во имя тьмы

два поворота ключа, еле слышный скрип отворяющейся двери. один шаг. один единственный, но такой тяжёлый шаг. "а не послать ли это всё к хуям, не сбежать ли пока ещё не поздно?". мысль была послана туда же, куда предлагала послать всё сама молниеносно. он ждёт. и артём делает шаг. заходит в тёмную, некогда уютную и полную счастья квартиру. тишина. ощущение, что он в гробнице. по спине бежит холодок. здесь слишком давно не звучит смех. здесь больше нет теплоты. здесь только мрак. беспросветный мрак, наполняющий души обитателей этой двушки. шатохин снимает обувь, вешает ветровку на крючок. он не включает свет, ведь понимает, что это не поможет. никто не сможет зажечь свет внутри него. интересно, он спит, или залипает в телефоне, как обычно? артём машинально идёт в ванную. долго держит руки под ледяной водой. он чувствует, как немеют пальцы, но ему наплевать. он смотрит в зеркало. смотрит долго, пытаясь разглядеть в своём отражении хотя бы намёк на счастье. почему так? что делать? как поступить? выключив воду, движется на кухню. рука тянется к шкафчику, в котором спрятана бутылка дорогого коньяка. уйти в забытье. уйти и не возвращаться. но он останавливает себя. нельзя. он не любит видеть артёма пьяным. это пугает его. странно, ведь парень и сам всегда не прочь напиться по поводу и без. брюнет выходит на балкон. его обдаёт холодом. но кудрявый, кажется, этого даже не замечает. как можно реагировать на холод снаружи, когда у тебя всё мёрзнет внутри? достаёт сигарету, чиркает зажигалкой. когда все пошло наперекосяк? они с глебом вместе уже почти год. живут под одной крышей, делят постель. артём никогда не был так счастлив, как рядом с этим миловидным блондином. он помнит их первую встречу. перед ним стоял робкий, застенчивый малыш в безразмерной худи. он смущённо улыбался, обнажая свои острые клыки, и говорил о том, как сильно рад их встрече и как давно хотел увидеться с шатохиным. он постоянно поправлял свои длинные волосы, которые так некстати лезли ему в глаза. в тот момент кудрявому захотелось самому заправить надоедливую прядь за ухо голубину. эта мысль буквально прошибла его током, но решив, что подумает об этом на досуге, он протянул руку для скрепления союза. электрический разряд. глаза в глаза. учащается дыхание. что происходит? кажется, ты влип, шатохин. затяжка. спасительный ядовитый дым заполняет лёгкие. малыш ворвался в его жизнь, как ураган, как цунами, как все катаклизмы вместе взятые. его зелёные глаза горели энергией и решимостью. артём никогда не видел человека, настолько преданного своему делу. музыка была всем для глеба. он буквально состоял из неё. она текла по его венам, пронизывала каждую клеточку его тела. он был полон идей, полон жизни и света. все его чертята выливались в мрачные клауд-текста. в реальности же от него исходили лучи. лучи добра и позитива. он постоянно улыбался. чёрт, как же ослепительно он улыбался. его мягкие, слегка женские черты лица вкупе с этой лучезарной улыбкой сводили шатохина с ума. глеб был его солнцем. он дарил ему то тепло, тот позитив, которого так не хватало в его тёмном царстве. затяжка. сигарета наполовину истлела. артём помнит, как мучился от мыслей о неправильности своих чувств. после каждой встречи с глебом он приходил в свою паршивенькую однушку на окраине москвы, открывал бутылку алкоголя и выпивал её в одиночестве. он думал. так много думал обо всём, что происходит. каждый раз обещал себе, что прекратит это. обрубит на корню. так не должно быть. так неправильно. но вот он снова видит блондинистую макушку, снова тонет в приветственных объятиях голубина, и все его обещания катятся в преисподнюю. его тянуло к этому малышу. тянуло так сильно, что ничто на свете не могло его сдержать. депо пытался не сорваться. он клялся, что не позволит этим инородным чувствам завладеть им. но вот они остаются вдвоём. - ну что, пишем? по-моему, это просто разъёб! - глеб пробегается глазами по строчкам в очередной раз. они пропадают на студии сутками, сидят на энергетиках и дошираке, но продолжают творить. в голубине, казалось, был неиссякаемый запас энергии и вдохновения. вместе с другом он писал бесконечно много, каждый новый трек – без пяти минут хит. - да, я тоже так считаю, - наконец отвечает артём, замечая вопросительный взгляд блондина и понимая, что молчит уже слишком долго. тот улыбается во все тридцать два, но не надевает наушники. он продолжает смотреть на шатохина внимательно, изучающе. старший отворачивается, мнётся, не знает куда деть руки. он просто не может спокойно выдерживать этот пронзительный взгляд зелёных глаз. - тём, ты чего? – ухмыляясь спрашивает причина безумия кудрявого. и вот что на это ответить? что он просто растворяется в этом парне? что каждое его "тём" заставляет сердце биться чаще? что он, кажется, грёбаный пидор? но глеб понимает всё без слов. он подходит к артёму, кладёт руки ему на плечи. медленно проводит ими вверх, останавливаясь на лице шатохина. по телу пробегают мурашки от близости его тела. голубин медленно наклоняется. между их лицами буквально сантиметр. не сорваться. оттолкнуть, посмеяться, сбежать - всё, что угодно. не дать коснуться, не дать свести с ума. но он срывается. он впечатывается в губы блондина, прижимается к нему всем телом. тот отвечает на поцелуй, не раздумывая. ноги подкашиваются, голова идёт кругом, но как же наплевать. главное запретное желание депо сейчас в его руках, целует его голодно и жадно. артёму сносит башню. затяжка. от сигареты остался маленький окурок. это был тёплый весенний день. они вдвоём зависали в съёмном загородном домике. это были их первые совместные выходные наедине. они сбежали ото всех в этот подмосковный лес и сидели, наслаждаясь тишиной и обществом друг друга. они не обсуждали то, что происходило между ними. может боялись, а может всё и так было понятно. они просто плыли по течению, никак не обозначая свои взаимоотношения. артём видит глеба, сидящего на ступеньках. голова запрокинута, глаза закрыты, на губах лёгкая улыбка наслаждения. солнце падает на его и так светлые волосы, делая их почти светящимися. похоже на нимб. глеб похож на ангела. шатохин тихо присаживается рядом. - здесь так хорошо… - на выдохе произносит ангел. - да, действительно хорошо, - произносит депо, а сам думает о том, насколько прекрасен сейчас парень рядом с ним. - тём, спасибо тебе. за всё. шатохин не отвечает. эти слова вызывают стаю мурашек, трепет и блядских бабочек в животе. он чувствует себя влюблённым подростком. - ты такой красивый, - раздаётся справа. удар под дых. артём поднимает взгляд на голубина. тот внимательно изучает его, будто пытается запомнить каждую черту. кудрявый чувствует, как потеют от волнения ладони, а румянец заливает щёки. - ты, - голос хриплый, он прочищает горло, - ты тоже… тоже очень красивый. просто охуеть какой. он слышит тихий бархатистый смех над ухом. он тает от этого смеха. этот звук для него лучше любой музыки. - я люблю тебя. земля уходит из под ног. сигарета дотлевает окончательно, обожигает пальцы. окурок летит с балкона. я люблю тебя. шатохин помнит, что не ответил ему тогда. помнит, как поцеловал его и вложил в этот поцелуй все свои чувства. помнит, чем закончился этот день. громкие стоны наполняли спальню. жар тел, горячие поцелуи, страсть и любовь. он скажет глебу о своих чувствах чуть позже. он заходит обратно в кухню. хочется лечь, закрыть глаза и навсегда остаться в этих воспоминаниях. но ноги несут артёма в спальню. там он. его малыш, его лучик солнца, его спасение и отдушина, окутанный мраком. шатохин тихо открывает дверь. спит. свернувшись калачиком, накрывшись одеялом практически с головой, спит на краю кровати. кудрявый садится рядом. он не верит в то, что это происходит с ними. его любимый... боль щемит сердце. это началось где-то три месяца назад. первый трек стреляет, волна оглушительного успеха и популярности накрывает юного фараона. вместе с ней приходит хейт. глебу, состоявшему из света и доброты тяжело давалось всё это. но он сильный мальчик, справлялся. и всё же жизнь очень жестокая штука. отношения глеба с родителями сложно было назвать тёплыми. отец, возлагавший на сына большие надежды на успехи в спорте, разочаровывается. мать всегда на стороне голубина-старшего. фару не поздравляют с успехом в любимом деле. вместо этого твердят ему о том, что он – позор семьи, что всё, чем он занимается не имеет смысла и не даст ему ничего. думая, что женитьба и семейная жизнь смогут вразумить отбившееся от рук чадо, они начинают активно подпихивать вчерашнему подростку потенциальных невест. артём твердит ему о том, что нужно рассказать предкам об их отношениях, ведь они вместе уже около полугода. они поймут, они же родители. и чем он только думал, когда произносил эти слова? естественно никто не понял и не принял. глеб приехал домой поздно. таким раздавленным он не был, кажется, никогда. - ну, что там? что сказали? – заваливает блондина вопросами шатохин, едва тот входит в комнату. в ответ молчание, оскал, полный разочарования и боли. сердце опустилось. это выглядело, как пиздец. - сказали, что я больной. что моё рождение было большой ошибкой и их проклятием. сказали, что из-за моей уёбищности на меня никогда бы не посмотрела ни одна достойная девушка, поэтому моим единственным выходом было пидорство. сказали, что я им больше никто, что они меня не знают. – он говорит это на одном дыхании, по щекам бегут слёзы, руки начинают трястись. - глеб, я… - расслабься, тём, это было ожидаемо. если они не приняли то, что я занимаюсь музыкой, о каком парне может идти речь? просто я не думал, что это будет настолько больно. артём молча обнял его. он гладил его по спине, по волосам, шептал слова сожаления и утешения, пока его мальчик содрогался от рыданий. следом за этим на глеба обрушился ещё один удар. умирает его бабушка, единственный человек, который всегда принимал внука таким, каким он был. она поддерживала его увлечение музыкой, поздравляла с выходом каждой новой песни. она знала артёма. и хоть глеб и не говорил ей о том, что между ними было на самом деле, она догадалась сама. однажды они заехали к ней на чай. несколько часов болтали обо всём на свете. старушка рассказывала неловкие истории из детства голубина, показывала фотографии и жаловалась шатохину на то, что редко видит своего внука. когда глеб отошёл, она наклонилась к артёму и тихо проговорила: - знаешь, я вижу насколько сильно глебушек любит тебя. пожалуйста, пообещай мне, что будешь о нём заботиться. он совсем о себе не думает: всегда всё для всех, а для себя – никогда. он очень ранимый, будь с ним бережнее, сынок. ты ведь ему ближе всех на свете. артём опешил настолько, что даже открыл рот. но тут в кухню вошёл блондин, и шатохину оставалось только твёрдо кивнуть женщине. глебу он не скажет об этом диалоге. смерть бабушки очень подкосила и так разбитого голубина. но добило его окончательно то, что отец запретил ему появляться на похоронах. - что значит не смей даже думать?! это мой близкий человек, она – моя семья! она единственная была рядом, когда вы все орали, что я вам не сын, - он кричал в трубку. на его щеках снова слёзы. слёзы боли и ярости. – знаешь что, отец? пошёл. ты. нахуй. я ненавижу тебя. презираю, блять, всей душой. ты испоганил мне всю жизнь. я не получил от тебя нихуя, кроме боли. я надеюсь, ты сдохнешь в агонии за всё, что ты со мной сделал! он сбросил и швырнул телефон в стену. следом полетела стоявшая рядом кружка. из груди вырвался вопль. он ударил кулаком по столу, пнул стул. он громил кухню, орал и плакал. а артём молча смотрел на безумие любимого и чуть не плакал сам. он не пытался остановить глеба, давал ему выплеснуть все эмоции. когда тот принялся бить костяшками по стене, он подлетел, сгрёб малыша в охапку и насильно потащил в спальню. голубин брыкался и орал, но шатохин был непреклонен. он сел на кровать и усадил на себя блондина. он обнял его так крепко, как только мог. парень сопротивлялся ещё минуту, а затем обмяк и просто рыдал в объятиях тёмы. он уснул у него на руках. на похоронах они стояли поодаль, на холме, наблюдая, как гроб опускают в яму. лицо глеба было каменным, глаза пустыми. когда все официально приглашённые ушли, они спустились. блондин упал на колени на могилу и простоял так около часа в полном молчании. глеб прятался в студии. он писал и писал без остановки, выплёскивая всю свою боль и ярость в песни. они были злее и темнее, чем обычно. он редко с кем-либо разговаривал, потому что не мог контролировать вспышки агрессии. парни относились к этому с пониманием, ведь знали, сколько всего упало на плечи этого малыша. но терпению каждого человека может прийти конец. пошли разговоры об уходе из династии из-за невыносимого поведения фары. глеб был в курсе, поэтому перестал разговаривать вообще. но одна роковая ночь врезалась артёму в память особенно сильно. он пришёл домой позже обычного. в квартире было слишком тихо. мертвенно-тихо. ноги сами понесли его в ванну. эта картина будет преследовать его ещё долгое время. глеб лежит на полу. в одной его руке лезвие, другая исполосована. кровь на полу, на одежде голубина, на его волосах. она везде. он трясётся, но не издаёт ни звука. - ты.. ты что, мать твою, творишь?! кудрявый не знал, что делать. очнувшись от оцепенения, он подбежал к лежащему на кафеле глебу, поднял его за плечи и заставил взглянуть в глаза. и видит бог, лучше бы он этого не делал. тот бездонный зелёный океан боли, в который его бросило, он до сих пор видит в кошмарах. - что ты, ёбаный твой рот, делаешь?! совсем с катушек съехал?! - т..тём..тёмочка… - он задыхался. – они… подкар-рау.. л-лили… на него напали. подкараулили в тёмном переулке рядом со студией и набросились толпой. прижали к стене и грозились перерезать глотку, если он ещё хоть раз откроет свой рот и споёт хоть одну свою бездарную песенку. они сказали, что знают, где он живёт и убьют его и его семью ночью, если он не перестанет писать музыку. на что только не толкает людей зависть. это звучало, как безумие. но вот он, трясущийся от страха и бессилия глеб, с синяками на шее и порезами на запястье. после этого фараон перестал выходить из дома вообще. и вот артём сидит на кровати, перед ним его любимый. сломанный и разбитый. от улыбчивого малыша не осталось ни следа. сейчас это скорее оболочка некогда живого человека. и шатохин понятия не имеет, как помочь. он пытался и продолжает пытаться. они уже даже не ругаются, глеб просто молчит. он закрылся в себе, не разговаривает ни с кем, не обнимает артёма во сне, не пишет песни, да он даже с кровати не встаёт. шатохин смотрит на него. протягивает руку, гладит его по волосам. невесомо касается лица, проводит костяшками пальцев по скуле. - милый мой, мой маленький… как же тебе помочь? – артём зажмуривается от внутренней боли. – знаешь, я так по тебе скучаю. блять, я просто невыносимо хочу вновь увидеть твою улыбку, услышать твой смех. мне так хочется вытащить тебя. кудрявый тяжело вздыхает, смотрит в окно. - я помню каждый день проведённый рядом с тобой. я никогда не был так счастлив, как с тобой. ты.. ты блять просто оживил меня. до того, как ты появился, в моей жизни не было ничего. ты – мой свет, моя единственная причина жить в этом ёбаном мире. мне так тяжело видеть твою боль, была бы возможность, я бы всю её забрал, лишь бы ты вновь улыбнулся. я редко это говорил тебе, но я так блядски сильно люблю тебя. ты – лучшее, что случалось со мной. прости меня… - артём чувствует, как слёзы бегут по его лицу, оставляя солёные дорожки. голос обрывается, но он продолжает свою исповедь. – прости меня за всё говно, что я говорил тебе. ты – чистый свет, ты заслуживаешь весь мир. я готов принести тебе этот мир, только бы в твоих глазах вновь появился блеск. я не понимаю, почему жизнь так жестока. это не должно происходить с тобой… не должно, сука, не должно! – он рыдает. плечи трясутся, лицо спрятано в ладони. – глеб, я так люблю тебя.. пожалуйста, вернись ко мне. я не могу без тебя жить. он вытирает кулаком слёзы, резко встаёт с кровати. нужно в душ. хватает с комода полотенце и закрывается в ванной, прислоняется головой к двери. хочет ударить по ней кулаком, но нельзя будить глеба. глеб не спал. он слышал каждое сказанное артёмом слово. и каждое из них уничтожало его снова и снова. шатохин никогда не мог похвастаться откровенностью, обычно все свои чувства он выражал поцелуями, подарками и касаниями. глебу стало почти физически плохо. слышать о том, как из-за тебя страдает человек, которого ты любишь больше всего на свете, слишком больно. он услышал, как полилась вода, и наконец дал волю слезам. он плакал и думал о том, какой он никчёмный. думал о том, что он приносит всем вокруг только страдания. думал о том, что проще выйти в это блядское окно, чем перестать всех вокруг закапывать в яме своих проблем. он думал об артёме. снова и снова прокручивал в голове сказанные им слова. перед глазами стояла картинка плачущего парня. плачущего из-за него. ему стало стыдно. стыдно за своё состояние, за свой страх. он был просто разбит вдребезги. мир навалился всем своим весом на его плечи, и он просто не мог унести эту ношу. он не знал, что ему делать. не знал, как исправить всё, что произошло. от него отвернулись все. никого не осталось. никого, кроме артёма. он был рядом всегда. и глеб бесконечно сильно любил его. он был так благодарен шатохину за всё, что тот сделал для него. но он не мог сказать ему об этом. голубин боялся говорить что-либо, ведь тьма внутри душила его настолько, что изо рта выливалась только грязь. он не хотел делать больно любимому. но всё равно делал. и он не знал, как ему быть. в таком состоянии его и застал вышедший из душа артём. он увидел, что голубин плачет и подбежал к нему. - глеб, ты чего? - тёмочка, я… - он закусил губу, пытаясь остановить слёзы. – прости меня. - ты всё слышал?.. блондин кивнул. новая порция рыданий вырвалась из его груди. шатохин сел на кровать и притянул его к себе. - тише, успокойся, пожалуйста. всё хорошо, я рядом. слышишь? - прости меня, пож..пожалуйста. тёмочка, я так сильно люблю тебя.. - котёнок мой, мой малыш.. я тоже очень люблю тебя. пожалуйста, перестань.. глеб не мог остановиться. бесконечный поток боли выливался вместе с солью из глаз. артём гладил его по спине, качал, как маленького ребёнка и плакал сам. они сидели вместе, утопая в своей боли и в боли друг друга. внутренняя тьма выплёскивалась наружу, заполняя эту маленькую комнату, всю их квартиру. мир будто остановился, исчез, остались только они и их демоны. когда глеба престало трясти, шатохин поднял его лицо двумя пальцами. - давай сходим к врачу, прошу тебя. нужно что-то делать с этим. он предлагал это уже не первый раз. все предыдущие попытки направить блондина к специалисту не увенчались успехом. он кричал, что он не больной, что с ним всё в порядке. они ругались, глеб бил посуду, а артём уходил из квартиры, хлопая дверью. но сейчас голубин кивнул. он согласился… надежда слабым огоньком засветилась в душе. они уснули в объятиях друг друга. на следующий день артём не поехал на студию, отменил все ближайшие мероприятия. они провели вместе весь день. лежали вдвоём на кровати, обнимаясь и изредка переговариваясь. они искали вместе психолога. в середине дня голубин даже вышел на кухню и выпил чая. ближе к вечеру у шатохина был рабочий созвон, который он не смог отменить, поэтому на пару часов он оставил фараона в одиночестве. когда дела были решены, кудрявый зашёл в комнату. глеб вскочил из-за письменного стола, бросил короткое «я в душ» и скрылся в ванной. артём подошёл к столу, за которым минуту назад что-то быстро строчил его любимый, и увидел листок. на нём был текст песни. депо пробежался глазами по строчкам и почувствовал, как заболело где-то в груди. он положил лист обратно и решительным шагом направился в ванную. спустя секунд тридцать после стука дверь открылась, пропуская кудрявого. он молча впился в губы глеба и шагнул внутрь. они скрылись в душе. из приоткрытого окна подул лёгкий ветерок, колыхнул листок, исписанный ровным почерком. некуда бежать незачем скрываться всё закончится, и ты научишься смеяться шрам за шрамом, шрам за шрамом на одном из них ты устаёшь бояться. пусть всё рушится вокруг с наступлением темноты вода смоет всю кровь с рук с наступлением темноты.