В Сумеру всегда солнечно

      Авантюрин никогда не зашторивает окна.       Встречать рассвет по утрам с некоторых пор стало не просто привычкой — традицией. Это стало особенно важно, когда они с Авантюрином практически сбежали с Пенаконии в Сумеру.       Окна открыты настежь. Летние ночи здесь всегда жаркие, но утренняя роса окропила всю зелень за окном в их маленьком саду и принесла немного свежести и прохлады.       Веритас любит такие рассветы больше всего на свете.       Солнечные блики переливаются золотом в его волосах, тонкая чистая кожа, казалось, светится изнутри, а на губах играет легкая улыбка. Сам Авантюрин всё ещё спит, позволяя Веритасу бесстыдно и по-собственнически любоваться: пожирать глазами каждый сантиметр его будто бы фарфорового тела, пересчитывать веснушки на его носу, перебирать мягкие волосы пальцами, гладить его тонкую талию через застегнутую лишь на одну пуговицу пижамную рубашку.       Прекрасное утро…       Как жаль, что любая идиллия рано или поздно заканчивается. Телефон на прикроватной тумбочке завибрировал, прерывая чуткий сон Авантюрина.       — Сегодня выходной, — шепчет Веритас, останавливая потянувшуюся за смартфоном руку, нежно хватая за тонкое запястье.       — Это Джейд, — сонно бурчит Авантюрин. — Нужно ответить.       — Ты ушел из КММ год назад, когда мы переехали в Сумеру, — напоминает Рацио, но Авантюрин упрямо берет трубку, отвечая на звонок.       Веритас слышит голос его бывшей начальницы, но не понимает ни слова. Он снова любуется: пижамная рубашка Авантюрина совсем съехала на бок, открывая вид на подтянутый живот и острые тазовые косточки, а верёвочки на штанах призывно кричат их развязать. Веритас, словно загипнотизированный, тянется рукой вниз, но тут же натыкается на сопротивление. Авантюрин выставляет ладонь перед собой и легонько толкает его в грудь, мотая головой.       — Не сейчас, — шепчет он, прикрыв рукой трубку.       Но чуть прохладные пальцы задерживаются на обнаженной груди дольше, чем положено для простого отказа.       Да и Веритас не слышит его. Он действительно под гипнозом: смотрит Авантюрину прямо в глаза и едва дышит. Рацио не слышит, что говорит Авантюрин, зато прекрасно чувствует его участившийся пульс, когда тот замечает, как Веритас смотрит на него.       Под таким взглядом можно воспламениться. И Авантюрин уже готов сделать это только от такого простого контакта, — глаза в глаза, кожа к коже, — но тут Веритас срывается и горячо целует его запястье, которое он всё еще держит в своих руках.       — Джейд, я… — Авантюрин прерывается и прикрывает веки. Черт, похоже под гипноз попал и он, — перезвоню, и тогда обсудим. Офис КММ в Сумеру — это интересно, но мне нужно обсудить всё с мужем, ладно?       Джейд что-то говорит в ответ, но её уже никто не слышит. Веритас выхватывает телефон и нажимает на кнопку сброса. С тихим стоном он наваливается на Авантюрина сверху, почти вдавливая в шелковые простыни. Припадает горячими губами к шее. Обводит языком татуировку, прикусывает мочку уха, смеется тихонько. Наверное, от счастья? Авантюрину приятно думать, что так.       Веритас спускается ниже, оставляет мокрые поцелуи на шее, ключицах, плечах, попутно расстегивая единственную пуговку на рубашке, на которой та как-то продержалась всю ночь. Авантюрин всегда спит беспокойно, но сейчас, когда обоим было так хорошо от одного только предвкушения, сбитое на пол одеяло и синяки на боках Веритаса от локтей и коленок мечущегося во сне мужа — волнуют меньше всего на свете.       Он целует его грудь, облизывает розовый и твердый от возбуждения сосок. Авантюрина прошибает электрическим разрядом, подбрасывает на кровати от медленно разливающегося по телу удовольствия. Ей богу, ну кто научил Рацио так целоваться? Жадно, по-собственнически, но столь нежно, что от этого чувства глаза застилает пеленой.       Веритас шепчет что-то, целует в живот. Лижет впадинку пупка, легонько кусает. Авантюрин почти плавится и уже совсем забывает о причине, по которой звонила Джейд. Он выгибается, подставляется под поцелуи, совершенно не слушая поток — нет, целый водопад — комплиментов, которые не перестает шептать Веритас.       В животе тянет возбуждением. В свободных шелковых штанах очень тесно. Невыносимо тесно.       — Док, если ты сейчас же не сделаешь с этим хоть что-то, я…       Он резко выдыхает, когда Веритас тянет зубами за веревочки пижамных штанов и без помощи рук спускает их вниз. Авантюрин не выдерживает, стонет во весь голос, поджимает пальцы на ногах, притягивает его к себе за плечи ближе.       — Док, если ты сейчас же не прекратишь, то…       — То мы займемся сексом? В этом и смысл, — Веритас улыбается и стаскивает последнюю мешающую ему одежду с Авантюрина и устраивается поудобнее между его ног, гладит оголившиеся бедра, снова целует.       Руки сами тянутся за смазкой на тумбочке. Рацио обильно льет её на ладонь, и прохладные пальцы скользят меж ягодиц, касаясь там, где Авантюрину так сильно хочется, что он снова едва сдерживает стон.       — Это и так понятно, — усмехается, — меня больше волнует то, что я воспламенюсь быстрее, чем ты сделаешь хоть что-то… — и тут же снова дергается, когда Веритас прикусывает его за тазовую косточку, а потом без всяких объявлений широким мазком лижет его член от основания до головки.       Он берет его в рот медленно. Так, что мозг начинает плавиться, а тело в принципе начинает существовать где-то отдельно от сознания. Веритас языком вычерчивает замысловатые узоры, а Авантюрин молится Треокой Гаятре, чтобы позорно не кончить прямо сейчас. Он нетерпеливо выгибается в пояснице, хватается цепкими пальцами то за простыни, то за волосы Рацио, то за его вторую руку, не занятую подготовкой и без остановки гладящую его талию, живот и грудь.       Пальцев внутри него уже два, и сейчас Авантюрин готов поклясться, что ничего приятнее он в жизни не испытывал. Когда Веритас осторожно добавляет еще один, а потом толкается глубже и задевает простату, Авантюрина уже трясёт, он на грани.       Авантюрин плавится-плавится-плавится. Но не отпускает контроль, держится на краешке, из последних сил, а когда становится совсем невмоготу, резко тянет Рацио на себя за волосы, просит:       — Я хочу тебя, — Авантюрин не слышит собственного голоса за бешеным стуком своего сердца.       И Веритас понимает. На нём нет одежды — он привык спать обнаженным, поэтому Авантюрину не нужно долго ждать.       Веритас входит сразу достаточно глубоко, но делает это так медленно, что это сводит с ума обоих. Авантюрин стонет. Хнычет, хочет большего. Он крепко обнимает его ногами за талию, почти бьет пятками по ягодицам.       — Перестань меня беречь, я не хрустальный, — горячо шепчет на ухо Веритасу, и у того наконец-то срывает последние тормоза.       Он ускоряет ритм, прижимается к его губам в жарком поцелуе. Авантюрину кажется, что его трахают еще и в рот языком, но он совсем не против. Хотел бы он знать, что за туториал изучал Веритас — ведь целоваться так никто не умеет просто из-за природного дара.       Его вот-вот накроет, чувствует Авантюрин и зажмуривается. Он всегда быстро кончает, если его готовит Рацио, да еще и с таким минетом. Но Авантюрин терпит, сдерживается, хочет сделать это вместе, пока Веритас не шепчет глубоким низким голосом, от которого ведет еще сильнее:       — Открой глаза, прошу тебя. — И когда Авантюрин слушается, — как же тут отказать, когда так просят, — добавляет: — Красивый. Ты такой прекрасный. Невыносимый…       Нет, наверное, Веритас вылез из самой преисподней, потому что невозможно же каждый раз доводить Авантюрина до такого. Сумасшедший оргазм выбивает весь воздух из легких. Его трясёт. Из глаз ручьем текут слёзы, всё тело дрожит, он не может контролировать ни один мускул. Авантюрин не слышит ничего вокруг, кроме слов: «прекрасный, ты прекрасный, такой невыносимый», которые Веритас шепчет до тех пор, пока сам не доходит до края.       Он пытается отстраниться, но Авантюрин не дает. Крепче обхватив его ногами за талию, он безмолвно просит кончить внутрь.       «Черт, вот бы каждое утро было таким», — лениво думает Авантюрин, когда они, едва отдышавшись снова целуют друг друга. На этот раз совсем нежно, осторожно, как обычно и целуются влюбленные, едва проснувшись.       А Рацио тихо радуется, что дома в Сумеру всегда солнечно. И каждое утро можно встречать рассвет.       Как же всё-таки хорошо, что Авантюрин не зашторивает окна…