– – –
Три события привлекли внимание Минато на выходе со станции Иватодай в следующем порядке: его плеер с грустным шипением разрядился, свет над его головой погас, и мир содрогнулся, и наполнился глубоким, чужеродным гулом. Чуть позже к этому списку добавились полные гробов улицы, неприветливая сожительница с пистолетом на поясе и мальчишка, чьи фокусы заставили бы Гудини позеленеть от зависти. Но ночь, какая бы странная она не была, закончилась так же, как и любая другая – он переоделся, почистил зубы, и, ни о чём не думая, лёг спать. К концу месяца еженощно восстающий из костей школы лабиринт из коридоров и лестниц стал его новой нормой. Минато не мог с уверенностью сказать почему он согласился на предложение S.E.E.S. Он не видел особой разницы между прозябанием у себя в комнате, пялясь в потолок с заряженным до упора плеером, и покорением потусторонних миров. Но они попросили его. И даже рассчитывали. А выбирая между самоуверенностью Джунпея и нерешимостью Юкари, Минато мог понять, почему Кириджо назначила лидером именно его. Тартар, просто по факту своего существования, был изнуряющим. Его глаза уставали от туманного мрака, уши – от следующего по пятам гула, а тело – от бесконечной череды схваток в расстелившихся на километры коридорах. Несмотря на то, что опрометчивость Джунпея быстро уступила его выносливости, а неуклюжесть Юкари померкла перед её сообразительностью, они все выдохнули с облегчением, когда Санада пополнил ряды их небольшой команды. – Арисато, – позвал он, после особенно тяжелой стычки. Юкари стояла поодаль у стены, едва не пыхтя. Джунпей повернулся к ним боком, неловко пытаясь скрыть где он держался за рёбра – учитывая силу удара, который он принял на себя, его ждал как минимум синяк. Но Минато лишь поправил рукава пиджака, дыхание ровное, как после вечерней прогулки. Как обычно, яростные, отчаянные атаки тени едва коснулись его. – Как ты отразил ту атаку? – спросил его Санада, уперев руку в бок. У него был оценивающий взгляд. Минато пожал плечами. Правда была в том, что он не знал. Он видел недоумение Юкари и зависть Джунпея, когда, казалось бы, неизбежный удар обходил его стороной, но он мог найти этому явлению объяснения. Да и не особо хотел. Санада нахмурился. – Ты не сможешь отражать вечно, – неожиданно строго сказал он. – Твои навыки впечатляют, но подход тебя ограничивает. Ты останешься беззащитен против значительно более сильного противника если не будешь уделять внимание уклонению. Поработай над гибкостью. Минато не ответил, сбитый с толку. Разве не на его гибкость в бою всегда рассчитывали остальные? Разве не поэтому Санада доверил ему и дальше вести команду? От силы и ловкости до дюжины персон в его распоряжении, он всегда был их универсальным звеном. Но как не пытайся, Минато не мог вспомнить последний раз, когда он бы вообще попытался увернуться. Джунпей, распрямляясь с плохо скрываемой гримасой, хмыкнул. – Сенпай, да ты завидуешь! По нему-то ни удара не прилетело, – его тон был шутливым, но за ним сквозило что-то едкое. – Иногда удар – это ценный урок, – возразил Санада. Юкари устало вздохнула, отрываясь от стены у которой следила за ними. – Как насчёт мы не будем подвергать себя лишнему риску? Ты только-только оправился от своего ценного урока, Санада-сенпай. Санада, пристыженный, поник. Но он был прав, подумал Минато. Такой стиль боя не делал его сильнее. Он даже не всегда мог объяснить, каким чудом он оставался невредим. Сжимая рукоять меча, Минато дал себе обещание наверстать упущенное. Сосредоточенный на движении противника и импульсах собственного тела, он не заметил, как преследующий его гул Тартара отступил прочь, пока не исчез вовсе.– – –
Следующее полнолуние должно быть последним. Минато, вяло переставляя ноги, тащился к воротам школы, не пытаясь подавить зевка. Утро после ночи проведённой в Тартаре всегда было мучительным. А возвращаться в Тартар каждые несколько дней, невзирая на усталость и бессилие, было ещё мучительнее, но они не могли позволить себе передышку. Стрега наверняка собирались им помешать, полнолуния становились опаснее с каждым месяцем, и двенадцатая тень вряд ли станет исключением. Близились к концу последние дни октября. Последнее полнолуние S.E.E.S. К тому же, постоянная череда сражений и усталости оставляла мало времени мыслям о… прошлом. Скоро месяц, как Шинджиро больше нет. Минато остановился у своего шкафчика для обуви. – Второй семестр только начался, – раздался женский голос где-то справа от Минато, в соседнем ряду, – а у нас уже третий новенький? – Я знаю, да? – рассмеялась её подруга. – Но я слышала, что он милый. Правда опять в 2-F классе. А ещё говорят, он… – Арисато-кун! Минато, почти закончив переобуваться, поднял голову на нависшую над ним тень. Юко Нишиваки, как всегда бойкая, приветливо помахала ему, поправляя на плече тяжёлую, школьную сумку. – Доброе утро, – уделила она секундочку вежливости, и сразу к делу: – Тренер просил передать, чтобы после уроков все шли сразу на поле. Что-то про следующие соревнования, но даже если ты не участвуешь, присутствие обязательно. Не заставляй меня бегать искать вас, хорошо? О, и передай Казу! Минато выпрямился, и красноречиво показал ей палец вверх. Юко просияла. – Спасибо, Арисато-кун! Увидимся вечером. Не задерживаясь, она зашагала дальше по коридору. Минато зевнул, закрыл свой шкафчик, и поплёлся следом, к своему классу. – Давай, – нетерпеливо сказала мисс Ториуми в начале урока, обращаясь к юноше подле неё. – Представься. Никто не обратил внимания на её кислое настроение. Класс жадно уставился на высокого юношу в длинном, жёлтом шарфе, улыбающегося им так лучезарно, что Минато хотелось отвести взгляд. – Меня зовут Рёджи Мочизуки, – сказал он неожиданно глубоким и мягким голосом, и Минато ничуть не удивился захлестнувшей класс волне взбудораженного шёпота. – Рад встрече! Мочизуки смотрел в упор на него. Минато зевнул, подперев голову рукой. Его ужасно клонило в сон. Если он вздремнёт сейчас, рассудил он, то, быть может, ему даже не придётся халтурить на тренировке. Юко точно выскажет ему, если заметит, что он опять плохо спал. Минато закрыл глаза, и забыл о своём новом однокласснике ещё до того, как он уселся за свою парту.– – –
– Арисато-кун, мы можем поговорить? Минато, уже одной ногой выйдя из класса, обернулся на голос. За его спиной, сжимая ручку портфеля стоял Рёджи Мочизуки – новенький, который перевёлся в Геккокан на этой неделе, или на той. Минато точно не помнил. Он поборол искушение придумать отговорку и уйти. – Давай. Мочизуки благодарно кивнул, расплываясь в улыбке. – Спасибо! Это не займёт много времени. Минато надеялся на это, по крайней мере. Он довольно быстро заметил, что у населения Иватодая была какая-то необычайная способность занимать весь его вечер, таская за собой по магазинам или кафе, или ещё бог знает куда, когда Минато всего лишь хотел уделить им пару минут на разговор. Пара минут превращалась в пару часов, и хотя Минато не жалел потраченного времени, он не всегда мог позволить себе такую роскошь. Как, например, сегодня – он уже пообещал Хидетоши что появится сегодня на собрании студ. совета. Мицуру когда-то заверила его, что его участие не обязательно, и он щедро пользовался этой привилегией, но иногда ему всё-таки становилось совестливо. Не потому что он чувствовал себя обязанным или ответственным за бюрократические дела школы, но потому что ему не хотелось разочаровывать своих друзей. Хидетоши смотрел на него с не подлежащим сомнению уважением, Чихиро нередко рассчитывала на него, если ей приходилось иметь дело с парнями, а Мицуру всегда уделяла секунду, чтобы искренне поблагодарить его за помощь. Полгода назад он бы ни за что не поверил, что он будет рад работать в студ. совете. – … захотеть. Арисато-кун? Минато моргнул. Реальность резко вернулась в фокус, и он запоздало заметил, что стало как-то тише. Может, постоянные вылазки в Тартар утомили его больше, чем он думал, потому что слова одноклассника потонули в его потоке мыслей, сливаясь в не более чем монотонный гул. Мочизуки смотрел на него выжидающе, с блестящими глазами. – … Чего? – спросил Минато. Неловко, но всё ещё лучше, чем притворяться что он его слышал. Блеск в глазах Мочизуки потух. – Должно быть, я не вовремя под руку влез, извини – усмехнулся он. – Просто хотел узнать как прошли экзамены. Ну, у тебя должно быть планы, не хочу отвлекать. В другой раз. Мочизуки протиснулся в дверь мимо него, и вышел из класса. Минато проводил его спину взглядом. Всё-таки ему повезло – разговор не занял много времени. Он ещё успевал забежать в аптеку, и выгулять вечером Коромару.– – –
Несмотря на попытки Фароса разрушить его режим сна, и, в целом, эксцентричную натуру нечеловеческого характера, Минато не мог отделаться от необъяснимого чувства доверия. Ему следовало бы быть чуть осторожнее, учитывая сверхъестественность обстоятельств, но, как люди не ждут от земли, что она уйдёт у них из-под ног, Минато не ждал от Фароса зла. Затем Фарос исчез. Минато было не впервой прощаться. Не впервой провожать друга до лучших времен. За этот год ему выпало больше прощаний, чем за последние десять лет. Они все были разными, горькими или тёплыми, но не такими опустошающими. Не в том драматичном понимании слова, которое бы подчеркнуло боль от утраты. Скорее, буквально. Отсутствие Фароса стало осязаемо с секунды, как он ушёл. Впервые за долгое время Минато задумался об одиночестве. Юкари как-то призналась ему, что поначалу она переживала за него. За то, как он одинок. Минато решил, что ему приятна её забота, но не понятна её жалость. В прошлом ему, конечно, бывало скучно одному, но на эти случаи он приучился всегда заряжать свой плеер. Затем отпала нужда и в этом. Теперь же, когда Фарос исчез, он оставил после себя не пошитый клочок ткани как Бебе или ключи от давно списанной машины как Мамору, а необъяснимую, ноющую фантомную боль. Осязаемую пустоту, которую не могли заполнить ни забота Фууки, ни бойкий дух Джунпея, ни рвение Кена. Но Рёджи смог. Одноклассник, с которым он едва обмолвился словом за месяц – или два? – знакомства, неожиданно попал в центр фокуса, отбрасывая всех остальных на задний план. Одноклассник, полный восторга и жизни, яркий и тёплый как солнце. Наблюдая бок о бок со школьной крыши за тем, как лениво накатывали на берег волны, Минато впервые заметил мерцающий, золотой блеск, танцующий на поверхности воды под заходящим солнцем. Или плывущие над ними перистые облака, похожие на лиловую дымку, или сливовую тень, не спеша укрывающую растянувшийся вдоль берега город. Вместе с шумом прибоя ветер донёс до них морской бриз, и Рёджи с наслаждением вобрал полную грудь, будто никогда раньше не замечал запаха моря. Будто он не приелся ему, как всем остальным. Завороженный, Минато сделал вдох, глубокий и упоённый, вместе с ним.– – –
Затем миру пришёл конец.– – –
Ну, не совсем. Но он был близок. Минато было хорошо знакомо то безразличие, с которым, хоть и не жаждая смерти, человек не желал жить. Теперь же, неожиданно для себя, Минато хотел. Он хотел жить. Он хотел спускаться в гостиную к запаху дешёвого, острого рамена, собачьему лаю, и сонным голосам. Он хотел наблюдать искоса как его друзья обмениваются ластиками и тетрадями, и спорят о чём-то несущественном за общим столом. Он хотел ещё разок отведать хагакуре-рамен с Кенджи, разделить такояки с Майко, попробовать глоток из бутылки, которую оставил ему Мутацу, хотел вновь шить с Бебе, рисовать с Кейсуке, бегать с Казом, он хотел, хотел, хотел. Он хотел слушать музыку. В будущем будет так много музыки, которую он не услышит. Когда-то Минато подписал контракт, гласивший, что он выбирает эту судьбу по собственной воле, но в конце ему едва пришлось выбирать. Он смог увидеть, как прекрасны могут быть волны. Он хотел, чтобы смогли и другие. И он хотел – больше всего, потому что он обещал, – увидеть друзей. Но он так хотел спать. Айгис, мягко сжимая его руку, пообещала оберегать его. У него не было сил произнести слова вслух, но он пообещал ответить ей тем же. Его зрение плывёт. Гул в голове нарастает, мешает сосредоточиться. Ласковый ветер доносит до него морской бриз, и его глаза тяжелеют. Силуэт Айгис расплывается, и проясняется другой. Гул исчезает. Они в море душ, и что-то не так.– – –
Три события привлекли внимание Минато на выходе со станции Иватодай в следующем порядке: его плеер с шипением разрядился, свет над его головой погас, и мир содрогнулся, и наполнился глубоким гулом. Парой дней позже Минато, ведомый импульсом, поднял пистолет к собственному виску, без колебания или чувства самосохранения, и нажал на курок. Так пробудился дух Орфея, не побоявшегося бросить вызов смерти, а вместе с ним и сама Смерть.– – –
Юкари, чуть ли не топая, пронеслась с первого этажа на третий, мимо Минато и Айгис, примостившихся на софе второго этажа. – Ну и зачем она меня потащила с собой, если так и знала, что я “не пойму” этот фильм? – сказал Джунпей вместо приветствия, измождённо взбираясь по ступенькам. – Мог хотя бы попытаться! – раздался приглушённый крик сверху. Карандаш в руке Минато замер, и он оторвал взгляд от тетради. Джунпей поморщился. Он плюхнулся на софу напротив, и на секунду беззвучно застыл, глядя в потолок, будто ожидал что Юкари влетит обратно и докинет красного словца, но вместо этого этажом выше хлопнула дверь. Он вздохнул. – Мы ходили на какой-то психологически-романтический триллер, не помню название. Он вроде нормальный, концовка просто была дурацкая, – объяснил Джунпей, когда Минато его не спросил, и не собирался. – Типа, не было никакого эпичного квеста по её спасению, ей просто стало лучше за кадром. Это какой-то фиговый фильм. Айгис склонила голову. – Какие конкретно критерии характеризуют фильм в категории “фиговый”? – спросила она. Джунпей почесал затылок, пытаясь подобрать слова, но быстро сдался. – Тут нет строгих правил, ты увидишь и поймёшь, – доходчиво объяснил он. На этом Минато решил оставить разговор на их попечении, и вернулся обратно к своей тетради. Джунпей резко оживился. – Ну-ка, что там у тебя? Погоди, только не говори что ты уроки учишь. Сейчас же, типа, часа два дня. – Минато-сан рисует, – ответила за него Айгис. Джунпей вытаращился на него. – Ты умеешь рисовать?! Ну-ка дай! Он перегнулся через столик между ними и требовательно выставил ладонь, очевидно удерживаясь от того, чтобы попросту не вырвать тетрадь из рук. Минато, подавив вздох, отдал её. Брови Джунпея взлетели вверх. – Это ты нарисовал? – воскликнул он, бегло пролистывая страницы. – Чел, есть хоть что-то, что тебе не даётся? В голосе скользнуло едва заметное недовольство, но Минато закрыл на него глаза. Джунпей долистал до последней страницы, на которой остановился Минато, и развернул тетрадь лицом к нему. – Серьёзно, выглядит обалденно. А это с натуры? – спросил он, и постучал пальцем по грубо очерченному портрету ребёнка. – Типа того, – ответил Минато, не настроенный вдаваться в подробности о тайне происхождения домового, поселившегося в его комнате. На самом деле это был не единственный его портрет. Время от времени что-то тянуло Минато попытаться запечатлеть Фароса, ухватиться за смутное воспоминание, но он никогда не оставался доволен результатом. Каждый раз он чувствовал, что упустил что-то, не важно насколько конечный результат был похож на свой прототип. В конце концов Минато решил, в этом не было ничего удивительного. Он далеко не Кейсуке. – Навык Минато-сана выше среднестатистического, – сказала Айгис с одобряющим кивком головы. – Да уж, я бы так никогда не смог, – Джунпей неловко хохотнул и отложил тетрадь на столик между ними. – А я тут, кстати, встретил кое-кого, кто тоже рисует? Правда я не знаю если у неё хорошо получается или нет, я не видел. Но раз ты умеешь рисовать, может ты знаешь, что такого можно сказать чтобы, ну… поддержать там её? К концу предложения Джунпей прошел через пять разных оттенков розового на лице. Минато задумался. Он сам, рисуя, никогда не нуждался в поддержке со стороны. Вопрос оказался сложнее, чем он думал. – “Не сдавайся”, – наконец предложил он. Джунпей скривился. – В смысле? “Не сдавайся” в чём? Она только и делает что рисует, – отмахнулся он, и Минато рассудил, что заслужил реакцию. Затем Джунпей вздохнул, и осел где сидел. – Ладно, фиг с ним. Придумаю что-нибудь, когда увижу её. Так даже лучше, такие вещи ведь должны быть от чистого сердца, да? – От чистого сердца? – подала голос Айгис, сложив ладони в замок перед собой. – Но я бы тоже хотела поддержать увлечения Минато-сан. Минато едва заметно улыбнулся. Она даже не догадывалась, сколько в ней было искренности. – Ты уже поддерживаешь, – сказал он. Когда он перехватил карандаш поудобнее и потянулся за тетрадью, кофейный столик оказался пуст. Он поднял глаза на Джунпея, с пустыми руками, глянул на Айгис по левую сторону, с пустыми руками, и обернулся на свободное место по правую сторону, само по себе пустое. Его мысли спутались от растерянности. Тетради некуда было исчезнуть, как она могла… – О, хочешь соды? – вдруг спросил Джунпей, вскакивая на ноги. – На улице такая жарень, сейчас бы чего прохладного. Минато заморгал, возвращая себе на миг утраченное равновесие. Гул стих. Он покачал головой. – Как знаешь, – хмыкнул Джунпей и тыкнул кнопку автомата. Когда Минато опустил глаза, его тетрадь, открытая на последней странице, лежала на столе.– – –
Юкари поравнялась с ним у входа в школу, встревоженная, как это часто с ней бывало. – Может, я плохой человек? – внезапно спросила она, когда они уже подходили к дверям. – Я не понимаю почему Джунпей так волнуется за эту Чидори. Она же похитила его. – Это Джунпей, – просто ответил Минато. – Да, но ты бы переживал за человека, который напал на тебя и твоих друзей? Минато пожал плечами. Он в принципе не переживал за людей. Или думал, что не переживал, потому что его сердце точно пропустило удар при виде испуганных глаз Джунпея, связанного и загнанного на край крыши. Юкари вздохнула, стягивая с себя уличную обувь в удручающей тишине. – Хотя, если бы это был Арагаки-сенпай… – пробормотала она, и тут же хмуро покачала головой. – Но мы знаем, что Арагаки-сенпай в глубине души добрый, а Джунпей ничего не знает об этой девчонке. Минато рассеянно кивнул головой, не зная как ещё её поддержать. Абстрактные гипотетические ситуации, которые, скорее всего, его никогда не коснутся, не были его сильной стороной. Юкари захлопнула дверцу своего шкафчика. – Я просто накручиваю себя, – заявила она раздражённо. – Айгис с нами в одном классе, Арагаки-сенпай въехал в общежитие, и теперь ещё эта Чидори. За неделю сентября произошло больше, чем за весь август. Если в ближайшие дни случится ещё хоть что-то, что… – Эй, слышала? – раздался оживлённый голос в соседнем от них ряду. – Сегодня в 2-F переводится новенький! – Ещё один? – Тут же отозвалась собеседница. – Второй семестр только начался! Юкари плотно сжала губы с видом человека, чей рассудок держался на горящем с двух концов волоске. – Я в класс, – сухо сказала она, развернулась, и ушла. У Минато не было выбора, кроме как поплестись следом. – Давай, представься, – сказала мисс Ториуми, очевидно сытая формальностями по горло, даже несмотря на повод не вести урок. Новенький, не смущённый вниманием класса, улыбнулся, тепло и радушно. – Меня зовут Рёджи Мочизуки, – сказал он голосом неожиданно глубоким и мягким. – Рад встрече. Не слушая ропот одноклассниц, Мочизуки смотрел в упор на него. Минато лениво моргнул. К последнему школьному звонку, он напрочь о нём позабыл.– – –
– Я труп, – простонал парень, сидящий позади Минато. Юкари, перед ним, вздрогнула, но не обернулась. Она начала убирать свои принадлежности в портфель чуть быстрее. – Эй, Арисато, – позвал его одноклассник. – Ты как, хорошо написал? Судя по виду не очень. – Не очень, – согласился Минато, хотя был уверен, что сдал экзамены на отлично. У него не было желания объяснять свою бледность или мешки под глазами. Он просто хотел уйти. Прозвенел последний звонок, и Минато сгрёб тетради и пенал в сумку, задержавшись лишь на минуту, чтобы настроить плеер. Прежде чем он успел надеть второй наушник, в котором уже играла музыка, над ним нависла чья-то тень. – Арисато-кун, – сказал Мочизуки. Одноклассник, с которым Минато никогда прежде не разговаривал. – Уже уходишь? Минато молча поднёс наушник к уху. – Арисато-кун, подожди, – сказал Мочизуки, в этот раз торопливее. – У меня для тебя кое-что есть! Не рискуя медлить, он выложил на стол спрятанную до этого за спиной коробочку. … Нет, не коробочку. – Бенто! – объявил Мочизуки с широкой улыбкой. Несколько человек обернулись на них, включая озадаченную Юкари. – Мне показалось ты неважно выглядишь в последнее время, а приготовленная с любовью еда поднимает настроение и укрепляет здоровье! Ну что, не против поужинать со мной? Юкари за его спиной закатила глаза, со скрипом задвигая свой стул к парте. – То-есть ему мало женской половины школы, – буркнула она себе под нос и ушла, не оборачиваясь. Мочизуки растерянно склонил голову, но уставился он на Минато, а не на неё. – Такого ты обо мне мнения? – спросил он, хлопая глазами, и Минато удивился и сам. Почему-то ему казалось, что Мочизуки не поймёт её колкости. Тот, не церемонясь, подтащил задвинутый Юкари стул ближе к парте Минато, и уселся напротив. – Ну что? Он пальцем подтолкнул бенто чуть ближе к Минато. – Не надо так на меня смотреть, Арисато-кун, я тебя не заставлю. Ты не в безвыходном положении, выбор за тобой. Минато хотел сказать “нет”. Хотел вернуться домой и лечь спать, или забыться в бесконечном подъёме на вершину Тартар. У него больше не было ни желания, ни сил заводить друзей, с которыми всё равно придётся однажды прощаться. Мочизуки, даже понимая, что скорее всего получит отказ, ждал ответа с улыбкой тёплой, как послеполуденное солнце озарявшее его лицо. Минато хотел хотя бы кроху этого тепла. Он стянул с уха наушник, бросив его играть у себя на груди, и снял крышку с бенто. Аккуратно нарезанное тонкацу, рис, разделённое пополам яйцо и дольки помидора. Ничего впечатляющего, если не откровенно скудно, но гораздо изысканнее чем абсолютное ничего, которое приготовил себе Минато. Аромат жаренной свинины напомнил, что он уже никогда не попробует приготовленный Шинджиро кацудон. – Приятного аппетита, – напомнил о настоящем мягкий голос. – Спасибо, – тихо ответил Минато, имея в виду больше, чем еду.– – –
В Киото Минато счастлив. Грандиозные храмы впечатляют, как и количество толпящихся вокруг туристов, но город запоминается ему не своими видами, а выходками и шутками друзей. Он вернётся домой с десятком фотографий и сувенирами для Кена. – Я так рада, – призналась ему Фуука за чашечкой зелёного чая, который она каким-то образом пронесла к диванам в коридоре третьего этажа. – Кириджо-сенпай наконец-то снова улыбается. Не знаю почему, но я думаю это Юкари-чан ей помогла. Очень важно иметь такого человека, который может заставить тебя улыбнуться. – Как Нацуки? Глаза Фууки раскрылись от удивления, будто она не ожидала, что он её вспомнит. Она широко улыбнулась. – Да, как Нацуки-чан для меня, или Юкари-чан для Мицуру-сенпая. Ты тоже улыбаешься намного чаще в последнее время, Арисато-кун. И впрямь. Он не прятался больше от собственных чувств. Не боялся сближаться, не боялся терять. Даже вспомнив как это больно, он снова, впервые за долгое время, хотел любить и быть любимым. – Всё кажется гораздо поразительнее, когда ты рядом, – сказал ему Рёджи у берега Камогавы, спустившись к самой кромке, и Минато подумал, что всё совсем наоборот. Это не он с нетерпением ждал поездки, разочаровавшей большинство, не он, в порыве заразительного восторга, чуть не свалился с балкона Киёмидзу-дэра и не он с затаённым дыханием наблюдал за представлением гейш. Не он, из всех мест в этом огромном городе, увидел столько красоты в обыкновенном склоне у неширокой реки. Едва переехав в Иватодай, Рёджи зажигал жизнь во всём, к чему прикасался. Минато, переехав в Иватодай, не хотел даже просыпаться. Рядом с ним Минато чувствовал себя гладью воды, отражающей его свет. Незамысловатая мелодия музыкальной шкатулки быстро, поразительно быстро приютилась в его памяти. Он услышал в ней отголосок ностальгии, будто ему уже была знакома каждая нота, был знаком этот вечер, это рыжее солнце, опускающееся за крыши домов, и безмятежный поток реки. Шум города на мосту над ними, остывающий ветер, бьющий камыши об их ноги, и тёплое присутствие рядом. Момент, который они разделяют, ещё не в прошлом, но Минато уже знает, что никогда его не забудет. Он надеется Рёджи, слушая эту шкатулку, будет думать о нём.– – –
Его грубые пальцы бесцельно скользили вдоль поверхности дерева. Глаза не мигали в кромешной темноте, хотя с плотно задёрнутыми занавесками музыкальную шкатулку было не разглядеть. Он не рискнул открывать её, боясь потревожить сон своих сожителей. Он просто держал её в руках, отбросив одеяло к краю. Новый год позади. Рёджи, должно быть, уже… Минато не жалел о своём выборе. Виновато он думал, даже если бы остальные умоляли избавить их от мучений и страха, он бы не смог. Он бы не убил своего друга. Не забыл бы о нём, ради всего пары недель душевного спокойствия. Если Рёджи действительно больше нет, если он теперь лишь тень, неотличимая от любой другой, то всё, что от него осталось – это воспоминания. Забудь он, и эта шкатулка – единственное доказательство, что Рёджи был – окажется не больше, чем запылившимся, неизвестно как попавшим к нему сувениром. Он никогда не прижмёт её к груди, не взглянет дважды. Он осторожно поставил её обратно у изголовья кровати и сделал глубокий, размеренный вдох. Однажды, в далёком будущем, эта пустота, высеченная в нём Смертью, перестанет его терзать.– – –
Будущее оказалось не столько далёким. Минато не мог знать заранее, что уготовила ему судьба, но иногда он размышлял о книге Акинари. Его вопрос был несущественным для морали истории, но он хотел знать: Если бы крокодил узнал о цветущем оазисе, проросшим из плодов его страданий, был бы он рад? Согласился бы он, что отведённое ему короткое, полное боли время, того стоило? Согласилась бы птичка? Минато надеялся, что сможет однажды спросить Акинари лично. Ответ не имел принципиального значения, потому что крокодил исчез, а чудо жизни осталось, и это главное, но Минато хотелось верить, что он был бы доволен. Он был хищник, но он не был лишён сострадания. Ему просто не повезло. И птичка, тоже, всего лишь оказалась не в том месте и не в то время. Вскоре миру едва не приходит конец, и Минато никогда не увидит оставленный после себя оазис, но думает он, оно того стоило. Жизнь за жизнь.– – –
Три события привлекли внимание Минато на выходе со станции Иватодай в следующем порядке: его плеер с шипением разрядился, свет над его головой погас, и мир содрогнулся, и наполнился гулом. Город, с которого всё началось, но в котором ничего не закончится, приветствовал его безмолвно, как старый друг, готовивший сюрприз – радость, смятение, волнение и любовь, которая его же и спасёт.– – –
Минато сошёл на платформе Порт-Айленда, задыхаясь от духоты в битком набитом вагоне. Почему стольким людям было куда-то нужно в разгар обычного летнего дня, ему было не ясно. Щурясь от яркого света он спустился по ступенькам и свернул в переулок, которого благоразумно научился опасаться после захода солнца, и тут же увидел свою цель: хилую, грязную кошку, верно ждущую его на углу. Он помахал ей. Она хрипло мяукнула. Минато опустился на одно колено и вытряхнул из своей сумки банку кошачьих консервов, но едва успел открыть и поставить её на землю, прежде чем кошка с неожиданной прытью набросилась на еду. Вот и всё. Осталось только встать, отряхнуться, и доложить Элизабет, что дело сделано. Но вместо этого Минато остался сидеть где сидел, сам не зная почему. – Всё никак не пойму, зачем ты продолжаешь это делать, – раздался голос. Минато резко поднял голову. В паре метров от него, выше по ступенькам, и облокотившись на перила перед входом в маджонг клуб, стоял парень его возраста. Он оказался там бесшумно, но Минато не придал этому значения. Гораздо больше его озадачило зачем ему шарф в середине июля. – Кормить кошку, я имею в виду. Минато опустил глаза на тощую, но, благодаря его вниманию, набирающую сил кошку. – Она слишком слабая, чтобы охотиться, – сказал он. Незнакомец покачал головой и волосы, обрамляющие его лицо, мягко покачались в такт движению. Минато неожиданно чётко осознал, что его собственные прилипли к потным затылку и лбу. – Думаю, я неправильно выразился. Эта кошка ничего для тебя не значит. И никогда не будет. Она абсолютно несущественна для твоей жизни. И тем не менее, ты возвращаешься сюда вновь и вновь. Почему? Минато ответил, не задумываясь: – Я ей нужен. Незнакомец над ним обречённо вздохнул. – Но она тебе – нет. Минато пожал плечами. Не всё в мире было о том, что нужно ему. С одобрением он заметил, как за эти дни сгладились впадины в её боках, как перестали трястись лапы и нервно дёргаться кончик хвоста. – Я пытаюсь понять, – сказал парень, растерянно поправляя свой шарф. – Между вами нет уз. Нет урока, которому бы она тебя научила, или истины, которую она бы тебе раскрыла. Ты даже не дашь ей прозвища. Зачем тратить время на то, что в конце… Кошка, будто бы оскорблённая, громко мявкнула. Минато метнул взгляд к её недовольной, облизывающейся морде, и уголки его губ дёрнулись вверх. Даже если он никогда не вспомнит о ней в будущем, он не жалел потраченных времени и сил. Покормить её, даже в такую жару, того стоило, хоть ему ещё и предстояла дорога обратно. От одной мысли о ждущих его духоте и зное его голова пошла кругом. Когда Минато поднял голову, незнакомца уже след простыл. Должно быть, он ушёл так же тихо, как появился, и Минато выбросил его из головы.– – –
– Новенький? – оживлённо шептались девушки у входа в школу. – Прямо перед летними каникулами? – Мог бы подождать пока мы не сдадим экзамены, кому сейчас будет дело до… Минато остановился на мгновение, прислушиваясь, но девушки торопливо прошли мимо него. Ему не пришлось долго гадать о ком шла речь. – Давай, представься, – махнула новенькому рукой мисс Ториуми в начале урока. Класс уставился на него, а он – на Минато. – Меня зовут Рёджи Мочизуки, – сказал он с лёгкой тенью улыбки. – Рад встрече. Не обращая внимания на ажиотаж класса, Минато бросил на него вялый взгляд, задержавшись на шарфе. Он уже где-то видел его, показалось Минато. Совсем недавно. Прямо на днях. … Нет, если бы он увидел кого-то в шарфе в середине июля, он бы точно запомнил.– – –
– А она сказала, чтобы я не лезла, потому что я делаю только хуже! – надув губы возмутилась Майко. Минато сочувственно кивнул, приминая песок к стенкам башенки, которую они строили вместе. Ну, начинали строить вместе. Обуревающие Майко эмоции быстро отвлекли её от процесса, и она только изредко тыкала пальцем в изваяние, проделывая в строении косые окна. – Тогда я напомнила ей, как мы ходили в океанариум на мой день рождения, и как папа однажды сводил нас в огромный ресторан и уронил на себя тарелку, а мы смеялись, и как она повесила на холодильник наш портрет. Я сама его рисовала! Я нашла его, и показала ей, но она… – голос Майко поник. – Она расплакалась. Я думала, что она вспомнит как мы были счастливы, и передумает разводиться. Почему она расстроилась? Минато думал что ей на это ответить, когда с лавочки неподалеку от них вдруг подал голос Мочизуки – одноклассник, зачем-то увязавшийся за ним после уроков. – Люди часто оплакивают то, чего уже не вернуть. Майко резко развернулась к нему, задев локтём крышу башни. Минато, окончательно брошенный один на один с конструкцией, попытался предотвратить неизбежный обвал. – Они ещё даже не развелись! – воскликнула Майко. – Она не может ничего оплакивать! Мочизуки ненадолго задумался. – Мне кажется, – наконец ответил он, – развод это всего лишь заключение уже завершённого процесса. Как похороны – заключение смерти. Глаза Майко наполнились слезами. Минато скривился, откладывая совок в сторону, и повернулся к Мочизуки. Он был того же мнения, но он не собирался говорить об этом ребёнку. – Ничего он не завершённый! – всхипнула Майко. – Я покажу! Я заставлю их вспомнить, как мы все были счастливы, и они передумают бросать меня. – Они не бросят тебя, Майко, – твёрдо сказал Минато. Он выдернул из кармана её рюкзака ярко-розовый носовой платок, и протянул ей. Она громко высморкалась, и вытерла чистым локтём слёзы с лица. Затем она неуклюже встала, и отряхнула песок с колен. – Спасибо, – пробормотала она. Затем, помолчав, добавила: – Мне надоело играть. Я заставлю их передумать, вот увидите. Минато предложил проводить её, но она отказалась. Майко закинула на спину рюкзак, бросила последний огорчённый взгляд на разбитую башню, и ушла, шмыгая носом. Мочизуки сидел на краю лавки, испуганно съёжившись. Поймав на себе глаза Минато, он спрятал лицо глубже в шарф. – Она спросила… – попытался он оправдаться, едва слышно. – Я не думал, что она расстроится. – У тебя плохо с выбором слов, – сказал Минато. Он поднялся и, приличия ради, попытался стряхнуть прилипший к школьным штанам песок. Тщетно. Осторожно ступая он вылез из песочницы, надеясь что ему хотя бы не придётся перетряхивать ботинки. Мочизуки молча наблюдал за ним, глубоко в своих мыслях. – Её попытки ранят их всех, но ты не вмешиваешься, – заметил он. – В прошлом я бы сказал, что милосерднее будет помочь ей принять неизбежное и сдаться. Минато не имел привычки вмешиваться не в своё дело и переубеждать людей. Ещё недавно он бы сказал, что им двигало банальное безучастие к чужой судьбе, но теперь он понимал, что это была бы ложь. Под маской безразличия скрывалось нежелание мешать другим выбирать свой путь, проходить свои ошибки, делать свои выводы. А за этой маской, ещё глубже, скрывался страх. Но об этом он бы сказать не смог. – В прошлом? – В прошлом, – уверенно кивнул Мочизуки. Из-за шарфа проглянули очертания улыбки. – И всё же, что сподвигает людей тратить то малое время, что у них есть, на попытки добиться чуда? Разве им не страшно потратить его напрасно? – Иногда, – подумав, решил Минато. – Но ты рассуждаешь с точки зрения финала, а не процесса. Оттуда всё кажется напрасным. Мочизуки на мгновение замер, прежде чем его выражение лица смягчилось. – Ты прав. Мне тяжело не возвращаться мыслями к концу, – он тепло усмехнулся. – Как говорится, привычка - вторая натура, да? Минато спрятал руки в карманах, не найдя что ответить. Он хотел сказать, что понимает его. Что тоже не может найти и ухватиться за эту тонкую грань между началом и концом, что тоже теряет хрупкий баланс между прошлым, настоящим и будущим. Что ему тоже знаком удушающий фатализм. Язык не слушался, но что-то подсказывало ему, что Мочизуки знает. Что им, для взаимопонимания, не нужны слова. – – – В Киото Минато счастлив. Он уже давно не спал в одной комнате с другими людьми – с тех пор как его перестали бросать от родственника к родственнику, перебирая его семейно древо как список продуктов. Ему, говоря буквально, нигде не было места. Порой ему приходилось спать на футоне в гостиной или кладовке, что было не так плохо, как могло показаться, но нередко он был вынужден делить спальню с недовольными двоюродными племянниками или троюродными братьями, о существовании которых он никогда прежде догадывался. Дети, обычно чуть старше или чуть младше него, если и пытались завязать разговор, то быстро сдавались. Им было не по себе рядом с ним. Эти воспоминания были ни мрачными, ни радостными. Он просто убивал время, пока очередной попечитель не решал, что с него хватит. В Киото его распределили в одну комнату с Кенджи, Казом, и ещё парой одноклассников, которых он не очень хорошо знал. Ночью они купили газировки, достали чипсы, вытянули жребий на то, кто спит у балкона, и едва не проболтали заполночь. Никто не отводил неловкого взгляда и не прочищал горла, заметив, что Минато молчал или не смеялся над их шутками. Никто не перебивал его, стоило ему подать голос. Он позволил полушёпоту и смеху убаюкать его, пока остальные, всё чаще зевая, обменивались ожиданиями от поездки, историями и слухами. Засыпая, он, непривычно для себя, предвкушал новый день. Утро принесло с собой переполненный экскурсионный автобус и золотой фасад Кинкаку-дзи, окружённый рыжей листвой, а затем блошиные рынки и То-дзи, захватывающей своей высотой. Минато помог Джунпею выбрать сувениры для Чиори, сфотографировал Мицуру и Юкари, нарядившихся в кимоно, сыграл в настольный теннис с не принимавшим возражения Акихико. Вечером он, уставший, спустился на первый этаж гостиницы, подальше от шума. Рёджи нашёл его за высокими кустами во внутреннем саду, достаточно далеко, чтобы его не было видно через выходящие в сад окна, но достаточно близко, чтобы было видно ему. Он наблюдал за постояльцами, изредко проходящими на первом этаже, когда Рёджи примостился на одном с ним камне, не взирая на то, что тут было очевидно тесно для них двоих. – Дай угадаю, тоскуешь от того, что никто не зовёт на горячие источники? Минато покосился на него. Нет, он спрятался здесь не поэтому, но эта мысль и впрямь его посещала. Ничего не мешало ему пойти в одиночку, конечно, но по какой-то необъяснимой причине ему хотелось разделить своё первое воспоминание о чём-то новом с другими людьми. Рёджи рассмеялся, тихонько и мягко. – Ничего, подожди до завтра, – сказал он, и приложил палец к губам. – Только я тебе этого не говорил. Заинтригованный, Минато кивнул. Один день не истощит его терпения. Он перевёл взгляд обратно на окна выходящие в фойе гостиницы, на яркий свет, который они отбрасывали на каменную тропу через сад, затем на рыб, резво снующих в мелком пруду, затем на первые блёклые звезды в небе. Снаружи было слишком прохладно для юкаты, но, сидя бок о бок с Рёджи, Минато даже не заметил как промёрз ветер. – Человеческий разум удивителен, – вдруг заполнил тишину голос Рёджи. – Он ставит своё самосохранение превыше окружающей его реальности. Ты знал, что галлюцинации на смертном одре – очень распространённое явление? Минато покачал головой. Рассеянно он гадал, будет ли видно отсюда созвездия. – У меня есть друг, – продолжил Рёджи. – Он очень хороший человек. Может даже слишком. Я пытаюсь помочь ему, но он не слышит меня. Я думаю, он боится. Минато подумал о том, как упёрто Каз отказывался лечить свою ногу, или как бескомпромиссен был Хидетоши, когда они только встретились. – Люди меняются, – сказал он. – Люди меняются, пока они живы, – Рёджи тяжело вздохнул, и Минато почувствовал как тёплое дыхание коснулось его шеи. – Я тоже начал бояться. Что если он никогда не заметит, что у него есть выход? Что если я могу только наблюдать? Как маяк наблюдает за приливами и отливами волн. Тишина между ними была кротким шелестом листвы и журчанием пруда, и глухим смехом за стенами верхних этажей. Голос Рёджи звучал таким скорбным. Минато повернулся к нему, осторожно, боясь задеть его лицо своим. В сгустившихся сумерках он мог различить пристально следящие за ним глаза. – Если он так дорог тебе, разве просто быть рядом – мало? Рёджи плотно сжал губы. Он медленно покачал головой, и сказал, тихо, словно каждое слово давалось ему с трудом: – Нет. Но я бы хотел, чтобы это был его выбор.– – –
Встретившись лицом к лицу с концом света, Минато было страшно. Им всем было, конечно. Он видел, как велико было их искушение забыть, и он видел, как непоколебима была их храбрость. Они сделали то, что считали нужным, не ради долга, но ради друг друга. И за чудеса тоже нужно платить. Море душ расступилось со знакомой лёгкостью, приветствуя его обратно.– – –
Три события привлекли внимание Минато на выходе со станции Иватодай в следующем порядке: его плеер с шипением разрядился, свет над его головой погас, и мир содрогнулся, и наполнился знакомым гулом.– – –
В кабинете студ. совета, за исключением заседаний, всегда было тихо – каждый был занят своим делом, перебирая документы, готовясь к урокам или негромко переговариваясь. Иногда к ним заходили учителя или другие ученики, но в целом, студенческий совет был невероятно скучным кружком по бюрократии. – Арисато-сан, – обратилась к нему Чихиро. – Ты не мог бы отнести мистеру Экоде опросник для его класса? Я… Ну… Она замялась, не зная как сказать, что боится к нему подходить. Минато молча протянул руку, и она с облегчением отдала ему стопку бумаг. – Спасибо, Арисато-сан! А еще, студенческий совет не сильно отличался от занятий бегом. Он зашёл в 2-E, убедиться что Экоды там не было, и спустился по дальней лестнице на первый этаж. Одноклассница, имя которой Минато ещё не запомнил, помахала ему, проходя мимо. Удивительно, как чаще люди стали обращать на него внимание, когда он начал обращать внимание на них. Проходя мимо лабораторий и кабинетов первого этажа, он расслышал едва различимый звук – а закрытыми дверями кабинета музыки играло пианино. Минато замедлил шаг. Замер. Мелодия, едва различимая, пыталась пробиться через шум и гам школьного дня, и казалась чётче с каждой секундой. Она лилась рекой, и течение легко подхватило Минато с собой, размывая и спутывая мысли и образы. Она казалась знакомой. Близкой. Он никогда не слышал её прежде, и она возвращала его к местам и людям, которых он не мог знать. Как под наваждением, он протянул руку к двери. – Арисато-сан! Он обернулся. Чихиро стояла едва в полуметре от него, переминаясь с ноги на ногу с выражением глубокой тревоги на лице. – П-прости, я не хотела кричать, – пролепетала она, краснея. – Ты уже передал опросник? Мистер Экода скорее всего в учительской. Я не хочу на тебя давить, но это очень важно. Помни о том, что важно, хорошо, Арисато-сан? Сглотнув, Минато кивнул. Он покосился на закрытые двери кабинета музыки. Тихо. То, что он принял за завораживающую мелодию, оказалось не более чем бессмысленным, отвлекающим гулом.– – –
В конце мая Минато вошёл в класс, уже догадываясь, что его ждёт – сплетницы у входа в школу испортили сюрприз. – Давай, представься, – неохотно сказала мисс Ториуми. Глаза новенького вперились в Минато, даже не замечая класс вокруг. – Меня зовут Рёджи Мочизуки, – сказал он, и запоздало, будто не сразу вспомнил, улыбнулся. – Рад встрече. Минато оглядел его с ног до головы, преследуемый смутным беспокойством, что что-то было не так. Какой-то изъян. Почему-то ему казалось, что этой натянутой радости не было места на лице незнакомца.– – –
– Это давно избитый сюжет, – отмахнулся от них Джунпей, отсчитывая в ладони аркадные монеты. – Он не избитый, – возразил Кенджи за соседним автоматом. – Это проверенная временем классика. – Это всё здорово, – перебил Рёджи за их спинами, – но не очень героично. Джунпей наконец закончил считать и закинул монеты сначала в свой автомат, затем Кенджи. Заиграла музыка, оба экрана загорелись. Минато облокотился на стену, чуть поодаль, наблюдая за ними. – Джунпей просто не умеет объяснять, – Кенджи раздражённо вздохнул, переключаясь между предложенными персонажами. – Герой спасает принцессу потому что он герой, не потому что она его за это поцелует. Поцелуй это, ну, чтобы у игрока была какая-нибудь мотивация. – Говори за себя, – хмыкнул Джунпей. Он почти сразу выбрал своего бойца, и теперь ждал начала раунда. – Я играю, чтобы навалять главному боссу. Рёджи широко улыбнулся ему. – Так держать, Джунпей-кун! – затем он повернулся к Кенджи. – Не ожидал, что ты такой корыстный, Томочика-кун. Кенджи, только-только нажавший кнопку “готов”, встрепенулся. Он мотнул головой в сторону Рёджи, затем к экрану, на котором начался бой, и обратно. – В этом нет ничего корыстного! – возмутился он. Он всё-таки уставился на экран, но продолжал гневно коситься на Рёджи. – Это часть истории! Дело не в том, что она целует героя, а в том что она хочет поцеловать его. Она осознаёт, через сколько трудностей он прошёл, чтобы вызволить её, и влюбляется в него. Это романтично! Минато молча наблюдал за тем, как полоса здоровья на экране Кенджи методично сокращалась, пока Джунпей, высунувший от напряжения язык, сосредоточенно бил по клавишам. – Разве этого достаточно, чтобы влюбиться? – озадаченно спросил Рёджи. – Она ведь не просила её вызволять. Так что она может даже не обрадоваться ему, и не захотеть уходить. – Получай! – воскликнул Джунпей, воинственно вскинув кулак вверх, как подобало победителю первого раунда. – Меньше чем за минуту! Его довольная ухмылка, однако, осталась незамеченной. Кенджи разражённо выдохнул, пытаясь сконцентрироваться на втором раунде. – Выйдет какая-то глупая игра, если герой проделывает весь свой путь, просто чтобы принцесса осталась в крепости, – буркнул он. Рёджи умолк, впервые за вечер не найдя что ответить. Он перевёл пристальный взгляд светлых глаз на Минато. Оживлённая аркада, набитая подростками и детьми, пестревшая ярким светом и шумом со всех сторон, резко сузилась до них двоих. – А ты как думаешь, Минато-кун? Минато моргнул, вспоминая вопрос. – Мне… – Есть! – с победным кличем Джунпей вскочил со своего сидения. – Вы это видели?! Экран его автомата гласил большими, жирными буквами: “Победа”. Минато моргнул. Рёджи радостно захлопал в ладоши, чествуя довольного собой победителя, хотя сам едва наблюдал за игрой. Кенджи закатил глаза, наконец отворачиваясь от экрана. – Чёрт с ним, – пробормотал он. – Если она не хочет выбираться, зачем ей вообще герой? Улыбка Рёджи поникла. – Наверное, – сказал он, – чтобы она знала, что у неё есть выбор. Джунпей вытаращился на них, в миг забыв о своём торжестве. – Вы до сих об этом? Ребят, тема не настолько глубокая, – он беззаботно перекинул руку через плечо Рёджи. – Давайте, хватит дурака валять! Пошли-ка лучше поиграем в чего-нибудь со световым пистолетом. Я давно не стрелял! И, не церемонясь, он потащил спотыкающегося Рёджи за собой. Кенджи, переглянувшись с Минато, вздохнул, ещё тяжелее.– – –
Крыша школы, как это часто бывает, была безлюдна. В этот раз они сидели на скамье, лицом к морю, неспокойно плещемуся вдалеке, и разделив одну пару наушников на двоих. Рёджи, закинув ногу на ногу, покачивал головой в такт песне, но взгляд его был прикован к горизонту. Его выражению не хватало той очарованности, которая переполняла его всего неделю назад. – Что думаешь? – поинтересовался он, не поворачиваясь. – О виде. Я так и не спросил тебя в прошлый раз. Взгляд Минато неспеша обвёл сиреневые волны, прибивающие к берегу пену, и темнеющее небо над ними. Он чувствовал как на коже рассеивались последние отголоски тепла уходящего солнца. В его лучах тёмные волосы Рёджи, раздуваемые остывающим ветром, казались рубиновыми, только сильнее оттеняя бледную кожу. – Красиво, – решил Минато. Улыбка Рёджи, эфемерная и крохотная, едва коснулась его глаз. – Я поразился, когда впервые увидел. Море, насколько хватает глаз! Каждая крыша, каждый холм видны отсюда, как на ладони. Но я вижу их снова и снова, и мне кажется, я начинаю понимать, почему люди слепнут к красоте, окружающей их. Ты видишь море с монорельса по дороге в школу, верно? – он подождал, пока Минато кивнёт. – Неделя за неделей, за неделей… Тебе, должно быть, давно наскучило им любоваться. – Мне нравится, – возразил Минато. Более того, этот знакомый ему до смерти вид начал нравиться ему только сейчас. – Правда? – Рёджи перевёл взгляд с горизонта на него, и Минато заметил в его глазах почти детское удивление. – Мне казалось первое впечатление самое сильное. Многие мечтают забыть о том, что им нравится, лишь бы пережить его вновь. Минато задумался, ненадолго. Рёджи бездумно и без надобности мял в руке повязанный вокруг шеи шарф. В плеере закончила играть одна песня, и начала другая. – Дело не только в первом впечатлении, – наконец сказал он тихо, тише обычно, словно сам себя боялся услышать. – Тогда, в апреле, я даже не обратил внимание на вид с монорельса. А сейчас я научился радоваться ему. Любовь к чему-то – это процесс. Как с музыкой. Он кивнул головой на соединяющий их провод наушников. – Не каждая песня нравится сразу. Иногда нужно время, а иногда – толчок, чтобы услышать её по-другому. Если тебе приелась песня или альбом, или целая группа, ещё не значит, что тебе надоела музыка в целом. Слова рвались наружу, невзирая на его волю. Почему-то он должен был сказать их. Почему-то Рёджи должен был их услышать. – Иногда, – сказал он, не в силах замолчать, – любовь остаётся, но не остаётся одинаковой. Ничто не вечно. Рёджи раскрыл рот, но с его губ не сорвалось ни звука. Он уставился на Минато с тревогой и восхищением, как ребёнок, с ужасом осознавший, насколько легко он мог сломать крылья севшей на него бабочке. – Минато? – позвал он. – Ты… Но что бы он не сказал после этого, его слова вдруг потонули в какофонии саксофона, вокала и бас гитары, сливаясь в неразличимый гул. Минато скривился, сбавляя громкость звука. – Что? Только зажёгшийся свет в глазах Рёджи померк – но не погас, – и он покачал головой. – Ничего страшного, – сказал он. – В другой раз. Он улыбнулся, грустно и с пониманием. Сумерки накрыли крышу, погружая их в тени. С порывом ветра край длинного шарфа задел пальцы Минато, и ему непреодолимо захотелось ухватиться за тонкую ткань, поймать её между пальцев. Удержаться за неё, если он не мог удержать момент.– – –
Их усилиями и его жертвой они отложили конец света, и море душ укрыло Минато собой, убаюкивая обратно в сон. Настойчивая рябь грозила его нарушить.– – –
Рёджи Мочизуки – ему нравилось это имя – рассеянно перебирал клавиши пианино в музыкальном кабинете школы Геккокан. Сегодня было новолуние, и он едва мог различить очертания инструмента в поглотившей его темноте, но его пальцам не нужен был свет. Слишком часто он играл эту мелодию. Этой ночью Рёджи был глубоко в своих мыслях. На самом деле ничего здесь не существовало. Окружающий мир растворялся в полу-небытие если память Минато не могла достоверно заполнить пробелы в событиях и пространстве. Он был не из тех, кто строил лишних догадок. Рёджи повезло, что музыкальный кабинет не требовал много фантазии – он просто существовал, такой же, как и всегда, далеко на задворках сознания, где Рёджи мог переждать скуку. Наверняка прошло уже не меньше десятилетия. Он не считал. Он надеялся, что время здесь течёт медленнее, чем для живых – ему хотелось сдержать данное им обещание до того, как остальные пополнят море душ своим личным присутствием. Но Минато был упрям. Его разум заделывал любой рубец, который Рёджи оставлял на иллюзии, попутно выталкивая его прочь. Снова и снова Минато погружал себя в сон о той короткой жизни, которая привела его сюда, переживая хорошее и плохое, не позволяя себе забыть любовь, закалившую его решимость. Рёджи знал, что не сможет её пошатнуть. Он мог лишь кружить на окраине, подбираясь ближе ровно настолько, насколько Минато доверял ему не навредить хрупкому миражу. Рёджи собирался разбить этот мираж вдребезги. Ему было жаль, честно. Минато был по-своему счастлив: Его тело было погребено под землёй, его дух прикован к смерти, но его разум жил, необременённый тяжестью взваленного на него долга. Он не страдал. Учитывая все обстоятельства, его участь была милосердна. Но Рёджи пытался оставить в прошлом времена, когда ему казалось что доброта бывает лишь в милосердии, а милосердие – в пути наименьшего сопротивления. Смерть, или, как он позже назвал себя, Фарос, был неотделим от Минато Арисато, мальчика, оказавшегося не в том месте и не в то время. Но он не был его глазами или ушами, и потому не был посвящён в тонкости его жизненного пути. Рёджи Мочизуки – человечность, зародившаяся в отброшенной человеком тени – был создан чтобы увидеть, услышать и прикоснуться к Минато ещё хоть раз. Но ему было известно ещё меньше, чем прежде. Теперь же он был постоянный наблюдатель и периодический участник истории, которую сам застал лишь кратко. Теперь он знал об испытаниях в лабиринтах Тартар, которые преодолевали храбрые, глупые люди. Он знал о Чидори, девушке, которая так осчастливила и онесчастила Джунпея. Он знал о Шинджиро, нелюдимом и мягкосердечном, и о боли, которую он оставил после себя. Он знал о холоде весенних дождей и о запахе летних цветов. И, увидев себя со стороны, он знал о вреде доброты. Рёджи Мочизуки, предвестник Падения, любил Минато, но не верил в него. Следуя пути наименьшего сопротивления, он лишь надеялся смягчить его уход из жизни. Затем, на пороге конца, Минато доказал ему, что чудеса бывают. Рёджи надеялся отплатить ему тем же, даже зная, что за чудеса была своя цена. Ночь прошла и солнце взошло над Иватодай, разгоняя мрак. С последней нотой Рёджи поднялся со своего места. Скоро начнётся новый день, новая попытка, новый шанс. Сон Минато становился беспокойным.– – –
Три события привлекли внимание Минато на выходе со станции Иватодай в следующем порядке: его плеер разрядился, свет над головой погас, и мир наполнился знакомым гулом.– – –
– Давай, представься, – сказала мисс Ториуми. Новенький обвёл класс взглядом, уделив секунду каждому лицу, и улыбнулся, устало, но искренне. – Меня зовут Рёджи Мочизуки, – сказал он. Его блуждающий взгляд остановился на Минато. – Рад встрече. Одноклассницы, взбудораженные, зашептались между собой, но Минато едва их услышал. Он смотрел в упор на Мочизуки. Это был очень странный апрель.– – –
Минато сошёл на платформе Порт-Айленда, задыхаясь от духоты в битком набитом вагоне. Щурясь от яркого солнца он спустился к проходу в переулок, где его уже ждала оголодавшая, грязная кошка, примостившаяся на углу. Она хрипло мяукнула, завидев его. Он опустился на одно колено и вытряхнул из сумки банку кошачьих консервов. Вот и всё. Элизабет должна быть довольна. Но без особой на то причины Минато остался сидеть на корточках, наблюдая. В который раз он подумал, отстранённо, что его неудобство могло стать для кого-то разницей между жизнью и смертью. Почему-то эта мысль казалась ему особенно важной. – Мне кажется, я понял, – раздался голос над ним. Минато резко поднял голову. В паре метрах от него, перед входом в маджонг клуб, сидел на перилах его одноклассник, Рёджи Мочизуки. Он беззаботно закинул ногу на ногу, совершенно не боясь, что хлипкие перила не выдержат его веса. – Зачем ты кормишь эту кошку, – вежливо уточнил он. – Я заметил, что, по-своему, делаю тоже самое. Растерянный, Минато помедлил. – Ты тоже её кормишь? Мочизуки рассмеялся, непринуждённо и мелодично. Он покачал головой. – Конечно нет, – сказал он. – Я провожу перемены с Джунпеем. Играю на пианино, когда никто не слышит. Делаю уроки, слушаю птиц. Иногда потому, что мне это нравится, а иногда потому, что мне просто нечего делать. Такие вещи приедаются, но они всё ещё часть общего целого. Часть жизни. Ты не хочешь забывать каково это – жить, верно, Минато-кун? Минато открыл рот, но не издал ни звука. Он знал что должен удивиться, должен возразить, но у него не поворачивался язык. Мочизуки с пониманием улыбнулся ему. – Это правильно, – сказал он. – Этот навык тебе ещё пригодится. Оттолкнувшись от перил он спрыгнул наземь, поднимая с асфальта пыль. Кошка, жадно уплетавшая консервы, едва повела ухом, когда Мочизуки подошёл ближе. – Я тоже не хочу забывать, – признался он, бросив на животное нежный взгляд. – Я хотел бы однажды подняться в горы и увидеть Токио с верхушки Фудзиямы. И развести в походе с друзьями костёр, и искупаться под ледяным водопадом. Я хотел бы когда-нибудь по-настоящему отпраздновать Новый Год. С глазами добрыми и грустными, он приглашающе протянул Минато руку. Сердце Минато сжалось от необъяснимой тоски. – Пойдём, Минато-кун. Я знаю одно местечко, где подают отменный айс-кофе. Минато запросто мог встать сам. Но он всё равно опёрся на предложенную ему руку, верную и надёжную.– – –
– Что ты думаешь о Мочизуки-куне? – спросила его Юкари, раскачивая свой микрофон в ритм музыке. У неё оказался хороший, но не то чтобы певчий голос. К счастью, люди ходили в караоке чтобы петь весело, а не красиво. Минато никогда прежде не пробовал караоке в компании, но Юкари предложила, а у него был свободный вечер, и теперь он немного жалел, что с ними не было Джунпея. Он бы наверняка сделал вылазку ещё веселее. Мицуру и Акихико пришлось бы уговаривать, а Фуука, скорее всего, наоборот была бы рада. Ему было интересно, какая музыка бы понравилась Айгис. Или Рёджи. Ах да. О чём они? – Ты меня вообще слушаешь? – сухо поинтересовалась Юкари. – Мм? – откликнулся Минато, не отрываясь от меню выбора песен. Юкари смерила его недовольным взглядом со своего диванчика напротив. Минато, беспечно жуя соломинку от своего лимонада, продолжил листать хиты нулевых в поисках чего-нибудь, что понравится им обоим. – Мочизуки-кун учится с нами с начала года, но все его будто только сейчас заметили. Тебе не кажется это странным? – спросила Юкари, и Минато рассеянно угукнул. Он выбирал между M-flo и GAGLE. Они оплатили комнату всего на час, а очередь песен была уже почти переполнена. – Он ничем не выделился чтобы вдруг стать таким популярным, но он как-то изменился, да? Он… не тот же человек, каким он был весной. Минато замер, и наконец поднял голову, сам не уверенный в том, что привлекло его внимание. – С другой стороны, ты тоже сильно изменился за это время… – пробормотала она, резко растеряв свою уверенность. – Ладно, забудь. Я вообще не знаю зачем о нём вспомнила. О, давай лучше поставим ABBA? Минато кивнул. Он попытался выкинуть её слова из головы, но они увязли. Он знал, Юкари не умела доверять своей интуиции, но обладала пугающе хорошим предчувствием.– – –
Минато ловко обрезал отросток и протянул его Рёджи. Тот держал его бережно в открытой ладони, не решаясь зажать стебель в пальцах. – Ты его не сломаешь, – заверил Минато. Он кивнул на заранее приготовленную банку у их ног. – Клади его в воду. Так он пустит корни. Рёджи осторожно опустил росток в банку, и накренил голову, вглядываясь так пристально, будто корни могли прорасти с секунды на секунду. Минато улыбнулся, лелея тёплое чувство в груди. – Как думаешь, – сказал Рёджи, – они нам доверяют? Неожиданно обескураженный, Минато повернулся к нему. – Они нас не видят и не слышат, – продолжил он, – пока мы режем и разрываем их на части. Думаешь, они понимают, что у нас благие намерения, что мы пытаемся помочь? Или мы для них – чужеродная сила, вопреки которой они растут? Рёджи слегка постучал пальцем по банке, едва заметно всколыхнув воду внутри. Минато ответил не сразу. Он вытянул руку к подросшему томату и ласково погладил крошечный, тонкий и хрупкий лист. – Может быть, – наконец сказал он. – Мы поливаем и удобряем их, пересаживаем, и прячем от дождя. Им знакома забота. Может, им знакомо и доверие. Он поднял голову и встретился с пронзительным взглядом светлых, синих глаз, следящих за ним слишком близко, чтобы спрятаться или укрыться. – А ты? – произнёс Рёджи едва слышно. – Если бы ты был глух и слеп, если бы тебе казалось, что я раню тебя. Ты бы доверился мне? Это не более, чем гипотетический вопрос, понимал Минато. Упражнение на фантазию. Но, всего на миг, у него от чего-то перехватило дыхание и сдавило сердце. Он с удивлением обнаружил, что уже давно знал ответ. – Да. Он слышал, видел, как Рёджи сглотнул. – Да? Робко, Рёджи протянул руку к ростку, который держал Минато, и коснулся не листа, а его ладони, невзирая на прилипшую землю и грязь. Минато подумал его кожа, должно быть, казалась Рёджи холодной, промёрзнув за вечер в ноябрьском ветре. Он не посмел пошевелиться. – Да, – прошептал он.– – –
– Никту нельзя победить, – голос Рёджи надломился раскаянием. – Её просто… нельзя. Минато почудилось, что он потерял равновесие. Что мир медленно, по чуть-чуть накренялся градус за градусом, пока не опрокинулся, обрушивая за собой всё. Рёджи с трудом смотрел им в глаза, раскаяние в каждом слове, и Минато не мог отделаться от чувства, что это так на него не похоже. Его разум помутнел. Не важно. Какая вообще разница? Он умрёт. Его одноклассник, отчаянно борющийся за будущее своего племянника, умрёт. Девочка, на которой он пообещал жениться, умрёт. Старик, решившийся доказать своей семье, что достоин их, умрёт. Не “однажды”. Через месяц. Рёджи, полный жизни и с нетерпением ждущий будущего, теперь выглядел обречённым. Как это возможно? Рёджи, который настаивал, снова и снова, что всегда был выход. Всегда был шанс. Рёджи, который… Минато покачал головой, пытаясь стряхнуть наваждение, но мысли липли, тянули его за собой. Он увяз, как мошка в смоле, вдруг заметившая вокруг себя янтарный блеск, вдруг вспомнившая, что она тонет. Но смола, под давлением, треснула. – Что?! – рявкнул Джунпей, отдергивая Минато от развернувшегося разлома в его подсознание. Он поднял взгляд на посеревшее лицо друга. – Чушь собачья! Юкари уставилась на колени, плотно сжав губы. Фуука прижала ладонь к груди, будто пыталась смягчить удар. Кен вжался в себя. Поглощающая тишина нависла над ними как декорация из далёкого прошлого. Реквизит. … Всё правильно. Всё почти так, как и должно быть, уверен Минато. Он отвернулся от разлома, но знал, чувствовал, что он не исчез.– – –
– О чём ты обычно молишься? – спросил его Рёджи. Оставив свежие суши у святилища, они расположились на скамье неподалёку, каждый – с собственными, купленными по дороге такояки в руках. Пар от их дыхания быстро терялся на морозном ветру. Минато обеспокоенно подумал, не холодно ли Рёджи в одном только шарфе. – Не знаю. Я не молюсь о чём-то конкретном. – Тогда это пустая трата суши, разве нет? – усмехнулся Рёджи, и Минато пожал плечами. Они умолкли. Минато откусил от своего шарика такояки, наблюдая как ветки качались под порывами ветра, всё святилище переливалось шелестом сухой листвы. Высоко над их головами пригнездились воробьи, прячась на верхушке облетевшего дерева. Минато, вглядываясь, запрокинул голову вверх и прядь волос упала ему на глаза. Прежде чем он успел пошевелиться, Рёджи поправил её за него. Пальцы невесомо коснулись лица. – Я никогда раньше не молился, – признался Рёджи. – Но я попробовал, в этот раз. Минато сглотнул. – О чём? С новым порывом ветра одинокий лист – жёлтый, яркий, умирающий – спланировал к ним. Рёджи протянул руку и тот, кружась, опустился в его ладонь, словно сюда и вёл его путь. Рёджи трепетно погладил тёмные прожилки и улыбнулся. – О жизни, – сказал он, поворачиваясь к Минато. Его глаза внимательны и терпеливы. – О тебе. О твоих друзьях. И о том… Разум Минато помутнел и его с головой накрыл гул, выдающий себя за ветер, листья, и пение птиц, отвлекая, переводя внимание на себя. Но в этот раз он позволил ему осесть на задворках слуха и рассеяться как пена в песке. В этот раз он хотел услышать. – … Чтобы вы снова встретились. Я буду ждать столько, сколько захочешь, Минато. Но они смертны. У них нет столько времени. Минато кивнул. Воспоминания, которые ему ещё не принадлежали, грозили всплыть, но он не стал толкать их назад, не стал отворачиваться. Они всё равно скоро рассеются вместе с гулом. Заметив его незамыленный взгляд, Рёджи замер. Минато откусил ещё такояки, глядя на то, как блестят золотые и рыжие листья под серым небом. Он проснётся скоро, но не сейчас.– – –
Уже почти ночь, и Минато волочил нога за ногу вверх по ступеням. Он немного жалел об этой идее, но знал, что пожалеет ещё сильнее, если не сделает этого. На последнем пролёте он споткнулся, но не упал – никого не было рядом, чтобы подхватить его, но, сам не зная как, он удержался на ногах. Дверь на крышу общежития была как всегда открыта. Тут не было тихо. Рядом глухо гудели трубы, а с земли доносился шум шагающих мимо людей и проезжающих машин. Где-то вдалеке лаяла стая собак. Рассмеялась компания друзей, празднующих скорое начало весенних каникул. Из окна напротив играло радио, к станции подъезжали поезда, открывались и закрывались двери. Жизнь шла своим чередом. Минато улыбнулся. Он не стал надевать наушники. Он прошёл вперёд, мимо взошедшей рассады – он посадил её, но собирать урожай теперь придётся другим, – и остановился в паре метров от края крыши. Он не рискнул подходить ближе. Вряд ли он сможет устоять, если потеряет равновесие. С облегчением он осел наземь. Общежитие было не самым высоким зданием, но Минато видел отсюда холм, за которым пряталось святилище Наганаки, и яркий свет излучаемый торговым центром Павловнией, и размытые в темноте очертания школы Геккокан. Никогда больше она не обратится в башню, никогда больше не пропадут в её недрах люди. Они были в безопасности. Его глаза слипались, невыносимо хотелось спать, но Минато продолжал смотреть как зажигались фонари, суетились на дорогах фары машин, появлялся и пропадал свет в окнах. Ритм города переливался и смешивался вместе. Сегодня был хороший день – ясный и тёплый, и его друзья вспомнили о нём. Даже те, с которыми его разделяли океаны. Будто чувствовали, что он хотел ещё раз услышать от них. Хотел знать, что им принесёт завтрашний день. В последний раз Минато смотрел, как восходит над Иватодай луна. Ему не было одиноко. Он оставлял этот мир в хороших руках.– – –
Под весенним небом Минато закрыл глаза в последний раз. Море душ приняло его обратно в свои объятия.– – –
Три события привлекли внимание Минато на выходе со станции Иватодай в следующем порядке: его плеер с грустным шипением разрядился, свет над его головой погас, и перед ним стоял юноша в ярком, жёлтом шарфе. – Минато, – позвал он. Глаза цвета летнего неба встретили глаза цвета туманного моря. Минато, не торопясь, снял наушники. У него знакомое лицо, знакомый, родной голос, эхом отражающийся от высоких стен. С жалким треском смола, до этого оберегающая сон Минато, разбилась на осколки. – Рёджи, – с улыбкой откликнулся он. И так просто гул, преследовавший его, исчез. Рёджи был рядом всё это время, вспомнил Минато. Незамеченный или забытый, он оставался подле него, даже когда его ничего не удерживало. В груди разлилось греющее, трепетное чувство. Вот только, его не должно быть рядом. Когда они виделись в последний раз, он… – Почему ты здесь? – Сразу к делу? – усмехнулся Рёджи. – Я здесь, потому что у твоих друзей просьба, которую мог передать только я. Просьба вернуться. Его друзья… Одно напоминание отозвалось тоской и радостью. Сколько бы времени не прошло за пределами этого места, они ещё живы. Они ещё помнят. – Люди больше не жаждут смерти? – спросил он, и так зная ответ. – Разумеются жаждут. Убрав руки в карманы, Минато прошёл мимо Рёджи. Нелюдимая, утопающая во мраке станция была не самым подходящим местом для разговора со старым другом. Поэтому он не торопясь спустился по лестнице наружу и ступил на ковёр в гостиной общежития. Место не менее тёмное и пустое, но хотя бы уютное. – Тогда я не могу вернуться. – Не можешь, – согласился Рёджи. – И не только потому что тебя держит долг. Ты и сам это чувствуешь. Минато кивнул. За свою роль печати, отделяющую покой Никты от зова Эребуса, он заплатил цену чуть большую, чем просто жизнь. Чем дольше он оставался на этой стороне, тем больше размывалась его человечность, растворяясь, как капля слезы в океане. Его подлинное место теперь было здесь. Рёджи обошёл его, жестом приглашая за собой, и опустился в кресло. Лунный свет, струящийся из высоких окон за его спиной, освещал его силуэт. Минато уселся на диване подле него, замечая знакомое пятно от рамена, пролитое Джунпеем, и прилипшую к обивке собачью шерсть. Они, должно быть, уже давно оставили это общежитие в прошлом. Но для Минато это всегда будет дом. – Твоё место определено, но одна сторона неотделима от другой, как тень от света. Поэтому такие как я или твоя чудесная ассистентка – Элизабет – порой находим дорогу к людям, – Рёджи убрал руку в карман и достал из него камень, чуть меньше ладони, похожий на звезду. – Это что-то вроде… пропуска. Люди загадывают желания на звёздах, верно? Это – желание твоих друзей. Минато склонил голову, с любопытством рассматривая радужные переливы звезды. В темноте она источала тусклое сияние, вроде тех детских, фосфоресцентных игрушек, которые родители порой клеят в спальню своим детям. – Ты не сможешь оставить свои цепи надолго, – продолжил Рёджи, – но многие пытались облегчить твою ношу. Их усилиями у тебя теперь есть кроха времени – каждый год, после того как Элизабет сразит Эребуса, но до того, как он восстанет, ты сможешь быть с людьми. Рёджи, на мгновение о чём-то задумавшись, рассеянно погладил камень пальцем. – Тебе знакома судьба Персефоны? – спросил он. – Она обречена каждый год возвращаться в загробный мир к своему возлюбленному среди мёртвых, и благословлена каждый год воссоединяться со своей семьёй среди живых. Рёджи протянул ему камень. – Этому благословению не хватает одного желания – твоего. Минато к нему не притронулся. Вместо этого он отвернулся, и обнаружил себя у изголовья кровати. Правда, совершенно не трагичная и даже довольно простая, была в том, что он привык к морю душ. К его бескрайней глади и спокойному штилю. К удерживающим его узам друзей, которые он когда-то сковал, чтобы они затем сковали его. К повторяющемуся, неизменному сну. Его не страшила неизвестность будущего, но он давно смирился, что его удел – остаться в прошлом. Однако… Его взгляд зацепился за полку, когда-то пустую, но однажды наполнившуюся сувенирами, безделушками и фотографиями. Сердце кольнула робкая надежда. Ему хотелось однажды спросить, что сталось с этими вещами? И что сталось с его друзьями в будущем, за которое они так боролись? У изголовья кровати покоилась музыкальная шкатулка. Он взял её в руки. Пальцы помнили каждый изгиб и угол. Что сталось с настоящей, потерявшей своих двух владельцев? – Что насчёт тебя? – Меня? – сидевший на стуле Рёджи, до этого рассматривавший полосу луны через прорезь в занавесках, моргнул. – Ты вернёшься со мной? Тишина, сдавившая их, оказалась ещё тяжелее, чем он ожидал. Рёджи отвёл глаза. Минато похолодел. – … Ты говорил, что тоже хочешь жить. – Минато, – мягко сказал Рёджи. Он улыбнулся, безрадостно. – В тебе осталось от человека больше, чем ты думаешь. Я же… Я здесь, только чтобы передать просьбу. Минато сжал до побелевших пальцев шкатулку. – Я не понимаю, – солгал он. Рёджи посмотрел на него не с укором и не с усталостью, но с состраданием. Он отвернулся обратно к луне, обрамлённой уже не оконной рамой, а тросами моста, соединяющего Иватодай и Тацуми Порт-Айленд. Моста, на котором он потерял родителей, думал, что потерял Айгис, и… – Тени существуют на грани мысли и материи, – тихо напомнил Рёджи. – Желание твоих друзей вернуло мне форму. Когда оно исполнится, я потеряю её вновь. Он сидел на невысоких перилах продуваемого ветром моста, беспечно закинув одну ногу на другую, будто его никогда не тревожила смертность, и Минато подумал, что это не честно. Рёджи потратил столько сил, просто чтобы предложить ему совершенно бессмысленный выбор. – Значит, если оно не исполнится… – Нет, – строго сказал ему Рёджи. – Не надо. Не стоит придавать моему существованию столько же значения, сколько и своему. Даже если ты задержишь мой уход ценой своего времени, рано или поздно я всё равно исчезну. Теперь Рёджи Мочизуки – не более чем эхо чужих воспоминаний. Он легко соскользнул с перил на ноги и сделал шаг, два, три, ближе к Минато. Ночной ветер беспокойно раздувал длинный шарф за его спиной, луна очерчивала его лицо, словно нимб. Рёджи вновь протянул ему камень. – Пожалуйста, – взмолил он. – Они скучают по тебе. И я знаю, ты тоже. Ты уже подарил мне достаточно своего времени. Минато сглотнул через ком в горле и отложил одинокую шкатулку в сторону. Камень оказался тёплый наощупь, сотканный целиком из надежд и желаний его друзей. Он напомнил о смехе и крепких объятьях, и ждущих его лицах. Ему хотелось извиниться за обещания, которые он не сдержал. Ему хотелось сказать им спасибо. Ему не хватало всего одного желания. Минато улыбнулся. Рёджи так долго пытался донести до него то, чего не усвоил сам. Откуда только он набрался этой до боли знакомой самоотверженности? – “Рёджи Мочизуки”, – сказал он, рассматривая блестящие вкрапления радужного камня, – это эхо воспоминаний, в том числе и твоих. Человечность не так легко потерять. Тебе просто нужно немного напомнить о ней. Минато поднял камень вверх над головой, примеряя звезду к небосклону. – Останься со мной, – это была просьба, но его голос был твёрд. – По ту сторону, и по эту. Одёрни меня, если я задержусь среди живых, и разбуди, если засну среди мёртвых. Камень сверкнул, предвкушающе. – Если их желание дало тебе форму, то моё желание её сохранит. Мы вернёмся вместе. И звезда в его хватке зажглась, ослепительно и прекрасно, затмевая мрак и освещая новый путь, как фонарь, зовущий домой. – Ты!.. – выдохнул Рёджи, но не смог продолжить. Поражённый, он схватился за край своего шарфа, наблюдая как рассеивается сияние новой звезды. Когда она померкла достаточно, чтобы знакомые тени вынырнули обратно к их ногам, они стояли на выходе со станции Иватодай. Ночь уступала первым поползновениям рассвета. Сон подходил к концу. Рёджи перевёл неверящий взгляд со звезды на Минато, борясь со спёртым дыханием, и вдруг хохотнул. Сдавленно и как-то растерянно. Звук повторился снова, и снова, и перерос в чистосердечный смех, эхом отражающийся от пустых стен. – Прости, – сказал он, когда на смену пришли полные облегчения всхлипы. – Похоже, я недооценил тебя. Снова. Минато улыбнулся, не скрывая своего счастья, и покачал головой. Он бережно поднёс руку к лицу Рёджи, и стёр грозившую сорваться с ресниц слезу. – Ничего страшного, – пообещал он. И спасибо, хотел он добавить. И я рад что ты здесь, и люди меняются, пока они живы, и этот редкий дар снова наш. Но у них ещё будет на это время. Их ждали, где-то по ту сторону смерти. Минато осторожно, нежно вложил горящую звезду в ладонь Рёджи, накрыл её своей, и с улыбкой подтолкнул их к дверям, ведущим со станции. – Веди.