Паутина

— Как день? Вместо ответа на дежурный вопрос в руках Юнхо оказался модный кейс Хонджуна, его же серый тренч и самое драгоценное — рабочий инструмент, фотокамера в неприметном, быстро расстегивающемся чехле. Специально сработанном под нужды Ким Хонджуна, лучшего фотокора «Сеул Ивнинг». Можно было не спрашивать — чуть пошатывающейся походкой Хонджун направился в гостиную, на ощупь определяя софу. Расстегнув пиджак и ослабив ненавистные подтяжки, он немедленно упал на уютные диванные подушки, вытянув ноги. Ясно. Понимающе усмехнувшись в пространство, Юнхо привычно повесил плащ на плечики, про себя отметив, что стоило бы сдать его в химчистку завтра. Кейс и фотоаппарат заняли свои законные места на узкой консоли, с которой Хонджун их забирал каждое утро. Юнхо даже не заключал с собой пари: должно было пройти не больше пяти минут до того момента, когда Хонджун, немного пришедший в себя, отправится на поиски источника умопомрачительно аппетитных ароматов. В собственный выходной Юнхо мог себе позволить позаботиться о Хонджуне так, как ему нравилось. Поэтому, не теряя времени, он направился на кухню, мимоходом набросив на плечи Хонджуна полосатый, под зебру, плед. — С-спасибо… — Ты дрожишь? Не заболел? — Юнхо обернулся — охрипший голос ему не понравился. — Надеюсь, нет… Мы почти три часа провели под дождем, пробуя дождаться информатора. — Опять шеф? — Материал следует сдать до начала следующего месяца, — Хонджун нахмурился в потолок, ерзая под пледом, стараясь уместиться под ним полностью. Его слегка знобило. Едва заметно Юнхо втянул носом воздух и прислушался. Чутье говорило, что Хонджун в порядке — немного замерз, немного промок. Горячая ванна и хороший ужин — и будет как новенький. А с материалом они что-нибудь придумают… — Согреешься — приходи скорее ко мне. Мы с ужином заждались. И в самом деле. Юнхо начал подозревать, что Хонджун задержится, еще в первой половине дня, уловив обеспокоенные вибрации его связок сквозь помехи отвратительной связи. А еще, кажется, у него не было времени перехватить чего-нибудь на ланч, и это придавало дополнительной нервозности интонациям. Явился блудный фотокор домой около полуночи, и «задержался» — едва ли было применимо к такого рода переработкам. Скорее уж «живет на работе»… Но Юнхо, понимая, что ждать Хонджуна домой к окончанию рабочего дня бессмысленно, и бровью не повел, он слишком привык к таким вещам, преспокойно заказав доставку готового обеда и кофе прямо к двери рабочего кабинета Хонджуна и убедившись, что тот все получил. — Кстати, спасибо за обед! — донеслось в спину Юнхо уже более жизнерадостным тоном. Как ни крути, Хонджун и еда были созданы друг для друга. — Надеюсь, ты успел проголодаться? — Еще бы… В темной гостиной завозились, и спустя пару минут Хонджун, завернутый в плед, как в тогу, явился наконец на форум… в кухню, вкусить приготовленные ему яства. Центурион Юнхо, громыхнув крышкой, выложил порцию Хонджуна в тарелку, посыпав свеженарезанной зеленью. Тот не особенно любил всякую кулинарную ботанику, но непреклонному Юнхо было виднее, и Хонджун смирился, тем более, что Юнхо, обычно чутко мониторивший его состояние, никогда не перегибал палку в заботе. Благосклонно приняв несколько скомканные жеванием комплименты ужину, Юнхо уже поднялся было, чтобы проверить, готова ли ванна. Но Хонджун помотал головой, не желая его отпускать, и быстро перехватил за рукав домашней рубашки. — Отнесешь меня в гнездо? — Ночуешь сегодня у меня? — Юнхо немного удивился желанию романтического продолжения после и без того насыщенного дня. Отставив тарелку, Хонджун поморщился. — Устал. Давай без всей этой мишуры… Чуть поколебавшись, Юнхо кивнул, убирая руку. Он любил Хонджуна таким — доверчивым, мягким и непривычно тихим. Хотя, конечно, отдавал себе отчет, что Хонджун утратил бдительность только из-за чудовищного переутомления. Но это не было проблемой. Юнхо умел творить чудеса. И гнездо тоже. Компактный Хонджун удобно устроился на руках Юнхо, пока тот, осторожно лавируя по гостиной, стараясь не задеть мебель, двигался в направлении собственной спальни. — Откроешь? — прошептал Юнхо куда-то в макушку Хонджуна, — У меня руки заняты. Потянувшись, Хонджун с обманчиво легким щелчком повернул ручку. Внешне дверь в спальню Юнхо мало чем отличалась от его собственной. Та же респектабельная древесина в благородном естественном цвете. Аккуратная ручка в стиле неоклассики, тусклый металл, гармонировавший с отделкой стен гостиной. Однако внутри спальня Юнхо, — гнездо, — выстланная похожей на пух паутиной, чуть переливающейся отблесками светодиодных ламп, выглядела… потусторонне. Никаких электрических розеток и нагревательных приборов. Строго постоянная температура и влажность. Окно, плотно занавешенное и не пропускавшее ни лучика извне. Игровая консоль Юнхо как единственный предмет мебели из человеческого мира. Хонджун поежился, чуть потягиваясь и соскакивая с рук Юнхо. Под ногами тот же слой белой паутины — чуть плотнее и гуще плетением. Знакомая дрожь прошла по телу, пробуждая воспоминания — о том, как он оказался здесь впервые. — Подождешь немного? — спросил Юнхо чуть смущенным, охрипшим шепотом. — Я не… Не думал, что ты сегодня вот так захочешь… Усмехнувшись, Хонджун кивнул, расстегивая рубашку и спуская вниз брюки. Одежда ему здесь больше не понадобится. Юнхо, кстати, тоже. Поэтому, дождавшись, пока и он все с себя снимет, Хонджун, приоткрыв дверь, бросил комок одежды в темноту гостиной. Судя по звуку, попал в стеллаж с книгами и кубками — наградами на профессиональном поприще. Награды там стояли обоих, но кое-чьи определенно поджимали — в «Ньюз Сентрал», где работал Юнхо, руководство оказалось щедрее — или Юнхо тайком сливал им больше материала о загадочном человеке-пауке… Конкурировать за материал с выскочкой из соседней редакции — та еще головная боль. Особенно на первых порах, с подлянками да подножками, подставами и подлогами. Особенно если клятый конкурент в итоге и оказался тем самым загадочным монстром, притаскивающим замотанную в паутину добычу прямо в гнездо и обещающим ее сожрать, как топпокки, в соусе или даже с хрустящей корочкой, если Еще Хоть Раз… Если бы Юнхо был классическим хищным тенетником, то, конечно, Хонджуну бы туго пришлось, и следов бы потом не осталось. Недаром до авторской колонки Юнхо какое-то время работал в разделе криминальных новостей. А так — всего лишь напугал Хонджуна своей паучьей формой, но был им же едва не придушен, возвратившись в человеческую — и как-то позабыв, что метаморфоза оставляет его без одежды. А остатки секрета, покрывающего тело, все еще содержат гормоны и нейротоксины, предназначенные для нейтрализации встречной атаки врага или добычи. Длинные пальцы Юнхо осторожно легли на плечи слегка вздрогнувшего от неожиданности Хонджуна. Он качнулся вперед, чуть приподнимаясь на носочки, внутренне приготовившись, ощутив, как перехватывает дыхание, и дрожь воспоминаний, на сей раз — сильнее, охватывает его, наполняя физическим предвкушением. Усталость отступила, уступая место смутному волнению и ожиданию. Хонджун весь обратился в тактильные ощущения: присутствие Юнхо за спиной охватывало его всего теплом, чувством покоя и одновременно — предстоящей игры, ритуала, почти жертвоприношения. Прерывистое дыхание Юнхо коснулось коротких волос на затылке Хонджуна, и тот поежился, расслабляясь, чувствуя, как нагреваются на его плечах ладони Юнхо, как они увлажняются, покрываясь чуть тягучим секретом. Он уже знал, как это будет, — но всякий раз приходил в восторг. — Н-не торопись… Пожалуйста. От молящих ноток в голосе Ким Хонджуна, беспринципного и вечно самого умного, самого невыносимого из «Сеул Ивнинг Ньюс», Юнхо чуть не потерял голову, едва удержавшись на грани, сосредотачиваясь на том, что сейчас нужно Хонджуну. Просто ласковые прикосновения — к спине, к бокам, вновь к плечам. Распределенный в секрете нейротоксин, накапливаясь, снимал усталость, расслаблял, вселял надежду на лучшее будущее. Хотя бы — на утро без раскалывающей головной боли. В сознании Хонджуна уже слегка путались мысли. Он уже не очень понимал, стоял ли на ногах или на коленях, только чувствовал, что Юнхо — вот он, рядом, позади, прижимающийся всем — пока человеческим, — телом, нежно поглаживающий его плечи, живот, шею. Поцелуи Юнхо ложились на затылок, у самой линии роста волос, осторожно, вплетаясь в успокаивающие движения рук, вызывая волну мурашек горячим шепотом и дыханием. Он ни на минуту не упускал состояние Хонджуна из виду, контролируя чутьем, когда достаточно, а когда что-то идет не так, и необходимо остановиться немедленно. Пока что Хонджуну еще ни разу не приходилось его останавливать самому. И Юнхо не спешил, как следует распределяя секрет по телу своей сегодняшней добровольной добычи. Переведя дыхание, Юнхо коснулся бедер Хонджуна, узких, с ярко выраженными выступающими косточками, положил широкую ладонь на низ живота, чувствуя, как бьется пульс, как вспухают вены на руках с крепко сжатыми кулаками. Еще ниже — и пальцы, покрытые вязким секретом, коснулись возбужденного члена Хонджуна. Осторожно обхватил, убеждаясь, что тот удобно поместился в его ладони, сжал — так, чтобы вызвать прерывистый стон. Чутье не подводило, Юнхо слишком хорошо знал своего заклятого друга. — Сейчас, сейчас… Не отпуская Хонджуна ни на секунду, он потянулся рукой вверх, отпуская нить, которая тут же вырвалась наружу из кончиков пальцев, образуя крепление под самым потолком импровизированной пещеры-гнезда. Еще парочка, потом то же самое — левой рукой. Преодолевая сладкое забытье нейротоксина, Хонджун едва сфокусировавшимся взглядом наблюдал за священнодействием. — Все-таки, а задницей ты так умеешь? Добыча оказалась с зубками, и Юнхо, загибаясь от смеха, пообещал сплести Хонджуну кляп. Особо прочной нитью, прямо из задницы. Повернувшись к нему лицом, Хонджун широко и пьяно улыбался, отираясь о занятого Юнхо плечами и бедрами, невзначай задевая своим членом — член Юнхо, настолько же готовый к подвигам. — Э-эй! Стой спокойно, не то… — Не то что? — Игривый Хонджун был еще более ошеломляющим зрелищем, чем Хонджун тихий и задумчивый. К счастью и здоровью его самого, такая радость доставалась только Юнхо и исключительно Юнхо. Пальцы Хонджуна, хоть и не с первого раза и далеко не полностью, обхватили Юнхо, двинувшись по напряженному стволу вверх от основания. Юнхо замер на секунду, прикрыв глаза, иногда ему везло, что Хонджун в порыве страсти забывал, что с ним в постели не самая обычная особь его вида. Едва слышный хруст суставов, мгновение замешательства — и вторая пара рук Юнхо сжала бока Хонджуна, отвлекающего от плетения паутины основные. Третья, появившаяся спустя еще несколько секунд, подхватила ахнувшего Хонджуна под бедра, приподнимая. — В таком случае… Я найду, чем тебя занять, пока не закончу. Чувствуя, как плечи охватывает первый слой свежей, едва сплетенной ловчей сети, как она остро пахнет мускусом, травами и... самим Юнхо, его кожей, его теплом, его присутствием, Хонджун охотно подался вперед. Он раскрылся дополнительным ладоням, уже скользившим по внутренним сторонам широко разведенных бедер, коленям, животу и лобку. Юнхо смотрел на него внимательно, искоса, удерживая под контролем состояние. Предусмотрительно не касаясь напряженного члена, только изредка поддразнивая и тут же оставляя раздосадованного Хонджуна в покое. Юнхо усмехнулся. Таков уж был Ким-Все-и-Сразу-Хонджун, ни в коем случае нельзя было давать ему желаемое тотчас же. Это Юнхо успел выучить накрепко. Пора было и самому Хонджуну преподать урок послушания. Вторая правая рука, до этого лежавшая поверх бедра, медленно скользнула вниз, не торопясь, пощипывая уже влажную от секрета кожу. Третья пара ладоней, охватывавшая ягодицы Хонджуна, приподнимавшая их и попутно защищавшая от совсем свежего слоя паутины, чуть сжала округлые половинки, разводя их в стороны, обнажая плотно сомкнутую круглую складку. Инстинктивно дернувшись назад, Хонджун только запутался сильнее — спиной и плечами. Запястья его тоже оказались плотно охвачены белыми нитями сети, не давая шевелить руками — Юнхо умел держать слово и выполнять свои угрозы, обещал когда-то выскочке из «Сеул Ивнинг», что выебет его — и пожалуйста, и даже не один раз… Беспокойные кончики пальцев Юнхо осторожно коснулись чуть увлажненной секретом впадинки, погладив вдоль, успокаивая, добавляя пальцам больше вязкой и тягучей смазки, до отказа наполненной феромонами и нейротоксином. Наконец осторожно надавив большим пальцем на вход, он проник внутрь, самым кончиком фаланги. Хонджун, пользуясь положением, смотрел на Юнхо во все глаза влажным, расплывшимся, расфокусированным взглядом, и Юнхо требовалось все самообладание, чтобы не схватить его под бедра и не дернуть на себя — преодолевая крик и сопротивление. Хонджун знал, что иногда невыносим, но пользовался этим в самые неподходящие моменты. Переводя дыхание и сдерживаясь изо всех сил, Юнхо осторожно двинулся внутрь, чувствуя, как обильно выделяется смазка. Своеобразный анальгетик, добыча до последнего не должна почувствовать, что ее поедают, чтобы не улизнуть от голодного паука. Очень, очень изголодавшегося… Дыхание Хонджуна потяжелело, грудь и живот вздымались, он кусал губы, но все еще пристальным, почерневшим от желания взглядом сверлил Юнхо в упор, раззадоривая его. Улыбнулся, хищно облизываясь. Ну и кто тут еще добыча?.. Прикрыв глаза, избегая этого фирменного хонджуньего-скорпионьего взгляда, Юнхо отвлекся — он уже закончил с сетью, комфортно усаживая в получившийся гамак Хонджуна, точно так же, как и запястья, оплетая паутиной его лодыжки. — Это… обязательно? — проговорил Хонджун, кокетливо потираясь бедром о замершую ладонь Юнхо, занятого сложной конструкцией. — Не обязательно, но не помешает, — выдохнул Юнхо, одновременно стараясь не запутаться, какими руками он плетет сеть, а какими — ласкает чуть постанывающего вслух Хонджуна. — Видишь ли, не хочу быть сожран тобой после секса. Инстинкт! — Разве я когда-нибудь?.. — возмутился Хонджун, останавливаясь и глядя на Юнхо уже без тени игривости. — Не далее, как на прошлой неделе, — Юнхо продемонстрировал уже пожелтевшую полукруглую цепь маленьких кровоподтеков, которые оставил ему Хонджун, который «никогда не». — Ты кусаешься, знаешь ли, больно! — С кем поведешься, — огрызнулся Хонджун, чувствуя, как палец Юнхо довольно свободно выскальзывает из него с восхитительным и будоражащим хлюпаньем, и как следом, почти без паузы, его уже растягивают два, чуть поглаживая изнутри. Хонджун зажмурился, прикусив губу, чтобы не застонать — ладонь Юнхо, уж не ясно, вторая, третья или четвертая, — обхватила его вновь, уже не в шутку, приподнимая истосковавшийся по прикосновениям член, распределяя по нему смазку, чуть менее вязкую и тягучую. Паутина, надежно удерживавшая Хонджуна, чуть покачивалась, увеличивая амплитуду, то сбивая, то за мгновение разгоняя удовольствие до острого, болезненного всплеска. — Хонджун-а… — Юнхо, чувствуя, как ломается его физическая форма, простонал сквозь сомкнутые зубы, стараясь максимально отодвинуться, чтобы не навредить человеку в смену фазы. Уже понимая остатками здравого смысла, что сейчас будет происходить, Хонджун нашел в себе силы только кивнуть, разочарованно подавшись вслед выскользнувшим из него пальцам. И вообще всем пальцам, только что нетерпеливо ласкавшим его. Хриплое, прерывистое дыхание в полумраке быстро растворилось, хруст суставов сменился шорохом хитина — и Хонджуна вместо пальцев, пусть и шести ладоней одновременно, коснулись нетерпеливые щетинки педипальп великолепной, почти шестиметровой особи самца ласиодоры. Покачивая темной, покрытой щетинками, головой-просомой, паук приблизился вплотную, нависая над размазанным по паутине Хонджуном, и тот, как и в далекий первый раз, почувствовал, как адреналин закипает в крови, мешая животный ужас с неистовым желанием продолжения. — Юнхо… — простонал он, с трудом освобождая правую руку и притягивая его к себе прямо за хелицеру, которой тот бы без труда перемолол средний автомобиль. Наконец крупная голова громадного паука оказалась почти между ног Хонджуна, и нетерпеливо потирающиеся друг о друга педипальпы блеснули все той же смазкой. Ярко-красная пасть, начинающаяся от самых серповидных хелицер, чуть разомкнулась, чтобы оба клыка расположились точно на бедрах Хонджуна, окончательно его фиксируя. Обе копулятивных конечности, плотно сомкнутые, приблизились к широко разведенным ягодицам Хонджуна, чуть подрагивая. — Ю-юнхо!.. — вторая рука Хонджуна выскользнула из пут подсохшей паутины, тоже хватаясь за парную черную хелицеру и растягивая их в стороны. Щетинки на «макушке» паука чуть качнулись — одобрительно. Еще немного ближе — и навершия округлых цимбиумов скользнули, один за другим, в растянутого, все еще полного смазки Хонджуна. Хелицеры чуть дрогнули, когда Хонджун перехватил их поудобнее. Он слишком хорошо знал своего Юнхо, чтобы вот так просто отдавать ему легкую победу. Согнув ноги в коленях и чувствуя, как отростки, покрытые смазкой, проникают все глубже, соприкасаясь между собой, по очереди и одновременно, соревнуясь, выскальзывая и снова стремясь внутрь, Хонджун, покрываясь испариной, потянул голову паука на себя, показывая, что можно не церемониться. Без мишуры, договорились же… Чувствуя, как внутри, ускоряясь, ходят оба члена Юнхо, Хонджун зажмурился, выгнулся, чуть сжимаясь, вызвав еще один одобрительный кивок паучьей головы. Сложно уже было предположить, где заканчивалось действие феромонов, а где начиналась чистая страсть, настолько эти движения ощущались уместными и желанными. Вцепившись в хелицеры, Хонджун чуть замедлял или чуть ускорял движения Юнхо, подстраивая его под себя, не слыша ничего, кроме оглушительного пульса и — чуть тише, — хлюпающих звуков смазки в собственной заднице, растянутой до предела действия природного анальгетика и чутья Юнхо. Почти остановив его, вновь потянув, уже не за хелицеры, а за щетину прямо на голове паука, Хонджун, пользуясь преимуществами своего подвесного ложа, качнулся вперед, насаживаясь на паучьи педипальпы. Взвыл от того, насколько глубоко они чувствовались внутри, качнулся назад, но непреложный закон физики вновь вернул его — горячего, сочащегося смазкой и вожделением, на оба члена. Сплетаясь между собой, они пульсировали, разбрызгивая секрет по бедрам Хонджуна, по его животу, по покрытой темной щетиной паучьей голове и черным суставчатым ногам отливающего лаковым хитином красавца Юнхо. Хватка Хонджуна слегка ослабла — он одной рукой перехватил собственный член, зажмурившись и опрокидываясь назад, сжимая себя побелевшей ладонью. Воспользовавшись свободой, отростки выскользнули — наполовину, и вновь вонзились в выгнувшегося дугой Хонджуна, завибрировав, задрожав, вталкиваясь, торопясь и сплетаясь между собой. Кажется, он вскрикнул, отрывисто застонал, чувствуя, как горячее вязкое тепло затапливает его, и как в его влажное, уже совершенно бесстыдно всхлипывающее нутро с выплескивающейся наружу смазкой хлынула сперма шестиметрового Юнхо. Задрожал — часто, отрывисто, кончая себе на живот, утопая в сладком дурмане нейротоксина, феромонов и оргазма.

***

— Тс-с-с… — тихий голос Юнхо привел его в чувство, и Хонджун, чувствуя, что еще кружится голова, все равно решил оглядеться. — Лежи! Не поднимайся! Все еще в гнезде, но уже не в сетях, очищенный от паутины. Юнхо успел завернуть его в простыню. Наверное, сразу после того, как вернул себе человеческий облик… — И долго я так провалялся? — недовольный отключкой, спросил Хонджун. — Не больше четверти часа. Лежи, говорю, не то польется по ногам… Опустив глаза, Хонджун разглядел под простыней слегка выступающий живот, под завязку наполненный трудами самого Юнхо. Тронул себя за бок, живот колыхнулся, и по ногам, как и обещал Юнхо, хлынуло. — Почему ты меня никогда не слушаешь? Придешь в себя — отнесу тебя в ванную. На самом Хонджуне тоже подсыхали следы, разумеется, пропорционально меньшие — и в ванную захотелось немедленно. — А можно я сам дойду? Для разнообразия? — Лежи, боже милосердный, ты невыносим! Кто будет за тобой гостиную отмывать? У меня, между прочим, тоже сдача материала на следующей неделе, и опаздывать завтра нельзя… — Ты — настоящее чудовище, Чон Юнхо! — сердито хмыкнул Хонджун, заворачиваясь в простыню и подкладывая под голову бухточку сухой паутины, устраиваясь поудобнее. — А кто спорит?.. — пожал плечами Юнхо, коротко чмокнув Хонджуна в макушку и выпуская клейкую нить в направлении консоли — немного поиграть перед сном. — Самое настоящее!