Спаси меня, Человек-Бензопила

      Очевидно призвать Демона-Бензопилы — самый мерзкий способ показать насколько ему нужно его внимания. Хирофуми Ёшида, очевидно, болен Денджи до конца жизни, раз продолжает надеется на чудо и снисхождения богов, надеяться на обратную реакцию его партнёра. Надеяться. Понадеялся. — Ты самое конченое уёбище, которого я знаю. — Денджи тяжело дышит. Его голос скрипуч и режет перепонки если не тембром, то точно потоком оскорблений в адрес Ёшиды. Режут, кстати, больно. Только не уши. Сердце. — Прости, Денджи-кун. — чернильные радужки направлены на едва дышащее тело, кое Ёшида сейчас носит на руках — Меня ранили, и я был напуган. — Пиздабол... Да, обманывать Денджи со временем стало куда сложнее. Хотя, Ёшида даже не пытался сделать всё правдоподобно. — Из-за твоего эгоистичного поступка... несколько моих учеников отправятся на кладбище... Разве Ёшиде было до них дело? Нет. Было ли дело до Денджи? Да. Денджи дорожит своими учениками. Глупый Хирофуми Ёшида совсем забыл про это. — И их смерть на моей совести... — На моей совести тоже, Денджи-кун. — На твоей?! — Денджи начинает сипло ржать в левую грудину Ёшиды, слабо бьёт по правой, кровавым кулаком пачкая нагрудный карман рубашки. — У тебя нет совести. — Есть, Денджи-кун. — Наёбывай кого-нибудь другого. Я вижу тебя на сквозь. И нет, у Хирофуми есть совесть. Только не перед погибшими новичками, а перед Денджи. Он снова подвёл его. В какой раз. *** — А быстро тебя подлатали, я смотрю. Они выпивают в элитном баре за столиком, где открывается вид на залитый огнями Токио. Хирофуми уже выпил несколько кружек тёмного, а Денджи даже не притронулся к молочному коктейлю. Клубничные тысяча йен, с ягодкой на взбитых сливках. Стоит ли говорить, что Ёшида оплатил угощение? — Ага. — ... Я люблю тебя... Денджи не отвечает. Сколько раз он слышал это признание? Сколько дури выбил из окто-боя за это признание? Сколько объяснял Асе, что в случае Ёшиды можно использовать кулаки? Он перестал считать. Да и не за этим он пришёл. — У тебя есть блокнот? Вопрос озадачивает Ёшиду. — Зачем Денджи-кун? — У тебя есть блокнот или нет? — Нет, Денджи-кун. — Ёшида губит ещё немного пива — А зачем тебе? Может, салфетка пойдёт? — Салфетку ты выбросишь. — Обещаю. Не выброшу. Денджи недовольно фыркает, но всё же берёт рядом с собой бумажный треугольник. — Ручку нужно? — У меня с собой. И правда: на нагрудном кармане у Денджи висит чёрная ручка. Пьяный Хирофуми Ёшида и этого не заметил. Какой позор. Бензопила вынимает ручку из колпачка и аккуратным почерком вырисовывает иероглифы, пытаясь не давить на бумагу слишком сильно. «Какая милота. — умиляется Ёшида. — Только зачем записывать..?» На немой вопрос Денджи отвечает немым ответом, двигая салфетку к рукам Ёшиды. «Наюта слушает. Твоя нездоровая любовь несравнима с её нездоровой ревностью. Я отказываю тебе, потому хочу защитить. И потому что только по девушкам». — Так ты заботишься обо мне... — сладко протягивает Ёшида, игнорируя последнее предложение. — Давай-давай, попизди ещё. Умоляю, облегчишь мне существование.  Ёшида усмехается и ладонью накрывает левую щёку Денджи, чешет затылок, проходит большим пальцем по сухим губам. — У меня против неё есть приёмчики. Денджи краснеет, злится, пиздецки-мило пыжится, но не отстраняется, бурча ругательства на почве ориентационных предпочтений. — Пидор, блять... Ради таких гримас хочется объявить черноволосой суке войну, на право показать Денджи настоящую любовь. Ревнивую, нездоровую, но любовь.