Проще.

Иногда Жан действительно завидовал Дюбуа, хотя поводов для гордости у Гаррье было меньше, чем шрамов на щеке сателлит-офицера. Большая их часть давно поравнялась с кожей, она застыла бледными следами в ожидании новых. Викмар тоже ждал, пока снова начнёт верить, что их появление ему как-то поможет. Гораздо проще топить себя в алкоголе. Почему-то Жан был уверен, что вместе с кислотной вонючей зеленью детектив выталкивает из себя и шматы сгнившего нутра. Как-то иначе идентифицировать эту массу напарник даже не пытался. Проще доводить градусами нейроны до кипения, быть может они переплавятся во что-то новое. Забыть, что ты человек, перемещаться на четвереньках в поисках ещё пары капель. Ведь если можешь двигаться - значит, пока недостаточно, значит, ты ещё что-то сознательное и ощущающее боль. Дюбуа пытался сбежать от неё, надеялся, что так ему будет спокойнее. Жан хотел оставаться в сознании, потому что для него покой - это боль. Викмар редко ел сладкое, но день нужно было сделать немного лучше. Сахар помогает, по крайней мере организму, глюкоза запускает какие-то там процессы, и мозгу становится легче. Мужчина думал о печенье с шоколадом с самого утра, и похоже именно поэтому часы смены выдались такими дерьмовыми: жизнь решила подыграть, подкинуть дряни, раз уж Жан всё равно подстраховался покупкой десерта. Хуже не будет, и Викмару даже плевать, если на самом деле ещё может. В магазине офицер задержался взглядом на полках с горячительным. Он думал о том, что его мозг размажет по черепу куда эффективнее, чем это получается у Гаррье, ведь Жан принимает лекарства. Но зрачок лениво двинулся дальше, в сторону кассы. Если размазжить голову о плитку под ногами, Викмар не почувствует облегчения. Что уже говорить о попытках забыться в алкоголе. Кричать о помощи и не принимать её - очень просто. Биться в конвульсиях, изводить тело и людей, мешать себя с грязью на улице и в чужих глазах. Когда сателлит-офицер наблюдает за детективом, его немного успокаивает, что у Гаррье есть надежда. Он продолжает падать, потому что его ещё могут поднять, даже если станет брыкаться. Викмар о помощи не просит, если кричит - не хочет, чтобы услышали. В участке часто бывали люди, наносящие себе физические увечья. Жан смотрел на них и понимал - у них тоже есть надежда. Есть, для кого кричать, боль ещё помогает забывать об отчаянии. Мужчина вытаскивал ненужные булавки из пробковой доски в кабинете и отламывал у них яркие головки, чтобы легче было прятать. Вводил острия в ладони и пальцы, пока сидел за столом, ехал в мотокарете, стоял в очереди. Мало крови, быстро заживают следы, а если нет - их не видно. И больно. А когда они впиваются в кожу поясницы или бедра через карманы формы, Викмар считает это справедливым. Как и то, что легче не становилось. Жан почти не чувствует вкуса. Печенье разламывается во рту, по текстуре и ощущениям напоминает фанеру. Может быть, дело в таблетках, а может быть Викмару просто всё равно. От чая крошка сбивается в слизь и липнет к нёбу. От молчаливого взгляда куда-то вглубь маленькой кухни тянет в сон, и мужчина не верит, но принимает как навязанный факт, что это поможет ему, когда он ляжет в кровать. Обычно в бессонные ночи Жан хочет получить боль. Укрыть ей тело, как одеялом. Почему-то Викмару кажется, что с ней он точно уснёт. Она отвлечёт, убаюкает, подарит облегчение в передышках между завываниями. Если бы офицер был уверен, что это так, то дал бы вывернуть себе каждый сустав, раздробить каждую кость. Но Жан знает, что и это ему не поможет. Гораздо проще - лежать в кровати в поисках сил подняться и дойти до туалета, чтобы не обмочиться прямо под себя. Викмар ложится, зная, что встанет, ведь ему уже всё равно, насколько тяжело будет двигаться дальше. Всё равно, насколько далеко. Офицер не хотел, чтобы кто-то ему помог. Но это - один из признаков, что помощь нужна точно. Так ему говорили. Иногда Жан ещё чувствует фантомный запах прижжённой кожи и подпалённой щетины. Мужчина не мог объяснить, зачем вдавливал в щёку окурки. С незажившими следами лицо походило на испорченную маску, которую он якобы носил для других. Ожоги, как и порезы - клеймо. Так можно показать людям, что с тобой что-то не так. Наверное, ты обязан был показать. Викмар не хотел этого делать, но так было нужно. Он не чувствовал себя сломанным, а это верный знак, что его уже не починить. Говорить себе, что ты всего этого не заслужил, просто. Жан считал, что всего этого недостаточно. Ему не становится легче от боли - и этого недостаточно. Он следует правилам, советам - и этого недостаточно. Викмар даёт другим уничтожать себя. А этого по-прежнему мало. Для мужчины это закономерность. Справедливость. Возможно, искупление. Он не знает, за что, и это уже - благосклонность. Как и осознание: искупить нечем. Да и он сам - ничто. В этом Жан находил успокоение втайне от врача. Наверное, Викмар и не хотел, чтобы ему было проще. Поэтому он продолжает лечение, пьёт лекарства, носит парик, отыгрывает ощущения, не скрывает шрамы. Пытается показать, что надежда ещё есть.

Убедить других получается. Убедить себя?

Офицер лежит в кровати и думает о том, что хочет почувствовать боль.