингтон, почесывая грязными ногтями кончик носа. — Чувак, — из горла Эдди вырывается булькающий звук. Наконец он лезет в сундук, пальцы дрожат, касаясь не столько сокровища, сколько прослойки воздуха над ним. На большее — не решаются. Он зажимает рот обеими ладонями, мечась взглядом. На Стива. На сундук. На Стива. На сундук. — А, вот он, — Стив поспешно лезет во внутренний карман джинсовой куртки и достает блокнот Мансона, забитый текстами песен под завязку. Блокнот в целости и сохранности, его Стив носил буквально под сердцем весь этот день. — Возвращаю, не парься. И, если что, я не читал его. Очень хотел, но не читал. Я же не такой придурок, чтобы играть не по правилам. — Чувак, — Эдди тянет чуть громче, и губы расплываются в ошалелой улыбке. Он бережно достает куртку, боясь даже неосторожно сжать ее, чтобы не повредить. И зарывается носом в ворот, прикрывает глаза и впитывает кожаную текстуру ощупью. Застежки, молнии, подкладка, текстура цифр, букв… — Чува-а-ак. Где ты это заполучил? Металлика, с ума сойти. С ума сойти, Стив Харрингтон, ты сукин сын, с ума сойти, с ума сойти… В спешке сбросив джинсовую куртку, Эдди вдевает руки с эту красотку. Шумно втягивает воздух, словно перед прыжком в бассейн, и рывком подрывается с земли. Куртка сидит почти как влитая. Большевата, но это ничего — Эдди сильно убавил в весе с прошлого года. — Там, где получил, больше нет. Ты просто рок-звезда, — Стив поднимает руку, указывая на всего Эдди корочкой блокнота, пораженно улыбаясь. Эдди довольно вертится перед Стивом, молча спрашивая «ну что, как те?», и растерянно смеется, заметив лишь теперь в его руках блокнот. — Боже, Стив Харрингтон, — смех обрывается на высокой ноте, и Эдди ураганом подлетает к нему. Наносит почти нападающий поцелуй. — Я тебя обожаю. Ещё поцелуй — в подбородок. — И ненавижу. Следующий — чуть ниже носа. Реакции Мансона как деликатес, который пробуешь в ресторане: никогда не угадаешь, насколько феноменальным окажется вкус. — Ты… все это время он был у тебя, и ты… Знаешь что? — Эдди требовательно вскидывает голову и выставляет руку на случай возражений. — Оставь его себе. — Уверен? Я прочитаю каждое слово. Вот тут наследие Эдди Мансона, оно бесценно. Стив переводит взгляд со строгого изгиба бровей на блокнот в собственной руке. От волнения ее потряхивает. Эдди снова подносит костяшки к губам, царапая их кольцами и глупо улыбаясь: секретов от Стива у него нет. Стив убирает его за спину, в задний карман джинс, пока Мансон не передумал. Блокнот помещается идеально. — Можем вместе. — Эдди вдруг предлагает и смотрит как-то искоса. — Хочешь махнуть с ночевкой ко мне? Можем почитать, можем побренчать, можем… заняться чем-нибудь еще. Они стоят достаточно близко, чтобы Стив имел возможность протянуть руку. Подцепив на фаланги самый кончик кудрявой прядки, притрагивается к ней губами. От Эдди пахнет сигаретами, которые Харрингтон курил много лет, сырой листвой, немного травкой. Эдди не упорствует. Он предлагает. Хотя это предложение и пульсирует как свежий синяк. «Расскажешь мне о своих способах добывать белок?». Стив Харрингтон умрет, если скажет такое. — Думаю, мы придумаем, чем нам заняться, — вкрадчиво говорит вместо этого он. «Он готов», — думает Эдди. Эта полуосознанная мысль летит стрелой между его желаниями и здравомыслием. — Тогда… — Кончики пальцев бархатно спускаются по чужому локтю до ладони и задерживаются в ней, не вплетаясь, просто застывая на коже, покрасневшей в тех местах, где натирал черенок лопаты, — не будем задерживаться? — Идем, забей на все, — имея в виду сундук и лопаты, говорит Стив. Однажды в будущем они услышат в прокате разговор двух мальчишек о кладе у озера Влюбленных. И беззастенчиво расскажут юным посетителям о пиратском сокровище. А им ответят: «ага, ну да, конечно, идем отсюда». — Курс на трейлер фриков, Стив Харрингтон! — Эдди издает боевой клич. А Стив, поджав губы в полуулыбке, вдруг переплетает их пальцы. У Стива находится карманный фонарик. Он захватил его в «Все для дома» в самый последний момент на тот случай, если их блуждания по лесу затянутся. Он ведет Эдди назад, не отпуская его руку, и это еще один новый опыт для Эдди. Потому что Эдди, отвязный фрик Эдди Мансон — никогда не держался за руки. Они проходят до тачки-фасолины, не разъединяя рук, и пусть Эдди никогда не привлечет к этому внимание, пусть забудет об этом в ту самую секунду, когда горячие пальцы разъединятся, отчего-то там, в лесу, к горлу Эдди подкатил ком. А ладонь, хотя Эдди поклянется в обратном, зашлась в едва уловимой дрожи.