Под влиянием цепей

      Музыка заполняла уши, разгоняя сердечный ритм, дым и пар проникали в легкие, наполняя мысли возможной смертью от болезни, в глаза бил навязчивый свет софитов, иногда лишая зрения, но все это не мешало артисту скользить по цепям, завораживая всю публику изящными движениями. Парень полностью доверял крепкому металлу, чувствуя приятную прохладу при каждом повороте, забывая о возможных отметинах нещадных звеньев и отдавая всего себя возбуждению в крови. Зрители? Они сменятся сотни, тысячи, сотни тысяч раз, а он будет здесь. Потому что так ему твердили мысли. Так он отпускал себя, забывал о том, что там, на земле, донимает его изо дня в день. О навязчивом конкуренте из второго отдела, с которым каждая встреча заканчивалась новым пари на следующий расчетный период.       Стоп. Зачем эти мысли о нем, когда это только его время. Но поздно останавливать их, ведь последняя восьмерка и земля ждет его возвращения. Шоу закончилось. Он наконец обратил внимание на зал клуба, на танцующую молодежь, на горящие глаза, сконцентрированные на нем, на затылки людей, в свое удовольствие выкидывающих деньги на выпивку, на те зажавшиеся по углам парочки, которым не светит ничего, кроме одной ночи по пьяному бреду. Отвратительный мир. Но именно это позволяет ему оставаться наедине с цепями.       Парень поклонился зрителям, покидая сцену. Сейчас с нее уберут его конструкцию с цепями, а он оденется в непривычно закрытую одежду, оставляя под ней фантомное ощущение металла на коже. Опрокинет традиционный шот и покинет это дурманящее заведение. И завтра его ждут бесячие карие глаза и самодовольная улыбка.       — Приветики, — донеслось с места рядом. Первое, что увидел Чуя — забинтованные руки, держащие рокс с виски. Болезненно знакомые руки в совершенно неожиданном месте. Карие глаза следили за тем, как изменяется выражение лица рыжего парня. С удовлетворенно-спокойного на раздраженно-удивленное.       — Дазай… — это была слишком неприятная встреча для такого хорошего вечера. Только спустя время Чуя понял, что тот видел. Тяжело вздохнув, он закинул в себя только что поданный шот. — Поздравляю. Жду твоих привычных шуточек, валяй. Я не в настроении.       — Не собираюсь я сегодня шутить. После такого вида — грех, так сказать. А вот… — он не продолжил фразу, глуша ее глотком виски. — Не знал, что ты увлекаешься воздушной гимнастикой.       — Ты много чего не знаешь. Повтори, — обращаясь к бармену, громко сказал Чуя, чувствуя на себе колючий взгляд соперника.       — Зато я знаю, что ты легко пьянеешь, — махнул он бармену, чтобы тот не повторял.       — Чем это я заслужил такое твое внимание, а, Дазай? И вообще, кем ты себя возомнил, чтобы решать за меня? — Чуя опять рукой показал, чтобы ему все же налили, вспылив.       — Ты просто не знаешь, сколь многие после твоего выступления готовы втихую подмешать тебе наркоту, чтобы затащить в свою постель.       — А ты знаешь?       — Да.       Повисла тишина, оглушаемая ревом музыки. На сцене уже другой артист, развлекающий пьяные взгляды, бармен в смятении все же придвигает новый шот, но два парня не отвлекаются на это движение. Это беззвучное сражение, в котором сегодня никто не выйдет победителем.       — Прекрасно. Я только рад буду провести ночь, полную наслаждения.       — Опасные слова для того, кто только что очаровывал всех на сцене.       — Да неужели? — новая порция алкоголя приятно прошлась горячим ощущением по горлу. — Неужели за все время нашего знакомства ты не осознал, насколько я рискованный человек? А еще раздражительный.       — Именно поэтому мы так легко общаемся, разве нет?       — Легко? Ты это легко называешь? Благословение, что мы не уходим после встреч все в синяках! И то, это только потому что это нарушает трудовой этикет. Я бы давно украсил это твое самодовольное лицо, — вспыхнув, он спрыгнул со стула, приближаясь и тыча пальцем в грудь раздражающего брюнета.       — Ну так укрась, — Дазай подхватил подбородок рыжего, смотря в глаза с вызовом.       — Что ты себе позволяешь?!       — То, на что имею право.       — Какое право имеешь ты, псина подзаборная?!       — Право быть очарованным тобой, — он заглушил новый всплеск гнева поцелуем, притягивая парня ближе к себе. Приятно подмечая факт ответа, Дазай с наслаждением мял столь желанные губы. Огонь между ними был всегда и не важно, каким он был: соперническим, любовным или ненавистническим. Огонь всегда остается огнем и разгорается только сильнее при малейшем толчке. Но сегодня этот толчок превзошел все лимиты, затягивая с головой в этот дурманящий порыв.       — Ты!.. М… — возмущению здесь места нет, оба это понимают, но гордость Чуи еще не усыплена и продолжает попытки напомнить о своем существовании. И ей суждено пасть под напором страсти и такого идеального сочетания их губ и языков, танцующих страстное танго.       — Тебя так развезло от двух шотов? Или от моих поцелуев?       — Ты невыносим, знаешь? — Чуя сам не знал ответа. Но знал, что хочет большего. В этот раз он сам впился в нахальные губы, которые первые перешагнули эту черту, мнимо поддерживаемую все время до этого. Но спусковой крючок уже нажат, обратного пути нет. Как и нет желания его искать.       — Знаю, — подхватив Чую под задницу, брюнет закинул того на плечо, слыша возмущенную ругань. В таком положении они покидают заведение, ловя на себе несколько удивленных взглядов, еще не покрытых дымкой опьянения. Через пару минут Чуя оказывается на переднем сиденье машины, наблюдая за галантно пристегивающим его Дазаем.       — Я и сам могу, — единственное, к чему он смог придраться, опуская наглое похищение.       — А вдруг ты сбежишь? — мягко улыбнувшись, он щелкнул замок ремня.       — Я мог сбежать еще тогда, поганец, — расхрабрившийся Чуя притянул парня за шею, целуя его.       — Ты вновь рискуешь.       — Чем?       — Быть оттраханным прямо перед клубом, в котором выступаешь.       — Дазай! — покрасневший и возмущенный Чуя порвался было встать, но ремень, реагируя на резкое движение, удержал его на месте. Ответом ему стал смех и хлопнувшая дверь.       — Мы едем ко мне, — садясь за место водителя, решил прояснить ситуацию Дазай.       — Так у нас все серьезно, — присвистнул парень.       — У нас с тобой всегда все серьезно. Спор, соглашение или отношения.       — Хоть в чем-то я с тобой согласен. Долго ехать?       — Да, ты успеешь протрезветь.       — У нас все очень серьезно, как я посмотрю, — закрыв глаза от усталости, рыжий моментально провалился в сон.       Дазай кинул взгляд на снявшего постоянную защиту парня и продолжил вести машину по знакомой трассе. Невероятно, что за все это время Чуя ни разу не узнавал его в толпе зрителей. Хотя, учитывая то, что его взгляд на сцене всегда размылен, этого стоило ожидать. Но грусть все равно кольнула сердце. Под тихое сопение любимого вождение превращается в лучшее времяпрепровождение.       Доехав до места назначения, брюнет заглушил мотор и аккуратно отстегнул ремень безопасности Чуи, давая себе слабину и заглядываясь на расслабленное лицо парня. Будить спящую красавицу — нарушение правил приличия, поэтому он вышел из машины и, открыв пассажирскую дверь, поднял рыжего на руки, стараясь не делать резких движений. Но сколько бы он ни старался, пронзительный писк на двери подъезда разбудил Чую.       — М… Дазай?       — Да? — открывая дверь и заходя внутрь, он поцеловал проснувшегося парня в лоб, встречая заминку тишины.       — Мы приехали? — мутно вспоминая события до сна, он смог восстановить цепочку.       — Как видишь, хочешь принять душ?       — Да… В клубе нет душа, а после выступления надо освежиться.       — Я помою тебя.       — Что?! — Чуя вскочил в руках как раз вовремя, чтобы отпустить его и достать ключ от входной двери.       — Я ради тебя итак сдерживался всю дорогу. Еще секунда — и душа ты не увидишь еще два часа.       — Что ты за демон-то?       — Твой личный и неповторимый, — открыв дверь, Дазай затянул парня внутрь, чтобы прижать к стене и поцеловать. Без правил приличия. Нахально, грубо и жарко, выплескивая все те чувства, что охватывали его так долго.       — Душ! — напомнил запыхавшийся от такого напора Чуя.       — Да-да, — он подхватил его под колени, закидывая на себя и впиваясь в искушающе-пухлые от поцелуя губы. Дазай радостно отмечал то, как Чуя отзывается на все его действия: отвечает в поцелуе, сминает волосы на затылке, сплетает ноги за его спиной, стонет в его рот. Мозг обоих плавится от возбуждения. Но неожиданно полившаяся холодная вода приводит парней в чувство.       — Какого черта?!       — Прости, забыл, — резко выключая воду, он ставит Чую на ноги.       — Ты еще забыл, что мы в одежде, тупица! — он начинает расстегивать пуговицы на его рубашке. Слишком мило, чтобы сдерживать улыбку. Ведь Чуя начал раздевать его, а не себя. — Чего лыбишься?       — Да так, — Дазай чмокнул свое рыжее агрессивное солнышко в нос, отдавая рубашку на его растерзание. — Брюки тоже снимешь? — ответа не последовало, но вскоре шаловливые ручки расстегнули пуговицу, а серо-голубые глаза с вызовом уткнулись в карие. Через пару мгновений на лице Чуи расплылась улыбка и он оторвал руки, делая шаг назад.       — Сам справишься, не маленький уже, — и стянул с себя водолазку.       Разочарованно вдохнув, Дазай закончил раздеваться, закидывая одежду в стирку, и направился настраивать воду, чтобы привередливый Чуя не разразился очередным возмущенным потоком слов.       — Иди сюда, — вода наконец стала приятно-теплой, и он повернулся в сторону разглядывающего его Чуи, — нравится? — парень подошел к нему и подставил руку под капли воды.       — Да, вполне. Хорошая температура.       — Я не о воде, — брюнет притянул голое тело к себе, утягивая в нежный поцелуй. — Не увиливай от ответа, Чуя.       — Разве того, что я все еще здесь, тебе недостаточно?       — Хорошо, сегодня я приму такой ответ. Но хочу услышать от тебя искреннее признание в будущем.       — Самоуверенный слишком, — отстранившись, он нашел глазами шампунь и выдавил порцию на руку, начиная пенить и наносить на волосы.       — Я же сказал, что помою тебя, — две руки легли Чуе на голову, начиная нежно массировать кожу. — Закрой глаза, — он взял душ в руки и смыл шампунь теми же массирующими движениями.       — Ты где-то учился? — млея от приятных ощущений, спросил Чуя.       — Нет, я просто хочу доставить тебе удовольствие, — душ вернулся на место, а Дазай взял мочалку и гель, начиная обтирать в меру накаченное тело, поддерживая за плечо, чтобы от расслабления парень не упал.       — У тебя получается, — ощущения были невероятно приятными. Такого блаженства он не ощущал даже во время секса, поэтому позволял Дазаю делать все, что тому заблагорассудится.       — Я вижу, — ухмыльнувшись, он провел по возбужденному члену, вырывая стон наслаждения и ловя обмякшее тело, — принцесса любит нежности? Спешу огорчить, но сначала с тебя надо смыть пену, — поцеловав парня в ухо, он поставил его на ноги.       — Искуситель.       — Кто бы говорил. Не я танцевал на цепях.       — Я эти цели не преследую, а ты делаешь это намеренно.       — Для чего же ты выступаешь? — душ в руках Дазая начал смывать пену. С плеч до стоп. Сопровождаемый горячими руками парня, которые заставляли Чую терять возможность говорить и твердо стоять.       — Для… Себя. Потому что цепи даруют мне освобождение. Я не могу ни с чем сравнить ощущение скользящего по коже металла, впивающихся в тело звеньев, рассыпающегося в движениях разума.       — Именно поэтому это неповторимо. Ты хотя бы раз задумывался, как выглядишь со стороны?       — В клубе нет зеркал. А в тренировочном зале я не использую цепи и просто отрабатываю движения, — они уже просто стояли под струями воды, наслаждаясь ощущением чужого тела, заключенного в объятиях. Мытье завершено.       — Я был на грани срыва много раз. Хотелось взбежать на сцену и задернуть кулисы, лишь бы удержать этот вид только для себя. Я много раз уходил из клуба с возбуждением, игнорируя всех пристающих дам. Много раз хотел напоить тебя и стать преступником, обвиненным в изнасиловании. Много раз я ловил себя на том, что не могу отвести от тебя взгляд даже на работе.       — Почему же сейчас?       — Потому что я слышал, как кучка извращенцев планировала подсыпать тебе наркоту.       — Так это была не шутка?..       — Нисколько. Я сам тому подтверждение, — он начал усыпать лицо Чуи поцелуями, возможно пытаясь извиниться за все мысли, которые толкали его переступить черту закона. Руки неспешно оглаживали чистое их стараниями тело. — Ты не представляешь, как много раз я был на грани, — прошептал Дазай в желанные губы, и в ответ он получил полный страсти поцелуй, срывающий все ограничители: Чуя сам запрыгнул на него, мгновенно ощущая под бедрами удерживающие его от падения сильные руки.       Ровно так же, как и вошли в душевую, они вышли из нее лишь с одним отличием: теперь парни были мокрыми. Намокшая кровать их не волновала, куда важнее были руки, шарящие по разгоряченному телу, губы, покрывающие все чувствительные места, глаза, подернутые дымкой возбуждения и смотрящие с любовью в такие же глаза напротив, рот, выстанывающий имя Дазая с только ему присущей интонацией. Особой наградой стал судорожный вздох и ощущение рук на голове, когда брюнет лизнул набухший член, находя руками смазку, предварительно вытащенную из тумбочки, и растирая ее пальцами, чтобы не было неприятных ощущений у трепетного Чуи. Парни вдвоем растворялись в тех ощущениях, что поглощали их, будто бы так и задумано было. И первый толчок сопровождался только волной наслаждения, новым поцелуем и царапинами от коротких ногтей на лопатках.       Бесчисленное количество споров, выигрышей и проигрышей, несметное множество мыслей, ни разу не озвученных даже наедине с собой, неисчислимое обилие взглядов, провожающих чужую фигуру с неясными сожалениями, — все это обратилось бурей, разразившейся между ними в этот момент. Дазай с наслаждением ловил слухом каждое слово, слетающее с любимых губ, исследовал тело в поисках все новых эрогенных зон, прикусывал мочку чувствительного уха, шептал нежности и осыпал пошлыми комплиментами отвечающего ему тем же Чую, ускорялся и замедлялся, мучая непостоянностью и доводя обоих до пика из раза в раз, падал в ощущения с головой, отдавая бразды правления рыжему. Лишь чтобы быть награжденным четырьмя желанными словами:       — Да, ты нравишься мне, — уже сонно лежа в объятиях соперника, ответил Чуя на заданный в душе вопрос. Так они и заснули: с улыбками на лицах и чувством правильности на душе. Чтобы завтра вновь ругаться о лучшем решении для компании на утреннем собрании.