Welcome to Jack the Ripper!

– Господин Уолтер, я закончил. Юноша подбежал к высокому мужчине, стоящему на перекрестке с нещадно дымящей сигарой, зажатой между пальцами, и протянул ему тяжелую кожаную сумку с широким металлическим креплением. – Славный ребенок, – откликнулся тот и взял протянутую ему вещь. Вокруг было темно, хоть глаз коли, только один старый фонарь переменчиво моргал где-то за паутиной небрежных ветхих домов. По углам сновали бродяги и проститутки, прикрывая уставшие плечи шерстяными шалями, чтобы хоть как-то укрыться от тяжелого ноябрьского ветра. Под ногами противно хлюпала грязь, покрывавшая всю неровно выложенную на перекрестках плитку. Двое господ чересчур сильно выделялись на фоне трущоб, дорого одетые и без отпечатка гнилой тоски на лицах. Мужчина свернул напополам свежий выпуск газеты «The Times», на первой странице которого большими жирными буквами были поданы новости об одной весьма нашумевшей персоне. – Любите же вы быть в центре внимания, – подметил мальчишка, пробежавшись глазами по первым нескольким строчкам на широком тонком листе. Он заправил за ухо мягкую выбившуюся от ветра прядь волос и подошел ближе, уткнувшись носом в плечо мужчины, укрываясь от сухих гулких порывов. Тот пару раз провел широкой ладонью по его подрагивающей от холода спине и немного отстранил недовольное тело от себя. – Сейчас не время засыпать, милый Джозеф, у нас столько дел впереди. Услышав это, юноша поднял затравленный испуганный взгляд на старшего. Тот стоял и широко улыбался, издевательски приподняв широкие брови. – Столько всего интересного, – повторил он, скинув газету в стоящую рядом пошарпанную урну. Из-за поворота появилась невысокая стройная тень, влекущая за собой такой же небольшой силуэт в длинном светлом платье, снизу перепачканном грязью. Мужчина дернул Джозефа за рукав и подошел к молодой женщине, вставшей около неработающего фонаря, пытаясь поправить съехавший с плеч узкий жакет. Она обернулась на них, заинтересованно разглядывая. – На удивление спокойная сегодня ночь, не так ли, мисс? Женщина протянула руку, к которой мужчина незамедлительно прислонился губами. Он же джентльмен, в конце концов. От нежной бледной кожи пахло спиртом и сыростью, передававшимися тканью длинных рукавов платья. – Позвольте перейти сразу к делу, я знаю, зачем я вам понадобилась. Уолтер натянул на свое безжизненное сухое лицо широкую улыбку, отпуская хрупкую ладонь. – Значит, вы даже возражать не собираетесь? – С чего бы? Это моя работа, – она вытащила из маленького кармашка жакета жестяную пачку тонких подрезанных сигар и обхватила одну из них пухлыми и красноватыми от кровяных подтеков губами. – Мальчишка рядом с вами…Ваш сын? – она указала пальцем на Джозефа, замершего на месте за широкой спиной мужчины. – Что-то вроде того, – ответил старший, вынимая из-за пояса продолговатый коробок спичек. Дама благодарно кивнула и наклонилась, позволяя зажечь свою сигару. Маленький огонек вспыхнул и почти сразу погас, оставляя за собой только пару тлеющих листиков, плотно скрученных друг с другом. – Придется доплатить, – юноша от этих слов дернулся, как ошпаренный. – Не вопрос, – смело заявил Уолтер, доставая из кожаного кошелька новенькую, почти не потертую, купюру в сто фунтов. – Только вот проблема, впервые пользуюсь такими услугами и не знаю, хватит ли мне… Женщина закашлялась дымом и в шоке округлила глаза, ее широкие зрачки задергались в недоверии. Она подошла ближе, кидая сигару под ноги, и наступая на нее, вдавливая посильнее в толстый слой грязи. Она, будучи проституткой с зарплатой, дай боже, доходившей до четырех пенса за клиента, в жизни не видела таких денег за раз. Мужчина улыбнулся еще шире, протягивая деньги к груди собеседницы. Она почти рывком их выхватила и мило потянула уголки губ вверх. – Конечно хватит, с головой хватит! Дама быстро пихнула купюру себе в кармашек на груди и прижалась к руке мужчины, весело хихикая. Она потрепала по голове Джозефа, схватила его под вторую руку и сказала: – Пройдем ко мне в таком случае! Уолтер остановил ее. – Мой… – он оглянулся назад, смотря на тревожного юношу. – Наш дом находится совсем рядом. Буквально за углом. Женщина кивнула головой, рассматривая странный дуэт. – Хорошо, мне не принципиально, где обслуживать клиентов. Изо рта дамы жутко несло вонью от перегара, впитавшегося в ее тело. Мужчину это нисколько не смущало, но зато смущало мальчишку рядом, который демонстративно закрыл нос длинным рукавом своей рубашки и поморщился, вглядываясь в беспечное лицо женщины. Господин, организовавший это все, мягко подтолкнул обоих за плечи ближе к длинному чернеющему проходу. За кирпичными серыми стенами по плитке ползали редкие грызуны, пытающиеся отрыть себе в трущобах что-нибудь съедобное. Капли грязной ржавой воды стекали с косых крыш, ударяясь о кучи бесхозно валяющихся по темной безлюдной улице дырявых ящиков. Ничего даже близко схожего с хваленой английской благодатью там не наблюдалось даже самым вооруженным глазом. Однако осенью, как ни странно, это место можно было назвать наиболее благоприятным. Летом грязь, пошло хлюпающая под подошвами, превращалась в пыль, от которой становилось почти невозможным спокойно дышать, зимой же, наоборот, из-за снега и холода все замерзало, увеличивая шансы на глупую смерть от неудачно расположенного штыка или кучи поломанного мусора. За этим всем безобразием стоял ветхий косой дом, похожий больше на обширную коробку, чем на человеческое жилище. Место, которое мужчина сам выбрал не так давно для небольшой остановки. Очень славно вышло, что никаких скучных и мутных договоров об аренде заключать не пришлось. Он отпер скрипящую дверь и пропустил вперед женщину с юношей. Последний с мольбой в глазах глянул в лицо Уолтера, но не получил в ответ ничего кроме неизменной снисходительной улыбки. Внутри дома не было видно ничего, казалось, что стоит ступить еще хоть шаг, и провалишься в бездну. Опровергали это предположение только грубо скрипящие деревянные половицы под ногами. В воздухе пахло чем-то сырым и чем-то сладковатым одновременно. Дышать тяжело, идти тяжело, даже думать тяжело в таком месте. Под ногами разливалось что-то мокрое и теплое, при этом жутко вязкое, похожее на разбавленную водой слизь. – Что это? – спросила женщина, потерев подошвой о пол, размазывая по нему странную лужицу. – Ох, кажется крыша в очередной раз потекла. Какое невезение! – наигранно огорченно ответил мужчина, неловко потирая шею. Джозеф, почувствовав, как старший с силой пихнул его в бок, нервно подбежал к гостье и аккуратно подвинул в сторону валяющуюся у ее ног отрубленную руку. Уолтер благодарно кивнул, подводя даму за плечи ближе ко входу в единственную светлую комнату в доме, в которую попадал прямой свет от обрезанной луны. Там было чересчур пусто и мрачно, в центре стояла одна единственная кровать, а возле нее поблескивающая фотокамера на длинном штативе и высокий косой стул, норовящий свалиться вбок. – Ого, а что это? – женщина подошла ближе, осматривая камеру с разных сторон. Она боялась притронуться к вещи и вместо этого обошла ее пару раз по кругу, рассматривая сведенные вместе пластинки объектива и коробку, привязанную странной толстой гармошкой к металлическим деталям. – Штуковина, которая оставит мне воспоминания об этой ночи. Дама рассмеялась, придерживая спадающий с плеч жакет. – Смешной вы! – Возможно, – мужчина кивнул Джозефу на камеру, и тот, пару раз потоптавшись на месте, наконец сел перед высоким штативом, поправляя немного съехавший вниз объектив. Дама наконец успокоилась и, посмотрев на замершего на месте Уолтера, тихо спросила: – Не могли бы вы помочь мне снять это все? – Конечно. Жакет слетел под ноги Джозефа, а мужчина наклонился к даме сзади, чтобы помочь развязать туго перетянутый корсет. Длинный плотный шнур сам расходился, избавляясь от прежнего давления, оставалось только потянуть его на себя, чтобы вынуть из петелек. Уолтер подобрался ближе, притягивая женщину к своей груди и стягивая плотную ткань с талии и широких бедер. – Могу я узнать ваше имя? Гостья удивленно обернулась, вскидывая вверх тонкие темные полоски бровей. – Мэри Джейн. Мэри Джейн Келли. «Неужели вас, сэр, интересует имя обычной проститутки?» – хотелось бы спросить ей, но широкая ладонь скользнула ниже, к поясу длинной юбки, развязывая ненадежное крепление. Краем глаза Мэри заметила, как мальчишка рядом записывал что-то в блокнот, изо всех сил пытаясь отвлечься от происходящего перед ним. Его пальцы, удерживающие наполовину сточенный карандаш, рвано проходились по листу, из-за чего комната наполнилась громкими звуками крошащегося графита. – Красивое имя. Почти как «Кровавая Мэри», не задумывались над этим? Они почти в унисон рассмеялись, и юноше рядом стало не по себе. Ему с самого начала было не по себе, он прекрасно понимал, к чему все это ведет. Она – нет. И ему было безумно ее жаль. Джозеф пролистал на несколько страниц назад. Мэри Энн Николс – тридцать первое августа. «Милая женщина, но слишком долго сопротивлялась» – гласила подпись, сделанная другим почерком, отличным от письма юноши. Энни Чапман – восьмое сентября. «Кажется, я забрал то, что не должен был, и теперь не знаю, что с этим делать». Элизабет Страйд – тридцатое сентября. «Сказано – сделано. Комментарии излишни». Кэтрин Эддоус – тридцатое сентября. «Это было случайностью, мне просто не дали закончить начатое. Ее убийство не принесло никакого удовольствия». И самая новая запись: Мэри Джейн Келли – девятое ноября. Дальше – пустой лист без пометок. Мужчина уже повалил гостью на кровать, избавившись от оставшихся тряпок на ее теле. Джозефу раньше приходилось видеть обнаженных женщин, работая в своеобразном тандеме с Уолтером, но каждый раз подобное вызывало мерзкие волны мурашек по телу, отнюдь не из-за возбуждения. Голое тело – несчастное тело, истерзанное тело, мертвое тело. Он стыдливо отвел глаза и сжал ноги друг с другом, опустил голову, позволяя длинным прядям закрыть перепуганное лицо. Ему хотелось бы крикнуть женщине, чтобы она бежала куда подальше и как можно быстрее, но не мог. Он тоже хотел жить. Гостья тем временем пыталась стянуть с мужчины несуразный темно-зеленый фрак, но ее пальцы все никак не попадали на плотно застегнутые пуговицы. Рука соскользнула и легла на ту самую кожаную сумку, принесенную Джозефом некоторое время назад. Внутри женщина нащупала что-то странное, то, что явно ей не особо понравилось. Несколько рукоятей терлись друг о друга, издавая противный скрежет, и дама наконец одернула руку, в отчаянии заводя ее себе за голову. Уолтер наклонился ближе, сжимая оба запястья женщины. Инструменты в сумке еще раз лязгнули, напоминая о себе. – А можно мне теперь узнать ваше имя, сэр? – спросила гостья, стараясь не думать о странной ноше «хозяина» дома. Тот в ответ хитро улыбнулся и свободной рукой вынул длинный нож, слегка скривленный у рукояти. Лезвие опасно блеснуло в свете луны, привлекая внимание, и женщина аккуратно попыталась высвободить ладони из крепкой хватки. У нее ничего не получилось, и она начала судорожно бегать глазами по комнате, остановившись наконец на тонком маленьком силуэте юноши, который сидел и старался не смотреть на происходящее в постели. – Обычно все называют меня Джек. Может, вам знакомо это имя? Лезвие со свистом погрузилось в плоть, приколачивая руки женщины к деревянному изголовью кровати. Стены дома поразил громкий испуганный визг, заглушенный широкой ладонью, вдавливающей голову жертвы в мятую подушку. Джозеф пискнул и закрыл уши руками. – Работай, мать твою! – рявкнул «Джек», злобно глянув на зажавшегося мальчишку. Тот резко схватился за камеру перед ним и судорожно начал искать кнопку, позволяющую сделать фото. Мгновением позже комнату осветила яркая белая вспышка, сопровождаемая отчетливым щелчком. Мужчина почти истерично засмеялся, чувствуя, как под его руками начинают звонко хрустеть кости женщины. Еще немного, и сквозь его длинные пальцы просочилась пара струек горячей темной крови вперемешку с кусками блеклой слизи. Кажется, он сломал ей нос. Тело снизу в конвульсиях задергалось в попытках оттолкнуть от себя Уолтера, но тот прижал дрожащие бедра к матрасу, не давая жертве сдвинуться с места. Кровь активнее полилась по коже, капли поползли, закрывая мутной пеленой мокрые слезящиеся глаза, затекли в уши, в полуоткрытый рот. Женщина попыталась его укусить, но попытка провалилась. Мужчина резко отстранил ладонь и наотмашь ударил ей по перепачканному красным лицу, оставляя на щеке длинную синеющую полосу от увесистого перстня. На пару секунд Мэри затихла, захлебываясь смесью крови, слез и вязких соплей. Она металась по постели, пачкая под собой спутавшиеся волосы и оголенные плечи, покрытые россыпью красноватых пятнышек сыпи. – Вы меня разозлили. Уолтер приставил острие второго, более тонкого, ножа к щеке женщины и пару раз почти невесомо провел туда-сюда, повторяя оставленную несколькими мгновениями ранее горящую на лице полосу. Когда ему надоело, он протолкнул кончик лезвия глубже, рассекая мягкую податливую плоть в сторону скривленных губ. Грубые пальцы раздвинули сочащиеся мышцы, оголяя ряд кривоватых зубов. Между светлыми пластинками дрожал и дергался язык, покрытый снизу синеватыми капиллярами. Вязкая алая жидкость заполнила изуродованный рот, заставляя жертву захлебываться и громко кашлять в попытках сплюнуть это отвратительное месиво, пытающееся пробраться прямиком в желудок. Мужчина обхватил пальцами целую сторону лица Мэри и еще пару раз с нажимом провел по коже. Со стороны процесс был противно похож на счищение кожуры с фрукта, настолько легко «Джек» с этим справлялся. Вторая вспышка осветила комнату, и мужчина улыбнулся своему маленькому помощнику. Всего шестнадцать лет, а уже почти прирученный. Уолтер внимательно осмотрел нанесенные им порезы со всех сторон, и наконец оставил лицо женщины в покое. Лезвие плавно сместилось в сторону напряженной гортани, подергивающейся от прикосновений металла. Мужчина повернул голову чуть правее, придавливая свободной рукой. Снова порез – в этот раз более длинный и глубокий, чем ранее. Ткани отошли друг от друга под напором, из-под них выглянула пара хрупких позвонков. Из раны с напором хлестнула вся скопившаяся за несколько минут кровь, пластом накрывая пухлое тело и мятую простынь под ним. Джозеф в оцепенении наблюдал за тем, как последние несколько раз Мэри издает страшные душераздирающие хрипы и наконец замолкает, откинув болтающуюся голову назад. Теплые струйки все так же лились, не успевая впитываться в плотную ткань и скапливаясь противными чернеющими лужицами возле замершего тела. По комнате начал распространяться уже знакомый сладковатый запах, почти приторный и вязнущий в ноздрях как дым от костров на заводах трущоб. Мужчина называл его приятным, но юношу тянуло прочистить желудок. Очередной снимок, и Джозеф резво спрыгнул со стула, опустошая внутренности недалеко от мерзкой влажной кровати. Ничего, кроме горького желудочного сока из него не вышло, но на пару мгновений стало легче. До тех пор, пока он вновь не поднял голову, упираясь взглядом в «Джека», орудующего тесаком для разделки мяса в животе мертвой женщины. Розовая пленка, выглянувшая из-под слоя кожи и мутных жировых тканей, была нещадно разорвана пальцами мужчины. Из-под нее полезла кишка, медленно раскручиваясь под весом ладони, надавившей чуть выше разреза. Все в теле гулко чавкало, норовя выйти наружу. Юноша снова склонился, давясь густыми вязкими слюнями, свисавшими с уголков губ на воротник рубашки. Горло ужасно першило от горечи, заставляя закашляться. К такому невозможно было привыкнуть, но Джозеф пытался. С каждой его попыткой, правда, действия «Джека» становились все более и более изощренными. Сначала – несколько ножевых ранений, после – вырезанная из тела женщины матка, а в конце он пришел к мерному перебиранию чавкающих органов между пальцами. Разрез на теле Мэри потянулся выше, к окровавленной груди, кожа на которой начала расползаться надвое, слезая с туго перетянутых у ребер мышц. Мужчина рывком просунул руку под округлое сплетение костей и, отодвигая друг от друга два расширенных легких, ухватился за успокоившееся сердце. Пара нехитрых махинаций с тонким лезвием, и увесистый орган находился в его руке. Джозеф вцепился в камеру липкими пальцами, и комнату вновь озарила яркая истеричная вспышка. Несколько сгустков слизи осталось на коробке, поблескивая вместе с раскрытым объективом. – Каково осознавать свое участие в этом? Тебе нравится? Вопрос прозвучал почти издевательски. Юноше хотелось плакать, уткнувшись в чертов нелепый фрак Уолтера, лишь бы его отпустили отсюда, избавив от чести созерцания кровожадного преступления. Жаль, что такая простая опция не представлялась возможной к исполнению. – Чего же ты молчишь? – мужчина пару раз смял еще теплое сердце в ладони, наблюдая за тем, как тонкие стенки натягиваются, пропуская мышцы туда-сюда. – Да, мне все…нравится, – на последнем слове голос предательски дрогнул, выдавая плещущийся через край ужас, испытываемый Джозефом. Он закрыл ладонями лицо и правда заплакал, шумно шмыгая носом и содрогаясь всем своим небольшим телом. Слезы противно смешались со слюной, размазанной по носу и щекам, юноша попытался растереть их тонкими пальцами еще сильнее. Было плохо. Очень плохо. Плохо так, что хотелось выковырять все свои внутренности наизнанку, лишь бы не чувствовать тошноты и боли. В ушах колом встали эти омерзительные чавкающие звуки, издаваемые мертвым телом напротив, вперемешку с голосом Уолтера, говорящего что-то несвязное и непонятное ему. Его руки медленно отодвинули от лица другие, целиком покрытые остывшей кровью. Замутненный взгляд встретил глаза напротив, черные, глубокие, темные. Страшные. Мерзкие. Больные. Не дающие ему ни секунды покоя ни наяву ни, даже, во сне. Джозеф громко всхлипнул и подался назад, пытаясь оттолкнуть от себя «Джека». Стул опасно пошатнулся и одна из его хрупких ножек хрустнула. Юноша упал бы, если бы его не подхватили и не прижали к себе. Честно, в тот момент он решил, что лучше бы сломал себе что-нибудь, рухнув на скрипящие половицы, чем так. Мужчина медленно поднялся, и ноги Джозефа, оставшиеся без какой-либо опоры, повисли в воздухе. Их почти комедийная разница в размерах добивала окончательно. Если бы младший и захотел сбежать, то не смог бы ничего противопоставить тому количеству грубой силы, что была заточена внутри тела Уолтера. Любое его касание болезненно отдавало где-то внутри, а если бы мужчина применил в отношении Джозефа хотя бы каплю того, что сделал со всеми своими несчастными жертвами, то юноша точно скончался бы от болевого шока спустя несколько секунд. «Джек» аккуратно уложил младшего на кровать, и спина того моментально стала такой же мокрой, как покрытые мелкими лужицами простыни. Рубашка неприятно прилипла к телу, покрывая кожу на спине таким же красным цветом, в какой выкрасилась сама. Мужчина жадно смотрел на него сверху вниз и улыбался, в глазах застыло что-то кошмарное, безобразное. Широкая ладонь легла на грудь юноше, и он понял. Похоть. – Почему? – он прошептал почти жалобно, впиваясь пальцами в промокшую ткань. – Почему? Почему? – Просто представил, как славно бы ты смотрелся здесь. В крови. Уолтер наклонился ближе и почти вдавил своим телом в кровать маленького хрупкого человечка. Тот хотел было попытаться оттолкнуть его от себя, но повернул голову чуть левее, где на него «смотрел» бездыханный изуродованный труп. Нельзя. В таком состоянии его лучше не доводить. Если Джозеф, конечно, хотел жить. – Не здесь, пожалуйста, – всхлип. – Не надо здесь, – еще один. – Я сделаю все что угодно дома. Только не здесь. – Замолчи уже. Он произнес это ровным, спокойным тоном, пока поочередно вынимал из крохотных петелек полупрозрачные пуговицы на рубашке Джозефа. Сантиметр за сантиметром кожа оголялась, покрывалась мурашками, сердце бешено стучало, готовое выпрыгнуть из груди и разбиться о пол недалеко с сердцем бедной женщины. Юноша в истерике дергал пропитанные кровью простыни, пытаясь хоть немного прикрыть свое тело от лап Уолтера, который как сумасшедший впивался зубами в его тонкую бледную шею. Ни о каком подобии нежности не шло и речи, мужчина просто занимался тем же, чем и всегда – удовлетворением своих, как он говорил, базовых потребностей. Это было грязно, пошло, больно и всегда унизительно. Словно старший специально ставил своей первостепенной задачей втоптать Джозефа в грязь и показать ему, кто тут сильный, а кто слабый. Все, что происходило по инициативе Уолтера – надругательство, и ничего более. И юноше приходилось терпеть все: грубые руки на своем теле, холодный шершавый язык на своей коже, жалящие фразы. Ему приходилось терпеть мужчину в себе, когда он грубо толкался, не особо заботясь о том, как себя чувствовал Джозеф. Так же и в этот раз. Уолтер пару раз ткнулся пальцами в промежность, мазнул наполовину засохшей кровью по сжатому анусу, но понял, что просто так после почти месяца воздержания, казавшегося чудом для младшего, у него ничего не получится. Он раздраженно цокнул языком, и у Джозефа внутри все сжалось, скрутилось в медленную спираль, отдавая головокружением в голову. Мужчина грубо просунул руку в одну из открытых ран на теле мертвой женщины, и, хорошо смочив пальцы хлюпающей кровью, попытался повторить начатое. Пошло намного лучше, но не менее болезненно для юноши, пытавшегося заглушить скулеж собственными перепачканными ладонями. Он сжал пальцы на ногах, попытался их сдвинуть друг к другу, но ему не дали, прижав свободной рукой одно из колен к бедру трупа, лежащего почти впритык. Джозеф всем телом содрогнулся, ощущая под своей кожей холодное мерзкое полотно, упиравшееся в него под напором мужчины. Он бы попытался представить себе, что это очередной кошмар, если бы не несколько пальцев, проворачивающихся внутри его тела под какими-то немыслимыми углами. Юноша чувствовал, как из него вытекает вязкая алая кровь мертвеца, и самое страшное, что, вполне возможно, вперемешку с его собственной. Когда мужчина вытащил пальцы, Джозеф содрогнулся с еще большей силой, понимая, что теперь точно не отделается от своего мучителя. Все, что ему оставалось делать – повернуться на живот в надежде на то, что Уолтер решит поиметь его прямо в таком положении, не заставляя всматриваться в жестокие безжизненные глаза. И он оказался прав. Его просто приподняли для удобства, размашисто входя во всю длину, которую, конечно же, такой маленький человек никогда не мог принять без последствий для своего здоровья. Единственное, за что Джозеф благодарил в тот момент всех известных ему богов, так это за свое нежелание прикасаться к еде последнюю неделю. Иначе такой отвратительный акт слияния вышел бы для него вдвойне стыдным и мерзким. Он не помнил, сколько это продолжалось. Понимал только, что долго. Мужчина не умел быстро делать все свои отвратные дела. После одного раза он останавливался разве что тогда, когда это происходило в месте, где их легко могли бы застукать. Колени то и дело разъезжались в стороны по мокрым простыням, волосы слипались от запекшейся крови и слизи. Противно. Больно. Страшно. Тошно. В конце мужчина просто сильнее придавил юношу к пропахшей сырым мясом кровати, впиваясь зубами в худое покрасневшее плечо. Джозефу было сложно описать словами то омерзение, которое он испытал, когда смесь белесой густой спермы с кровью начала вытекать из него наружу. Он просто скрутился, подтягивая к себе порванную в процессе влажную ткань, и зарыдал, не давая отчета в действиях. Уолтер сновал рядом, собирая разбросанные возле кровати перепачканные вещи юноши и свои инструменты. Он пару раз глянул на находящегося в истерике Джозефа и потряс его за плечо, которое тот поспешил отстранить, скручиваясь еще сильнее, поджимая ноги к подбородку. – Нам еще нужно перенести тело, собирайся. Но юноша его проигнорировал. Или просто не нашел сил, чтобы ответить. Мужчина тихо вздохнул и развернул его к себе, самостоятельно одевая. Выглядело криво и косо, но лучше, чем выгонять младшего на улицу совсем нагим. Сверху, на дрожащие узкие плечи, лег фрак Уолтера. Поняв, что Джозеф абсолютно точно не собирался ему помогать, мужчина взял его на руки и усадил на край кровати, тот, что был меньше всего перепачкан отходами от трупа и зверского совокупления. – Подожди меня здесь, я скоро вернусь, – сказал он, взвалив на плечо бездушно болтающееся обнаженное тело, с которого до сих пор плотными темными струйками стекала вязкая жидкость. И вышел. Скрипящая входная дверь глухо хлопнула. Джозеф правда остался один.