Что известно реке

Я смотрела ему вслед, и его смех тянулся за ним, как озорной призрак. Колючая досада вспыхнула в моем теле. Незнакомец забрал все, кроме кошелька, в котором хранилась вся моя египетская валюта, несколько банкнот и пиастров, что я нашла, обшарив поместье, и аргентинское золотое песо на крайний случай. Что, как мне кажется, было ценнее всего. Я могла попытаться отнять у него тележку, но догадывалась, что перевес в грубой силе в его пользу, обойдется мне дорого. Это огорчало.       Я обдумывала варианты.       Их было не так много.       Я могла бы покорно последовать за ним на корабль, где на другом конце пути меня ждала Аргентина. Но каково там было без моих родителей? Конечно, они проводили большую часть года вдали от меня, но я всегда ждала их возвращения. Месяцы, проведенные с ними, были незабываемы: однодневные поездки к различным археологическим памятникам, экскурсии по музеям, разговоры допоздна о книгах и об искусстве. Мама была строгой, но в то же время она души не чаяла во мне, не ограничивая меня в увлечениях, и никогда не критиковала мое творчество. Ее жизнь была структурирована, и, заботясь о качестве моего воспитания, она все же уважала мое мнение и мой выбор в живописи.       Папа также поощрял глубокое изучение древнего Египта и громко рассказывал о моих достижениях за обеденным столом. Тетя предпочитала, чтобы я была тихой, послушной и покорной. Если бы я вернулась назад, то могла бы предсказать свое будущее вплоть до часа. Утром — уроки по управлению поместьем, после — чай, дневное светское мероприятие, а затем возвращение домой, чтобы за ужином принимать потенциальных женихов. Это была неплохая жизнь, но не для меня.       Я хотела бы, чтобы рядом были родители.       Мои родители.       Слезы опасно щипали глаза, но я зажмурилась и сделала несколько успокаивающих вдохов. Это был шанс. Несмотря ни на что я самостоятельно добралась до Египта. Ни одна другая страна не очаровывала моих родителей, ни один другой город не был для них вторым домом, и, насколько мне было известно, Каир и был их домом. Больше, чем Аргентина.       Больше, чем я.       Если я уеду, то никогда не пойму, что влекло их сюда из года в год. Никогда не узнаю, кем они были и это не даст мне покоя. Если я уеду, то никогда не узнаю, что с ними случилось. Любопытство прожгло дорожку прямо к моему сердцу, заставив его бешено колотиться.       Больше всего на свете я желала узнать, что стоило им жизни.       Думали ли они обо мне. Скучали ли они по мне.       Единственный человек, способный дать ответы, находится здесь. И по какой-то причине он хочет, чтобы я вернулась. Он отвернулся от меня. Мои ладони сжались в кулаки. Меня больше не забудут, не отбросят в сторону, как второстепенную мысль. Я прибыла сюда по веской причине и собираюсь довести дело до конца. Даже если будет больно, даже если истина разобьет мне сердце.       Никто и ничто не сможет снова разлучить меня с родителями.       Незнакомец с моими вещами продвигался дальше по причалу. Он обернулся через плечо и его голубые глаза безошибочно нашли мои в толпе. Он дернул подбородком в сторону судна, как будто это было само собой разумеющимся, что я побегу за ним, как послушная собачка.       Нет, сэр.       Я отступила назад, и он приоткрыл рот от удивления. Его плечи едва заметно напряглись. Продвинув мои вещи на несколько дюймов вперед, он только чудом не задел пассажира, ожидающего перед ним очереди на посадку. Безымянный незнакомец поманил меня, поджав пальцы. С моих губ сорвался смешок.       Нет, одними губами сказала я.       Да, произнес он в ответ.       Он не знал меня настолько хорошо, чтобы понимать: если я приняла решение, его уже не изменить. Мама называла это упрямством, мои наставники считали это недостатком. Но я думаю, что это упорство. Он, похоже, прочитал решение по моему лицу, потому что покачал головой. Тревога заполнила морщинки у его глаз. Я развернулась и растворилась в толпе, решив оставить свои вещи. Все в этом мире можно заменить, кроме выпавшего шанса.       Такая возможность выпадает раз в жизни.       Я ухватилась за нее обеими руками.       Множество людей служили мне ориентирами, уводя от буксиров, стоящих у причала. Незнакомец что-то кричал, но я уже была слишком далеко, чтобы разобрать его слова. Мой багаж теперь его проблема. Будь он джентльменом, он не оставил бы мои вещи бесхозными. А если нет… Ну, нет, это не так. Было что-то такое в его поведении. Уверенность, несмотря на презрительную ухмылку. Собранность, несмотря на исходящий от него запах спиртного.       Он казался аристократом, рожденный с целью указывать другим, что делать.       Речь на разных языках доносилась со всех сторон. Египетский, английский, французский, голландский и даже португальский. Египтяне, в сшитых на заказ костюмах и в красных шапочках с кисточками, огибали туристов, спеша по делам. Мои попутчики пересекали широкий проспект, избегая конные повозки и ослов, груженных холщовыми сумками. Я старалась не наступать на экскременты животных, украшавшие улицу. В воздухе витал аромат дорогих духов и пота. У меня свело желудок от вида полуразрушенных домов и обломков — память о британских бомбардировках двухгодичной давности. Я помнила, как читала о том, что разрушения были огромными, особенно в цитадели, где некоторые египтяне пытались защитить Александрию.       Увиденный мной разгромленный порт отличался от всего прочитанного мной до этого.       Толпа, следовавшая с пристани, направилась к большому каменному зданию, украшенному четырьмя арками, расположенному прямо перед уходящей вдаль железной дорогой. Железнодорожный вокзал. Я сжала сумочку и перешла улицу, оглядываясь через плечо, на случай, если незнакомец преследовал меня. Его видно не было, но шага я не замедлила. Я чувствовала, что просто так он от меня не отстанет.       Впереди небольшая группа общалась на английском. Я владела им гораздо лучше, чем французским. Я последовала за ними на станцию, волосы от пота липли к шее. Квадратные окна пропускали достаточно света, благодаря чему был хорошо виден царивший хаос. Повсюду валялись груды багажа. Путешественники озадаченно перекрикивали друг друга, звали близких или бежали на посадку на поезд, а другие толкали тележки, наполненные угрожающе покачивающимися чемоданами. У меня участился пульс. Я никогда не видела столько людей в одном месте, одетых с разной степенью важности: от шляп с плюмажем до простых галстуков. Десятки египтян, одетые в длинные туники, предлагали помощь с чемоданами в обмен на чаевые.       Вдруг я поняла, что упустила англичан.       Miércoles, пробормотала я.       Привстав на цыпочки, я судорожно пыталась осмотреться. На одном из них была высокая шляпа — нашла. Я пробиралась сквозь толпу, не сводя с нее глаз и таким образом дошла до билетной кассы. Большая часть вывесок была на французском, который, конечно, не давался мне легко. Как я должна была купить билет до Каира? Родители запрещали мне разговаривать с незнакомцами, но я нуждалась в помощи.       Я обратилась к ним, тем самым нарушив одно из маминых правил. Я откинулась на мягкую подушку и вдохнула затхлый воздух. Пыль покрывала все: от сидений до полок для хранения. Снаружи поезд выглядел элегантно: строгие черные линии, украшенные красной и золотой отделкой, но интерьеру было уже несколько десятилетий. Это было неважно. Я была готова пересечь пустыню на осле, если бы это гарантировало, что я попаду в Шепард.       Пока что купе было лишь в моем распоряжении, несмотря на десятки пассажиров, заходящих в вагон. Среди них были эфенди, направляющиеся в Каир по службе, и множество туристов, хаотично беседующих на всевозможных языках.       Деревянная дверь купе скрипнула, и на пороге возник джентльмен с поистине эффектными усами и круглыми щеками. В левой руке он сжимал кожаный портфель с золотой монограммой в виде инициалов БС. Заметив меня, он вздрогнул, но после широко улыбнулся, галантно приподняв шляпу в знак приветствия. Одет мужчина был в элегантный серый костюм с широкими брючинами и белоснежную оксфордскую рубашку. Судя по отполированным кожаным туфлям и безупречной выкройке, он был весьма обеспеченным человеком.       Несмотря на его дружелюбный взгляд, по моему позвоночнику пробежала тревожная дрожь. Путь в Каир займет около четырех часов. Слишком много времени для пребывания в замкнутом пространстве вместе с мужчиной. Ни разу в жизни не была в подобной ситуации. Моя бедная тетя выплакала бы все глаза из-за моей подмоченной репутации. Самостоятельное путешествие, без сопровождения — весомый повод для скандала. Если кто-то из высшего общества прознает об этом, моя безупречная репутация будет разрушена.       — Добрый день, — произнес мужчина, убирая свой портфель на одну из верхних полок. — Впервые в Египте?       — Да, — ответила я по-английски. — Вы родом из… Англии?       Он опустился напротив меня, вытянув ноги вперед, что носки его туфель касались края моей юбки. Я сдвинула колени в сторону окна.       — Лондон.       Очередной англичанин. Я была окружена. С тех пор, как я спустилась с корабля, то повстречала слишком много англичан, чтобы их можно было сосчитать. Военные и бизнесмены, политики и торговцы.       Подручный дяди Рикардо планировал вышвырнуть меня из страны.       Мой спутник посмотрел на дверь, вероятно, ожидая, что к нам присоединится кто-то еще, но, когда дверь осталась закрытой, он вернул свое внимание ко мне.       — Путешествуете в одиночестве?       Я сжалась, не зная, что ему ответить. Он создавал впечатление безобидного человека, и, хотя мне не хотелось быть откровенной с ним, он бы узнал всю правду к прибытию поезда в Каир.       — Да, так и есть, — я поморщилась от оборонительной нотки в голосе.       Англичанин изучал меня.       — Прошу прощения, я не хочу вас обидеть, но не нуждаетесь ли вы в помощи? Я заметил, что вы без служанки или сопровождающего, что является большой редкостью, смею заметить.       Мне пришлось продолжить носить траурный наряд, который был на мне большую часть путешествия, ради поддержания образа. Мне были по душе открывшиеся благодаря одежде возможности, но я скучала по любимым цветам: маслянисто-желтому и оливково-зеленому, голубому и нежно-лавандовому.       — Не то чтобы вас это касалось, но я скорблю по безвременной кончине моего мужа.       Выражение его лица потеплело.       — О, мне ужасно жаль. Прошу прощение за мое любопытство, это было бестактно.       Последовала небольшая неловкая пауза, и я задумалась, как можно ее заполнить. Я не была знакома с Каиром, и любая информация или мысль были бы к месту. Но мне было неприятно представать беспомощной перед незнакомцем.       — Я потерял жену, — произнес он мягким тоном.       Напряжение, сковывающее мои плечи, ослабло.       — Мне очень жаль это слышать.       — У меня есть дочь вашего возраста, — сказал он. — Моя гордость и радость.       Поезд тронулся, и я повернулась к грязному окну. Мимо проносилась разросшаяся Александрия с широкими проспектами и горами обломков у величественных зданий. Мгновение спустя город остался позади, и здания сменились длинными полосами зеленых фермерских угодий. Англичанин достал крошечные золотые карманные часы.       — В кои-то веки вовремя, — пробормотал он.       — Обычно это не так?       Он надменно вздернул подбородок.       — Египетской железнодорожной промышленности предстоит проделать еще очень долгий путь, прежде, чем ее можно будет назвать эффективной в здравом уме. Но мы только взяли на себя руководство, и прогресс идет прискорбно медленно, — он наклонился вперед и понизил голос до шепота. — Хотя я слышал от достоверных источников, что сюда начнут ходить поезда из Англии и Шотландии.       — Говоря «мы», вы имеете в виду англичан?       Он кивнул, извиняясь.       — Прошу прощения, я часто забываю, что леди не осведомлены о текущем положении дел. Мы захватили власть в 1882…       Сочувствие, которое возникло во мне к вдовцу, медленно, капля за каплей, покидало мое тело.       — Мне известно все о том, как Британия бомбардировала Александрию, — произнесла я, старательно скрывая свое неодобрение. — Спасибо.       Мужчина замолк, поджав губы.       — Это была необходимость.       — Неужели? — спросила я с сарказмом.       Мужчина моргнул, явно удивленный моим смелым тоном.       — Мы медленно и верно меняем страну, чтобы она стала более цивилизованной, — сказал он повышенным, настойчивым тоном. — Освобожденной от влияния французов. Между тем, Египет популярное место для путешественников вроде нас с вами, — уголки его губ медленно опустились. — И для американцев тоже. За это мы должны быть благодарны Томасу Куку.       Папа с яростью рассказывал о том, как меняли Египет. Страна была под контролем посторонней нации, смотрящей на местных жителей свысока, удивляясь их желанию управлять собственной страной самостоятельно. Он опасался, что иностранцы растащат и разграбят все археологические памятники раньше, чем он сможет добраться до них.       Что меня действительно раздражало, так это предположение этого джентльмена, что я могу быть не в курсе последних событий. И его надменный тон, которым он объяснял свою искаженную точку зрения по поводу Египта. Страна, сырьем и ресурсами которой он пользовался. Мама всегда с тоской вспоминала разборки в Серро-Рико, о горе Потоси с серебряными залежами. За несколько веков она была разорена.       Город так и не оправился. Я старалась сохранить непричастный тон.       — Кто такой Томас Кук?       — Бизнесмен наихудшего толка, — сказал он, нахмурившись. — Он основал компанию, специализирующуюся на египетских турах. Особенно на тех, которые забивают Нил аляповатыми суднами, переполненные шумными, пьяными американцами.       Я подняла брови.       — Британцы не разговаривают громко и не пьют?       — Мы ведем себя более достойно, когда выпиваем, — произнес он напыщенным тоном. Затем он резко сменил тему, вероятно, пытаясь избежать спора. Жаль, а я только начала получать удовольствие. — Что привело вас в Египет?       Хотя я ждала этого вопроса и заранее подготовила ответ, но в последний момент изменила его.       — Захотелось посмотреть достопримечательности. Я забронировала тур по Нилу. Пока вы не упомянули, я не помнила название компании, — произнесла я с лукавой улыбкой.       Лицо мужчины окрасилось пурпурным, и я закусила щеку изнутри, чтобы не расхохотаться. Он открыл было рот, чтобы ответить, но осекся, когда его взгляд упал на золотое кольцо, сверкающее в солнечных лучах, освещающих купе.       — Какое необычное кольцо, — медленно произнес он, поддавшись вперед, чтобы рассмотреть его.       Папа ничего не рассказывал мне об этом кольце. К посылке не было приложено даже записки. Только поэтому я не спрятала безымянный палец. Мне было любопытно, сможет ли случайный спутник рассказать мне что-то о нем.       — Чем оно необычно?       — Выглядит довольно старым, по меньшей столетней давности.       — Действительно? — спросила я, надеясь, что он расскажет мне что-то интересное. Я думала, что кольцо старинное, но никогда не задумывалась о том, что оно может быть настоящим артефактом. Папа ведь не мог прислать мне что-то такое… Правда? Он бы никогда не украл что-то столь бесценное с места раскопок.       Тревога забурлила в глубине моего живота. Я боялась сомнений, которые поднимались в моем сознании, как пар. А что, если именно так он и поступил?       — Могу я взглянуть поближе?       Я заколебалась, но все-таки протянула ему ладонь. Он наклонился, чтобы рассмотреть кольцо внимательнее. На его лице появился голодный оскал. Прежде, чем я успела что-то произнести, он стянул кольцо с моего пальца. У меня отвисла челюсть.       — Прошу прощения.       Он проигнорировал мои возражения и сощурился, чтобы разглядеть каждую бороздку и деталь.       — Необыкновенно, — пробормотал мужчина под нос. Он затих, не шевеля даже мускулом и напоминая тем самым картину. Затем он наконец-то оторвался и поднял взгляд, чтобы найти мой. От такого внимания мне стало не по себе.       Тревога подсказывала, что самое время взять вещи и уйти.       — Прошу, верните его.       — Откуда оно у вас? — потребовал объяснений он. — Кто вы? Как ваше имя?       Ложь была инстинктивной.       — Эльвира Монтенегро.       Он повторил мое имя, размышляя. Без сомнений перебирая в памяти и ища какие-то связи.       — У вас есть здесь родственники?       Я покачала головой. Врать было легко и, слава богу, у меня было время попрактиковаться. Я врала безбожно много, чтобы избежать послеобеденных уроков вышивки и шитья.       — Как я уже сказала, я вдова, прибывшая посмотреть на великую реку и пирамиды.       — Но откуда-то же это кольцо у вас появилось, — настаивал он.       Мое сердце громко билось о корсет.       — В лавке безделушек у причала. Могу я вернуть его, пожалуйста?       — Вы приобрели это кольцо в Александрии? Очень… любопытно, — он пальцами сжал подарок моего отца. — Я заплачу вам за него десять суверенов.       — Кольцо не продается. Отдайте.       — Я вдруг вспомнил, что не рассказывал о роде своей деятельности, — сказал он. — Я сотрудник Службы древностей.       Я одарила его самым холодным и суровым взглядом.       — Я хочу вернуть его.       — Это кольцо было бы прекрасным дополнением к витрине с египетскими украшениями. Лично я считаю, что вы несете социальную ответственность за передачу такого предмета, ради обеспечения ему должного ухода и внимания. У всех есть право наслаждаться столь тонкой работой в музее.       Я изогнула бровь.       — Египетском музее?       — Естественно.       — И как часто египтянам предлагается посетить музей, демонстрирующий их национальное наследие? Предполагаю, не часто.       — Ну, я никогда не… — он прервался и его лицо приняло красновато-лиловый оттенок. — Я готов отдать за него двадцать суверенов.       — Минуту назад было десять.       Он вскинул бровь.       — Вы недовольны?       — Нет, — твердо произнесла я. — Потому что оно не продается. И мне все известно о вашей профессии, поэтому буду благодарна, если вы обойдетесь без лишних объяснений. Вы не лучше расхитителя гробниц.       Щеки мужчины заалели. Он втянул воздух, расстегивая пуговицы на груди своей белоснежной рубашки.       — Кто-то до меня обчистил гробницу.       Я вздрогнула, потому что, судя по всему, так оно и было. Мой отец необъяснимым образом приобрел кольцо и отправил мне. Папа учил, что за каждой находкой нужно тщательно следить. Но то, что он сделал в итоге, выходило далеко за рамки простых наблюдений. Этот поступок противоречил его принципам. Он противоречил моим. Зачем?       — Посмотрите, — он протянул мне кольцо лицевой стороной. — Вам известно, что гласят эти надписи?       — Это картуш, — неловко произнесла я. — Вокруг имени божества или королевской особы.       Мужчина открыл и закрыл рот. Он был похож на любознательную рыбу. Но, быстро взяв себя в руки, он задал очередной вопрос.       — Вы понимаете, что означают эти иероглифы?       Я молча покачала головой. Хотя мне были знакомы некоторые из них, я не была профессионалом. Древнеегипетский алфавит был огромен, и мне потребовались десятилетия изучения, чтобы овладеть им.       — Посмотрите сюда, — он поднял кольцо, чтобы рассмотреть. — Это королевское имя. Так пишется имя Клеопатра.       Последний фараон Египта.       Мурашки побежали по телу, когда в памяти всплыл разговор с тетей Лореной и Эльвирой. Последний раз именно тогда я слышала это имя, и оно имело отношение к моему дяде и его работе в Египте. Это кольцо было ключом к разгадке того, что они здесь делали. Что или кого они пытались найти. Я отбросила формальности.       Я вскочила на ноги.       — Отдайте его!       Англичанин встал, уперев руки в бока.       — Юная леди…       Дверь купе распахнулась, и на пороге появился дежурный — молодой человек в темно-синей форме.       — Билеты?       Я сердито обшарила свою шелковую сумочку, пока не обнаружила скомканную бумажку.       — Вот.       Дежурный уставился на нас, нахмурив темные брови.       — Все в порядке?       — Нет, — прорычала я. — Этот человек стянул кольцо прямо с моего пальца.       У дежурного отпала челюсть.       — Извините?       Я ткнула пальцем в сторону англичанина.       — Этот человек, которого трудно назвать джентльменом, забрал у меня кое-что и я хочу это вернуть.       Англичанин вытянулся во весь рост, расправил плечи и вздернул подбородок. Мы стояли лицом к лицу, очертя границы.       — Мое имя Бэзил Стерлинг, я сотрудник Отдела древностей Египетского музея. Я просто ознакамливал девушку с одним из наших последних приобретений и она, как видите, разволновалась.       — Что… — прошептала я. — Мой отец доверил это кольцо мне. Верните его!       Мистер Стерлинг сощурился и до меня дошла моя оплошность. Прежде, чем у меня возник шанс все исправить, он достал из кожаного портфеля документы и билет и предоставил их служащему.       — На этой бумаге доказательство занимаемой мною должности.       Дежурный переминался с ноги на ногу.       — Это прекрасно, сэр. Кажется, здесь все в порядке.       Мои щеки пылали от ярости.       — Это возмутительно.       — Как вы могли заметить, леди на грани истерики, — быстро вмешался мистер Стерлинг. — Я бы хотел сменить купе.       — Нет, пока вы не верните мое кольцо!       Мистер Стерлинг холодно улыбнулся, в его светлых глазах появился расчетливый блеск.       — С какой стати я должен отдавать вам свое кольцо? — он направился к выходу.       — Постойте, — сказала я.       — Прошу прощения, — сказал дежурный, возвращая мне билет.       В следующую секунду они оба удалились, а этот гнусный человечишка забрал последнюю вещь, которую подарил мне мой папа, засунув ее глубоко в карман.

УИТ

Ради всего святого.       Я смотрел вслед глупой девчонке и мое расстройство только возрастало. У меня не было времени на своенравных племянниц, даже будь они родственницами моего работодателя. И мой работодатель не обрадуется, когда узнает, что я не смог справиться с какой-то малолеткой. Я провел нетвердой рукой по волосам, окидывая взглядом огромную гору чемоданов на тележке. Она сбежала без вещей.       Достойно, Оливера. Достойно.       Я собирался бросить все на причале, но, когда совесть воззвала ко мне, я мог только горестно вздохнуть. К сожалению, моя мать хорошо воспитала меня. Надо отдать должное Оливере. Она заработала очко, но я не позволю заработать ей еще одно. Это было бы досадно. Я не любил проигрывать настолько же сильно, насколько не любил, когда мне указывали, что делать.       Те времена давно прошли.       И все же.       Она имела наглость одеться вдовой. Пересекать океан без сопровождения. Она отчитала меня, уперев руки в бока. Я неохотно улыбнулся, изучая латунную пуговицу, которую стащил с ее жакета. Она блестела в солнечных лучах — сплав меди и цинка, ближайший родственник бронзы. От ее возмущенного выражения лица мне впервые за несколько месяцев захотелось засмеяться.       Я бы сказал, что эта девушка неповторима.       Мои пальцы сомкнулись вокруг пуговицы, хотя понимал, что лучше всего было бы выбросить эту безделицу в Средиземное море. Вместо этого я спрятал ее поглубже в карман. Я покатил тележку обратно к дороге, где меня ожидал наемный экипаж, понимая, что совершаю ошибку.       Но пуговица осталась вдали от моего здравого смысла.       Невыносимая головная боль сдавливала виски. Свободной рукой я достал фляжку, которую украл у старшего брата, и долго глотал виски, обжигающее пламя успокаивало горло. Во сколько я вернулся прошлым вечером?       Я не мог вспомнить. Я несколько часов просидел за барной стойкой в Шепарде, улыбаясь и смеясь, притворяясь, что отлично провожу время. Боже, как же я ненавижу сотрудников отдела древностей.       Но спустя каких-то четыре дюйма бурбона, я добыл нужную мне информацию.       Никто не знал, кого ищут Абдулла и Рикардо.       Ни единая душа.       Теперь мне оставалось только разобраться с этой глупой девчонкой.