Одна на двоих

      Любовь.       Нежность, что растворяется в сердцах двух людей, готовых дарить друг другу всю свою заботу. Тепло, которое обволакивает души, создавая ласковую и умиротворенную атмосферу вокруг. Лёгкое, нежное прикосновение, которое заставляет сердце биться спокойно и радостно, рассеивая все тревоги и страхи. Невидимая связь, что объединяет души, сливая их воедино и создавая неповторимую связь, способную преодолевать любые препятствия. Нечто более глубокое, чем просто эмоции, это духовное состояние, которое делает человека счастливее.       Да что вы знаете о любви?       Пытка, что продолжается в душах двух людей, готовых жертвовать собой ради друг друга. Холод, который окутывает сердца, создавая напряженную и мучительную атмосферу вокруг. Боль, которая разрывает сердце на части, заставляя его биться сильнее, но безотрадно, разрушая все надежды и мечты. Каждый взгляд, каждая улыбка, каждое слово наполняют сердце тяжестью, создавая внутри огромный водоворот отчаяния и страха. Подчиняет тебя безволию и пленяет навсегда, без возможности освободиться. Нечто мрачное, тёмное и смертельное. Заставляет человека погружаться во тьму и отчаяние. Само страдание, воплощенное в отношениях двух людей, осуждённых верховным судом любви сойти с ума вместе, поглотить друг друга и обрёченных на вечное страдание.       Хотя, может, не только это.       Тонкая нить, что соткала души вместе, придавая им силу и тепло. Как летнее утро, пробуждающее мир своим ярким сиянием, наполняя души радостью и волнением. Прикосновение ласкового ветра, что заставляет сердца биться сильнее, распугивая все тени негативных мыслей. Нечто великое и непостижимое. Нечто возвышенное, что не позволено увидеть простому человеку, что не позволено увидеть невооружённому глазу. Прикосновения самого огня, но лишённые ожогов. Прикосновения лучей дневного солнца, но лишённые своей ослепительности. Было лишь тепло. Была лишь нежность. Была лишь любовь.       У них была лишь любовь. Одна на двоих. Под звёздным небом. Порознь и вместе. В холодные ночи. В тёплые утра. В пасмурные дни, и в солнечные. Летними вечерами, и зимними. Днями, ночами. Окутанные тенями, и окутанные светом. Окутанные мягким покрывалом ночи. В страстных объятиях. В страстных поцелуях.       Словно время остановилось, да словно его нет и не было и вовсе. Словно в этом мире нет ничего и никого, кроме них двоих. Да им никто и не нужен. Любовь – единственное, что у них осталось. Единственное, что у них осталось, среди гнусных лиц разочарованных в любви людей, среди гниющих подъездов и домов, среди неоправданных ожиданий, надежд и разбитых мечт.       Единственное, что не разочарует их самих. По-крайней мере, сейчас.       Прохлада летней ночи неприятно обжигает голую кожу. Выходить на балкон в одной футболке да шортах, особенно ночью – идейка та ещё, но когда ты слишком юн и слишком пьян своей любовью, никакая прохлада не станет препятствием для тебя. Ты просто идёшь. Даже не контролируя свои ноги, не контролируя себя и своё тело, не контролируя даже свои мысли. Ты не плывёшь по течению, ты плывёшь против него. Нагло, уверенно. С мыслью, что всё равно добьёшься своего. Что всё равно отыщешь своё счастье. Непременно. Тело само несёт тебя напротив этого течения. Прямо к нему. К любимому человеку.       К любви.       К нему. К усталому, нерасчесанному, местами неопрятному. Это ощущалось как самая высшая награда за его старания. За то, как он рвал и метал, лишь бы забрать его себе, загребсти в свои тёплые объятия, оберегать от бед и от гнилых людей, что пытались и его превратить в гниль. Просто быть рядом с ним – награда. А видеть его в том состоянии, в котором никто в жизни его не видел, да и не увидит – самая лучшая награда. Высшая. Да даже выше, чем награда. Нет такого слова, которое могло бы описать это лучше, чем апофеоз. Желанный, заветный апофеоз. Ангел во плоти.       Хотелось прижать его к себе. Погладить по растрёпанным волосам, поцеловать в макушку, унести отсюда, с балкона, прямиком на кровать. Уже застеленную, уже тёплую, но такую одинокую. Без него. Без них.       Армин отрешённо смотрел в окно, рассматривая ночные звёзды, мысленно вырисовывая из них разные замудрённые, замысловатые узоры и рисунки. Он был одет ничуть не теплее, чем Жан. Майка, шорты, домашние тапочки. Всё.       Ему тоже было холодно. Может, местами ещё и тоскливо. Тепло не было даже руке, что между пальцев ловко держала тлеющую сигарету.       Сигарету?       – Армин. Ты здесь. С каких пор ты куришь?       Стоило признать, что вопрос был вполне логичным. Сколько Жан себя помнит, Армин в студенческие годы всегда осуждал курение, при возможности вырывая сигарету изо рта Эрена или Жана. Ну, ещё иногда у Микасы. У Имир. У Конни. Перечислять «пострадавших» можно было бесконечно. После вырывания сигареты изо рта всегда шла недолгая, но нудная лекция о том, что курить вредно, что курение убивает, и куча всякой правильной брехни. Но Жан знал, что Армин не пытался выглядеть правильным. Он просто был таким сам по себе. Правильным, вымеренным под линеечку, идеалом перфекциониста. Может, когда-то Кирштейна раздражало это. Только вот правильный и идеальный Арлерт – это как та некрасивая конфета из набора новогодних конфет, которую ты до последнего не хочешь есть, но всё же ешь, когда доходишь до отчаяния в доме, где больше не осталось сладкого. А потом ты эту конфету раскусываешь. А потом осознаёшь. Осознаёшь, что это одна из лучших и самых вкусных конфет, которую ты только мог попробовать за всю свою жизнь. Осознаёшь, что зря отдал все остальные такие конфеты папе, которому плевать, что есть. Осознаёшь, что тебе нужно было просто распробовать. Что не нужно было судить сразу.       Однажды Жан так уже ошибся. Отдал свою самую вкусную конфету Йегеру. Из-за собственной глупости, из-за того, что не распробовал раньше. Из-за того, что не удостоил своего внимания раньше. И зря.       Жан пообещал себе, что больше в жизни так не ошибётся. И забрал себе свою любимую конфету обратно, из рук человека, который так и не понял, что к этой конфете относиться нужно нежно, бережно. Как к подарку, как к награде, а не как к чему-то самому собой разумеющимся, как к чему-то должному. Он больше никому не отдаст его. Конечно, пока его конфета сама не захочет уйти.       Как бы больно не было, держать он не станет. Не заставляет с ним остаться.       А конфета никуда и не уходит. И не хочет уходить. Хочет продолжать дарить свою сладость. Просто так. Бесплатно.       Потому что любит.       – Жан, я уже давно курю. Ещё со времен, когда я встречался с Эреном. Ты что, не знал? – задав последний вопрос, конечно же, риторический, Армин повернулся к Жану и одарил того улыбкой. Натянутой и искренней одновременно. Натянутой, потому что Армину хотелось не улыбаться, а рыдать. Искренней, потому что она была для его любимого человека. Для Жана. Для того, ради кого он бы весь мир к его ногам приставил. Невозможно было не улыбаться Жану.       Такому тёплому, такому горячо импульсивному, такому страстному. Он был точно, как огонь. Горячий, страстный, иногда опасный. Готовый защищать себя и то, что ему принадлежит до последнего. Громкий, заметный, яркий. Его всегда видно и слышно издалека. Всегда даёт о себе знать.       Армин, скорее, был солнцем. Хотя с Жаном он превращался в самое настоящее море. Спокойное, тихое. Хватало одной капли Армина, чтобы успокоить разгорячённый огонь Жана. Как бальзам на душу.       – Что? Так этот придурок тебя ещё и к таким вещам пристрастил? Да я его урою!       Жан хрустнул пальцами. От такой, казалось бы, мелочи, он, как ему, огню, и полагалось, вспыхнул. Кулаки сжимались от злости.       Это же нужно настолько не иметь никакой совести и никакого стыда! Никакого уважения и никакой любви! Как можно было покуситься на чистоту его Арлерта? Жан действительно кипел от злости. Может, от несправедливости. Жан ведь тоже курил. Знает, какие последствия. Да у него даже дядя от рака лёгких страдал после курения.       Жан был готов хоть прямо здесь и сейчас расправиться с чёртовым смертником за то, что тот приучил Армина к курению.       Хотя, он бы вряд ли расправился с ним. Не потому, что не может. А потому, что Армин бы не позволил. Он никогда не желал кому-то зла, даже если ему сделали больно. Этот альтруизм, разрушающий Армина, делал до ужаса больно Жану.       Он бы расправился с ним. Но только если бы Армин позволил. Если бы Армин сказал. Если бы Армин приказал.       Жан был готов быть для него верным псом. Армин это знал. Но он этим не пользовался.       Жан доверял Армину. Знал, что даже если курит, то до ужасающих последствий такое не доведёт. Умный. И меру знает. Но он всё равно переживал за него. Не мог не переживать.       Нет, он просто не мог это принять. Насколько нужно не быть отмороженным, чтобы подсадить на курение человека, которого любил, и не желал ему вреда? От мыслей об этом кипели мозги.       Но нужна всего-лишь пара капель воды, и огонь потухнет. Просто огонь. Ещё не пожар.       Может быть, для такого пожара хватило бы и одной капли.       Но нужна всего-лишь одна улыбка Армина, и Жан больше не кипит от злости.       – Жан, я в порядке.       – Тогда почему ты здесь? Ночью? В холоде? ... Куришь?       Ужасно.       – Я... Жан. Всё правда в порядке. Просто я наверное немного запутался в своих мыслях? Ха-ха...       Жан ужасно хотел обнять его. Но вместо этого он сел рядом, поближе к Армину и переплёл пальцы своей рукой с его свободной.       – Ты же знаешь, что ты всегда можешь со мной поделиться чем угодно? Что я рядом, Армин?       Сжал руку. Нежно, несильно. Просто чтобы доказать, что рядом. Что здесь. Что не бросит, когда всё плохо.       – Жан, да...       Недолгое молчание.       – Люблю тебя, Жан.       Жан никак на это не ответил. Он выкинул сигарету из руки Армина в окно. Жану не нужны лишние слова. Он привык свою любовь показывать действиями.       Жан притянул Армина к себе, обхватив его щёку одной рукой, другой придерживая за талию. А после втянул в поцелуй. Нагло и смело. Он себе знал цену. И Армину тоже.       Наверное, Армин бы провёл так вечность. Сидя на коленях у Жана, обхватывая его щёки, целуя его, переплетаясь с ним пальцами и языками. Плевать, что холодно. Плевать, что поздно. Плевать, что хочется спать. Плевать куда надо. Плевать на всё.       Жан – вот, что его волнует в первую очередь.       Они грели друг друга в эту прохладную летнюю ночь. Рядом друг с другом они не ощущали никакого мороза ночи. Лишь тепло друг друга. Этого хватало с головой, чтобы не дрожать от очередного ветерка и чтобы согреть не только себя, но и любимого человека.       Из глаз Армина потекли слёзы.       Поцелуй пришлось прервать. Жан всё слишком хорошо чувствовал. Всё понимал. Но спрашивать не стал. Он начал сцеловывать слёзы Армина, обвивая свои руки сзади на его талии, крепче его обнимая и сильнее прижимая к себе.       Он здесь. Жан здесь. Всё хорошо.       Они рядом. Они вместе.       Им ничего не страшно.       – Новой сигаретки не найдётся? Для своего молодого человека, – было сказано с усмешкой.       – Есть, но только одна.       – Нам и одной хватит.       Дыхание сливается под покрывалом ночи, смешиваясь с ароматом тошнотного табака. Огонёк сигары мерцает во мраке небольшого балкончика, освещая лица, слившиеся в едином вихре любви и дыма.       Сигарета тлеет. Постепенно.       Держа в руках одну лишь сигарету, они ощущают, как каждый вдох наполняет их лёгкие теплом и желанием. Они знают, что они принадлежат друг другу, так же как эта единственная сигарета принадлежит только им.       В этот момент никакие слова не нужны, потому что их любовь глубже любого из них. Они знают, что они два полюса, два сердца, но с одним дыханием и одной сигаретой в руках.       Любовь. Она у них одна, на двоих.       И сигарета. Она у них тоже одна, тоже на двоих.       И их сердца бьются в унисон, так спокойно, ровно и счастливо.       Любовь и сигареты. Первое с ними навсегда, а второе они точно бросят.       Когда-нибудь.       Пора возвращаться домой.