***
Порой Айхану снятся странные сны: в них нет городов, вокруг одни леса и изредка можно увидеть людей. Они его смущают, потому что он понятия не имеет, откуда он мог такое видеть, а уж тем более запомнить. В детстве вокруг него уже строились двухэтажные домики и мимо то и дело суетились люди. А вот лес такой же, как и во сне, такой же как и в любой другой век. Кажется, он простоит вечность, переживёт человечество, что-то, что будет за ним, и верхушки елей не колыхнуться ни в ураган, ни в конец света. Вот такие леса в Якутии. Во сне, правда, они настораживали, они источали тревогу, шелестели, будто тихо угрожали. Когда Айхан шёл по лесу, ему вечно казалось, что деревья смещаются, мешая идти в нужном направлении, видно, выгоняли. Наяву такого не происходило, наоборот, природа потакала ему и не раз выручала в трудные минуты. Якутск находил в лесах успокоение, половина души отчётливо не принадлежала ему, а хранилась где-то в глубине снежной чащи. Поэтому, каждый раз заходя в тайгу, он приближался к родной душе, отчего испытывал высвобождение эмоций. Айхан считал себя удачливым, ведь не каждому дана жизнь на месте силы. Во сне лес его ненавидел. Айхан это отчётливо чувствовал. Как и то, кем тогда он являлся – другим человеком. Непередаваемые эмоции, закрыв глаза, Якутск перемещал свою душу в другого человека. Он ощущал его эмоции, характер, мысли, помыслы. Предположений о том, кем был герой снов у Айхана не было, он только и мог составлять обширный список фактов, которые подмечал у незнакомца или внутри или в его реакции на мир. Узнав незнакомца лучше, Якутск то и дело вечером грезил снова о ярком сне, лишь бы снова почувствовать себя им. В нём внутри хранилась великая сила. Айхан ни разу не видел, чтобы человек как-либо проявлял её в полной мере, но одного лишь ощущения, что она есть, было достаточно для уважения и поклона ему. В день Айхан не мог чувствовать себя таким же защищённым, как в теле сна. У героя ночи в запасе также была невероятная стойкость духа, которая позволяла ему одному жить в снегах и холоде, в лесах и хребтах Якутии. Чем больше Айхан проводил времени во сне, тем больше узнавал незнакомца. Тот, в основном, молчал, ибо вокруг не было ни души. Лишь однажды Якутску удалось послушать твёрдый махровый голос героя, когда тот указывал какое-то направление перемещающемуся племени. В этом разговоре мужчина не назвал своего имени, увы. И всё же в один день он узнал героя крайне хорошо. Незнакомец вновь шёл по тайге, чего он искал, наверное, не знал даже он, что говорить об Айхане, который потерял интерес к происходящему на четвертый час в теле человека. Незнакомец тяжело дышал – он хотел пить. Обычно неблагосклонная природа в этот раз смилостивилась над странником, и через пару минут мужчина вышел к замершему озеру. Разбить лёд ему ничего не стоило, так как кинжал был наточен настолько сильно, что Айхану порой думалось, как бы герой не прорезал им ножны. Мужчина начал пить и Якутск впервые смог в отражении рассмотреть своего закадычного. Глаза – это зеркало души. Смотря в глаза мужчины, он узнал свою родную душу, ту самую, которая бережно хранилась под охраной лесов и снегов. Ледяные глаза смотрели на него и Айхан в них узнал себя. В тот момент он проснулся. Якутску не было страшно, но и захватывающих чувств он тоже не испытывал. Он не смог опознать внутренний трепет и оставил его без должного внимания. Запер с такими же "неопознанными объектами". Айхан знал, что надо с ними делать, а потому счёл нужным и вовсе не трогать. Следующий сон подготовил неожиданные обстоятельства. Половинки души во сне больше не было. Теперь телом странника руководил Айхан, а его двойник пребывал рядом в виде молчаливого гостя. Теперь в полной мере ощущались чувства. В основном, это был страх. Родные леса глазами чужака казались жуткими, а любой звук прокатывался волной напряжения, которая отходила так медленно, что повторная тревога затмевала её. Так странник никогда не расслаблялся. Айхану было непонятно, как человек с такой силой и духом, может так просто давать себя запугивать спокойной природе. Со временем стало понятно, что проблема заключалась в теле, именно оно, по памяти, защищалось даже тогда, когда это было излишне. Сколько Айхан не напрягал чужую голову, воспоминаний странника так и не смог найти. Незнакомец, вопреки глазам, не был Айханом, у них не было ничего общего. Спустя пару недель жизни в чужом теле Туймаада перестал желать внутренних качеств странника, ведь с ними, наверняка, пришла бы и дикая нескончаемая тревога. Она успела измотать героя. Высасывала силы не только ночью, но и остаточным впечатлением днём, отчего Айхан стал вялым и тревожным. Он стал опасаться незнакомца, строя от безысходности разной степени безумия догадки, которые сводились в одному – в прошлом чужака явно произошло что-то страшное, жестокое, раз тело способно обороняться без души. Сны и продолжали бы изводить Айхана, но, к счастью или к сожалению, даже вечность имеет тенденцию кончаться. Последним сном в теле странника стала встреча. Каждоночные хождения по заснеженной тайге перестали приносить какое-либо физическое напряжение. Тело чужака было на удивление адаптивным. Оно могло не слечь в лютый мороз, вытерпеть драку с крупным зверем, стойко держаться на ногах после долгой-долгой прогулки. Ноги странника будто не были живыми, иначе не смогли бы вынести таких нагрузок. Лицо Айхан тоже мало контролировал, вероятно оно окончательно затвердело под действием минусовых температур. Лучший способ отвлечься от странного внутреннего состояния – внимательно взглянуть на окружающий мир. Где ещё кому-либо могла бы быть предоставлена возможность смотреть на свой дом, своё отражение чужими глазами. Айхан будто познавал всю красоту Якутии заново, как в детстве. Прошло несколько месяцев с тех пор, как Айхан впервые увидел здесь незнакомца, суровая погода и устрашающие леса потихоньку тушевались перед странником и перестали запутывать и издеваться над ним. Постепенно Якутия заново открывалась Айхану, не догадываясь, что под маской чужака её дорогой сын. После небольшой метели герой переводил дух на берегу большой реки. Айхан сразу признал красавицу Лену, а вот душа странника никак не хотела уживаться с этим знанием. Сидеть на снегу, хоть и в шубе, становилось холодно. Айхан боялся застудить ослабшее от долгих странствий тело. Собравши дух, Якутск встал на ноги, приглядывая путь до холма. Тело содрогнулось ещё до того, как до уха донёсся неестественный звук. Настороженно, вынимая кинжал, Айхан повернулся на звук. На другой стороне реки стоял человек. Он жмурил от солнца узкие глаза, хмурился и чуть подрагивал рукой с клинком. Заметив внимание Айхана, человек выпрямился и направил строгий взгляд на странника. Человек тот был одет не как якут, а значит не местный. Почему-то Якутску не верилось, что того могло занести сюда случайно. Человек медленно стал приближаться. Он направил кинжал на Айхана и оскалился. Якутск оставался неподвижным, так как внутренний голос тела замолк, в нём проснулось любопытство. Когда незнакомец перешёл реку и начал двигаться по одному с Айханом берегу, Туймаада, наконец, смог его опознать. Ринчина искажала злость, придавая движениям дёрганность. Его длинная коса развевалась по ветру, а подол длинного одеяния покрылся тонким слоем льда от вод Лены. Якутск замер, не веря своим глазам. Он никогда не видел своего возлюбленного таким. Тот всегда ласково улыбался, нежно и осторожно протягивал руку Айхану, изредка мог свести брови от сильного ветра или колкой фразы. Но сейчас он агрессивно приближался к парню, направив на того оружие. В практически чёрных глазах не было ни капли сомнений, что безумно пугало, заставляя сердце замирать. Теперь Айхан перестал даже дышать, что сыграло на руку Ринчину. Он замахнулся и клинком ударил с правого бока Айхана близь груди. Это хоть и шокировало парня, но вывело из внутренних раздумий и заставило быстро отскочить назад. Промелькнувшая мысль развязала скованные руки Айхана, заставив действовать того по наитию. "Раз ты не Якутск, то и он не Улан-Удэ". Ринчин начал серию ударов, которая прервалась на падении Айхана на землю. Он никогда по-настоящему не дрался, по крайней мере, против старых закалённых войнами городов. Спас его молчаливый странник, который взял управление тела на себя. Он действовал быстро и решительно. Начал наносить удары один за одним. Ринчин их всех блокировал так, будто все герои действовали по заранее заготовленному сценарию. Странник воткнул кинжал в область сердца Ринчина, отчего тот опешил, за что ему сделали подсечку и тот повалился в снег. Айхан приземлился на него и накал втыкать кинжал в грудь Ринчина. На восьмом ударе тот всё же перехватил руку Якутска и, сжав её до характерного хруста, рывком дёрнул противника в сторону и зафиксировал уже Айхана на земле. Так как клинок Ринчина отлетел в сторону, тот сначала бил Туймаада по лицу кулаком, что кровь забулькала во рту, а позже, оскалившись, как самый голодный волк, начал душить Айхана. Тот пытался сопротивляться, но стальная хватка не ослаблялась ни от чего. Якутск чувствовал, как всё постепенно теряет краски и ощущения. Ему было страшно смотреть в глаза возлюбленного, который не моргая убивал его, поэтому он перевёл взгляд к реке. Направил глаза чуть выше и увидел мальчика, прячущегося за деревом, с испугом в глазах, наблюдавшего за битвой. Вскоре его силуэт размылся и остались тишина с темнотой.***
Больше Якутску ничего не снилось, а значит, что он увидел всё, что должен был. Судьба не дура, а потому пренебрегать её словами – не лучшая затея. Айхан не раз гулял в тайге, но не находил в лесах отклика о странных снах. Он был этому рад, ведь лесные массивы вокруг него снова казались родными. Во время прогулок кроны заботливо скрывали мужчину от ветра, а потому Туймаада отчаялся найти ответ у природы. Оставалась последняя зацепка – люди из сна. В парнишке узнавался Иркутск и, что-то подсказывало, что тот даже что-то знал. Теперь боязливый взгляд Дугара выглядел вполне логичной реакцией. Возможно, он тоже видел подобные сны, а может... Якутск знал, что Иркутск старше них с Улан-Удэ, он не раз тому это говорил, называя Ринчина младшим братом. Москва же как-то рассказывал, что города не берутся из ниоткуда, перед ними на их месте обязательно жили поселения, просто никто этого не помнит. Айхан хорошо знал историю своего народа, до города на местных землях жило якутское племя. Удивительно, как раньше до него это не дошло, вроде лежало на поверхности, но мысль так и не проскользнула. Теперь сны не просто сны – это воспоминания. Айхану безумно хотелось с кем-нибудь поделиться мыслями, тревогами и догадками. Но он практически всегда был один. Рядом с ним не было больших городов, а с дальними коллегами общего языка найти не смог. Иркутск, до которого ехать было ближе всего, точно не разделил бы с ним раздумий. После сна пришло осознание, почему тот старательно избегает Якутск: он помнит его страшным незнакомцем, способным замахиваться кинжалом на чужаков. С другой стороны, Улан-Удэ он ни в чём, по видимому, не обвиняет. Единственным для Айхана вариантом поддержки оставался его возлюбленный – Ринчин, но к нему он идти не хотел, боялся, что после сна будет совсем по-другому на него смотреть. Туймаада отдалился от Уланова в последнее время, изредка коротко отвечая на беспокойные сообщения. И всё же Ринчин всегда понимал Айхана, Якутск надеялся, что и в этот раз найдёт успокоение в объятьях возлюбленного. С этой верой Айхан сел на самолёт до Улан-Удэ. Айхан переводил взгляд с картины по ту сторону иллюминатора на одну из немногих совместную фотографию их с Ринчином. Там они в парке мило улыбались, приобнимая друг друга за плечи. Помниться, Уланов попросили прохожую их сфотографировать, сейчас Айхан был благодарен ему за тот внезапный порыв. Ринчин на фотографии выглядел также как и всегда, смотря на него, внутри Айхана расплывалось тепло и сердце, в любовной манере, трепетало в ожидании встречи. Правда, стоило сфокусироваться на глазах, как в руках Айхан держал уже фотографию, где виден Ринчин с чёрными от гнева глазами, держащий руки на горле Айхана. Именно это тревожило Якутск, страх за то, каким он будет видеть Ринчина всю дальнейшую жизнь. Приехал Айхан в Улан-Удэ без предупреждения, а потому неудивительно, что его никто не встретил. Так было лучше, ведь прогулка по морозной улице хоть немного подготовит Якутск к долгожданной, но несчастливой встречи. Чего-чего, а счастья он в этот раз точно не испытает. Образ Ринчина перед глазами изменялся чересчур быстро. Якутск мог вспомнить сотни приятных бесед и прогулок, сотни мягких улыбок, но один вид Ринчина, замахивающего над ним клинок перекрывал всё значимое до этого. Айхан мялся перед дверью в подъезд. Его терзали сомнения в правильности решения. Разговор мог окончательно обрубить и лишить светлых воспоминаний о любви. Якутск тихо вздохнул и обратился к природе. Сейчас ему как никогда была нужна его половина души. Дух земель услышал его, и спустя минуту холодный январский ветер принёс Айхан стойкий дух, такой же, каким он когда-то обладал, ещё будучи воинственным племенем. Этого было достаточно, чтобы Якутск пошёл к Ринчину. За дверью квартиры царила тишина, поэтому Айхан спокойно нажал на звонок. Шум его бы сейчас испугал. Якутск не решился бы войти к Ринчину, если бы у того были гости. За дверью послышались шаги и шебуршания. Это точно был Ринчин, даже отголоски случайных будничных звуков навевали спокойствие, за это Айхан и любил его. За его заботу, деликатность, тишину... Много за что. Дверь открылась. По ту сторону квартиры стоял Ринчин. Он был в домашней одежде, чем-то напоминающей халат, и всё же выглядел опрятно, так как волосы были аккуратно уложены, а глаза накрашены в привычной манере. Увидя внезапного гостя, глаза Уланова чуть расширились, а повседневную улыбку сменила искренняя мягкая улыбка, которую тот дарил лишь самым близким. Улан-Удэ был очень рад увидеть свою любовь спустя несколько месяцев разлуки. Чуть помедлив в своих мыслях, Ринчин вынырнул из них и дружелюбно развёл руками. – Айхан, я так рад тебя видеть. Я уже испугался, что с тобой что-то случилось. Заходи, для тебя мой дом всегда открыт. – Ринчин взял у Якутска сумку с вещами и впустил в квартиру, после чего закрыл дверь. – Здравствуй, прости, что без приглашения, – На удивление, слова давались легко, как в обычной беседе на прогулке, видимо спокойствие Ринчина уже начало действовать. – просто внезапно решил приехать. В этот момент, пока Айхан думал, как подвести разговор ко снам, кое-кто медленно обнял его, а затем мягко поцеловал в губы. Время, проведенное в разлуке, успело стереть память о том, как приятно иметь рядом с собой любовь и как любо испытывать её проявления. Туймаада кротко ответил на поцелуй, а затем стиснул возлюбленного в объятьях. Айхан поднял взгляд на Ринчина. Тот улыбался и, кроме его сияющих благоговением глаз, ничего не было видно. Ничего не напоминало в нём когда-то жестокого племени. – Скажи, а ты помнишь, что было до того, как ты стал городом? – Всё ещё обнимая парня, спросил Якутск. – Нам дано лишь знать то, что мы видели сами. Знать больше, чем нам нужно, считается дурной привычкой. Я верю, что до меня был я, но про него ничего сказать не могу. В каждой моей жизни есть частичка меня, но при этом каждый раз развивается новая личность. – То есть ты ничего не помнишь? – Прозвучало это с ноткой радости, которая могла бы смутить собеседника, но, казалось Уланов не прочёл в голосе какой-либо подтекст. – Нет. А ты помнишь? – Чуть посерьёзнее спросил Ринчин, ведя возлюбленного в гостиную. – Слава Богам, нет. Почему-то мне кажется, что это к лучшему. – Размышлял Якутск, устраиваясь на диване рядом с Улан-Удэ. – Всё, что ни делается - всё к лучшему. – Спокойно сказал Ринчин, крепко обнимая Айхана. Якутск весело хмыкнул на последнюю фразу. И правда, сейчас всё хорошо. Якутск никогда не отрицал прошлое, он уважает его. И всё же как он сейчас рад, что судьба сложилась по другому.