Ты скучал по мне?

Киллуа аккуратно ставит разноцветный, выполненный в японских традициях чайник на стол. Чайник ужасно выбивался из общей атмосферы дома: шторы везде задернуты, единственным источником освещения является восходящее солнце, которое не тревожило Золдиков по утрам, потому что оно не добиралась до окон, расположенных с западной стороны; только иногда мелькала мебель светлых оттенков, в остальном же — сплошная темнота и мрак. Вид чайника, хоть и простого, заставляло радостное сердце биться чаще. В самом чайнике не было ничего примечательного, и впрочем, Киллуа предпочел бы об этом не думать. Горький вкус первого попавшегося кофе на кухне заставлял немного скривиться. Но сейчас это волновало Золдика меньше всего, потому что градус неверия в его крови с каждой секундой только больше повышался. Неужели мне это не снится? И если бы в этот момент кто-нибудь ему сказал, что Гон в соседней комнате — это всего лишь его галлюцинация, то Киллуа без промедления поверил бы. Да, возможно он больной, потому что слова выше сказаны без доли преувеличения. Столько минут, часов и ночей, потраченных на мечты о том, чтобы он был здесь… в это кажется невозможно поверить. Уже успевшие потерять прошлую уверенность шаги доносятся из соседней комнаты прямиком в сознание Киллуа. Он пытается сосредоточиться на них, чтобы точно убедиться, что он ничего себе не напридумывал, но по итогу стало еще хуже, ведь на пороге появился Гон Фрикс. Тот самый человек, с мыслью о котором Киллуа просыпался и ложился спать; с мыслью о котором он, в общем-то, существовал, стоит в его квартире. Такой домашний и правильный. До больного родной. Вид его улыбки только больше укореняет мысль о том, что он в алкогольном бреду. Эти ямочки на щеках оставляют невидимый шлейф в сознании Киллуа. Он на полном серьезе хочет сфотографировать Гона глазами, чтобы навсегда запомнить этот момент. И вмиг все приобретает краски и пресловутый смысл. И наверное его должно заботить то, что прожигать дыру в лице Фрикса вовсе не обязательно, но оно, удивительно, не заботит. Гон, такой же, как и год назад, своими громкими (но достаточно тише обычного) шагами подошел к Киллуа. Гон не сентиментальный человек, возможно. Но вид Киллуа заставляет в его груди что-то сжиматься, перекрывая кислород. Он бесшумно садится на диван рядом с Золдиком, после чего положил голову ему на плечо. И этот вес, такой до кошмарного правильный, дает ему сил. Как будто бы стало легче дышать. Киллуа в ответ не сопротивляется, все еще находясь в неверии. Его квартира насквозь пропахла сигаретами, и из-за навязчивого запаха Гон непроизвольно жмурится. — Ты стал курить? — Время от времени. В воздухе повисла следующая фраза, которую Гон не решился сказать до того, как повернется лицом к Киллуа: — Я скучал по тебе, — с сожалением в голосе произнес он. Его рука плавно оказалась у волос Киллуа, убирая лишние пряди с лица. — Я тоже. — выдыхает Киллуа, завороженный этой близостью. Не став долго размышлять, он размеренно, по крайней мере насколько смог, сказал: — Ты мог бы… взять меня. С собой. Решительность к концу фразы немного поумерила, но оставлять ее незаконченной он не мог. — А как же Аллука? — ответил Фрикс, рассматривая непривычно взрослого Золдика. — Она хочет жить сама, — почти шепчет Киллуа, отчаянно заглядывая в глаза Гону. Нет, только не говори нет. Я не выдержу потерять тебя еще раз. Ты слишком часто уходишь. Гон отреагировал лишь спустя несколько десятков секунд. Он фыркнул, все также смотря на Киллуа. Они оба знают, что оставить друг друга больше никогда не смогут. Вместо ответа Фрикс обнимает Киллуа, и тот в него почти вцепляется в ответ, чтобы точно убедиться, что Гон — не плод его воображения. Золдик все понимает без слов. Внутри него сверкают фейерверки, потому что теперь он сможет видеть его каждый день, и возможно когда-нибудь решится… сказать.