***
— Я ничего не понял, — честно признаётся Твангсте, открывая дверь перед самым носом Волгограда, и растерянно смотрит на него, надеясь хоть на какое-нибудь объяснение. —Я уже понял, что ты ничего не понял, — опуская неуспевшую дотронуться до кнопки звонка руку, с мягкой улыбкой отзывается Гриша, попутно скидывая с плеч лёгкое пальто. — Ты сам предлагал приехать к тебе где-то месяц назад, разве не помнишь? — закидывая красный шарф на самый верх вешалки, аккуратно напоминает он. Вильгельм в недоумении хмурится в ответ. Опускает взгляд и подпирает подбородок ладонью, сверля пол задумчивым взглядом. Минута, две, и немец отрицательно качает головой. — Не помню. Хоть убей, не помню, — сдаётся Вильгельм и, прикрыв глаза, потирает переносицу, обхватив её большим и указательным пальцами. — Так, к тебе тоже есть вопрос. На улице декабрь месяц, а ты в пальто ходишь. Давно не болел? — складывая руки на груди, бурчит Твангсте и широко распахивает глаза, когда его слабо щёлкают по лбу. — Эй! — Не ворчи, не заболею я, — усмехается Волжский и тянется ближе, чтобы приобнять недовольно фыркнувшего немца, как вдруг на полу мелькнула тень, сопровождаемая медленными, степенными шагами. — Wer ist da, Wilhelm?— в гостиной раздаётся чей-то наполненный безразличием голос, на что Волжский удивлённо вскидывает бровь и молча вглядывается в приближающийся темный силуэт. Гриша вдруг довольно хмыкает и заходит немного вперёд, оставляя Твангсте позади себя и ждёт. Ждёт, когда из-за угла покажется давно знакомая ему «напыщенная физиономия». По крайней мере, Вильгельм уверен, что именно такое выражение лица сейчас у Волгограда. Тихо вздыхает, прекрасно понимая, что будет дальше. — Wie ich dachte. Du wieder,— оперевшись плечом на косяк двери, не с самым прекрасным настроением, чуть прищурившись, холодно бросает Берлин и с неприязнью окидывает парня долгим, совсем негостеприимным взглядом. — Und dir «hallo», Fritz,— широко улыбнувшись, зная, как это раздражает Берхарда, произносит Волжский и немного приподнимает подбородок, сложив руки за спиной. — Lange nicht gesehen. Wie gehts dir?— выговаривая практически каждую букву и игнорируя даже самые банальные правила чтения, медленно тянет он, внимательно наблюдая за быстро меняющимся спектром эмоций на лице германской столицы. — Гриш, может не... — просит Твангсте, попытавшись встать между ними, однако Волгоград, аккуратно схватив его за запястье, снова заводит Калининград за свою спину, словно пряча его от гневного взгляда бывшего соотечественника. — Lange genug, um zu lernen, wie man spricht. Dein Deutsch ist wie früher einfach schrecklich,— показательно скривив лицо, кажется, со всем своим пренебрежением, произносит Шпрее и с укором смотрит на Вильгельма. Твангсте лишь несильно хлопает себя по лицу раскрытой ладонью: он ведь прекрасно знает, что Волгоград уже как пару десятков лет назад подтянул свой немецкий до очень хорошего уровня. И как бы остро он не реагировал на него в сороковых, сделал он это, чтобы Калининграду было не так одиноко без своего родного языка. За что Вильгельм, конечно, был ему очень благодарен, но сейчас, когда тот откровенно выводил Берхарда из себя, хотелось прописать Волжскому несильный подзатыльник. Хотя, если подумать... Калининград отрицательно машет головой, прерывая свернувшую не туда цепочку мыслей. Всё-таки Берлин его гость. Пусть и незваный. Пусть и приехавший без предупреждения с утра пораньше, сбив расписанные на неделю вперёд планы. Пусть и только для того, чтобы пожаловаться на европейские столицы и другие немецкие города, потому что дальше калининградской квартиры эти жалобы не уйдут — и Берхард точно знает это. И всё же — сегодня Шпрее гость, которого, к сожалению, нельзя прогнать. — Du hast es selbst abgelehnt, mit mir Russisch zu sprechen, also genieße es, — пожимает плечами Волжский и, вытянув руку в сторону, учтиво пропускает Вильгельма вперёд. Он было собирается пойти следом за хозяином квартиры, однако между ними быстро вклинивается Берлин, ощутимо пихая Волжского плечом. Берхард, специально повернувшись вполоборота к оппоненту, высокомерно хмыкает и, задрав голову, проходит в гостиную. Гриша хмурится, однако ничего в ответ не говорит. — Посидите пока здесь, я чай схожу поставлю, раз вы оба так внезапно решили посетить меня сегодня, — потирая виски пальцами, бормочет Калининград, указывая на кресло, куда уже успел усесться Берлин. Волгоград обеспокоенно смотрит Твангсте вслед. Он даже не уставший — скорее замученный. Он оборачивается на небольшой стол в углу комнаты. На краю лежит книга — красная лента закладки так и не сдвинулась со своего места с его последнего приезда. Зато стопка документов рядом не только выросла, но и приобрела двух соседок по краям — только уже не аккуратно сложенные стопки, а просто две сваленные в кучу кипы. Волгоград гневно косится в сторону ничего неподозревающего Берлина, что без особого энтузиазма рассматривал лежащую на кофейном столике книгу под авторством Канта. Основная масса бумаг была связана с транзитом, который сейчас очень туго шёл через границу области из-за огромного количества санкций и просто несговорчивости политиков, а у этого ещё хватает наглости заявиться сюда. — Я помогу, — отзывается Гриша и быстрым шагом идёт к выходу из гостиной, однако тут с места подрывается и Берхард. — Ich werde auch helfen, — холодно бросает Шпрее, преграждая Волжскому путь, однако, не успевает ступить и шага, как его снова усаживают на место. — Не стоит, ты же в гостях. Сиди, отдыхай, набирайся сил на обратную дорогу, — с притворной приветливостью произносит Волгоград, фальшиво улыбаясь, и похлопывает фрица по плечу. — Du bist auch zu Besuch, vergiss es nicht, — скидывая чужую руку и показательно вытирая руку об обивку мебели, снова встаёт, отталкивая от себя Волжского. — Ich verstehe überhaupt nicht, was du hier vergessen hast, — добавляет он и, небрежно бросив книжонку на стол, идёт к двери. — Встречный вопрос, — сухо кидает Волгоград, убирая руки за спину, дабы не проехаться по чужому носу. — Я в этой квартире бываю чаще, чем ты у себя в бундестаге, так что здесь только ты гость. — Ich bin ein langjähriger Freund von Wilhelm, und sie sind eine vorübergehende Zuflucht, es gibt nichts zu sagen, — практически шёпотом шипит Берлин, однако этого хватает, чтобы адресат услышал его слова. — Слушай ты... Берхард резко разворачивается и впивается пальцами в чужую футболку. Волгоград, в свою очередь, не медлит и тоже хватает немца за грудки. До слуха обоих доносится треск ткани, однако непонятно, чья именно одежда не выдержала натиска. Шпрее сильнее сжимает руку, словно готовясь освободить одну из них. — Wenn nicht Kaliningrad, würden wir mit dir reden, glaub mir. — Если бы не Кёнигсберг, мы бы с тобой поговорили, поверь мне. Берлин удивлённо вскидывает брови, когда слышит мелодичную немецкую речь от Волжского, а не издевательство над своим родным языком. Гриша лишь усмехается. — Что? Русский вспомнил? — Also hast du mich absichtlich angepisst... Волгоград лишь фыркает и, несильно толкнув столицу, отпускает его и молча уходит на кухню.***
Обернувшись, Волжский убеждается, что Шпрее, к великому счастью, пока что не следует за ним, поэтому, решив воспользоваться минутой спокойствия, медленно подходит к Калининграду, который, кажется, снова витал в своих мыслях, не замечая, что к нему пришли. — Ты когда в последний раз нормально спал, м? — осторожно приобнимая Твангсте со спины, тихо спрашивает Гриша, оставляя едва заметный поцелуй на чужом виске. — Такой измученный, будто марафон бежал. — Пару недель назад, помнится, я выспался в последний раз. Больше не помню, — пожимает плечами Вильгельм, продолжая перекладывать ложки с места на место, ожидая пока закипит вода в чайнике. — А измученный, потому что... — Потому что этот приехал ни свет ни заря, я и так это знаю. — Нет, потому что слушать ваши пререкания друг с другом то ещё удовольствие. Не очень, знаешь ли, приятно после бессонной ночи, — повернувшись лицом к Волжскому, немного тише произносит он и складывает руки на груди, однако объятий, несмотря на свой слишком серьёзный вид, не разрывает. — Он сам нарывается, я не виноват, — Гриша несильно склоняет голову, когда рука немца тянется к его волосам, дабы поправить их. — И как я забыл, что ты должен был приехать. Достань кружки, раз пришёл. Берхард вроде говорил, что будет кофе, так что его тоже достань, — аккуратно убирая от себя руки Волгограда и тянется к засвистевшему чайнику. Волжский лишь молча кивает и тянется к нужному шкафчику. Как только дверца раскрывается, его взгляд падает на небольшой пакетик с солью, стоящую в аккурат перед банкой с кофе. Отодвинув его, он забирает напиток и только собирается прикрыть шкаф, как до ушей доносятся звук шагов. Идея приходит даже как-то слишком неожиданно. Он хмыкает и, глянув на Вильгельма, который так удачно оказался занят чем-то другим, забирает с собой и этот пакетик. — Закончили свои милования? — с нотками недовольства спрашивает Берлин, проверяя на прочность стул, что ему так любезно предложил Волжский и с опаской садится, с подозрением поглядывая на Волгоград. — А что, посмотреть хотел? — хмыкает Гриша и мягко целует удачно повернувшегося Вильгельма в щёку, кидая победный взгляд на закатившего глаза Берхарда. — Я вообще надеялся, что ты уже ушёл отсюда. — Не дождёшься, — холодно бросает Шпрее, пытаясь найти хоть какую-то отрицательную эмоцию на лице Твангсте после столь «опрометчивого» поступка со стороны Волгограда. — Знал бы я, что тебя тут мучают, то в девяностые отбил бы тебя у Советов. — Смотри, себе чего-нибудь не отбей, герой. — Я не жалуюсь, не переживай, — довольно хмыкает Вильгельм и аккуратно ставит наполненные уже немного остывшим кофе кружки на стол, попутно вдыхая бодрящий запах. — Очень зря... — задумчиво тянет Берлин и оглядывается: Волгоград рылся в нижнем ящике, видимо, пытаясь найти что-нибудь съестное, а Твангсте очень удачно отвернулся. В руках столицы оказывается солонка, стоящая посреди стола рядом с перечницей. Он услужливо открывает её и быстро высыпает всё содержимое в одну из кружек. Пару ловких манипуляций, и солонка оказывается на прежнем месте, а сам Берхард с особым интересом смотрит на приземлившуюся на подоконник со стороны улицы птицу. Напиток всё ещё продолжает слабо крутиться, после того как его несильно помешали. — Хватит там копаться, Гриш, садись уже, — произносит Вильгельм и берёт в руки стоявшую с края кружку. Берлин громко сглатывает и, кажется, порывается что-то сказать, когда краем глаза замечает Гришу — тот, повернувшись к столу, неожиданно замирает, не моргая смотря на Твангсте с уже знакомой кружкой в руках. Ни тот, ни другой не успевают сказать и слова, как Вильгельм практически залпом осушает бокал.***
— Ещё вот это внимательно просмотрите и отложите, что нужно в зелёную папку, а что не надо в синюю, — с грохотом опустив на стол пол-метровую стопку документов, который Шпрее заботливо сложил, дожидаясь пока Волжский и Твангсте прекратят свои нежности на кухне, недовольно произносит Вильгельм. — Как закончите с этой стопкой, разберёте вон ту коробку, — он указывает на вполне объёмную коробку под столом. — А после всего этого разберёте мой шкаф с книгами, раз уж решили окончательно испортить мне выходные. Волгоград и Берлин, содрогаясь от каждого нового стука, лишь молча слушали указания, не осмеливаясь сказать и слова. Калининград, осмотрев комнату, переводит внимание на часы, где стрелки показывали ровно три часа дня. — Срок вам до пяти, если не успеете до моего прихода, будете допивать свой чудо-напиток. Чтобы не было навязчивых идей смыться, я вас запру. Так что в ваших интересах не спорить, а работать вместе. Всё. Можете начинать. Время пошло. В коридоре зазвенели ключи. — Одному почти восемь веков, другому почти пять, а толку нет. Как дети малые, честное слово. Гневный монолог прерывается громким хлопком двери. Словно в подтверждение недавним словам, пару раз гремит замочная скважина. Берлин и Волгоград невольно переглядываются. —Да он отходчивый, не переживай. На тебя уж точно злится не будет, — поднимая с пола упавшую после хлопка руку, Берхард аккуратно цепляет первый документ и с тяжелым вздохом начинает вчитываться в текст. — Да я знаю, — улыбнувшись, хмыкает Волжский и окидывает книжный шкаф долгим взглядом, оценивая фронт работы. — Но тот кофе сам допивать будешь. — Черта с два.