Горизонт событий

Авантюрин уверен: у него всегда есть запасной план. Второй, третий, пятый — даже, вероятно, десятый. Пусть он кажется всем лишь беспечным игроком, что предпочитает играть с судьбой, ставя на кон едва ли не все, что у него есть — пусть будет так. Неважно, кем именно его считают остальные: этот образ, скроенный из тысячи чужих украденных личин, спасал его не раз и не два даже. Хотя, чего греха таить. Авантюрин уже давно сросся с ним. Маску, что уже не просто приклеили — пришили к этому красивому, идеальному даже лицу. И снять теперь ее удастся лишь с кожей — да и то после смерти, ведь едва ли кому-то картежный игрок позволит заглянуть глубже. И уж тем более не позволит узнать его настоящего. Авантюрин — ехидство и непредсказуемость, заточенные в одном теле. Он обманывает, лжет, притворствует — и улыбается. Порой не столь даже важно, что именно ты говоришь клиенту — важнее всего обворожительная улыбка, способная убедить всех и каждого в своей искренности и честности. (Только сам Авантюрин уже не помнит, когда в последний раз был искренним…) (Возможно, перед смертью сестры?..) (Хах. Это ведь уже не имеет значения, да?) И игрок уверен: он не может проиграть. Он уже благословлен Треокой Гаятрой, удача сопутствует ему в любом деле — стоит только подумать о возможном, как план уже в его голове. Может быть — нет-нет, Авантюрин честен с собой все же — вероятность выигрыша не всегда достигает 1. Вот только доверительный интервал его еще никогда не предавал. Но мужчина оглядывается: в этой пустоте — хах, как же это смешно ведь звучит, стоит признать — нет и есть одно лишь ничего. Сплошное бесконечное пустое пространство, очерченное на горизонте бездонной черной дырой, медленно поглощающей в себя все видимое в своем окружении. В какой-то миг даже кажется, что он сходит с ума — как иначе объяснить, что он… здесь? Что он жив, дышит и… И — откровенно говоря — абсолютно не имеет представления, что делать дальше. Первым его покидает Будущее. Оно растворяется еще до начала игры, оставляя после себя лишь ехидный привкус насмешки. Словно издеваясь над ним, Будущее все же жаждет знать, что будет дальше. Несмотря даже на тот факт, что ответ оно по определению знать должно — но Авантюрин склонен полагать, что это лишь одна из вероятностей возможного, а не предопределенный кем-то из Эонов финал. Если он кузнец своей жизни, то в этой игре на кон поставить можно лишь остатки разума. Но даже так. Шансы победить еще есть. Второй его оставляет Ахерон. Так и не дав ответы на волнующие вопросы — но заставив задуматься. «Пробудись от этой грезы и отправляйся туда, куда должен. Твоя игра… еще не окончена.» Наверное, ей слишком легко судить — с высоты ее понимания бренности бытия. И почти единственное, что удерживает его истерзанный разум от какого-то приступа уже начавшего было развиваться внутри него — словно раковая опухоль — сумасшествия — подарок, спрятанный в глубине одного из карманов. У Авантюрина больше ничего нет. Ни каменных сердец, ни денег, ни побрякушек — только это. «Невозможное» в мире грез — это не Смерть, а скорее Сон.» — Доктор, доктор… — Авантюрин позволяет себе коротко улыбнуться. Одними только уголками губ — здесь нет кого-то, ради кого бы стоило стараться кривить искренность. — Значит все же желаете меня еще увидеть, да? И добавляет — тихим шепотом, будто бы боясь, что его кто-то услышит. — Я это запомню. Третьим — и последним — его оставляет Прошлое. Оно маленькое и беззащитное — смотрит огромными, счастливыми глазами, как будто бы Авантюрин его может защитить. На дне этих фиолетовых глаз — любопытство и странная радость. Будто бы все страдания, выпадающие на узкие хрупкие плечики — всего лишь иллюзия. Будто не было всех тех лет, когда ему приходилось каждый день бороться за свою жизнь. И Сон тогда — казался ему спасением. Но Какавача растворяется — прямо перед линией горизонта событий, а Авантюрин шагает дальше. И дальше. И дальше. Ладонь, сжимающая послание Рацио, цепляется за него как за последний оплот. Это и правда — его единственный шанс выбраться на свободу. На настоящую свободу. — И только попробуй не обрадоваться моему возвращению. Хотя, конечно, игрок более чем уверен, что тот лишь закатит глаза при их следующей встрече. Но зато теперь Авантюрин знает. Что она обязательно будет.

***

Его легкие вынужденно делают судорожный вдох. Отдающий сильной болью где-то во всей грудной клетке — ее словно распирает во все стороны, а саднящее чувство в небе и глотке не собирается покидать… ближайшие несколько часов точно. Рука цепляется за край ванны — Авантюрин едва ли признает в обстановке свой собственный номер. Не тот, что находится в мире грез, о нет. Самый настоящий, человеческий, физический номер, в котором он успел остановиться едва ли не неделю назад как. Даже вещи на столе раскиданы так же, как и в тот миг, когда он въезжал: блокнот, ручка, кейс с деньгами, взятыми исключительно «про запас», какая-то одежда… Все это кажется настолько реальным (как и ноющая, тупая боль в груди), что хочется только потереть глаза руками, да разразиться смехом, не веря. Разве… может так оно быть? Разве это могло сработать? Однако — однако — что убеждает его еще сильнее в том, что он сходит с ума — чужое тело прямо рядом с его собственной ванной. Рацио сидит на стуле, уперевшись локтями в колени: его руки закрывают лицо, а пряди синих густых волос — только тронь и ощутишь их мягкость — не позволяют разглядеть хоть что-то. Как будто тот застыл каменным изваянием, не имея возможности двигаться. — Хэй, док… — но вместо звонкого перелива из горла раздается лишь надсадное хрипение. — Может поможете мне?.. Авантюрин заходится в приступе сильного кашля — попытка произнести даже эти пять слов словно выкрутила тумблер боли на максимум. Согнувшись пополам, он не замечает даже, как Рацио спешно отнимает руки от лица, хватаясь за борта ванной. — Эоны, ты жив… — слышит игрок где-то сбоку. Сразу после этого — какой-то шум, шаги и шорохи. Секундой после — стеклянный перезвон и характерное журчание. — Пейте, ну же. — Смелая попытка… — Авантюрин снова заходится кашлем, но на этот раз все же поднимая голову — чужое лицо… заставляет задаваться вопросами. Множеством вопросов. — Отравить меня. — Не несите ерунды, — и лишь теперь Рацио характерно закатывает глаза, протягивая стакан. Внутри — на вид и запах — чистая вода, ничего более. — Вы обезвожены и вам необходим отдых. — Даже так, — однако он все же пьет, прекрасно понимая, что долго так не протянет. Боль в груди не уходит — но как будто бы становится на капельку легче. Слегка. Самую малость. — Интересный… побочный эффект. — Молчите, пожалуйста, — доктор снова закатывает глаза — и наклоняется вперед. В чужих глазах цвета закатного неба Авантюрин не может уловить ничего, кроме какого-то странного беспокойства и… тревоги. … Не иначе, где-то что-то умерло. — Док, если так желаете меня заткнуть… — но фразу продолжить ему не дают. Руки профессора смыкаются на его талии — и после подхватывают, поднимая выше. Словно бы он ничего не весил — хотя игрок знал, что это по определению не может быть правдой. — Док? — Я объяснюсь, — бросает тот спустя странную паузу. — Но сначала я хочу убедиться, что вы живы и относительно здоровы. — Разве я уже не жив и относительно здоров? — с Рацио как будто бы что-то не то. Как будто он не в себе… или же это еще одна греза, в которой доктор вдруг стал… странно заботливым. Авантюрин соврет, если скажет, что его это не пугает. — По.Мол.Чи.Те, — обрубают мужчину, не позволяя продолжить или хотя бы как-то развить мысль. — Ладно-ладно, — снова едва не заходясь кашлем, произносит игрок. В происходящее не верится совершенно — мелькает даже глупая мысль, что все, что с ним было до — более реально, чем… чем… Чем все это. Однако причин удивляться не становится меньше: Рацио аккуратно кладет его на кровать и садится рядом, хмурясь сильнее обычного. — У вас так морщины появятся, док, — и все-таки заткнуть его не удается, нет. Проще, наверное, убить — хотя Ахерон вот пыталась, да не вышло. Да и Сандей тоже… Хм. Интересная загадка, не правда ли? — В чем же дело? — Вы… — тот как-то невидимо но очень звучно и тоскливо вздыхает, будто бы борясь с чем-то внутри себя. — Вы не дышали около семи минут и 45 секунд. … Ага… Что же… это, хотя бы, объясняет, почему в первые свои секунды… «жизни» его легкие так старательно делали вид, что существуют отдельно от его собственного тела. Решили, видимо, отключиться за неуплату кислородом. — Ха… Занятно. Но, тем не менее, я все же жив и, смею предположить, здоров. Так что все хорошо… Веритас. Вам не стоит беспокоиться обо мне. Авантюрин не хочет вкладывать искренность в свои слова — но она случайно проскальзывает. Прямо сквозь почти стиснутые зубы, оседая между ними тончайшими частицами — и позволяя тем самым Рацио заглянуть под пришитую к коже маску. Но только на один слой. — … Вы живы, но едва ли не чудом, — и все-таки нет. Ему не мерещится в чужом взгляде самая настоящая искренность и… тревога. Обычно доктор — холодный и сухой, как ветер на какой-нибудь очень далекой, забытой Эонами планете. Он не уважает глупцов (хоть и стремится их образумить) и уж тем более не стремится проявлять хотя бы каких-то положительных эмоций в адрес тех, кто ему не интересен. Что уж тут говорить о… чем-то подобном. — В таком случае мне стоит назвать чудом вас, — Авантюрин откидывается на подушку, все еще пытаясь совладать с дыханием. Грудная клетка саднит не так сильно, но игрок уверен, что подобное состояние продлится на еще несколько часов точно. — Если бы не ваш подарок, то… кажется, меня бы здесь не было. — Вы поняли мои слова… — и опять — почему же на этом точеном лице столько эмоций? Почему он… Почему он беспокоится… — Неужели вы были убеждены, что я недостаточно умен? Как грубо, док, — Авантюрин чуть качает головой. — «Невозможное» в мире грез — это не Смерть, а скорее Сон» — так вы изъяснились… И я лишь предположил, что позволив себе стать частью Небытия, то… смогу оказаться здесь. Он снова вздыхает — коротко но с долей довольной улыбки — как будто бы выиграл не в лотерею, а в полноценной битве. … Хотя… так ведь и было, разве нет? — Так и вышло. Авантюрин уверен: у него всегда есть запасной план. Однако в этот раз… довериться кому-то оказалось не столь уж ужасной идеей. Надо же, ха-ха. (А ведь казалось, что ничего, кроме предательства ожидать и не стоит). — Я… — и ученый вдруг позволяет себе осторожно положить ладонь поверх чужой — мягко и даже как-то бережно — с долей немыслимой заботы. И это рвет все мыслимые и не очень шаблоны. Первая же мысль — убрать руку как можно скорее. Вторая — силой оставить ее на месте — лишь бы узнать, что будет дальше. Что еще может скрывать этот… профессор. Все же маску носит не только игрок, так? — Я рад, что вы живы. И что наш план удался… Авантюрин, я… — Тебе не стоило беспокоиться обо мне так сильно, — повторяет игрок снова, сдержанно улыбаясь. Эта улыбка — такая же в череде одинаково-фальшивых. Лишь бы успокоить, лишь бы убедить… Лишь бы свернуть тему… Лишь бы… — Нет, Авантюрин, — отрезает тот резко, как будто бы не имея более желания слушать подобный бред. А бред ли… — Послушай, я понимаю: ты ужасно рад, что я жив, но мы все еще… — Все еще что? — и чужая рука вдруг сжимает его собственную. Не сильно, но крепко — словно стремясь удержать на месте, не позволить сбежать, не позволить уйти… — Авантюрин, я… посмею предположить, что наше общение несколько не задалось, но тем не менее. Нет… Нет-нет-нет… Нет, пожалуйста… Игрок сглатывает — это приносит ему физическую и моральную боль — и не укрывается от чужого взгляда, но… — Но тем не менее, я бы хотел предложить начать все заново. С чистого листа… И… … Возможно, что-то ломается внутри него самого. Возможно, это битые сотни раз осколки сердца. — Когда все закончится здесь… Мы оба будем живы и здоровы… Я бы хотел подписать еще один контракт с КММ. … А осколки — кажется — крошатся только сильнее. Стираясь в мелкий порошок. — … Хорошо, Веритас. Я думаю, мы можем это обсудить, когда завершим нашу миссию здесь. Авантюрин выдыхает — а Рацио впервые за вечер позволяет себе слабо улыбнуться. … «Горизонт событий» — граница в астрофизике, за которой события не могут повлиять на наблюдателя. Только, кажется, события уже повлияли на него.