Дятлёнок

Тёмным вечером мы сидели на кухне твоей квартиры. На небольшом столике возле окна стояли две кружки сладкого чая, блюдце с печеньем, да ваза с цветами. То был букет, что мы с тобой вчера вечером бережно собрали с поля. Нежный запах, напоминавший рассвет, наполнял эту маленькую кухонку, игриво перемешиваясь с пахучим бергамотом в чае. Я неспешно делал маленькие глотки горячего напитка и с улыбкой смотрел на тебя. Ты увлечённо возился с радиоприёмником, перескакивая с одной частоты на другую в поисках заветного трещания. Это была наша маленькая игра: найти "дятла". Эта "птичка" гуляла по радиосвязи где-то с 76-ого. Поток со станций на случайных частотах вдруг перекрывался забавным трещанием, точно дятел стучал по коре дерева. И вот, он наконец нашёлся на очередной случайно выбранной волне. Ты послушал недолго, а затем сам стал трещать, подражая радиоприёмнику. И так здорово у тебя получалось! Я звонко смеюсь и тянусь к тебе, пока ты с ребяческим озороством в глазах стукаешь зубами. Глажу тебя по макушке и тихонько говорю: "Дятлёнок мой". А ты, расплываясь в улыбке, легонько целуешь в висок. И мне так хорошо и легко на душе, когда мы вот так с тобой проводим вечер. Не знаю, сколько времени мы просидели с тобой в обнимку, прежде чем ты посмотрел на часы и чуть грустно вздохнул. -Ну всё, родной, пора мне, - сообщил ты, потрепав мою макушку. А у меня внутри вдруг всё сжалось. Я невольно вцепился в тебя крепче, не понимая, что это за чувство. -Ты чегось? Тревожит что-то? - спрашиваешь взволнованно. А я отвожу взгляд, ведь сам не ведаю. Не могу тебя почему-то отпустить, душа не позволяет. -Может, на больничный отпросишься? Дурно мне. Будто бы что-то... Что-то не то сегодня случится, - говорю я, наконец, собравшись с мыслями. -Не переживай, радость моя. Ничего со мной не сделается. Ну случится где-нибудь пожар, дак мы бригадой его и затушим. Для этого и есть пожарные, - улыбаешься мне так непринуждённо. И улыбка твоя так тепла, так мила, что тревога моя растворяется. -Но пообещай беречь себя, хорошо? - всё же прошу, чуть прикусывая губу от оставшегося волнения. -Обязательно, - прижимаешь к себе и целуешь в лоб. А затем, отпускаешь и направляешься в прихожую. Я плетусь следом. Опираясь о стену, наблюдаю, как ты зашнуровываешь кирзовки, с улыбкой говоришь, что вернёшься к утру, выходишь из квартиры, закрываешь за собой дверь. И вновь мне неспокойно. Возвращаюсь на кухню и сажусь за стол. "Дятел" улетел на другую частоту, так что радиоприёмник вновь вещал вечерние новости. Я вслушиваюсь и немного забываюсь в хороших докладах о достижениях нашего народа. Допиваю чай, мою кружки, выключаю приёмник и вскоре ложусь спать. Я ворочался долго. Может час, может два. Тяжело, совсем не спится. Часы на стене показывают час и десять минут ночи, а я всё мучаюсь. Видимо, не удастся мне сегодня уснуть. Вновь возвращаюсь на кухню и сажусь за стол, а на душе тяжким грузом лежит тревога. Включаю приёмник в надежде, что он снова сможет унять волнение. Опираю голову на окно и начинаю бездумно щёлкать между станциями. То ли радостные известия ищу, то ли "дятла". Глазами же бегаю в поисках чего-нибудь хорошего на улице, но взгляд мой цепляет станция. Массивное сооружение, продукт прогресса человечества. Мирный атом, с которым я и сам работаю, когда приходит моя смена. И обычно меня восхищает этот величественный комплекс, раскинувшийся на квадратные километры. Но сегодня что-то не так. Я вглядываюсь в огни ламп, горевших внутри и снаружи здания, и вновь внутри всё пережимает. Рукой случайно дёргаю переключатель и попадаю на частоту "дятла". Но даже его трещание звучит беспокойно. Будто бы он пытается предупредить о какой-то беде. О той же беде, о которой кричат мне огни станции. О той же беде, что щемит где-то в грудной клетке. Не в силах больше смотреть в окно, перевожу взгляд на блюдце с печеньем. Блюдце красивое, расписное. Кажется, от бабушки тебе перешло? Не успел я рассмотреть все узоры, как вдруг краем глаза заметил вспышку на горизонте, а сразу за ней услышал далёкий грохот. И тут меня передёрнуло... Нет, это не может быть правдой, не может! Взгляд мой мечется по комнате, не могу решиться посмотреть в окно, слишком много мыслей завертелось в голове. Глубоко вдыхаю и всё же бросаю взгляд на улицу, где подтвердились мои худшие опасения: на горизонте горела ярким пламенем станция, прямо над четвёртым блоком. Мне становится тяжело дышать, я обессиленно хватаюсь за подоконник, пока в висках стучит от поглотившего меня ужаса. Я ведь учёный, кому как не мне знать, что значит это пламя. Оно - предвестник смерти, знак о приближающейся тихой убийце - радиации. Я не знаю, что будет с Припятью, с людьми, со мной. Но я знаю, что тушить этот пожарище отправят вашу бригаду. Стоять чёрт знает, сколько часов, впитывая колоссальные дозы радиации. До меня доносятся звуки пожарной сирены и я чувствую, как внутри всё разрывается. От волнения, от ужаса, от собственной ничтожности и бессилия. Глаза потихоньку мокнут от наворачивающихся слёз, и я опустошённо падаю головой на стол. "Дятел" больше не трещит, на частоте остались только помехи... На следующий день провели эвакуацию города. Когда по радио передавали сообщение, я так надеялся увидеть тебя на пороге дома и поехать вместе. Надеялся, что случится чудо, и окажется, что не тебя вызвали тушить дышащий радиацией пожар на станции. Но наступили заветные два часа дня, а тебя всё не было. Со всем необходимым в сумке, я сел на эвакуационный автобус и нас повезли к Киеву. Может, повезёт, и слова властей об "эвакуации на несколько дней" окажутся правдой? Может, выброс радиации не такой большой, и уже через недельку мы снова с тобой будем сидеть в твоей Припятской квартирке? Эх, ну как же мне тебя найти? Как выяснить, что с тобой случилось, и где ты сейчас? Тут, сидевшие на переднем ряду соседки будто бы ответили на мои мысли. Они обсуждали, что бригады пожарных, тушивших станцию до самого утра, повезли в Московские больницы. Вот оно - Москва! Через проход между сидениями я наклонился к ним и спросил, есть ли списки пострадавших. А они мне печально отвечают: "Ох, милок, друга твоего тоже увезли". Милые старушки назвали мне нужную больницу и погладили по голове, пытаясь помочь не переживать за товарища. Я их поблагодарил и вернулся на своё место, раздумывая, как бы добраться до Москвы и встретиться с тобой. К вечеру автобус довёз нас до пригорода Киева, где были предоставлены временные коммунальные жилища. В суматохе после катастрофы, пока я выяснил адрес больницы, пока позвонил и договорился о коммунальной квартире в Москве на денёк, пока нашёл маршрут и купил билет, до столицы я добрался лишь через неделю. В больнице мне ещё понадобилось неизвестно сколько времени, чтобы получить разрешение навестить тебя. И вот, наконец я захожу в палату. Не видя ничего вокруг, нахожу твою койку, и только тогда, прийдя в себя, поднимаю взгляд. На койке, обвешанной плёнкой, лежишь ты. Весь слабый, исхудавший, облысевший и покрытый страшными ожогами. Я осторожно подхожу ближе, не в силах поверить тому, что это действительно ты. Но, увидев меня, уголки твоих губ приподнимаются в измученной улыбке. А на моих глазах наворачиваются слёзы. Ты взглядом указываешь на торчащие из плёнки перчатки, будто бы в перчаточном боксе. Заметив их, я опасливо просовываю руку внутрь и крайне осторожно тянусь к тебе. Только перчатка касается твоей руки, я вздрагиваю и, хоть и бережно, но довольно резко сжимаю твою ладонь в своей. -Не плачь, родной, - еле слышно шепчешь, слабо погладив меня по руке, когда по моим щекам потекли слёзы. И улыбаешься, свет мой, будто бы не знаешь, что жить тебе осталось совсем недолго. -Дятлёнок мой... - выдавил я из себя сквозь слёзы. Как же страшно я хотел, чтобы это оказалось кошмаром. Чтобы я проснулся и оказался дома, в твоих тёплых объятиях. Я бы всё на свете отдал, лишь бы то, что случилось, не было правдой. Пока заходит медсестра, я вытираю слёзы, глядя в твои прекрасные глубокие глаза. Когда мне сказали, что время посещения окончилось, и попросили покинуть палату, я еле уговорил себя отпустить твою руку, почувствовав, как окончательно рушится мой мир. Ничего не видя и не слыша вокруг, выхожу из палаты. Затем как-то вышел из больницы и добрёл до коммуналки. И только когда добрался до кровати, туман в голове рассеялся, заставляя обессиленно упасть на кровать и безнадёжно задрожать, неслышно ливши слёзы... Ты скончался через два дня. Я не успел навестить тебя ещё раз, да мне и не позволили бы из-за радиации. Хорошо, хоть, захоронили вас со всеми почестями. После похорон я положил к твоей могиле букет твоих любимых полевых цветов, надеясь, что их запах передаст тебе мой последний знак заботы и чувственной любви. В Припять нам так и не разрешили вернуться, так что я остался в той коммунальной под Киевом. Тёмным вечером я сидел в своей комнате. На столике возле окна стояла одна кружка чая, блюдце с печеньем, да пустая ваза. Я неспешно делал маленькие глотки горячего напитка и бездумно щёлкал переключатель радио. Когда-то это была наша маленькая игра: найти "дятла". Радиолокационную "Дугу" возле Чернобыля, что и была причиной этого трещания, отключили сразу после взрыва станции. Но "Дуга" в Комсомольске-на-Амуре все ещё продолжала своё пение. Её-то я и искал, вспоминая тебя, моего Дятлёнка. Такого молодого и бойкого, ушедшего вслед за страшной катастрофой. И вот, "дятел" наконец нашёлся на очередной случайно выбранной волне. Я послушал недолго, а затем стал пытаться повторить этот звук, но как бы я не старался, у меня не получалось. Эти глупые попытки заставили меня самого засмеяться. Больно, сквозь подступившие к глазам слёзы. Обессиленно падаю головой на стол, не в силах совладать с нахлынувшими воспоминаниями о том, как с тобой было хорошо и легко на душе.