Шакти

— Ну и ночка выдалась, а? Почти как в старые добрые времена… Джонни валится спиной на постель, прочёсывая назад со лба спутанные патлы. В очередной раз поднимает перед глазами руку, рассматривая её увлечённо, словно торчок: голографическая перчатка протеза призрачно мерцает поверх женской кисти с костяшками, содранными о битое стекло и чужие лица. Всё никак не может свыкнуться с мыслью, мудила. Дорвался-таки. Доволен собой. Джонни сейчас просто охуеть как хорошо — а вот Ви в его тени пиздец как плохо. Её непрерывно мутит, рёбра болят от ушибов, мир подёрнут колышущейся бензиновой пеленой. Горло дерёт от курева, текилы и едкого послевкусия кислоты после сблёва, прикрытого наспех давно уже выцветшей жвачкой. Вот он, вкус рок-н-ролла, мать твою. — А ведь мы так и умереть могли оба, без шуток. — Запрокинув голову, Джонни чешет густо заросший подбородок. — Мне-то не впервой, а вот тебе… А ей рано. Ей пока ещё рано. Он, усмехнувшись, потягивается, выдыхает устало и глухо — смутное ощущение крепких мышц, чужой вес, агрессивный, утомлённый. Мужской. Скрипнув, пружинит матрас под спиной. Гудит вентиляция, бормочет забытое радио, шумит за стеной вечно неспящий Найт-Сити. Недолгая безопасность. Щекотка смерти, снова прошедшей так близко, дышащей между лопаток. Девка, сорвавшаяся с крючка. Тело, звенящее адреналином. Свобода. Химия внутри всё ещё заводит. Правая рука Джонни по-хозяйски опускается между ног, ложится на ширинку, поглаживает, ища ощущения члена. — Ты что… делаешь…? Каждая собственная мысль — тяжёлая, тягучая, далёкая. Кроме полувыведенной за ночь таблетки от Мисти, в ней теперь ещё чёрт знает сколько отравы, включая тот стимулятор, проглоченный в стрип-клубе. Кровь кипит, нервы обнажены и искрят, точно зачищенные медные контакты. Джонни совсем не хочет спать. Джонни хочет сейчас совсем другого. — Чувствую себя живым, — поясняет он ей, как недалёкой. — Впервые за столько лет. Не очевидно? Ви так и наполняет злобой, словно подступающей тошнотой: она не подписывалась на всю эту ебанину, чёрт возьми! Джонни и так уже влез в её тело, обманул, использовал против её воли, надругался над ней, вывалял в грязи, чуть было не прикончил, и давать ему сделать ещё и это она не собирается точно. Ви пытается сбросить его руку с собственного паха — напрасно. Сознание едва теплится, сигналы еле доходят до мышц — её мозг и пальцы сейчас где-то за десять тысяч миль друг от друга, как перед пробуждением в полусне. Глубины седации, жалкое подобие воли. — Что? — Джонни, чувствуя её трепыхание, уже насмешливо расстёгивает усеянный заклёпками ремень, борясь с непривычной для него пряжкой. — В следующий раз ты меня за руль теперь явно нескоро пустишь. Хочу вспомнить всё, пока ещё есть шанс… Он всё ещё в эйфории от возвращения в тело — поди его останови, если понесло. Неискоренимая звёздная привычка получать желаемое по первому зову: одна пизда сорвалась — ну так не беда, другая есть прямо под рукой? Мерзкий ублюдок… Невероятным усилием мысли Ви перекатывается на бок, как паралитик, пытаясь отползти на край кровати — куда? От кого из них она пытается сбежать?.. — Уймись уже, дура бешеная. — Джонни добродушным рывком возвращает её тело обратно на спину, не церемонясь, словно с очередной пьяной группи. — Чем меньше будешь дёргаться, тем я быстрее закончу… Псевдоэндотризин всегда отпускает так медленно, мучительно медленно, точно растянутый во времени наркозный отходняк, то и дело выводя её на грань реальности, дразня иллюзией возвращения контроля и тут же заставляя потерять равновесие и с плеском провалиться обратно. — Съеби… нахуй, Сильверхенд. Я не хочмммм… Он зажимает ей мычание во рту под жёсткой и грубой пятернёй, пахнущей металлом, табаком, горячей изоляцией и пряными нотками Руби. — Да ладно тебе, Ви… Побудь для меня хорошей девочкой ещё немного. Хорошей девочкой, тупая ты сука, ну же! — Он дважды хлопает её по щеке — несильно, но ощутимо. — Пусти меня обратно. Пусти… Голос Джонни хрипло проскальзывает в шёпот; Ви сглатывает его, давится, коматозно раскрывает рот, и зажимавшие его пальцы тут же оказываются внутри, исследуя тёплое за зубами. На концевых фалангах левой кисти Сильверхенда — царапины, старательно натёртые бесконечными слайдами по струнам электрогитары, и Ви чувствует их, невольно нащупывая языком. Чужим языком у себя во рту. Чужие руки. Чужая, своевольная жизнь. Влажные от слюны пальцы уверенно забираются вниз под её майку, ловят сосок, стискивая в хромированный зажим, как сигарету — стрекочут мелкие шестерёнки, гудит гидравлика, давление нарастает за секунды. Так одуряюще чувствительно, что даже слишком… Кожаные ягодки твёрдо съеживаются в ответ на боль. Ви протяжно стонет в стиснутые губы — нет, Джонни стонет, не Ви — тут же накрывая, сжимая всей кистью, смелее. Синяки останутся, точно, как пить дать. Там же, где сейчас фантомно мерещатся над рёбрами под рукой длинные рваные шрамы. — Мм… будь у меня такие сиськи, — прокуренно усмехается Джонни, с наслаждением прихватывая вторую, — я бы их целыми днями мял. Ей больше ничем ему не помешать: он просто сильнее, его желание, его личность сейчас сильнее, чем её — идиотка, сама же и согласилась, знала ведь, что пожалеет… Тело, больше не принадлежащее ей, предательски отзывается на эти грубые руки и самоуверенный голос, запуская отработанную уже цепь химических реакций — возбуждение, первобытное, животное, мужское. Ищущее выхода единственно возможным способом на чистом механическом примитиве. Правая рука её опускается дальше по плоскому животу — жёсткие тёмные волосы Джонни колко и проволочно скользят там, внизу, под ладонью. Её задранная «Самурайская» майка пахнет ночным клубом, мужским потом, горелой резиной и холодным ароматом от дым-машин. Там, под одеждой, чужой кибер-кожей, чужими тату — всё ещё она, Ви: трепещущая гладкость атласного пресса, женственная талия, линии подвздошных и косых. Джонни натянуто толкается членом в молнию своих ебейше пафосных штанов — нетерпеливо пришедшая кровь, боевая готовность. Дава-ай, детка. Может, тебе даже понравится… Одолев пуговицу и забравшись рукой в тепло расстёгнутой ширинки, Ви тут же чувствует под обхватом свой крепкий стояк. Джонни двумя пальцами чувствует, какая она мокрая — даже через бельё. Ладонное кольцо с нажимом проводит по стволу снизу вверх, и на конце послушно выступает вязкий, прозрачный секрет. Ви касается крупной капли подушечкой пальца — назад отнимая влажную, блестящую нить. Блядь. Это её собственная смазка. Джонни осторожно растирает её по головке, обводя движениями по кругу, и от остроты кайфа его покрывает мурашками по спине — её физиологическая чувствительность оказывается вдесятеро выше, чем он привык. Словно со всех ощущений сняли вдруг плотную мутную плёнку. — Хах… охуеть, — невольно вздрогнув в спине, Джонни явно одобряет такой расклад. — И вы, бабы, реально живёте с этим?.. Он начинает двигаться с интересом, ища в ней знакомый ритм, только чтобы обнаружить, что почти любая стимуляция оказывается ослепительно сильной. Нейронные сети тут же стремительно учатся друг у друга, подбирая к нервам идеальный шифр — быстрее, поверхностней, легче… Эффекты от таблеток сплетаются в причудливый узор прямо по канве из текилы, и Ви то и дело кажется, будто у неё есть ещё одна пара рук — как у тех древних богов, чьи статуи стоят в храмах у иноверцев. Если опустить осоловелые глаза, она видит Джонни и низ его живота, видит собственную кисть, скользко ходящую вверх и вниз на его члене — дюймовые ногти, фосфоресцирующая, слоистая слюда визуальных помех. И в то же время Ви видит под ним свой гладкий лобок и играющие под ним чужие мужские пальцы в перстнях, лежащие промеж её бёдер в поистине рокерском жесте. Или всё ровно наоборот?.. Отдаваясь прикосновениям, они дышат тяжело, в унисон, двигаются в едином ритме — отражение женского тела в мужском, эхо мужского желания в женском. Откуда у Ви ощущение этой несуществующей третьей руки, сжимающей её грудь, четвёртой, так нагло схватившей за горло?.. Глитч в изношенной машине её тела, ошибка изнасилованного мозга. Полное слияние, элитный брейнданс задаром. Стерео-варио картинка, двое в одном. Шива всепроникающий и его нежно-разрушительная Шакти. Подстёгиваемые торопливыми содроганиями руки, чужие фантазии бесцеремонно вторгаются в разум, расцветая перед её внутренним взором: Джонни представляет себе Руби — сорвавшуюся рыбку — упругость её бедра под собственными пальцами, мнущими его на переднем сиденье авто, бионический хват на затылке, пока она жадно ему сосёт, заломенные за спину руки, пока он насаживает её сзади. Как хорошо было бы закончить эту триумфальную ночь тем, чтобы спустить в эту блядь, новую, тесную, мм… Возбуждение настойчиво собирается в мышцах, поминутно охватывает до предела напрягшийся член. Но привычных движений отчаянно мало — его физическое тело ещё далеко от разрядки. — Твою мать… — раздражённо выдыхает Джонни. — Ты дашь мне сегодня кончить или нет? Ха, значит, она всё-таки в состоянии ему помешать… Вот же эгоист сраный. Старается для себя, а до неё, значит, ему и дела нет?.. Нет уж, тогда это закончится на её условиях. — Только если ты дашь мне, — парирует Ви, самовольно собирая смазку на пальцы и опускаясь по складкам от раздразнённого клитора к манящему отверстию ниже. — Нет, нахуй. Даже не думай, — резко обрывает её Джонни. — Ты же понимаешь, что для меня… Ви не слушает, в секунды его растерянности злобно заполучив контроль — пальцы с лёгкостью проскальзывают внутрь, и Джонни обрывается на полуслове: бионикой комкает простыню, едва не ломая нарощенные ногти, судорожно закидывает голову на вдохе. — Ах ты ж БЛЯДЬ… Чужой низкий стон вибрацией резонирует за грудиной и в кадыке. Ви улыбается мстительно, нащупывая в глубине чувствительное, упругое местечко — почти там же, где её собственное. Почти. Твёрдая, нежная выпуклость слизистой, точка невозврата, собранный в ребристое сокровище бархат… Тело от прикосновения к ней вдруг ярко прошивает электрошоком — удовольствие, которое ей и не снилось, недоступная, запретная зона. Ёбт, и мужики реально живут с этим?.. Отсюда до оргазма оказывается вдруг так неожиданно близко, что у неё кружится голова. — Ещщёёё… да, здесь… Джонни плотно обхватывает ствол, рычит, вплетаясь в её тембр своим, вцепившись ей механикой в волосы, в кожу ногтями. Кровь приливает к щекам и груди. Ей так хорошо, что от избытка под веками становится вдруг горячо и почти что постыдно влажно, так, что по ноздрям и закинутой шее еле проходит вдох. — Ещё… ммф, я… ненавижу тебя, сука… Ви извивается на постели, напряжённо вытягивая ноги, жадно толкаясь бёдрами Джонни навстречу движениям собственных рук. — Я сейчас кончу… Они выдыхают это в один голос — за две секунды до того, как выгибаются синхронно, бросив тело в первый же сильный и расслабляющий спазм — и над каскадом животных и сладостных пульсаций, что разрешается следом, ни у кого из них нет больше никакого контроля. Ругательства сталкиваются на языке, сливаясь в один нечленораздельный стон, когда дрожь трижды встряхивает общий позвоночник, опустошая их обоих до боли, до изнеможения и унизительной мимики, до липких и мокрых пальцев. В звенящей тишине мир мелко осыпается разноцветными артефактами на периферии, пока тело Ви пытается отдышаться целую долгую, влажную минуту. … — Пиздец, — говорят друг другу наконец они оба. Без зазрения совести отерев руку о простыню, Джонни косо подтягивает по бёдрам кожаные штаны — звякает ремень. Пошарив по карманам, достаёт зажигалку, мятую под их задницей пачку и, пару раз щёлкнув колёсиком, закуривает полулёжа. Ви снова сипло кашляет с непривычки. — Я… кха-кха… блядь, я не хочу этого помнить, — сразу решительно заявляет она. — Чего? Что ты, оказывается, умеешь брызгать, когда кончаешь? — Джонни хмыкает перед затяжкой. — Скажи ещё, что тебе не понравилось. Ви жмурится и трёт основанием ладони ноющее межбровье. — Иди на хуй. Пожалуйста. — Ла-адно… — Джонни примирительно поводит плечом и закидывает за голову серебряную руку. — Дам тебе вторую таблетку, чтобы забыться, и позвоню Бестии. На этот раз без глупостей, честно. — Удобней устроившись затылком, он со вкусом выдыхает дым и криво ухмыляется в потолок. — Но ничего не обещаю.

___