Сердце за решеткой

      Минхо заглушил мотор и тихо вздохнул, а затем без особого изящества вывалился из старой Импалы. Захлопнув дверь полуразвалившейся тачки, на которой еще в молодости гонял отец Чана, он уверенно двинулся по изученному за два года маршруту.       Солнце пекло нещадно, но попав за забор с колючей проволокой по периметру и войдя под свод толстенных стен, он невольно поежился. Как бы Минхо не старался храбриться, а находиться в федеральной тюрьме с особым уровнем надежности было не по себе даже ему. Плевать, что зарабатывает себе на жизнь, охраняя жизни важных шишек и может в случае чего снести пяткой челюсть, тюремная атмосфера угнетала омегу.       Охранники привычно просветили его с ног до головы, щерясь на отсутствие запаха, и пропустили в зал для свиданий. Предупредив, что на разговор с заключенным Баном у него будет строго пять минут времени. Минхо всеми силами старался не закатывать глаза — будто с прошлого раза, случившегося всего месяц назад, мог забыть правила. А сколько таких свиданий предстояло им впереди и подумать страшно.       Но Минхо держался. Из последних сил, но не позволял дать себе слабину. Поэтому, увидев в отражении мутного стекла-перегородки свой потухший взгляд и понурое выражение лица встряхнулся, изогнув губы в острой, чуть распущенной, усмешке.       Чан, пусть и в компании двух охранников, но вошел в комнату сам. Было видно, что охранники побаивались к нему прикасаться, даже если тот носил стальные браслеты на запястьях. Как всегда прямой, плечи расслаблены, а подбородок на длинной крепкой шее вздернут чуть вверх. Тяжелый взгляд, которым он сканировал помещение, не оставлял сомнений в том, кто здесь главный. И Минхо почувствовал сбежавшие по позвоночнику мурашки, когда этот взгляд темных глаз остановился на нем.       Удобно развалившись на металлическом стуле, Чан кивнул подзависшему Минхо на трубку, и сам потянулся к своей.       — Ну здравствуй, Чан.       — Привет, Мимо.       Мимо. Чан бессовестно использовал домашнее имя, отчего вся дотошно выстроенная Минхо защита собственной менталки трещала и крошилась. Мимо — именно так звал его Чан, прижимая к себе вечерами, грея в объятиях, потому что в их крошечной квартирке не было отопления. А Минхо мерз, постоянно мерз, когда рядом не было Чана. Сначала это казалось смешным — ему постоянно было зябко, даже августовское пекло не спасало. Но спустя два года разлуки, что Минхо провел вдали от возлюбленного, смеяться ему расхотелось. Короткие встречи раз в месяц не спасали, наоборот, вскрывали все чуть затянувшиеся раны внутри. Смотря в темные глаза Чана Минхо держался, как мог вел себя привычно-дерзко, но вернувшись в уютную квартиру распадался на куски. После таких вот свиданий-пятиминуток Минхо давал волю своему омеге, позволяя зверю внутри горевать по отсутствующей паре. В такие моменты он мешком падал прямо в прихожей и рыдал, свернувшись жалким калачиком у входной двери. Рыдал, пока вся боль не выходила, а сам Минхо не превращался в уродливое месиво соплей и соленых слез.       И если с редкими, но регулярными срывами он научился справляться, то вот в периоды течек жизнь Мимо превращалась в самый настоящий ад. Омега внутри сходил с ума, рвался из клетки тела к своему альфе и приносил Минхо нестерпимую боль. Блокаторы на меченого омегу не действовали. Через сформированную связь он чувствовал, что партнер жив, но по какой-то причине был далек, и изо всех сил мстил человеку. Минхо понимал, что связано это скорее всего с его внутренней природой и таким жестоким способом омега будто бы вынуждал поскорее вернуться к своей паре. Но никакие увещевания, крики и мольбы сорванным голосом не действовали — омега хотел своего альфу.       И сам Мимо хотел к своему альфе и уже ни раз проклял тот день, когда Чан попал сначала в зал суда, а потом и за решетку, осужденный за грабеж и нападение на служителей закона. Минхо бы рад был сказать, что Чан там оказался случайно и в момент ограбления банка просто мимо проходил, но все было совсем не так.       Чан был тем, кто предложил банде близких друзей это безрассудное решение поднять деньжат и быстро заработать. До этого они промышляли только угоном тачек, в чем достигли больших успехов. Жили безбедно, но всем хотелось пойти дальше, пощекотать нервишки действительно крупным делом, которое и вознаграждение сулило соответствующее.       А в тот роковой день все будто бы шло хорошо, пока не вовремя пришедший в себя охранник банка не прострелил Чану бедро. Тут то все и покатилось в пизду.       Минхо, как их лучший водитель, смог вывезти Чанбина и упирающегося Феликса из эпицентра. Сынмин и Чонин ушли сами, скрываясь переулками и пользуясь тем, что стояла глубокая ночь. Джисон просто координировал их на отшибе города, круглыми от шока глазами следя за мониторами. А Чану и Хенджину повезло меньше всех — они до последнего отстреливались, прикрывая отход парней. Но вскоре магазины пистолетов опустели, а Чан лишился сознания от потери крови. Так эти двое и оказались на скамье подсудимых, получив еще дополнительный срок за сокрытие имен участников нападения.       И сейчас смотря в глаза своему альфе, Минхо вновь ощущал давление брошенного зверя. Через толстое стекло он не слышал запах Чана, отчего было вдвойне обидно и больно. Но Минхо должен был постараться ради их обоих.       — Чан-и, Чан-и, Чан-и, Чан, — промурлыкал он в трубку, чуть наклоняя голову на бок. Чан смотрел спокойно, прожигая своим взглядом, и это парадоксально, но привело Минхо в чувство. Он снова обрел прежнего себя, который мастерски умел дразнить и выводить из равновесия.       Альфа на привычное обращение ухмыльнулся и облизал пухлые губы, за которыми тускло блеснули клыки, и наклонился ближе к стеклу. Иллюзия того, что возлюбленный, самый желанный и лакомый омега совсем рядом. Так, по сути, и было, и если бы не стекло между ними, расстояние бы составляло считанные сантиметры. Но разграничительная линия будто отдаляла двоих на десятки километров.       — Не дразни, Минхо.       — А то что?       — Накажу, — хмыкнул Чан, продолжая ухмыляться. Скалящаяся морда чернильного волка на правой стороне его шеи будто вторила альфе.       — И как? Мне готовиться к худшему? — Омега скопировал его усмешку, чуть прикусывая нижнюю губу.       — Тебе и твоей чудесной заднице. Выпорю.       — Ну, Чан, какое это наказание. — Минхо, запрокинув голову, заливисто рассмеялся. Но смех этот, отражаясь от тюремных стен, насквозь был пропитан отчаянием. Хорошо, что Чан не мог его учуять, иначе бы сразу все понял. — А вообще, — он вдруг прервался, с истеричным блеском в глазах впиваясь в альфу. Медленно обвел взглядом широкие плечи под грубой тюремной робой, цвет которой Чану абсолютно не шел, и остановился на узловатых пальцах с татуировками. 2510 на пальцах правой руки и 1998 — на левой. Сердечко вновь заныло. — Как же я хочу объездить тебя, сил нет терпеть.       — Моя машина для езды уже не подходит? Это классика, вообще-то! — Наигранно оскорбился Чан, прекрасно понимая, о чем толкует Минхо. Он и сам страсть как соскучился по их ночам, когда оба выпускали зверей наружу, позволяя руководить. Не было тогда ни стеснения, ни стыда, только инстинкты. И болезненные крики Минхо, когда у того и правда сводило бедра от неудобной позы.       — Пф, эта развалюха даже старше тебя. Хотя, казалось бы, куда старше. — Минхо вновь паскудно заулыбался и как будто бы случайно оттянул ворот футболки. Под которым, на ключице, расползся темно-синий засос с еще свежими следами зубов. Взгляд Чана остекленел.       — Что это? — Альфа подался вперед и утробно зарокотал, а Минхо еле сдержался, чтоб не зажмуриться. Вибрирующий голос Чана и угрожающий тон заставили волоски на затылке приподняться. Брачная метка запульсировала. — Говори, блять. Кто посмел к тебе прикоснуться?       Минхо бы никогда не признался, но такое нескромное проявление собственничества не на шутку завело. Альфа до побелевших костяшек сжимал трубку, пластик рисковал вот-вот треснуть, а Минхо чувствовал, что внизу все тягуче пульсирует. Белье стало влажным.       — Скажу, когда выйдешь, — дерзко бросил он и поднялся. Первый раз Минхо завершил их разговор до того, как закончилось положенное время.       Он аккуратно повесил трубку на рычаг и, заулыбавшись, прильнул губами к стеклу, за которым альфа готов был сойти с ума от ярости. И то, с какой силой прилетел кулак по тому месту, где секунду назад было лицо омеги, должно было напугать. Но Минхо тек, наблюдая, как Чана пытаются скрутить два охранника.       Альфа еще что-то кричал, вырываясь, смотрел бешено и страстно, а Минхо думал о том, что бежать-то и некуда. Сам он остался стоять, пока Чана не вытолкали из зала свиданий, напоследок прошептав одними губами — быстрее.

***

      На улицах поздний вечер перетекал в раннюю ночь, воздух был насыщен жарой прошедшего дня, что делало его тяжелым и душным. Минхо, возвращаясь домой после почти суточной смены телохранителя, ощущал каждый шаг как испытание. Он мечтал о том моменте, когда сможет сбросить с себя мокрый от пота костюм, который стал второй кожей на протяжении этих долгих часов.       Каждое движение в напряженных от усталости мышцах напоминало о бесконечных часах бдительности и готовности к действию. В голове омеги пульсировала только одна мысль — достичь дома, где ждет диван, на который он сможет упасть и забыть обо всем на свете. Минхо ясно видел, как открывает холодильник и достает банку ледяного пива, конденсат течет по пальцам и обещает утешение после изнурительного дня.       Только вот дом, который обещал убежище и отдых, с каждым шагом будто становился все дальше. Но предвкушение облегчения придавало Минхо силы продолжать свой путь. Ради наступления момента покоя и забвения стоило быть сильным.       Минхо занимался охраной чужих тел ровно с того момента, как решил бросить институт на первом курсе и начать зарабатывать. И во многом, помимо нетипичной для омеги физической силы и развития, он славился своей интуицией. Будто кто-то сверху вел, помогая сохранить свою жизнь и жизнь своих клиентов.       Но исключительное физическое истощение, помноженное на приближающуюся течку, сделало его рассеянным и он не заметил, что уже несколько кварталов шел не один. Не заметил и момент, когда его плотно окольцевали руки, а потом зажали нос и рот, не давая дышать.       Липкая паника накрыла уставшее тело и затуманила разум. Минхо в секунду забыл все правила самообороны, практиковал которые каждый свой день. И эта оплошность сейчас могла стоить ему жизни.       Он замычал и задергался в стальных тисках рук, а пальцы на его лице от этого только сильнее сжались. Минхо пробовал садануть ублюдка локтем в живот, но промахивался и начинал дрожать, задыхаясь. Когда перед глазами потемнело, а измученное сознание готово было отключиться, все внезапно прекратилось. Только звон в ушах остался и запах нагретого на солнце дерева с нотами благоухающего бергамота.       Минхо перестал вырываться и ошарашенно замер. Быть не мож…       — …ет, Мимо.       Омега сделал жадный вдох, едва не захлебываясь обожаемым ароматом, и обернулся. Чан смотрел на него чуть насмешливо и скалился, сверкая клыками. Будто стоял в одном из снов, что за два года снились Минхо десятки раз.       Омега застыл, а шокированное тело отреагировало по привычке — насилием. В лицо Чана полетел тяжелый кулак.       — К-кристофер! — Пискнул Минхо и толкнул Чана к стене в переулке, сверху накрывая своим телом. Он целовал стремительно, жадно вгрызаясь в разбитую губу альфы. Соленая кровь сладким сиропом наполняла его рот. — Как?! Где Хенджин? Что случилось? Как ты… вы? О, господи…       Он вновь прервался, решив, что вылизать рот альфы сейчас предпочтительнее, чем выслушивать все нюансы их побега. Если Чан сейчас здесь, то скоро нагрянут и копы, а значит нельзя терять время на болтовню. Не тогда, когда спустя два года мучительной разлуки омега наконец дорвался до желанного альфы.       И расстановка сил Минхо совсем не заботила, поэтому он легко сдался, когда Чан подхватил его и прижал к кирпичной кладке. Спину под мокрым насквозь пиджаком обожгло огнем, но Минхо только громче застонал в поцелуй, крепче сжимая бедрами чужую талию.       — Расскажу, если достанешь свой язык из моего рта, — совершенно спокойно проговорил Чан, будто они тут не сожрать друг друга пытались, а за мирной беседой пили полуденный чай в каком-нибудь пафосном салоне. И Минхо это взбесило.       — Да хрен тебе, — совершенно не спокойно отозвался Минхо и вновь напал на Чана. Жадно целовал, вплетая пальцы в короткие волоски на затылке. Жался ближе и сглатывал общую скопившуюся слюну и кровь. А сам горел под слоями ткани, чувствуя, как твердеет член и пульсирует дырка, заливая трусы ароматной смазкой.       Очевидно, почувствовал это и альфа, поудобнее перехватывая свою ношу и делая первый шаг от стены.       — Мы не трахаемся в переулке, Мимо. Даже не смотря на то, что ты всегда хотел попробовать публичный секс. В конце концов, — хмыкнул Чан, лукаво улыбнувшись, — я только вышел из тюрьмы, не хочу попасть обратно только потому, что мой омега своими криками перебудит полрайона.       — Но вас же наверняка уже ищут! — Минхо попытался вспомнить, слышал ли за последние сутки какие-нибудь новости о побеге из федеральной тюрьмы. И не смог — его клиент любил тишину, поэтому и не включал телевизор в гостиничном номере. Минхо был благодарен ему за эту позицию и отсутствие белого шума на периферии, но сейчас многое готов отдать за информацию.       — Знаешь, — Чан оставил еще один поцелуй на пухлых губах, но быстро вновь взял себя в руки и продолжил: — многие считают Хенджина просто буйным парнем, который любит помахать кулаками, но нет, он куда умнее, чем кажется на первый взгляд.       Минхо правда старался вникать в смысл слов альфы, но забивший нос насыщенный запах бергамота отвлекал. Сильные руки на заднице отвлекали. Как и мощная шея под собственными пальцами, с одной стороны которой на Минхо глядел благоухающий волк.       — Ты не слушаешь, — мягко попенял ему альфа, когда омега принялся вылизывать его потную шею, зубами чуть сжимая брачную метку на ароматической железе. Минхо бы без раздумий собственную жизнь положил за этот вкус и запах.       — Я слушаю, — невнятно проговорил Минхо, все же отрываясь от шеи альфы и заглядывая в его глаза. — Джинни предложил пробраться в архив, чтобы уничтожить ваши личные дела. Но что-то пошло не так и случился пожар, а потом, — омега сглотнул, впиваясь ногтями в ладони, пытаясь хоть немного привести себя в чувства и сдержать зверя внутри, который требовал завалить своего альфу прямо сейчас. — А потом вы воспользовались общим замешательством и свалили в ночь. Верно?       — Ты упустил часть про перестрелку и взрыв, но в целом все так, да.       Альфа поудобнее перехватил тяжелое тело в своих руках и прибавил шаг. Он чувствовал, каким горячим стал Минхо, его дыхание замедлилось и углубилось, а все пространство заполнял теплый запах ладана — запах вошедшего в течку омеги.       К своему стыду, Чан понял, что за прошедшее за решеткой время стал забывать запах возлюбленного омеги. Нет, он четко помнил запах церковной лавки, которой веяло от Минхо, но сейчас насыщенный аромат раскладывался на оттенки и туманил альфе разум. Но было кое-что, чего в этом запахе не хватало — резких нот цитрусовых. Запаха самого альфы, и Чан собирался это исправить.       Удивительно, но до квартиры они добрались без приключений. Хоть Чану пару раз и приходилось тормозить, чтобы глубоко поцеловать теряющего рассудок течного омегу. Минхо в его руках ерзал и скулил, не понимая, почему он все еще одет, а альфа не вдалбливает его в матрас. Не для этого он столько ждал, чтобы сейчас, наконец получив желаемое, ждать еще больше!       И Минхо сорвался, стоило им переступить спасительный порог дома. Набросился на Чана, кусая его губы и стекая к шее, которую метил, не заботясь ни о чем. Оставлял засосы и следы зубов поверх завитков татуировок на груди и плечах, жадно собирая испарину со вспотевшей кожи и упиваясь вкусом, принадлежащим ему по праву.       Альфа что-то ему рычал, но Минхо едва мог разобрать слова. И не заметил как полностью обнаженный оказался на кровати. Чан нависал над ним и медленно дышал, раздувая ноздри. Вес его тяжелого тела на своем собственном показался Минхо уже запредельным удовольствием. Он снова проскулил, протягивая к возлюбленному слабые руки.       — Перевернись, омега.       Тон голоса альфы пробрал Минхо до спинного мозга. Он и не думал возражать, перевернулся и встал в самую покорную для омеги позу: колени широко раздвинуты, плечи прижаты к матрасу, шея доверчиво обнажена. Бери всё буквально кричало тело омеги, подкрепляя собственную уверенность зовущим запахом.       Чан наклонился к нему, широко зализывая побледневший след брачной метки. Оставил россыпь поцелуев на каждом покатом плече. Задержался между крыльями лопаток, насыщаясь ароматом ладана и скользя губами по мокрой горячей коже. Языком очертил впадину ровного позвоночника и нежно облизал ямочки на пояснице.       Минхо под ним ощутимо дрожал и скулил. А еще безостановочно тек, будто встреча с альфой выкрутила инстинкты на максимум. Чан видел, как с покрасневшего члена омеги нитями тянется предэякулят, а из пульсирующего ануса течет прозрачная густая смазка, заливая внутреннюю сторону бедер.       — Потек для своего альфы? — Хрипло прошептал он, ладонью сжимая бедро Минхо и двигаясь вверх, дойдя до его промежности и ощутимо сжав член и подобравшуюся мошонку. Омега вскрикнул от стимуляции, но не посмел свести ноги, только больше прогибаясь в пояснице.       Смазка на пальцах Чана тускло блестела и он не смог отказать себе в удовольствии, погружая их в рот. Со стоном он собрал каждую драгоценную каплю. Рассудок от этого вкуса окончательно затуманило.       Минхо что-то отчаянно пробормотал в подушку и завел обе руки назад, раскрывая себя перед альфой. Чан пережал основание члена, уже ощущая надувшийся узел, и зажмурился — вид настолько открытого, готового и мокрого омеги был непередаваемо прекрасен. Особенно от того, что этот омега — его.       — Прошу, альфа… — Минхо с трудом повернул голову, сверкая из-под челки безумными глазами. Чан кивнул, уперся крупной головкой в раскрытую дырку, но в последнюю секунду отстранился, кое-что вспомнив.       — Кто тебя пометил, омега?       — Ты, ты, Чан, ты! — Почти закричал он, чувствуя, как от боли и нереализованного желания на ресницах собираются слезы.       — Нет, дурачок, — ласково пожурил его Чан, проскальзывая твердым членом по неприлично мокрой промежности омеги. — В тот день, когда ты приходил в тюрьму, кто тебя укусил? И не говори, что мне показалось.       Он и сам с трудом держался, поэтому позволил себе толкнуться в обжигающий жар, вбиваясь до самого узла и полностью выходя наружу. С его члена на простыни капала омежья смазка.       — Ты, блять, придурок, действительно хочешь обсудить это сейчас?!       Отчаяние затопило Минхо. Два года он был вынужден проходить через ад течек без альфы, страдать от боли и захлестывающей разум похоти. Ничто не приносило ему удовлетворение, даже игрушки, внутри с которыми омега засыпал и просыпался.       А сейчас, когда альфа вновь рядом, ему все также больно и до безумия обидно. Было несправедливо то, как жестоко сейчас вынужден расплачиваться Минхо за свою глупую необдуманную шутку с провокацией.       И он зарыдал, жмуря глаза и кривя губы.       — Ну-ну, Мимо, — донеслось до него мягким голосом Чана, а потом щеки коснулась теплая ладонь. Пальцы быстро стерли прозрачные дорожки слез и завели пряди мокрых волос за ухо. — Не плачь, малыш. Просто ответь на вопрос и я посажу тебя на свой узел.       — Ф-феликс! Это был Феликс! Я просто хотел подразнить тебя и попросил его себя укусить! Ублюдок, какой же ты жестокий ублю… — Минхо закричал, когда Чан толкнулся в него и уже не выходил, сразу взяв какой-то совершенно сумасшедший темп.       Омега захлебывался собственными криками, вздрагивая на каждой фрикции. Он чувствовал стальную хватку альфы на талии, его мощные толчки внутри и только сильнее подставлялся.       От запредельного долгожданного удовольствия разум периодически отключался, и Минхо видел все происходящее, будто сцены старого диафильма. Сначала Чан брал его сзади, до хлестких шлепков натягивая на себя, а потом кадр менялся и Минхо лежал на спине, с прижатыми к груди коленями. Или хватался за простыни, когда Чан уложил его на бок, и, удерживая ногу под коленом, вбивался, кажется, до самой глотки.       Минхо сорвал голос и залил собственной спермой живот, но ему все еще было мало.       — Узел, — заплетающимся языком пробормотал он, когда Чан вышел из его тела, снова перетекая за спину и за шею подтаскивая к себе, заставляя запрокинуть голову и смотреть в потолок.       — Омега, — начал Чан и Минхо с дрожью понял, что не узнает всегда нежный и ласковый голос возлюбленного. — Сейчас я укушу тебя. Я дам тебе узел и залью твое тело под завязку. Ты примешь мое семя и будешь носить нашего щенка. Скажи «Да, альфа», если понимаешь меня.       — Да, альфа! — Выкрикнул он и сам подался толчкам альфы, ослабевшими пальцами сжимая его бедра. — Я приму твою метку и буду носить нашего щенка. Чан, пожалуйста!       Альфа взрыкнул и сжал клыки на загривке омеги, ладонью крепко удерживая его под кадыком. Минхо забился под ним, но покорно замер, пропуская внутрь узел и кончая от распирающего ощущения в растраханной заднице.       Чан не двигался и ничего не говорил, но это и не нужно было — мысли альфы вновь потекли в его голову через брачную связь. И Минхо устало улыбнулся, слыша, что его возлюбленный спокоен и счастлив точно также, как и он сам.       Засыпал омега безмятежно, уютно устроившись в кольце сильных рук. Течка в этот раз принесла только удовольствие, а не кроющую боль.

***

      Когда Минхо вновь открыл глаза, в комнате было по-прежнему темно. В раскрытое окно лился запах летней ночи, смешиваясь с душными запахами секса и феромонов.       Чан сзади сладко сопел в омежий затылок, и собственнически обнимал его поперек тела. Омега чуть поерзал бедрами, ощущая, что узел уже спал, но член альфы все еще твердый и держит внутри него семя.       Улыбнувшись, Минхо аккуратно обвел линии черных татуировок на руках альфы. А потом вплел свои пальчики между пальцами альфы, укладывая их, крепко сцепленные в замок, на свой вздувшийся от количества спермы внутри животик. Он был уверен — к их смешавшимся запахам скоро прибавится третий.