***
В магазинах продавались бокалы, отражавшие фигуру молодого дворянина и бутылку алкоголя в его руке. Этот, казалось бы, молодой дворянин, Кейл Хенитьюз, носил вычурный костюм. Достаточно золотой, чтобы быть определяющим и заметным, но не слишком бросающимся в глаза. А взгляды и перешептывания, как обычно, следовали за ним, словно назойливые вредители, которые витают над уличными фонарями по ночам, просто потому, что они – насекомые, жаждущие света. — Это старший сын Графа Хенитьюз, не так ли? — Как неприлично пить среди бела дня! Прогуливаясь по богатому району, он был полон людей, считающих себя благородными. Многие из них, несмотря на свою гордость, обедали на улице, чтобы просто похвастаться, собраться и изложить на бумаге историю, которую они называли вульгарной. Кейл считал их неразумной кучкой. Рыжий устроился на другой стороне улицы, в кафе-баре, удобно расположенном напротив чайного домика. Если официанты были напуганы, он не возражал. Так было всегда из-за его имиджа отброса, который на самом деле давал ему множество преимуществ, которыми мог наслаждаться только он, например, получать выпивку почти сидя. То, как он мог свободно слушать, как люди болтают без умолку, тоже было интересно. — Черепахи больше всех блестят на северо-востоке, это нельзя отрицать. Если бы он не был таким хамоватым, я бы выдал за него замуж свою дочь– говорила первая статистка. Ее шляпа была зеленой. — В некотором смысле, ты все еще можешь. Кажется, что, несмотря на его грубые поступки, он никогда не терял благосклонности своей семьи. Посмотри, во что он одет. Разве это не из замка Хаэм?– заметила вторая статистка. Ее шляпа была синей. — Хм? Тогда это должно быть коллекция Люсины Шантэ..– статистка в зелёной шляпе повернула голову и окинула его изучающим взглядом– Думаю, его тело и лицо – это спасение для дома Хенитьюз. — Потише, он может услышать тебя и запустить бутылкой прямо тебе в голову!– предупредила третья статистка, ее закрытый веер со стуком упал на стол. На ней была красная шляпа. Взгляды трех женщин остановились на бутылке вина в руке Кейла. Он некоторое время слушал их, но притворился, что замечает только то, как они смотрят, посылая им свирепые взгляды за то, что они осмелились на него таращиться. Все они отвели от него взгляд, прикрыв лица веерами. Его имя было вытеснено из их уст, сменившись разговором об их собственных сыновьях и дочерях. — Поскольку мы затронули тему одежды, Лоренс недавно представила несколько своих новейших коллекций небольшому тайному собранию уважаемых людей. Моя дочь была среди них, потому что, как вы все знаете, она замужем за герцогом с востока– первая и вторая статистка тайком закатили глаза– На самом деле, это платье, которое на мне сейчас, – подарок от нее. Ах, моя драгоценная дочь, которая не смогла забыть обо мне — Теперь мы знаем причину, по которой ты предстала перед нами в прекрасном виде. — Ох, пожалуй, это все, что здесь есть. Прелесть – это преувеличение. Мы все знаем, какой ажиотаж вызывает замок Хаем и их ослепительные дневные платья. — Действительно. Я бы продала все свои драгоценности– Кейл осушил свою бутылку вина до последней капли, болтовня прекратилась, как только он вытер излишки. Рот и его слова, слухи и сплетни были инструментом для определения текущих разговоров в городе. Потому что они были довольно распущенными, не так ли? Его уход был таким же драматичным, как золотые нити, которыми был расшит его фрак, дергая за ниточки, когда он уходил, их взгляды были прикованы к нему. Они снова говорили о нем за его спиной, а затем переходили к следующему важному делу. Там было море правды, но все, что они удосужились увидеть, это реку; отброс из графской семьи. Вспомнив, что он слышал, как они говорили, одним из названных имен была Люсина Шантэ. Ну, она была известным дизайнером тканей, оказавшим влияние практически на весь Роан. Она даже получила причудливое прозвище «ткачиха мира моды», поскольку ее работы диктовали тенденции. Модельер Люсина Шантэ и её бутик Замок Хаэм любезны с людьми всех возрастах и полов, что было под силу не каждому магазину одежды. Блистательные члены королевской семьи, чопорные дворяне, влиятельные звезды, люди простого происхождения — все, кому нужна была одежда, в замке Хаэм шили для них. Совсем иначе обстояло дело с их так называемым главным конкурентом, Лоренсом, которые охотно приукрашивали свое шелковое имя для знати, превращая их в угодников дворян. Кейл считал их скупыми, в них не было ни капли заботы и страсти к моде. Хотя Люсина Шантэ была ветром, который унес это прочь. Она ворвалась в мир моды подобно шторму. Ее яростное, но тонкое мастерство заставляло людей превращать ее в потребность. Им всегда было любопытно, на чьей руке были мозоли портного, которые превращали даже самый незначительный кусок ткани в модный. Если в городе говорят, то и спрашивают тоже. Каким человеком является девушка, построившая Замок Хаэм? Но главный вопрос – кто такая Люсина Шантэ? Кейл шел по переулку, окруженному тенями зданий. Он вертел головой по сторонам, чтобы проверить, не видел ли его кто-нибудь, но все, кто мог бы послужить свидетелями, были всего лишь коты. Он проигнорировал их, а затем вошел через потайную дверь в стене. То, что приветствовало его походку и признавало в нем дом, было студией, то, что витало в воздухе, было запахом машин, а то, что эхом отдавалось в углах, было металлическими скобами, ударявшимися друг о друга. — Кто-нибудь проверял последние разработки Лоренса? Может быть, если бы кому-то хватило ума перепутать имя Люсины Шантэ, он бы догадался.***
Кончики его пальцев были шершавыми, словно иглы были мечами, которыми он владел, словно творение было битвой со временем снова и снова, пока кто-то не победит. Это был метод проб и ошибок, пока он не получил образец, от которого у него екнуло сердце. Лето подходило к концу, и у пруда из деревьев текли слезы. Зрелище, за которым можно наблюдать, сидя на золотых креслах и попивая чай. Так, новейшей коллекцией Замка Хаэм стало чаепитие у пруда. Коллекция «Чаепитие у пруда» была описана как ‘напоминающая о лете, весёлых приключениях, когда вы сияете, как фея осенью’. Большинство предметов одежды были созданы с помощью машин и их магии, но сложные детали и лимитированные версии были сшиты Кейлом и его командой вручную. Не зря в городе первой обсуждаемой темой была, каким человеком является Люсина. Она лично беседовала с королевской семьёй за несколько месяцев до банкетов, с дворянами, когда поступала просьба, и когда устраивался показ мод. Красивая девушка с вьющимися медными волосами, которую на самом деле звали Арабелла. Ее личность была похоронена много лет назад, и теперь мир знал ее как Люсину. Она была одним из доверенных лиц Кейла и, ну, в общем, моделью. — О, эта коллекция великолепна! Этот адриатический костюм– сказала Арабелла, глядя на выставленные наряды– А это тиловое платье – все! Не мог бы ты смоделировать его для богатого района? Оставь рыжие волосы. Это сильно подчеркнет тиловый цвет. Ее искрометность и чувство моды были именно той причиной, по которой она так хорошо работала в роли Люсины, и Кейл часто находил это забавным. — Это было бы чудесно, если бы я не боялся того, что увижу в зеркале. Белла в замешательстве склонила голову. — Что это вообще значит– — Хватит бездельничать, Белла. Мы снимем с тебя мерку для другого платья, которое может тебе понравиться– за спиной рыжеволосого появилась зеленая вспышка и положила ему на плечи пару рук. Амиру с небольшой улыбкой посмотрела в сторону Кейла, а затем подтолкнула Арабеллу. — На самом деле, Амиру, не лучше ли тебе подошел бы тил? У тебя зеленые волосы и все такое– прокомментировал рыжеволосый, уже отвлеченный. Кейл тоже улыбнулся ей в ответ, на его губах была благодарность.***
К несчастью для Беллы, бирюзовое платье было зарезервировано для кого-то другого. Возможно, бирюзовое хорошо смотрелось бы с вишнево-красным, но оно было бы лучше с лазурно-синим. Даже дополняющее. Кейл подарил его своей мачехе Виолан, у которой были те самые опаловые глаза. История между Кейлом и его мачехой была не так уж далека от воображения людей. Они были далеки, как суша от океана, но встретились на полпути к берегу. Кейл ценил свет, который Виолан привнесла в поместье после смерти его мамы, и он проявлял свою милость, постоянно посылая ей свои творения. Виолан также отблагодарила бы его, пригласив на чаепитие, от которого он в основном отказывался, когда оно было публичным, или во время ужина, который он редко посещал. Иногда, как в этот раз, Виолан приглашала его, надевая бирюзовое платье, подаренное Кейлом, как раз перед чаепитием, которого он избегал. Кейлу будет позволено наблюдать, как ее подготавливают с помощью косметики и украшений, и Кейл сможет увидеть, как его дизайн дополняется владельцем. — Вам неудобны корсажи?– спросил Кейл приглушенным тоном, в отличие от ожиданий слуг Виолан. — Не совсем. У меня нет тесных кружев– ответила Виолан, закрыв глаза, пока служанка накладывала макияж на ее глаза. Все в комнате, включая Виолан, восприняли этот вопрос как часть любопытства Кейла из-за широко распространенного неправильного представления о женских корсетах и о том, что в настоящее время он носит один из них по моде. Они и не подозревали, что Кейлу это было хорошо знакомо, и хотя это было не так дико, как их представляли таблоиды, не разрушали костей и органов, он знал, что их нынешний дизайн все еще далек от ощущения свободы. — Хотя, я могла бы признать, что нижние юбки доставляют некоторый дискомфорт. — Правда? — Я ношу пять, чтобы сохранить форму, а еще есть кринолин. Хлопотно. Думаю, некоторые девушки носят семь– Виолан попыталась пошутить, но Кейл воспринял это всерьез, потому что знал из рассказов Беллы, что королева носила восьмерку. После этой встречи Кейл начал ломать голову. Идеи словно жужжали вокруг, но он должен был ловить их одну за другой. Он отправился в свою студию, расстелил над столом бумагу и заперся там. Бумага окрасилась в разные цвета, в основном от руки Кейла. Машины заиграли, как призрачные пианино, а гусиные перья просились в полет. Но они не могли. Крахмал запирал их, как и липкость кроличьей шкурки. В воздухе было слишком много места, поэтому Кейл тоже разорвал магический свиток, наблюдая за тем, как ткани ходят, словно из книги ужасов. Он командовал ими взмахом руки, поворотом головы, как маэстро в оркестре. Если они совершали ошибку или Кейл менял свое мнение, они тоже получали выговор. Это происходило снова и снова. Время было таким, что его мозг не мог собраться с мыслями. Если бы другие люди увидели эту сцену, они бы наверняка сказали, что это не тот Кейл Хенитьюз, которого они знают. Они стали бы защищать его звание как мусора, пьяницу, который почти не приходит домой и тратит свое время на бесполезную роскошь. Они будут защищать его больше, чем его сердце, ведь они почитают интриги, а не людей. В поместье говорят, что старший сын больше не возвращался домой. Скажем, может быть, он был пьян. Может, прижался спиной к холодному бетону, напившись до беспамятства. Говорят, надеются, что в эту ночь за ним не будут гоняться женщины, утверждающие, что носят его ребенка. Они говорят, что им повезет, что сегодня ночью они не будут бояться осколков бутылки на полу, совершенно не обращая внимания на тревожный треск и рваную бумагу на другом этаже. Хорошо, что время лечит раны: то, что раньше болело, стало шрамом. Кровь, которая всегда текла в его теле, была кровью Хенитьюз, что делало его стойким и решительным. Люди забывали эти слова, как только они покидали их уста, так зачем же беспокоиться? Цвет, разбросанный вокруг него, был доказательством его существования, а красный на волосах – доказательством выбора, размышления для музы. Луч света упал на его стол, и он вдруг почувствовал, что у него пересохло в глазах. Подняв глаза, он увидел зеленоволосую, всегда дружелюбную, всегда рядом. — Ты пытаешься покончить с собой? Здесь повсюду так много магических свитков. Боже мой. Ты вообще спал? Конечно, нет, зачем я вообще спрашиваю? Усталость просочилась в него, казалось, наконец-то заметив, что он человек. Радуга тоже устроила себе постель из облаков. Кейл протянул Амиру страницу и вытащил из ее периферии манекен, незаконченный, поскольку ему требовалось больше фантазии, но идея была. — Посмотри. — Что? — Взгляни на неё.***
У Виолан возникло подозрение. Она подумала о своем старшем сыне Кейле и его бесконечных подарках от самой известной линии одежды в Роане. Она знала о Люсине, упомянутом дизайнере и основателе этого уважаемого замка, и о словах на улице. Они лежали в переулке не просто так. В основном они были полны грязи и редко когда были достаточны. Тем не менее, они все равно приносили пользу. Он лежал в ее карманах еще с тех пор, когда она была всего лишь дочерью купца, и, возможно, попал в сумку, когда она вышла замуж в знатный дом. Кейл, возможно, привез это ей еще до того, как оно появилось на дорогах, в виде платьев. Слишком ясно для ее кармана с секретами, слишком размыто для ее мешка с фактами. Поэтому она все еще наблюдала за ним, отправляя еще одну коробку с платьем — платьем — на ее попечение. Там было письмо, написанное фирменным шрифтом Люсина — она никогда не писала — объясняющее, что это совершенно новый дизайн, непохожий ни на что, что когда-либо носили в Роане, и что она сделала его специально для нее, и что ее глаза «соперничают по цвету с небом в солнечный день». Ее подозрения возросли, потому что, хотя она встречала девушку по крайней мере один или два раза, они никогда не были особенно близки — достаточно близки для метафоры, которая ясно показывала, что она неравнодушна. В нем была нежность, как и всегда в каждом подарке, иногда с кратким упоминанием Кейла и отрывками из его мыслей, и Виолан подумала, что, возможно, за ней ухаживают как за матерью потенциального партнера. На ее лице была нарисована улыбка, которая немедленно сменилась удивлением, когда она открыла коробку. Комплект из двух предметов нежно-голубого цвета, кружева сияли нежно, как небо. Юбка напоминала тюльпан: оборки и пух всё ещё были на ней, но не было похоже, что она распускается. У топа был длинный рукав, из органзы, делающий его похожим на облако, и квадратный вырез, подчеркнутый светло-золотым. Виолан подняла его с легким вздохом, заметив под ним красивый комплект из сорочки и панталон в качестве комбинированного костюма. А потом в другой коробке был лиф, немного иной формы, чем обычные корсеты, поскольку он, казалось, оттягивал бедра и выдавал грудь вперед. Там было и другое письмо. [ Дорогая Графиня Хенитьюз, Как я уже упоминал, это совершенно новый образ. Это не было ни преувеличением, ни похвалой, это факт. Хотя я точно знаю, что мои работы – неоспоримая форма красоты. Вы первая, кто получит этот дизайн прямо из нашей студии. Можно сказать, что он был соткан для музы, и мне бы очень хотелось, чтобы вы надели его в тот день, когда я представлю миру остальные части этого дизайна. Семья Хенитусе сердечно приглашена на… ] Она закрыла письмо, её лицо снов просветлело.***
Все началось с того, что некая девушка с каштановыми, как у воробья, волосами разгуливала в необычном платье, словно выкроенном прямо из солнечных лучей, смоченных в креме. Оно было красивым, но непривычным. Некоторые знатные дамы пытались высмеивать его, но в глубине души им было любопытно. Потом была юная леди Амиру Убарр во время одного из дней рождения принца в столице, выглядевшая так, словно ее обожали лесные феи, одолжившие ей свой зеленый цвет в вечернем платье. Даже Уилсман и Четтер изменились: их фраки стали короче и менее беспорядочными. Если бы сплетни были реальными вещами, они бы физически загромождали улицы. То ли радуясь, то ли огорчаясь, что это не так, они раздували небольшой костер, который развел Кейл — который начала Люсина. Это была тактика. Привлечение внимания. Маркетинговая стратегия, и она неплохо работала. Люсина назвала это новой эрой моды и пригласила посмотреть тех, кто на бумаге произвел бы больше шума. Наступил день выставки, и он был чудесным. Снаружи бесчисленные журналисты смотрели на происходящее как ястребы, и если бы не магические инструменты, помогающие в работе с документами, их носы тоже были бы прижаты к бумаге. Замок Хаэм никогда не был строг к их суете, более того, они процветали от этого. Накорми их тем, что они хотят, и они отплатят тем же, а то, что было нужно замку Хаэм в те времена, - слава. Они начинают со слухов. Гости начали прибывать один за другим, их кареты «переигрывали» друг друга. Королевская семья была ничуть не лучше, и они имели на это полное право. Хотя семья Хенитьюз не собиралась проигрывать. Виолан надела голубое платье – может быть, лучше назвать его платьем, – подаренным Люсиной Шантэ, и могла поклясться, что вдалеке волшебным образом горела какая-то бумага. К сожалению, Кейла с ними не было. — Боже, вы выглядите великолепно, графиня. Я была уверена, что небеса спустили на землю одного из своих ангелов– пропела какая-то знатная женщина. Виолан задумалась над высокой оценкой, но вместо этого решила поблагодарить ее. Вскоре началось представление, свет померк и сфокусировался в одном месте. Люсина была великолепна, как всегда. Как художник, красноречие переходит в искусство, и она сказала всем, что именно оно собрало всех в одном месте в этот день. Она сказала, что нынешняя страница моды – это когда покойная королева Викторина вдохновляла других художников, что она выросла и тоже познала ее красоту. Но сегодня она пыталась перейти на следующую страницу, и, возможно, название этой эпохи будет вдохновлено именем правящего короля Зеда. Она сказала что-то еще, похожее на то, что написала для Виолан, и та почувствовала себя польщенной тем, что знает. Ее речь закончилась аплодисментами, за которыми последовала музыка и появление моделей, когда она начала идти обратно. Виолан показалось, что она увидела Кейла, а может, так оно и было – ее удивительно заметный сын, шествующий в простом на первый взгляд белом, которое переливалось, как чешуя русалки, со всем фиолетовым, розовым и голубым. Демонстрация продолжалась: от сорочек до платьев и фраков, выставляемых напоказ в, казалось бы, произвольных интервалах, но вскоре стало ясно, что это художественный выбор: красное накладывать на синее и наоборот. Краем глаза Виолан заметила, как Кейл снова заговорил с юной леди с территории Убарра. На мгновение они показались совсем близки, и Виолан пришлось мысленно перестраивать свои теории. Пока она не увидела, как Кейл наморщил лоб, коротко кивнув, и их двоих повели к двери, которая, казалось, находилась чуть в стороне от сцены. Виолан, которая хотела кое-что подтвердить, последовала за ним. — Юная леди Убарр. — Э-э, Графиня… — Я видела Кейла. Могу я подойти к нему? — Но это… — Конечно, мне позволено искать своего сына. — …Хорошо. Хм. Он всего лишь немного разговаривает с Люсиной, так что– Чего Виолан не знала, и, конечно, Кейл тоже, так это того, что после того, как Виолан отправилась за Кейлом, Басен последовал за ней. Когда Лили заметила, что его старший брат куда-то направляется, она молча последовала за ним. И Дерут, бедный граф, заметив, что каждый член его семьи куда-то исчезает, тоже увязался. Дверь таинственным образом вела, казалось, за кулисы, где сновали модели и специалисты по красоте, а еще одна модель и Люсина паниковали в углу, а Кейл стоял перед ними, поправляя рукава модели и выкрикивая инструкции. Его пальто переливалось в такт его движениям, и Виолан не могла отвести от него глаз. Боги, он не встречался с Люсиной. Он был… — Ах!– Лили ахнула позади Виолан и тут же прикрыла рот, когда все повернулись, чтобы посмотреть на нее, а затем на каждого члена семьи Хенитьюз, комично присутствовавшего там. Кейл увидел их всех, и его глаза расширились. — О, нет. Виолан только улыбнулась ему и слегка склонила голову, прежде чем проводить Лили, Басена и Дерута — Что вы здесь делаете? Я не знаю! Я просто последовал за ними! — снова на улицу. За дверью мерцал подарок — вид струящегося платья, которое носила муза, мать. Взгляд Кейла Хенитьюза задержался на некоторое время. Его новой музой было облако, обнимающее солнца. Он вернулся к тому, чем занимался ранее, с облегченной улыбкой на лице.