Танатоморфоз

      Указания, которые дала Агнет, оказались не нужны: не заметить… дом миссионера было невозможно: на самой окраине города возвышались громадные каменные плиты мертвенно-серого цвета. Они образовывали странную геометрическую фигуру, внутри которой, скорее всего, и располагались жилые комнаты. Вся конструкция была построена гораздо позже остального города, её чужеродность резала глаз.       Ребекка нашла место, где соединялись два узких постамента, и прошла внутрь. Свет не проникал в открывшийся ей одинокий коридор, но темно здесь тоже не было. В противовес домам влиятельных южан с их коллекциями картин – голые стены, уходящие далеко ввысь. Да что там – в коридоре вообще не было мебели.       – Агнет? – в вопросе – сомнение на грани со страхом. Ребекка не слышала даже звука собственных шагов.       – Я спускаюсь. Иди прямо, встретимся на балконе.       Другого пути, кроме «прямо», всё равно не было, так что аптекарша нерешительно двинулась по коридору. Вскоре она заметила на полу у стены красные пилюли. С каждым шагом их становилось всё больше.       – Это займёт некоторое время, – виновато усмехнулась Агнет. – Скажи пока, отчего возникла болезнь? Как ты думаешь?       Бесс потёрла руки, косясь на пилюли.       – Честно, я думаю, это нечто… ну, не метафизическое. И не из области нейрохирургии…       – Что-то душевное, да?       – Если предположить, что такая материя, как душа, действительно существует, то да, болезнь как будто связана с волнениями этой самой души.       – Чьей души?       – Больного?       – Одного ли? Или…       – Коллективный разум! Было столько разговоров о живых городах и тянущихся связях – конечно, речь о коллективном разуме.       – Значит, это нечто масштабнее, чем переживания отдельного человека.       Ребекка остановилась и повернулась туда, откуда пришла. На мгновение ей захотелось вернуться – доказать что-то? Аптекарша мотнула головой и пошла вперёд. Вдалеке уже показался свет.       – Даже у коллективного разума есть нечто вроде предводителя.       – Вот именно: «нечто». Как быть, если предводитель – не человек? – вкрадчиво спросила Агнет.       – А что же тогда?       – Явление. По долгу службы я тонко чувствую настроения не только толпы, но и места, события. Что есть суть эпидемии?       – Боль? Страдания? Смерть?       – Всё это последствия. Они ничтожно малы по сравнению с целым. Что есть суть эпидемии?       – Простите, Агнет, где этот Ваш балкон и как долго Вам ещё спускаться? Когда мы сможем нормально поговорить?       Всё это время голос госпожи Иратилим раздавался где-то в пространстве и нигде одновременно.       – Что есть суть эпидемии, леди Бесс? На третий раз должно повезти.       – Суть, суть, суть…       «С Агнет или без…», – в воспоминаниях всплыло бледное, но наконец-то спокойное лицо Дэниеля, его слова о будущем южных графств.       – Перемены, – осенило Бесс.       – Верно. Метаморфозы. Весь город входит в эпидемию одним и выходит другим. Но какая взаимосвязь: бич – это оформившееся изменение, или изменение по природе своей – бич?       – Как будто разговоры помогут побороть эпидемию! Я устала от пустословия и без реальной угрозы под боком, а теперь просто ищу лекарство. Остальное – приложится; нет – не очень-то оно было важно.       Ребекка Амварт заметила на полу лужицы воды; стены тоже стали влажными. Говорить об этом аптекарша не стала, чтобы разговор не свернул совсем уж в бессвязное русло.       – Ты была гораздо ближе к разгадке, когда я приехала.       – И уж точно до этого разговора… – пробормотала Бесс, прокрутившись вокруг себя – даже снаружи это здание не выглядело таким огромным.       – Зачем тогда нужен был званый ужин? Почему ты согласилась на него?       – От отчаяния – сейчас все руководствуются им, если Вы не заметили, – не услышав ответа, Ребекка вздохнула и продолжила. – Я решила пустить всё на самотёк.       – Я слышу в твоих словах осуждение. Это неправильно. Как я уже сказала, тогда ты меньше заблуждалась. Ходучка – это изменение, обрётшее форму; переломный момент сам по себе, без груза прошлого и бремени будущих решений.        – Выходит, болезнь отбирает достойных эти изменения пережить? Так, что ли?       – Отбирают хлеб у нищего. Ты почти пришла, я слышу. Я чуть задержусь. Когда войдёшь, полюбуйся видом на реку, а затем зажги керосиновую лампу – на улице уже темнеет.       Свет перед Ребеккой преобразился в проход на открытую лоджию. Каменный пласт с большими грязными лужами, придававшими всему небрежности – просторно, но пусто. Однако вид действительно завораживал: река без имени делала крутую дугу. Поверхность воды слегка подрагивала, выдавая в глубине бурный поток. Вместо перил был длинный, низкий жёлоб, на котором покоилась старая керосиновая лампа и коробок спичек. Ребекка чиркнула спичкой, поднесла огонь к лампе, и…       Пламя в один миг разнеслось по жёлобу, перекинулось на лужи и отрезало Ребекку от единственного выхода. «Керосин!». Девушка затопала ногами, боясь, что коварная жидкость осталась на сапогах, но огонь не приближался.       Стоило аптекарше подумать, что теперь Агнет не сможет пройти на балкон, как из пламени, взмахнув рукой, вышла Иратилим. Целая и невредимая.       – Агнет, хватит. Я понимаю: загадочность и мистицизм, но это… Это уже слишком, – под напором черноволосой девушки, идущей прямо на неё, Ребекка отступила ближе к краю, пока не запнулась об жёлоб. Сердце пропустило удар – на мгновение показалось, что сейчас аптекарша потеряет равновесие и полетит в чёрную воду.       – Отбирают хлеб у нищего, леди Бесс. Болезни нет дела до людей, она нацелена на город как явление. Начав свой марш, она не остановится, как само время, которое, как известно, нельзя повернуть вспять. Лекарства не существует, уберечь здоровых – не выйдет. Единственный возможный исход – конец всего. Ведь что есть эпидемия, если не олицетворение переломного момента? Сломать всё до основания, чтобы построить новое.       – Естественное желание человека если не предотвратить подобное, то хотя бы отсрочить, – Ребекка поёжилась. Иратилим подошла к ней вплотную.       – Тут ты права, и ваши попытки найти панацею стали той ещё костью в горле. Но… – женщина впервые улыбнулась во все зубы. – Ты исключительная.       Она ткнула Ребекку в грудь, и в том месте аптекаршу пронзила такая боль, что она впервые взвыла в голос. Боль, которую невозможно было спутать – проклятие. Оно замолкло, стоило мисс Амварт войти в этот странный дом, причём замолкло не примирительно, а испуганно и резко. Теперь в груди жгло с тошнотворной силой, но и это напоминало скорее извивания загнанного зверя.       – Твоя исключительность вызывает у меня любопытство, – Агнет с умилением наклонила голову. – Поэтому, вопреки данным мне указаниям, я предложу тебе выбор. Твоя жизнь будет спасена, ты сможешь навсегда покинуть южные графства. Одно условие: все люди до единого, даже в нетронутом городе, сию же секунду погибнут – у меня есть на то распоряжение. Зато ты будешь жить! В противном случае, – ещё одно прикосновение – в плечо. И такая же всепоглощающая боль, – мне придётся от тебя избавиться. Конечно, тогда город продолжит какое-то время бесцельно существовать, но он обречён, так что ты лишь отсрочишь его исчезновение и продлишь страдания жителей.       – Не очень-то это похоже на выбор, если ты склоняешь меня на одну из сторон.       – Последнее слово за тобой.       Вырваться из южных графств и избавить землю от целой толпы безумцев! Несколько месяцев назад Ребекка не раздумывая согласилась бы, зачем она вообще стала возражать? Да потому что от одной мысли о мгновенной смерти всех этих людей сердце защемило, и эта боль не была похожа на проклятие – она шла от души.       Южные графства незаметно перестали будить в Ребекке отвращение, потому что стали частью неё самой; в местные законы хотелось верить, какими бы абсурдными они ни казались; в странном городе хотелось… да, остаться. Аптекарша провела столько времени, исцеляя или хотя бы пытаясь исцелить эксцентричных жителей, и их состояние теперь было плодом трудов леди Бесс. Да, она делала это, спасая собственную жизнь, но в конце концов проклятие стало ниточкой, связывающей Ребекку Амварт и три города южных графств. Так что выбор, представленный с таким очевидным перевесом одной чаши весов, был сделан в пользу другой чаши.       Ребекка уже открыла рот, чтобы озвучить своё решение, когда в мысли закралось недоверие, будто перед девушкой стоял шарлатан. Агнет убьёт аптекаршу – что дальше? Где гарантия, что затем она не претворит свои планы по уничтожению южных графств? Только теперь не будет никого, кто мог бы её остановить, потому что единственный такой человек стоял сейчас напротив миссионера и боролся с болью в плече. Ребекка вполне могла быть избранной из-за проклятия: само нутро ходучки открылось ей и никому больше, и, если она принесёт себя в жертву, это знание исчезнет навсегда. Но… Возможно, южане смогут выжить из чистого упрямства. Им нужен был лишь шанс.       Не говоря ни слова, Ребекка обхватила Агнет за талию, сцепила руки в замок и что есть силы прогнулась в спине. На мгновение лёгкость падения пересилила грызущую теперь уже всё тело боль.       В последний раз мелькнули всполохи пламени, каменные глыбы, чёрная земля и затянувшееся облаками небо. Рядом беззвучно кричала Агнет, а в ушах свистел ветер.