Alone

      Весенние вечера всегда отличались особой свежестью. Ветер словно начинал пахнуть по-другому каждый раз с наступлением тепла. Небольшому сквозняку не составляло проблем проникнуть внутрь помещения через приоткрытое окно. Офис был едва ли освещён приглушённым светом от настольной лампы. В столь тусклом освещении вряд ли можно работать без вреда для глаз и зрения, но двух находящихся здесь мобианцев это явно не волновало. Белая шёрстка и загорелая кожа создавали интересный контраст с чёрно-красным, более густым мехом совершенной формы жизни. Оголённые руки Руж без всякого стеснения ласкали всё, до чего только могли дотянуться на фигуре напротив. Хотя их любимыми местами определённо были треугольные ушки с кисточками и выглянувшие на груди соски, вздыбленные от возбуждения. Шэдоу мог только простонать в поцелуй, когда грубоватые подушечки пальцев в очередной раз задели его чувствительную грудь. Отстранившись и позволив ему вдохнуть, летучая мышь не стал отказывать себе в возможности полюбоваться раскинувшимся перед ним видом. Не каждый день ему доводилось видеть, как перед ним чуть ли не распадается столь могущественное существо, как этот ёж.       — Просто прекрасен, милый, — его слова сопровождались очередной порцией поступательных движений бёдрами, что заставило проронить стон уже и его самого. Одарённому ежонку под ним даже не надо было стараться – его анатомия уже сама всё сделала.       Руж не мог сдержаться от соблазна поёрзать ещё раз, лишь бы услышать эти низкие очаровательные стоны без каких-либо помех. В ответ когти только сильнее впились в загорелую кожу на его бёдрах. Белый хвостик уже давно метался без какого-либо контроля над ним. В итоге стон сорвался уже с губ вора в момент, когда внушительный член внутри него ощутимо дёрнулся. О, Хаос...       — Давай. Возьми то, что хочешь, — подбодрил его Шэдоу, чуть вскидывая свои бёдра, словно пытаясь войти ещё глубже, хотя между ними и так не было ни одного свободного дюйма. Ему едва ли не сносило крышу от ощущения того, как вокруг него сжимались горячие и туги стенки напарника. Как же давно они этого не делали...       Крылья Руж тоже не могут найти себе спокойствия, постоянно изменяя своё положение без согласия своего обладателя, то поджимаясь, то раскрываясь. Мышка ничего не отвечает на это, только усмехается, прежде чем приподняться на коленях. Гребни по бокам члена безболезненно впивались в стенки самым аппетитным образом, пока тот не выскользнул почти полностью. Стоило заострённой головке единственной остаться внутри, Руж резко опустился обратно, по пути обронив громкий стон, когда была задета его простата. Их разница в росте всегда была у всех на глазах, и их самих это никогда не волновало. Но сейчас она была слишком заметна, и Руж ощущал себя заполненным до предела этой огромной для него плотью.       Шэдоу едва ли мог к этому моменту держать себя в руках. Он был почти болезненно твёрд и чужое узкое тепло никак не облегчало ситуацию, наоборот, только усугубляя. Он прикладывал последние силы, чтобы не сорваться и абсолютно не уничтожить своего партнёра. Однако последние крупицы самообладания хоть медленно, но, верно, начинали покидать его. Его мозг едва осознал, что он бесконтрольно начал толкаться в Руж. Сигналом послужили опьяняющие стоны, которые напрочь отключили все здравые мысли, оставляя в его голове только желание загнать в него узел. Даже если мышь и не осознавал его мыслей, он явно помогал с их осуществлением, двигаясь навстречу агрессивным толчкам и осыпая мокрыми поцелуями ежиную морду.       — О да, детка, вот так, — Руж вряд ли понимал, насколько сильно способствует диким желаниям своего напарника. Но он ничего не мог с собой поделать, кроме как выгибаться навстречу грубым, почти болезненным движениям, позволяя себе растягиваться вокруг чужого члена. — Мхх... Такой хороший мальчик.       Шэдоу точно не контролирует утробное рычание, что врывается откуда-то у него из горла в ответ на похвалу. Его уши очаровательно подрагивают и дёргаются, пытаясь определить, чего им хочется – прижаться к черепу от стыда или стоять торчком, чтобы ловить каждый малейший звук, падающий с привлекательных губ Руж. Толчки начинают набирать скорость, и вскоре совершенная форма жизни почти не покидает горячего нутра своего партнёра, словно пытаясь погрузиться только глубже. Он всё чаще начал задерживаться внутри, когда входил на полную, активно пытаясь надавить на чужие бёдра и заставить его принять узел. Мышь чувствовал эти попытки и правда старался им содействовать, но с каждым последующим разом только больше убеждался, что в их ситуации это бесполезно. Слишком велика разница.       Они оба теряют счёт времени, которое проходит в этих тщетных попытках. По ощущениям прошла целая вечность, настолько оба потеряны в чувствах, звуках и друг друге. Однако даже совершенная форма жизни не обладает бесконечным терпением или выносливостью. Руж не совсем соображает, что происходит, и прочему угол проникновения изменился в лучшую сторону, пока его спина не встречается с деревянной поверхностью рабочего стола в их кабинете. Его крылья послушно раскрываются в полный размах, а сам он теперь распластан под весом напарника. Влажные засосы и укусы обрушиваются на его шею и плечи непрерывным шквалом теперь, когда у него более открытая поза. Его настолько перегружают самые разные ощущения и эмоции, что он почти пропускает то, как Шэдоу вжимается в него более усердно и настойчиво. Небольшое жжение от увеличивающегося растяжения едва ли доставляет какой-либо дискомфорт.       Руж разражается потоком особенно громких стонов и вскриков, когда узел действительно начинает понемногу просачиваться в него. Стараниями ежа, узел оказывается в нём с каждым толчком всё глубже и глубже, также провоцируя всё более громкие возгласы со стороны вора. Его глаза чуть ли не закатываются в череп, стоит им достичь самой широкой части узла, и вся оставшаяся часть буквально сама падает внутрь. Из его горла вырывается беззвучный крик наслаждения от чувства переполненности и натуральной эйфории, которое он испытывает. Ещё больше он перегружается в ощущениях, когда чувствует разливающееся внутри говорящее за себя тепло. Вес Шэдоу ощущается на нём одновременно горячо и успокаивающе. Его руки, наконец-то, могут отпустить бедное обработанное дерево и прижать ежа к себе в объятии.       У них уходит несколько минут на то, чтобы восстановить дыхание. Когда ощущение реальности немного возвращается, Руж понимает, что узел до сих пор находится в нём и, скорее всего, останется там на какое-то время, тем самым, не давая сперме вытечь на пол. С другой стороны, это даже к лучшему – было бы неловко объясняться перед уборщицей. Если бы это не были Руж и Шэдоу, конечно. Пальцы летучей мыши на рефлексах путаются в чёрно-красных иглах, приглаживая их на место и пытаясь навести порядок. Без расчёски, конечно, всё равно не обойтись, но это хоть что-то.       — Ты прекрасно справился, — в ответ Шэдоу только оставляет свою последнюю метку на ключице, сразу зализывая её в знак извинения.