***
Известно, что разумный человек не пойдет на перестрелку с ножом. Верховенский был из тех, кто притащил бы автомат на мордобой. Впрочем, он и так, ну почти — притащил нож на предложение “поговорить”. Шатов встретил его хмурым взглядом. Это уже было даже привычно, но на этот раз у него в глазах явно читалась ещё и слабо скрываемая злость. Он был на грани, готов был взорваться и из последних сил сдерживал себя. Говорил сквозь зубы, сразу понятно — проявлял чудеса доступного ему уровня дипломатии. В прочем, тут не Верховенскому Ваню попрекать, с контролем злости он сам порой не справлялся. К Шатову, правда, у него именно злости не было, так, гадливость или презрение. Ещё с тех времён, когда тот покрыл его трехэтажным, сказал что “всё про него понял”, плюнул под ноги и хлопнул дверью. Ладно, может немного злости все же было. — Верховенский, — глубокий вздох, явно для успокоения. Такой глубокий, что достойно нового слова в дыхательной йоге. — Я… в твои дела не лезу, но зачем… нормальных людей в это втягиваешь? Петя ответил одной из дежурных улыбок: — Понятия не имею, о чём ты. — Да сейчас-то не пизди! — от досады Шатов ударил кулаком стену и Верховенский аж вздрогнул и попытался отшатнуться, но Ваня схватил его за рукава. — Да стой, стой, я ж не бить.., — на это Петя недоверчиво хмыкнул и изогнул бровь. — Я… — снова вздох глубокой дипломатии. Шатов замер и на лице у него отразились все его торги с гордостью. — Попросить пришел. Не нужно Даше в это болото. — Ну что за… Болото какое-то, не понимаю какое болото…. А ты у Даши-то спросил, чего она хочет? — Верховенский усмехнулся. — Нет? Видно. Она разговаривать с тобой потом не будет, таким блять, рыцарем, которому больше всех надо. Иван разжал кулаки и отпустил Петю, отошёл на шаг, все ещё громко дыша. Верховенский сунул руки в карманы и продолжил: — Ва-ань, твоя сестра — девочка взрослая, и явно больше тебя понимает. Перспективы, выгода… — Я же просил не п… — Шатов указал на него пальцем и осёкся, после чего, уже тише, добавил. — Она там из-за Ставрогина. Верховенский фыркнул. — Какая ужасная мизогиния, Вань, считать что девушка может вписаться во что-то только ради мужчины. Прошлый век. Тем более он ведь её даже не еб.. — Заткнись! — Шатов снова схватил его за куртку, тряхнул и прижал к стене, так сильно, что Петя ударился спиной. — Заткни-... Ваня захрипел на последнем слове и шагнул назад. В глазах у него читались такие неверие и шок, почти детские, такие бывают, когда впервые сталкиваешься с осознанием несправедливости этого мира. Эта эмоция быстро сменилась на злость, Шатов попытался замахнуться, но не смог, запутался в ногах и упал на месте, хватаясь за рану. — С..сука, — прохрипел, вновь попытался подняться, но его подкосило и он рухнул на землю. Дёрнулся несколько раз, а потом — буквально миг — и перестал. Верховенский нервно усмехнулся. Вот что значит — легкая рука. Он никак не мог сдвинуться с места, всё стоял, спиной прижавшись к стене. Всё кончилось как-то непозволительно быстро. Даже было что-то донельзя неправильное в том, как быстро всё кончилось. Петя и не сразу заметил, что его немного потряхивало. Он отбросил нож в сторону и схватился одной рукой за другую, пытаясь унять дрожь. Через силу он перевел взгляд на Шатова, глубоко вздохнул и шагнул к нему, опустился на корточки и коснулся всё ещё дрожащими пальцами шеи. Пульса не было. — Блять, — сквозь зубы процедил Верховенский и поднялся.***
Есть всё же разница, между тем, чтобы знать, что ты способен на поступок, и тем, чтобы действительно его совершить. Он этого не хотел, по крайней мере определенно не так. Грубо, импульсивно. Проблемно. Чёрт, у него и так дохуя дел, а теперь вот… тело. Как впихнуть “избавиться от трупа” в и так плотное расписание? Петя недовольно посмотрел в сторону Шатова, пнул его легонько ногой и пробурчал: — Вот нельзя было как нормальные люди. Петя выдохнул и закрыл глаза. Нужно было подумать. У него даже не было машины. Придётся импровизировать, и он это даже умел, хоть и крайне не любил делать. Любой план лучше, когда он продуманный, а убийство Шатова в планы на вечер не входило. Он огляделся. Может, удастся спрятать куда-то просто здесь, на месте? Из-под подмерзшей грязи сверкнул канализационный люк. Как часто в них кто-то лезет? Уж какое-то количество дней ему это купит, а большего и не надо. — Ну, в последний путь, — Петя наклонился, взялся за края воротника Шатова и потащил его к люку. Гад оказался ещё и тяжёлый. Вдруг Верховенского чуть не хватил удар — на всю подворотню заиграла мелодия. Такой стандартный рингтон, на который нынче начинали хлопать по карманам все люди вокруг. Это у Пети стояла своя мелодия на каждого, Шатов же выглядел, как человек, который и телефоном-то лишний раз не пользуется. Считанных секунд хватило, чтобы понять, откуда идёт музыка, но за эти секунды Верховенского захлестнула такая волна паники, которой он не чувствовал уже давно. Его словно насквозь проткнуло этим чувством, таким, которое обычно обрушивается на человека, когда он оступается и летит с лестницы во сне. Петя сделал глубокий вздох, царапнул себе ладонь, но тело никак не хотело поспевать за мозгом и выходить из оцепенения. Чертов телефон всё звонил и звонил. Верховенский выругался, присел над Шатовым, быстро обшарил его карманы, достал телефон и сразу же сбросил вызов. Звонил Кириллов. Не худший вариант, этот наверняка не побежит искать, но ведь они там, кажется, дружили? Да и вообще, это сейчас верно или нет было? Что менее подозрительно? Пожалуй, Шатов был из тех, кто мог просто сбросить вызов. Главное, чтобы они с Кирилловым не договаривались созвониться именно сегодня вечером, чтобы Кириллов вообще не знал про эту их встречу. Нужно проверить. Верховенский смахнул заставку — у Шатова даже блокировки не стояло. Петя промотал диалоги и нашел тот, что с Лёшей. Там он старался выхватывать взглядом в первую очередь сообщения Шатова, чтобы понять, как он обычно пишет. Писал. Диалог был довольно скудным, за последние несколько дней разве что просьбы что-то купить, и редкие фотографии. Обычные такие снимки того, что попалось на глаза в городе. Ещё одно нетипично длинное сообщение Кириллова после фотографии моста. Шатов чаще писал сообщения чуть длиннее, и видимо быстро — опечаток и автозамен было прилично. Времени на какой-то долгий анализ не было, так что Верховенский просто отписался: “телфон почт разрядился” “потом напишу” Телефон Петя сунул себе в карман на автомате. Всё это потом, а сейчас нужно было возвращаться к делам. Люк был закрыт, но, на счастье Верховенского недалеко валялась какая-то палка, которую можно было приспособить как рычаг. Спустя пару минут и множество матов, люк был оттащен в сторону. Петя отдышаться, вновь подхватил Шатова, дотащил и, наконец, сбросил вниз. Пусть лежит. Ему бы только дней пять. Ну а Шатов полежит тут может даже и недельку, ничего плохого с ним не случится. Может это ещё и не плохо, может, тот бы после разговора пошел в полицию. Так что всё правильно Петя сделал. И всё равно казалось, что из глубины колодца на него ещё глядят сверкающие злостью глаза Шатова. Верховенский сморгнул это наваждение, закрыл люк и обессиленно осел на землю. Все мышцы ныли от такой внезапной физической активности, даже на то, чтобы просто отдышаться, ушло пару минут. Чёрт, ну видок у него сейчас наверное был… На земле сидеть было пиздецки холодно. Верховенский поднялся. Он посветил своим телефоном вокруг, нашел нож, обтёр его о куртку и сложил в карман. Потом ещё раз посмотрел на люк, вокруг, посветил фонариком под ноги. На земле всё же была кровь, или ему казалось? Петя ногами старательно перемесил землю рядом, закидал место убийства грязным снегом, и стёр следы волочения до люка. Осмотрел все ещё раз, шепотом про себя отмечая места (люк-нож-кровь), как человек, старающийся запомнить что выключил плиту и утюг, прежде чем выйти из дома. Убедившись, что ничего не забыл, он пошел прочь. Петя так и не смог понять, насколько сильно он запачкался в крови, и рисковать вызовом такси он не стал. Идти было не так уж и далеко, а ещё он надеялся, что на морозе голова прочистится. Там было так много мыслей, что они кричали наперебой, одним огромным роем, и в итоге создавали какой-то белый шум. Он даже чуть не споткнулся пару раз по пути, но в итоге все же дошел до дома. Там, закрыв дверь, он скинул с себя обувь, в ванной покидал на пол всю одежду и забрался под контрастный душ. Стало как-то попроще, словно ребутнули систему. Приятная почти-что-пустота в голове. Он непременно со всем разберётся. Нет проблемы, которую он не может решить. Но, всё же, это всё — завтра. А сейчас Верховенский хотел только спать. Настолько, что добравшись до кровати, он рухнул в неё и тут же отрубился.