***
Машина останавилась у высокого офисного здания. Кемаль заглушил мотор, посмотрел на часы. Рано приехал, зато ещё можно выпить кофе. Артур всё равно освободится только в шесть. Выйдя из машины, Кемаль поставил её на сигнализацию, спрятал ключ в карман деловых брюк и пошел через дорогу. Но успел только ступить на прохожую часть, как телефон зазвонил. На экране фотография самого любимого человека — улыбающегося Туси. Правда старая. На ней Артур ещё с длиннющими волосами, в любимой футболке «Король и Шут», на плечах косуха. Сейчас она, конечно, мала, и просто висит в отдельном шкафу как память, там же и берцы, и бита, которую Артур никогда не пускал в ход, но часто приходил с ней на вечеринки, вызывая настоящий фурор. — Да, родной? — у Кемаля акцент лёгкий, но это была его фишка. — Ты закончил, что ли? — Ага, — раздалось на выдохе. — Я в окне твою машину увидел. Решил позвонить. Мы сегодня этот… как его… ну, раньше закончили, вот. — Артур картавил, и Кемалю это ужасно нравилось. В самом начале отношений он часто дразнил младшего, прося сказать «ррррр', что выходило плохо. Кемаль смеялся, Артур дулся. Потом привык. Даже сам начал просто рычать, когда попадался момент. — А я как раз у кофейни. Будешь кофе? — Спрашиваешь, — хмыкнул Туся. — Ты бери. Я сейчас подойду. — Жди у машины. Артур бросил трубку, Кемаль двинулся к кофейне. Его избранник предпочитал американо с молоком утром, капучино или раф вечером. Иногда мог выпить какао. Миловидная девушка улыбнулась дежурно, принимала заказ быстро, кивая и угукая. Потом принчлась выполнять. Кемаль вспомнил смешной и до ужасного неловкий момент, когда в самом начале отношений шел к Артуру домой, купив кофе, но ошибся домом, зайдя в тот, что напротив. И как позвонил в дверь, как уидивился, когда ему открыла незнакомая девушка в одном нижнем белье. Именно из таких историй строились отношения. Эти кирпичики были прочными. Кемаль любил воспоминания, научился у Артура ностальгировать, а куча фотографий, как в альбомах, так и оцифрованных, пересматривались чаще, чем любимые сериалы и фильмы. Самой любимой фотогафией была, нет, даже не та, котлрая на вызове, а другая — сделанная кем-то из ребят, на ней Кемаль и Артур спят, раскинув конечности по всей кровати и, соответственно, друг по другу. — Ваш кофе. Кемаль вернулся к машине, у которой затал своего Тусю. Уставшего и довольного. Косуха, джинсы облегающие, кеды, только волос длинных не хватало, и Артур из нулевых прямо перед своим любящим мужчиной. Кемаль пышную шевелюру решил оставить. Черные, немного вьющиеся волосы кончиками доставали до локтей, и очень нравились Артуру, теперь носившему андеркат и высветлявшему волосы. Свои жалко не было, да и Кемаль не был против. Артуру шло. Под его более-менее сохранившийся рокерский стиль. — Что у вас там такого произошло, что раньше закончили? — поинтересовался старший, открывая дверцу и впуская в салон излюбленного авто Тусю. — Да так, у главного днюха, вот и отправили домой. Раздобрились, так сказкть. Правда потом явно заставят отрабатывать. Кемаль замычал понимающе, как только сел за руль, но двигаться с места не спешил. Отпил свой кофе, отметив, что приготовлен вкусно, понаблюдал за реакцией Артура на вкус его напитка, а потом потянулся к его всегда гладкому подбородку, обхватил пальцами и коснулся губ губами, прошелся по ним языком, надавливая немного грубо. Младший за много лет привык. А ведь сначала боыкался, говоря, что поймут не так, спалят, рожу набьют. А потом оказалось, что всем насрать. Есть, конечно, недовольные, но при виде высокого, подкачанного турка, грозно играющего желваками, вопросы отпадали сразу. — Поехали домой, — выдохнул в рот старшему Артур. — Я так… так хочу тебя. Весь вечер, пока не отпустили, я думал о тебе. Кемаль мычит согласно, кивает, быстро целует во второй раз и заводитсотор обратно, выезжает с парковки на проезжую. Артур берёт на себя смелость включить музыку. В машине всегда есть диски. Как купленные в магащинах, так и болванки, на которые Кемаль записывал просто с компьютера. Все были подписаны. Артур среди множества находит нужный. Ставит. Нажимает «пуск». Из динамика сразу раздаётся «Мастер добрых дел». — Весь день сегодня их слушаю. Нашло что-то, видимо, — объясняет Артур, замечая удивлённый взгляд Кемаля. Он не очень жаловал «Сплин», потому что вокал не нравился. В ответ Туся не жаловал «Наутилус Помпилиус», хоть много песен играл на гитаре, а всё потому что ради восторженных карих, почти чёрных глаз, полуулыбки на губах и покачивающейся в так песни ноги. — Ты голоден? — спросил старший, когда совсем недалеко вырсовывалась пиццерия. — Разве что по тебе изголодался. Да и отдохнуть хочу. — Знаю я как ты отдыхаешь. Засядешь читать или в ванной закроешься, а то, что меня хотел, забудешь. Кемаль сказал и сразу же пожалел, потому что огоньки в глазах Артура разожглись. Улыбка поолзла по губам. Он отпил свой кофе и прошептал, потянувшись до уха старшего: — Тогда сделай так, чтобы я не забыл, benim aşkım. Артур знал турецкий не очень, ведь с Кемалем обычно говорил по-русски, но младший тащился от стихов, которые читал ему старший на родном языке, от песен, которые тот пел, даже когда Кемаль ругался и перезожил на турецкий, Артур всё равно кайфовал. Голос у брюнета довольно низкий, мурчащий. Когда Кемаль впервые прочитал пару стихов своему парню, Артур осознал как же крепко у него стоит. — Kıyıya tehlikeli bir şekilde yakın yüzüyorsun, aşkım, — предупреждает Кемаль. — Ты заплываешь на опасное рассояние от берега, родной, — сразу переводит, но понимает, что поздно. Артур уже загорелся. И приходится вжимать пежаль газа.***
Артур стоял на четвереньках посреди огромной кровати. Он хабсолюбно обнаженный, везде гладко побритый, подготовленный наблюдал. Кемаль напротив в своём строгом костюме, с волосами, завязанными в идеальный, тугой, низкий хвост, с флоггером в руках был воплощением мокрых снов, о которых знал. Когда в самом начале отношений речь зашла за предпочтения, молодой турок сразу выдал всё, удивляя, смущая и даже немного пугая. Секс он любил, но хороший БДСМ больше. Когда Артур увидел внушительную коллекцию игрушек старшего, стало ещё немгого страшнее. Но ради Кемаля он решился попробовать. Методами «опытов» оба составили список желаний, понравившегося и нет, то, что можно повторять и нет. Порка оказалась неизменным фаворитом обоих. Так звёзды сошлись. Кемалю только дай повод. Иногда Артур придумывал сам, разыгрывал в красках, удивляя партнёра актёрскими талантами. Иногда придумывать не приходилось. Вот и в этот раз повод был. Для старшего серьёзный. Ведь по дороге Артур так распоясался, что начал откровенно лапать крепкие ноги, гладить живот и грудь, разговаривал только шепотм на ухо, и пару раз позволил себе невероятную вольность — коснуться паха, чтобы ощутить возбуждение старшего. Несколько лет Кемаль сначала бы натурально выругал любимого, а потом взялся бы за игрища, но потом смекнул, что так лучше. Потому сейчас стоял вот так, красивый, возвышающийся, в костюме и с хвостом, с флоггером и тем самым прищуром, который так трепетно обожал Артур. — Стоп-слово? — у них всегда было на турецком. Это было условие, правило, и нарушать его запрещено. По началу Артур пытался, потому что стеснялся, что вообще не умеет произносить слова на другом языке, но, найдя поддержку и помощь Кемаля, успокоился. Было всякое, но самое любимое: — Kelebek. — Серьёзно? Бабочка? Опять? — Кемаль вроде и не удивлялся, с его хорошей памятью он в голове держал все стоп-слова. Невольно подсчитывая, он выяснил, что бабочка самое любимое. Выговаривается легко. А когда сознание в тумане после приятной боли, то сложнее в голову ничего не идёт. — Снова, — кивнул Артур. — Сегодня я хочу прям жестко, вот… ну, знаешь, чтобы до этих… этих вот… следов, знаешь. Кемаль догадывался, потому что Артур выбирал легкое, желая жесткости. Это когда-то было выяснено тоже нехитрым опытом. — Мне быть сильно? — Веди себя со мной грубо. Зелёный свет дан. И Кемаль двинулся вперёд, подошел вплотную и взял в кулак высветленные почти до белого пряди, дёрнул на себя, тыкая Артура лицом в пах. Старший хорошо вёл. Мастерски. Ему отдавать контроль было легко, иногда Артур вовсе забывался и забывал о стоп-слове. Иногда и сам Кемаль заигрывался. В этот раз рамок почти не было. Старший удерживая парня за волосы, водил по его спине хвостами серебряного флоггера, вызывая табун мурашек по коже. Взмах. Удар. Не сильный, подготовительный скорее. Второй такой же. Третий. Четвёртый. Пятый. Кемаль наращивает силу. Наконец-то слышится первое мычание, по паху от голоса расползается вибрация. Удар. Сильный. Обжигающий. Ягодица. Бедро. Поясница. Левая лопатка. Правая лопатка. Спина. Бока. Кемаль не пропускал ни сантиметра, мог точно ударить дважды по одному и тому же месту. Выбрация от стонов, мычания расходилась по паху. — Я так кончу, блин. Удар. Удар. С возбуждением надо что-то делать. — Эй, не пора ли там для бабочки? — Камиль отлепляет от себя Артура. У того красное лицо, слипшиеся влажные ресницы и влажные от слюней губы. — Я переборщил? — вообще нет, и для бабочки было не пора. Артур размял шею и глянул в чернющие глаза старшего. — Всё хорошо. Это… это хорошо, правда, — сказал Артур. — Я и сам готов кончить. Может просто подрочим, а? — Испортишь атмосферу. Обычно так Кемаль говорил, когда не хотел секса после или во время порки. Чистая сессия, не более. Артур хорошо знал все предпочтения своего любимого. И то, что он курит после каждого раза, и то, что засыпает голым, и то, что может утром всё-таки вставить. Так иногда будит. Нежные поцелуи и крепкий член. Артуру секса хочется очень, но раз сказали не портить, ничего не оставалось. — Тогда раздевайся и ложись рядом? — А ты уже всё? И вообще чего командуешь-то? — Настрой сбит, знаешь, — Артур пожал плечами, и Кемаль вздохнул, отложил флоггер и начал снимать одежду. Аккуратно складывал рядом с подиумом кровати. Младший наблюдал. У Кемаля татуировок не было, только пирсинг сосков и пупка, но это ужасно заводило. Особенно когда горячий язык проходился по холодному металлу, контрастирующему с горячей бусинкой соска. — Может тогда чаю? Я прям так приготовлю его, — пытается реабилитироваться Кемаль. — Тот самый, — имеет ввиду Артур турецкий чай, который распивают на каждом шагу. Конечно, его. Кемаль кивает, стаскивает трусы. И… — Чёрт бы тебя, родной! С чаем, видимо, придётся или поспешить, или подождать. Как всегда.