***
Всё было тихо. Целых два месяца было тихо. Для местных жителей стало обыденностью - уживаться с немцами, редкими и тихими боями, смысл которых мало кому был понятен. Но в один момент все изменилось. Ночью, 15 сентября, небо, казалось бы, разразил гром и молнии. А после удар, ещё один. Все вокруг содрогалось. С Лоуренсом пришлось пережидать эту ночь в небольшом подвале - выбора не оставалось. Теодора хотела вырваться туда, где была самая гуща событий. Вот только Лоуренс не дал ей этого сделать, практически насильно затащив в сырое помещение. — Теодора, не помнишь, что было в прошлый раз? - он тряхнул её за плечи, строго глядя на девушку. — Лоуренс...Ты не помнишь себя, в начале пути? Пожалуйста... — Помню, поэтому ты и сидишь сейчас со мной. Здесь. На следующее утро стало спокойнее, тише. Но внутри девушки зародилось плохое предчувствие, которое буквально душило её изнутри. Теодора, как только вышла из подвальчика, направилась на улицу, уже не желая слушать и потокать Лоуренсу. В глаза кинулась пустота на улице, будто здесь совершенно никого не было. Даже немцы на постах отсутствовали. Было мокро и сыро. " Наверное, ночью прошёл ещё и дождь" Эйвери побежала. Знала куда. И надеялась, что это место все ещё несёт в себе какую-то ценность. Но вот только когда в её поле зрения появилась небольшая полянка, около заброшенного дома, Теодора с горечью осознала: "Пусто." Её шаг замедлился. Хотелось оттянуть момент разочарования. Момент отчаяния. Но она стойко пошла дальше. И остановилась, оказываясь у того самого домика, оглядываясь. Было мертвенно тихо, от этого на душе было ещё тяжелее. Хмурое небо, казалось бы, наблюдает за ней, ждёт, когда она разузнает правду и сможет смыть её слезы дождём. Послышался всхлип. Но Эйвери с удивлением отметила, что это не её. Звук повторился. Вслипы стали все более частыми, слышались откуда-то из-за дома. Теодора обошла дом и замерла. Немецкий солдат опустил голову на колени, содрогался от немых рыданий. Он даже не сразу заметил, как возле него остановилась девушка: с грязной юбкой, тронув его несколько раз за плечо. - К..Курт? Что случилось? Парень смутно помнил эту девушку, настолько, что даже не помнил ее имени, но помнил, кем она приходилась его..другу. Но ему сейчас это было не важно. Он поднял на нее взгляд замученных, красных глаз. Эйвери поджала дрожащие губы, когда заметила свежую рану, что рассекла его бровь и тянулась к виску. Были видны разводы свежей крови. - Фридрих…он..его…его нет. О..он не заслужил этого, - запинаясь проговорил солдат, а после снова спрятал лицо в ладони и разрыдался. У Теодоры в голове появился тихий писк, который нарастал с каждой секундой, пока не сделался невыносимым. Он не мог. Это же глупая шутка, да? Но никто не выпрыгнул из-за дома, никто не начал смеяться. Тонкие пальцы не накрыли ее глаза, не донесся тихий голос: «Угадай к..к..кто э..это» Лишь предательская тишина, завывание ветра, и мысль, что калечила изнутри – он мертв. Она не могла пошевелиться, не могла ничего сказать. Смотрела неверящим и пустым взглядом на Курта. Тот крупно содрогался от рыданий, а вот Эйвери молчала, не в силах заговорить. "Умер. Мертв. Не заслужил." Эта мысль эхом отзывалась в ее голове. И девушка медленно развернулась, на ватных ногах идя обратно по памяти. Умер. Мертв. Не заслужил. Когда эти слова в двадцатый раз прозвучали в ее голове, девушка резко остановилась, а губы еле слышно проговорили: - Умер…Фридрих умер. И вот теперь Теодора поняла, что произошло. Теперь ее глаза наполнились слезами, а изнутри начала душить отвратительная боль осознания. Девушка зарыдала, сдерживая немой крик.***
Она шла вдоль какой-то дороги, которая совсем скоро должна была превратиться в болото. Внутри нее словно зияла пустота, дыра в районе сердца. Не хотелось без него жить. Сквозь толстый слой облаков начинали пробиваться лучи рассветного солнца. Новый день постепенно обретал свои силы, в то время как Теодора уже еле шла, ноги постепенно переставали слушаться свою хозяйку. Оторвав взгляд от дороги, Эйвери прищурила глаза – вдали стоял силуэт, кажется, их разделяло метров двести. Все размыто, но вот только эти светлые волосы она узнала бы из тысячи, эту военную форму... - Фрид…Фридрих! – выкрикнула девушка и сорвалась с места, словно обрела силы. Бежала, путалась в юбке, но бежала. Легкие жгло от нагрузки на истощенный организм. Эти двести метров превратились в пятьсот, шестьсот. Только вот бежать она болььше не могла. Ноги шаркали по сырой дороге, а после она свалилась с ног, теряя свои последние силы. Перед глазами все еще был силуэт, но теперь абсолютно размытый. А потом все померкло и мир погрузился во тьму. Теодора так и осталась лежать на дороге.***
В холеных пальцах дымилась сигарета, в то время как на тонких, сухих губах красовалась ухмылка. Отбили бельгийские войска – он был доволен собой, горд, но понимал, что мог больше, и с меньшими потерями, если говорить откровенно. Трети взвода как ни бывало – это его злило в какой-то степени. Ведь нехватка людей потом могла неприятно отразиться в следующей стычке, а она, Альберт понимал, обязательно состоится. Выкинув окурок в открытое окно своей машины, Нойманн откинулся на спинку сидения. Из приоткрытого окна веяло прохладой, но его это совершенно не смущало. Правда, скоро должно было холодать, а холод и снег – последнее, чему радовались окопники. Стоило наслаждаться последними теплыми днями и думать о последующих действиях. Свернув на главную дорогу, минут десять Нойманн проехал вполне спокойно. Но вскоре он заметил что-то на дороге. " Опять зверье, что-ли?" Нахмурив брови, Альберт чуть сбавил скорость. Стал все ближе подъезжать к белому пятну, которое все сильнее принимало очертание человека. Сбавил еще немного, а после и вовсе остановился. Мотор заглох и Нойманн практически бесшумно открыл дверь машины, по пути доставая сигарету и вставляя меж губ. Сжав фильтр зубами, мужчина обошел машину и присел на корточки около бессознательной, как он успел сделать вывод, девушки. Ладонь, что была в темной перчатке, потянулась к чужому лицу, да бы попробовать понять кто это. Нойманн нахмурился. Знакомое личико американской журналистки выглядело абсолютно безмятежно, вот только слегка исхудало и перепачкано в грязи. Тонкие губы скривились и Альберт снял перчатку с одной из рук, два холодных пальца приставил к чужой шее, проверяя пульс. Живая. Следом за этим последовало несколько несильных пощечин, на которые девушка лишь что-то невнятно пробурчала. Алкоголем от нее не пахло – значит не пьяна. Тогда появляется вполне разумный вопрос: " И как Вы здесь оказались, Теодора Эйвери…" Еще несколько секунд он жевал фильтр сигареты, глядя на тело журналистки перед собой и как бы взвешивая решение. Резко поднявшись и выпрямившись, Нойманн проследовал к своей машине и открыл дверцу заднего сидения. А после вернулся к Теодоре, поднимая тело девушки к себе на руки, а после осторожно уложил ее на заднее сидение, недовольно хмыкнув. " Всю машину мне испачкает" Громко захлопнув дверцу, немец посмотрел на бездыханное тело в своей машине, чуть прищурившись и явно стараясь обдумать свое решение полностью. А после резко сел за руль, выплевывая даже не начатую сигарету и давя педаль газа чуть ли не в пол. « Интересно.»