Star walking

Я ждал это время, и вот это время пришло: Те, кто молчал, перестали молчать, Те, кому нечего ждать, садятся в седло. Их не догнать, уже не догнать. А тем, кто ложится спать, спокойного сна. Спокойная ночь. Тем, кто ложится спать, спокойного сна. Спокойная ночь Кино – «Спокойная ночь»

      Холод. Кусачий холод, пронизывающий до костей, пробирающий, расползающийся по телу, грызущий внутренности – друг. Сомнительный, но, что есть, то есть. Пропитанный морозом ветер, поднимающий пласты снега, закручивающий их в свистящем вихре только для того, чтобы снова опустить на землю. Раскидать, как звери растаскивают кости убитого животного по лесу. Ветер… воющий среди скал, поющий утешительную колыбельную своему единственному слушателю. Он почти забрал боль, стараясь погрузить хрупкую, скорчившуюся у подножия одной из скал фигурку в благословенный сон.       «В прошлый раз было почти так же…»       Изломанная, бледная, она лежала на покрытом алыми пятнами снегу, прижимая к израненному лицу задубевшие пальцы и почти не дышала. С посиневших, потрескавшихся, с кровавыми подтеками губ срывалось лишь тихое шипение и едва заметные всхлипы. Она уже почти ничего не чувствовала, кроме всепоглощающего холода и слабых отголосков боли в истерзанном теле.       «Уже скоро…»       Ей почти не больно. Да и не страшно тоже. Умирала уже, чего бояться-то во второй раз? В смерти нет ничего страшного, она – лишь еще одно путешествие. Перевернутая страница. И Госпожа, и Подруга, и Мать. Все на свете когда-нибудь умрет. Так, чего страшиться неизбежного?       «Вот только умирать все также больно. Пожалуй, это единственный минус.»       А ветер все поет, укрывая человека в броне, цвета венозной крови, все новыми и новыми слоями снега. Белым покрывалом. Буд-то говоря: «Поспи, усталый путник. Теперь все будет хорошо». Но спать не хотелось. Хотелось кричать. Выть от боли, не столько физической – она перестала терзать тело еще час назад – от той, что внутри. Рядом с сердцем, разрезанным на крохотные куски. Остервенело, неровно, тупым проржавевшим ножом. Хотелось разреветься от обиды и отчаяния, почувствовать, как соленые слезы застывают на щеках, превращаясь в тонкую ледяную корку. Но голос давно охрип от криков и холода, а плакать было решительно нечем.       «Оно того не стоило…»       Колыбельная ветра начала затихать. Вьюга заканчивалась. Становилось теплей. Но девушка, свернувшаяся в клубочек у одной из скал, знала, что это обман. Вокруг все такой же мороз. Просто ее тело уже переохладилось до предела. Уже совсем скоро она потеряет сознание, и ветер унесет ее далеко-далеко. Туда, где нет боли и предательства, где будет только темнота и блаженный покой.       Но даже сейчас, сжигаемая изнутри жаром своего тела, запертая в алой военной броне, покрытая собственной заледеневшей кровью – она сопротивлялась. Не зная – почему или ради чего, но продолжала жить, борясь за каждый вдох. Может это что-то вроде рефлекса, выработанного за обе – в общем-то, не очень счастливые – жизни или воистину баранье упрямство, сопровождавшее ее всегда и везде – девушка не знала.       Единственное, что ей было известно – она умирает. Умирает в одиночестве, брошенная всеми на одинокой ледяной луне, раненая своим-же командиром и, ранее, работорговцами.       Только ветер был рядом. Утешал ее, пел ей и иногда звал по имени. - Лилит!       Ветер не мог ни говорить, ни петь, ни звать кого-то по имени. Но Лилит было все равно. Она слушала его, как старого друга после долгой разлуки и продолжала дышать. Улавливала знакомый тембр в свистящем эхо, блуждающем между скал. Голос единственного дорогого ей существа во всей вселенной. Единственного, кто остался в живых. - Лилит!       Хруст снега совсем близко, почти заглушаемый мерным гудением двигателя. Ветер стих окончательно, покидая девушку, сдаваясь под напором нахлынувших слуховых галлюцинаций. Здесь он бессилен и Лилит это знает. Она не винит ветер. Он был рядом все то время, пока она умирала. Утешал, убаюкивал, отвлекал от разрывающей на куски боли, постепенно забирая ее. Не удивительно, что ветер устал… она тоже устала. Хруст снега. - Лилит! Не вырубайся, Духи тебя задери! Не смей засыпать!       Кажется, ее подняли и куда-то понесли, но все прикосновения ощущались как через плотное одеяло. Такое теплое и уютное, что и выбираться не хочется. Последним усилием воли она отняла задубевшие руки от лица, подставив холодному воздуху окровавленные глазницы, зияющие черной пустотой, и улыбнулась, не чувствуя губ.       Вглядываясь в темноту перед собой, ей чудился старый друг, потерянный так давно… слишком давно, чтобы быть здесь. Лилит глядела на мир черными пустотами вместо глаз, улыбалась и силилась заплакать.       Но плакать было решительно нечем.