Гелиайне

Бушевавшая всю ночь гроза унялась только к утру, превратившись в сильный, но спокойный дождь. Он шумно барабанил по листве деревьев, начисто смыв с них даже намек на пыль. Стучал по открытому каменному балкончику. Гулко низвергался водопадами по старым металлическим трубам, чтобы рекой вылиться на древнюю мостовую из хорошо подогнанных друг к другу камней. Дальше – через ряд плоских черепичных крыш – сплошной серой пеленой виднелось море. Шумело, беспокоилось, вечным неотступным шелестом и влажным соленым дыханием врываясь в открытое деревянное окно. Раму столько раз покрывали белой краской, что ее чешуйки оставались теперь на пальцах. Налетевший с моря порыв ветра бросил в лицо дождь, и Гермес глубоко вдохнул, улыбаясь этому мокрому свежему прикосновению. Утро было еще слишком ранним, и маленький сонный городок на берегу моря спал, отгородившись от мира длинными белоснежными занавесками на плачущих от дождя окнах. Каменный пол с простой мозаикой приятно холодил босые ноги. Гермес опустил голову, разглядывая небрежно выложенный синим меандр. Длинные кудрявые волосы теплом укрыли обнаженные плечи, упали на лицо, мягко щекоча влажные от дождя щеки. Гермес заправил упрямые волосы за уши и, тихо ступая, вернулся к низкой широкой кровати – единственному предмету мебели в этой комнате, кроме большой напольной вазы. В вазе стояла охапка пышных бледно-розовых роз. Геката не спала. Гладкие черные волосы рассыпались по белоснежным подушкам. Глаза – очень светлые, прозрачные, без тени сна – рассматривали что-то на низком потолке. Гермес знал, что там ровным счетом ничего интересного. Несколько трещин на штукатурке, простой лепной орнамент, а там – над потолком – чердак, который полуденное солнце разогревает, как воды Флегетона. −Тебе пора, да? – тихо спросил Гермес, усаживаясь на край кровати. Красивые насмешливые губы Гекаты дрогнули, и светлые глаза вместо скучного потолка разглядывали теперь Гермеса. −Почему ты каждый раз задаешь мне этот вопрос? −Потому что каждый раз надеюсь услышать другой ответ. – честно отозвался Гермес. Геката усмехнулась, потягиваясь, как довольная кошка. Гермес невольно залюбовался, как красиво движутся под гладкой светлой кожей тугие мышцы, как волнуется полная обнаженная грудь с темными наконечниками сосков. −Ты издеваешься надо мной. – печально произнес он, стягивая с кровати мятую простынь и набрасывая себе на вечно бронзовые от солнца плечи. −Ничуть. – улыбка Гекаты всегда имела тысячи оттенков и еще больше значений, но Гермес прекрасно умел распознавать почти все. – Поверь, Гермес, если бы ты не был нужен мне, я бы не приходила совсем. −Верю. – кивнул Гермес, прекрасно зная, что она не лжет и не притворяется. В комнату по-прежнему дышало влажной свежестью море, шаловливо касаясь спины, ероша Гермесу волосы. Геката все так же возлежала на смятой, успевшей остыть после ночи, постели и улыбалась чему-то. Эту ее улыбку Гермес никогда не мог разгадать. −Могу я надеяться, что ты вернешься? – тихо спросил Гермес. – Снова? −И этот вопрос ты тоже задаешь каждый раз. −На него я надеюсь услышать все тот же ответ. Геката вдруг плавным слитным движением поднялась и села. Черные волосы гладким потоком стекли по белоснежным плечам, укрыли обнаженную грудь. Светлые глаза по-кошачьи сощурились. −Гермес… − низко и вкрадчиво проговорила Геката. – Сколько минуло эпох, а я все никак не могу понять. Что заставляет тебя каждый раз ждать моего возвращения? −А что заставляет тебя возвращаться ко мне? Геката промолчала, не сводя с Гермеса глубоких, как воды Океана, глаз. −Мир людей меняется так быстро. – Гермес и сам не понял, как давно не дававшая покоя мысль сложилась вдруг в слова. – Он похож на колесницу, которую кони Диомеда несут прямо в бездну. Но хуже того – мы меняемся тоже. Не настолько стремительно, но так же неотвратимо. Одни мойры ведают, к чему и когда мы однажды придем. Гермес поднял глаза, встречая спокойный невозмутимый взгляд Гекаты, и твердо продолжил: −Для меня не имеет значения, что ждет нас в конце пути, если я пройду этот путь с тобой, мой оплот здравомыслия. Затаившуюся в уголках губ Гекаты улыбку Гермес тоже отлично знал. И даже не рассчитывал на ответ. Но Геката вдруг заговорила, склонив голову к плечу и открывая лебединую шею. −Там, внизу, всегда очень спокойно и очень мирно. Совсем не так, как здесь, наверху. Там все неизменно, и потому кажется, что время остановилось. Там очень просто забыть, что наверху есть солнце, и небо, и ветер. В них просто нет необходимости. Это и есть забвение, Гермес. И оно длится и длится без конца. Гермес сидел, затаив дыхание и обратившись вслух. Геката никогда не говорила о царстве Аида так… Словно ее обязанности были ей в тягость. −Вырваться из забвения непросто. – говорила Геката, глядя то на свои руки с серебряными кольцами браслетов, то на Гермеса. – И это под силу только тебе. Вырваться самому и вырвать меня. Я оставляю на время свою службу и поднимаюсь наверх только потому, что знаю – ты меня ждешь. Ты надеешься, что я приду. И я прихожу. Не могу не прийти. Так же, как не могу не уходить туда, где у меня есть свои обязанности, своя сила и власть. Кто бы мог подумать, что однажды я так хорошо пойму Персефону. Геката медленно подняла руку, потянувшись к Гермесу, и он поймал ее узкую прохладную ладонь, прижимая к своим губам. Поцеловал горячо и трепетно, как никогда желая, чтобы хоть этот миг длился и длился до скончания веков. −Гелиайне. – тихо проговорила над его головой Геката и придвинулась ближе, касаясь поцелуем непослушных волос Гермеса. Он торопливо выпустил ее руку, обхватил ладонями за плечи, приник к губам, целуя на прощание. Тонкие пальцы Гекаты вплелись ему в волосы, слегка потянув. Оторваться от ее губ было немыслимо трудно. Отстраниться от прохладного, но неизменно согревающегося в его объятьях, тела еще труднее. И все же Гермес сумел. Геката накинула на себя длинное черное платье, застегнула на щиколотках ремешки простых кожаных сандалий, улыбнулась и совсем по-человечески вышла через дверь. Только коротко обернулась через плечо, стоя у порога. −Гелиайне. – прошептал Гермес, ловя ее последнюю улыбку. Старая деревянная дверь закрылась за ее спиной. За окном по-прежнему шел стеной дождь. Гермес повалился на кровать, вжимаясь лицом в подушку, с которой стремительно исчезал слабый запах лилий.