Последний раз

Жарко. Рубашка липнет к телу. Капля пота скатывается под воротник, и Минсок машинально тянется пальцами к взмокшей шее. Не в силах больше терпеть духоту, проталкивается к выходу: локти, шлейфы платьев, бокалы на круглых подносах. Сегодня выпускной. Позади вручение бессмысленной красной бумажки, гулкая речь ректора и сотня фотографий в глупых угловатых шапках. Вот он – настоящий пропуск во взрослую жизнь. Столичный, мать его, университет. Добравшись до проёма, Минсок вваливается на улицу, и вдыхает, как может, глубоко. Кажется, они с Ченом только вчера обмывали поступление, а теперь – рассказывают байки первокурсникам, перекидываются с парой преподов на “ты”, и вместо пар увлеченно что-то делают в ноутбуке, стихийно собираясь в факультетской библиотеке. Статьи, диплом, работа... Всё осталось как-будто бы также, но в то же время стало слишком другим. Наверное, он совсем не чувствует себя взрослым. Свежий воздух помогает прийти в себя – тошнота от духоты отступает, остаётся только лёгкое опьянение: он уже опрокинул в себя бокал. Минсок выправляет из брюк рубашку, закатывает рукава, сделав пару шагов по террасе. Выбрать ресторан с видовой крышей было действительно крутой идеей. Перед глазами – изумрудное поле, а за ним вечерний Сеул, ласково обнимающие сумерки. Последние дни июня делятся своей приторной, сладкой теплотой. Сегодня последний день, когда они увидятся. Весь курс столпился вместе, хоть и под формальным предлогом. И вряд ли они где-то ещё по счастливой случайности столкнутся друг с другом. — Хён, ты чего здесь? Улыбающийся голос Чена сложно не узнать. — Редко ты зовёшь меня хёном, — оборачивается Минсок, привалившись к колонне беседки. — Что, теперь вечно будешь намекать, что я старпёр? — Ты им как был, так и остался. — Так ты чего пришел? Чен делает неопределенную мину: — Не хотел отвлекать вас от красивой ночной меланхолии, Минсок-щи, но пришёл кое-кто, кого ты точно захочешь увидеть. Минсок хмурится: — …он с Чанёлем? — А как иначе? Он был на курс младше, но так сдружился с Чаном и компашкой с их курса, что постоянно крутился вокруг. Странно было ожидать, что он не придёт на выпускной своих лучших друзей. Минсока среди них, кстати, не было. До Кёнсу. Самопальный фотограф, которого обожает ректорат. Победитель научных конкурсов, вечно торчит на университетских ивентах. Постоянно таскает с собой блокнот, делает идеальные стрелки на брюках и кусает ногти, когда не знает, чем себя занять. Тихий голос, большие серьезные глаза – всегда щурится на левый, когда смотрит в объектив. Молчаливый, но только не с друзьями. Такой красивый, что, если вспомнишь – не уснёшь, пока не подрочишь. Идеальный. Возможно, Минсок знает о нём слишком много для статуса привет-пока знакомых. Но и приближаться не спешит – спугнет; ведь как же так, ну он же хён. Не пристало ему вместо подготовки к диплому думать о нежном вздохе после “привет”, который ему послышался, пока они случайно вместе спускались по лестнице. Мучаться, скрючившись на кровати, от нервных спазмов в животе, вспомнив прикосновение холодных аккуратных рук. Как же так? Взрослые хёны так себя не ведут. Смех в зале становится громче, люди начинают выходить на улицу с высокими бокалами в руках, звонко улыбаются друг другу, кидаясь пьяными шутками. Приходится выпить с Ченом ещё по бокалу, любуясь наступающими сумерками. Слишком сложно себе отказать. Хочется потянуть время, хотя бы на пару минут. То, что Минсок сейчас собирается совершить, не очень-то обратимо. — Ну всё, вали, а то уйдёт твой ненаглядный. Они стоят так ещё немного, пока Чен не подталкивает его обратно, ладонью уперевшись куда-то в спину, и забирает из руки бокал. Минсок размыто оборачивается, и, погодя еще немного, растворяется в редеющей толпе. Вместо нормального верхнего света здесь остался только убогий диско-шар и мягкий белый свет с потолка. Теперь походит не на торжественный вечер, а на застолье вампиров или школьную вечеринку. Одинаково не к месту. Минсок чувствует себя соответствующе, издалека наблюдая за тем, как Кёнсу приседает во всех мыслимых позах прямо в костюме, чтобы сфотографировать друзей на фоне какой-то вазы. Они смеются: громко, заливисто. Видно, как комфортно он чувствует себя с камерой в руках. Как счастливо. Минсок сглатывает алкогольное послевкусие, выжидает, пока тот окажется хотя бы приблизительно один. Расстегивает верхнюю пуговицу рубашки. Кёнсу наклоняется сложить в сумку фотоаппарат, так что приходится хлопнуть по плечу. Так не хочется отнимать руки, что получается скорее погладить. — Привет, — и Минсок вкладывает в улыбку столько ласки, сколько не уместил бы за несколько лет. — Ох. Это ты? Привет. — Кёнсу заглядывает ему в глаза с таким невинным дружелюбием и даже любопытством, что в груди тоска перемешивается с желанием поцеловать его прямо здесь. Ну какой же до опизденения красивый. Они смотрят друг на друга в каком-то затяжном молчании. Кёнсу так и застыл с раскрытой сумкой. Минсок – просто обнимает его взглядом. — Пройдёмся? — вырывается у Минсока почти случайно; прежде, чем он успевает что-то понять. — Да, давай, — отвечает Кёнсу немного скованно. Уже бесполезно стесняться или ждать. Они видятся в последний раз, а это значит, что Минсок может вести себя как хочет - ему уже нечего терять. — Идём, — он сверкает игривой улыбкой, берет чужую ладонь в свою, и тянет за собой, на выход. Ким Минсок… Озорной, всегда ухоженный, но такой обычный. Сначала обычный студент, потом обычный хён, потом сонбэ. Никогда не делавший ничего из ряда вон: на хорошем счету быть важнее. Важнее, что о нём подумают. Как же заебало. — Мы куда? У Кёнсу ладонь маленькая, но держит крепко. Не отпускает. На них оборачиваются все Чанёлевские поочерёдно, пока Минсок уводит его прямо так, вдоль припаркованных машин, подальше ото всех. Он знает, что пожалеет. Но это будет потом. Второй раз Кёнсу вопроса не задаёт. Они доходят до места, где большое поле превращается в склон, открывая вид на тихий пригород. Людишки позади кажутся совсем маленькими. Даже забавно, что за эти несколько минут никто не бросился за ними, приняв это за возможную драку. Тем лучше. Здесь асфальт уже перешёл в нестриженный газон. Прямо на траву садиться не хочется, и Минсок пару секунд борется с желанием присесть на корточки, но тут Кёнсу скидывает с плеч пиджак и раскладывает нутром вверх. — Если уж садиться, то лучше так. Хён, — он добавляет совсем тихо, и поднимает взгляд на горизонт, где уже начали проявляться первые звёзды. — Красиво здесь. Минсок улыбается одобрительно, неловко садится на ткань, и оставляет место рядом. Хотел бы он быть таким же наивным. Умным, очаровательным. Красивым. — Я видел, ты с друзьями пришёл? — Да, Чанёль-щи, предложил прийти. Кёнсу отрывается от неба и садится рядом, подогнув одну ногу. — Ты же тоже не один, да? — Да… — Значит, что-то случилось. Что-то, что мне стоит знать. Иначе, зачем мы здесь? Кёнсу адресует этот вопрос в воздух, почти не поворачиваясь. Наверное, Минсока нельзя назвать хорошим человеком. За лёгкой улыбкой и привычкой кокетничать ему есть, что скрывать. Он в принципе не привык кому-то что-то рассказывать. Простой порочный человек со своими простыми порочными желаниями. — Как твоя подготовка к экзаменам? Он отвечает вопросом на вопрос, потому что не знает, что ещё сказать. Он просто устал. Слишком много всего, с чем приходилось справляться в последнее время. Ему это даётся с титаническим трудом, тогда как существуют такие, как До Кёнсу. — Хорошо. Но, хён, — тот всё же поворачивается. — Ты привёл меня сюда, чтобы учёбу обсуждать? Молчание прерывается шумом ветра и шуршанием машин вдалеке. Что-то среднее между неловкостью и тоской. Как будто сцену из одного фильма неудачно вставили в другой; неприятное чувство несоответствия. Чёрт с ним. — Знаешь, ты, наверное, не поймешь меня, — Минсок пускает тихий смешок. — Но, в общем… Когда я вижу тебя на мероприятиях, или когда мы иногда встречаемся, ну… Он замялся, вздохнул. Уже назад не повернёшь. Страшно подумать, сколько раз ночами он репетировал этот момент. Приехали. — Короче… Ты весь такой идеальный. Красивый. Постоянно где-то участвуешь, и всего-то на год младше. Плевать, что другой факультет, это вообще ничего не меняет. Ты такой… особенный. Он делает паузу, и в слова вклинивается горечь. — Необычный. Всем нравишься, и среди хёнов у тебя куча друзей, в общем, молодец, — он подгибает под себя ноги, тяжело выдыхая. — И тебе в голову наверняка не приходят такие вещи… У Кёнсу во взгляде напряжение на границе с испугом. Даже как-то грустно от того, насколько он притягивает своей непорочностью. Как глупо. Он совсем не знает, чего ожидать. Ещё бы, ведь их отношения всё это время существовали только у Минсока в голове. — В общем, мы, конечно, почти незнакомы, но… я влюблен в тебя, если можно так сказать. — Нервный смешок вырывается из груди. От прохлады перетряхивает. Пальцы тянутся поправить чёлку. — Прости. К сожалению, я всего лишь человек. Понятное дело, что ему не на что было надеяться. Отчаяние, и какая-то собачья тоска просто взяли верх. В конце концов, он больше не увидит этого парня в бежевом свитере с фотоаппаратом наперевес. Не сможет незаметно наблюдать за ним, хотя бы ощущая себя рядом. Говорят, сожаления о несделанном сильнее, чем о совершенном. — Я… Хм. — Кёнсу медлит. Видимо, подбирает слова. Внутри всё скручивается от волнения – уже ставшее привычным чувство. Кажется, что это просто сон, что этого дня никогда не существовало. Слишком долго Минсок думал о нём ночами, размышлял, что лучше сказать. И как сделать так, чтобы никто, ни одна чертова душа, кроме Чондэ, не узнала о его слабости. — Извини. Не могу ответить тебе чем-то похожим. — Кёнсу встаёт почти поспешно, отряхивает ладони друг о друга. — Но спасибо, что сказал. Это очень смело. Голос у него зажатый и глухой. Напряжённый. — А, да не бери в голову, — Минсок натягивает улыбку, тоже поднимаясь. — Всё понимаю. Удачи тебе с… — он неопределённо машет рукой в воздухе. — Со всем. Кёнсу на него почти не смотрит, быстро подбирает свои вещи. Оглядывается только один раз. Минсок видит его удаляющуюся фигуру, и размышляет о том, что, очевидно, не стоило выдавать всё вот так. Они практически незнакомы, а с такими заявлениями он выглядит, как безумец. Всё вышло как-то странно, скомканно, быстро. Совсем не так, как он ожидал. Становится холоднее. Звёзды уже окончательно заняли своё место на небе, и хочется постоять здесь, в тишине и одиночестве, ещё немного. В голову тянутся рассуждения о том, что всё это того не стоило, и нужно было промолчать. Минсок уже всё решил для себя, но от нелепого волнения всё так перемешалось, что, кажется, он чувствует только горечь. Ну и дурак. * На следующий день Минсок находит смятую записку, которую почти стирает вместе с курткой. Сложенный листок, вырванный из блокнота. Чернила уже почти расплылись от влаги, но что-то ещё можно прочитать. “... что ушёл. Встретимся завтра в… Хочу поговорить. До Кёнсу.” Возможно, им предстоит увидеться ещё не раз. Это всё ещё похоже на сон.