***
— Сколько поступило, док? — Десять, но двое уже умерли. Капитан Хоккинз тяжело вздохнул и, гулко переставляя костыли, направился в сторону двери. Госпиталь был забит почти полностью, свободных коек не было и им приходилось складывать раненых солдат на кушетки или вообще на пол. Обычно, Юджин распоряжался, что бы постели отдавали тем, кто имеет шанс на выздоровление и возвращение на фронт, так толку от лечения было больше, но если потери будут такими и дальше, то людей придется складывать в коридоры. Оставалось перевязать совсем немного, но он уже так устал за сегодня, что готов был сесть прямо здесь. Хотелось курить, и помыться. Но Юджин лишь ополоснул руки в розовой воде и направился к следующему пациенту. У самого окна, лежал молодой человек без сознания, его правую руку загипсовали, а из-под ярко-рыжих волос, на лбу виднелся бинт. Весь в синяках и ссадинах, с выпирающими ключицами, худой словно спичка. Ни морщинки на лице, а кожа бледная-бледная, она сливалась с подушкой и одеялом. «Совсем ребенок» Юджин подошел ближе, склонился над ним, и аккуратно приподняв голову, принялся снимать бинты. Они липли и оставляли бордовые засохшие корочки на коротких рыжих волосах. Наверняка он побрился для того, чтобы носить парик. Пройдясь влажной тряпкой по всему лицу, Юджин повернул голову, чтобы осмотреть рану на виске. Черной лентой она проходила от края уха до самого подбородка, может, от нее даже останется шрам, мальчику очень повезло, что рассекло лишь кожу. Занятый делом, он и не заметил, как открылись два коричневых глаза. — Добрый день. Голос был хриплым, каждое слово очевидно давалось с трудом. — Добрый-добрый, Корсак, как самочувствие? — Неплохо, но мне бы воды. Юджин поднялся и взяв кувшин с подоконника, сделал, как и просили, помог парню выпить, а затем поставил всё на место. — Мое имя Доктор Лосс. — Обнадеживающе, для Доктора. Корсак хохотнул, но ту же закашлялся. Если бы он только знал, сколько пациентов произносили эту шутку. Юджин лишь улыбнулся и вернулся к делу. Четкими, выверенными движениями он вновь забинтовал голову и намазал синяки маслом. — У вас сотрясение, так что не рекомендую резко вставать. И рука сломана, не напрягайтесь. — Да что мне напрягаться, док? Я наоборот рад наконец-то отдохнуть. Солнце клонилось к закату и желтый свет падал прямо на лицо Корсака. Юноша улыбнулся так широко и уверенно, будто не провалялся последние три дня в коме. В душе Юджина стало тепло и светло. С этим парнем всё будет в порядке.***
Дни шли, а работы не убавлялось, еще и Корсак всё не давал покоя. Он поправлялся очень быстро и уже на второй день начал расхаживать по госпиталю, донимая Юджина не только во время обходов. Не то что бы его не радовало такое общество, всё-таки он любил разговаривать с пациентами: кто-то историю с фронта расскажет, кто-то без устали болтает о домашних. Но Корсаку, казалось, было ну совсем скучно, он задавал вопросы и сам же отвечал на них, ведя монологи, лишь бы кто-то слушал. Каждое утро, он, как по команде, выходил в коридор и дожидался прихода Юджина, караулил его и в обед и вечером. Хотя бы ради пары слов он мог простоять почти час. Но не одному доктору доставалось, он докучал и монашкам, и хирургу, и другим пациентам. В общем, спасения не было ни для кого. Конечно, были в этом и плюсы, общительный молодой человек неплохо подбадривал тех, чье положение было значительно хуже, чем у него. То и дело, во время работы Юджин слышал: «Да не расстраивайся ты, Питт, женщины на лицо почти не смотрят» «Военными шрамами отлично хвастаться! Я вот в пять лет с дерева свалился, на бедре полный кошмар, приходится говорить, что задело картечью» «Глаз – это не беда! Наденешь повязку и будешь как генерал Райдер» И людям действительно становилось лучше, теперь ему улыбались, кто-то даже рассказывал анекдоты, армейские и несмешные, но всё же. Сам Юджин поддерживать почти не умел, он говорил, то что выучил из учебников или от старших коллег, но не более. Конечно, когда у тебя нет половины лица, простое: «всё будет хорошо, не переживайте» не сработает, потому что хорошо уже не будет, как ни посмотри. Будучи бакалавром медицины, он хорошо латал тела, собирал, зашивал, лечил, но исцелять души не мог научить ни один учебник, это давалось от рождения, великолепный талант, как голос или гибкость. Может, он всё же немного завидовал. — Как дела, док? — И здесь выследил. Юджин затянул горький дым и откинулся на спинку скамьи. Сюда, за торец здания, в маленький садик почти никто никогда не ходил, это было тихое пустое место, где можно было насладиться покоем и одиночеством, где не слышались стоны умирающих, где его не беспокоил гул рабочего дня. Но теперь тут стоял Корсак, и это место больше не было тайной. — Чего же выследил? Просто гулял, смотрю, вы тут сидите, курите, думаю, ай да затяжку попрошу. Юджин усмехнулся и подозвал его сесть рядом. — Вы в курсе, что курить с чужой трубки, неприлично? — Так это там, в благовоспитанном мире, в казарме мы вообще, одну на десятерых делили. Корсак смотрел на него своими лисьими необычными глазами, будто чуть заостренными у углов. От них было тяжело отвести взгляд. Но Юджин всё же отвел, он давным-давно запретил себе так смотреть на мужчин. Теперь перед ним были лишь пациенты. Он вытер кончик трубки о передник и протянул мальчишке, тот вдохнул так, будто жил только ради этого момента. Густые клубы дыма вырвались из его рта и устремились вверх. — Как же я соскучился. — А вы не слишком юны для этого? — Мне двадцать пять. Врал, Юджин точно знал, что он врал. На вид, ему было не больше двадцати, но судя по словам капитана, совершеннолетия он всё же достиг. Хотя взгляд был зрелый, волевой. Всего лишь раз, заглянув ему в глаза, Юджин понял, что за сумасбродством прячутся страшные картины войны и смертей. Так смотреть мог лишь по-настоящему взрослый мужчина. — Кстати, док. — М? — Всё хотел у вас спросить, ваши волосы, это ведь не парик, они настоящие. Юджин рефлекторно потянулся рукой к голове и провел по своим длинным черным волосам, от природы густые и вьющиеся, они были одним из его главных достоинств. — Да, настоящие. Я считаю, глупо напяливать конский хвост на голову, когда мои собственные и так прекрасно растут. — А вы не боитесь вшей? — В париках они тоже заводятся, да только волосы можно помыть в уксусе, а парик придется выкинуть. — Умно, умно. У меня тоже были длинные волосы, а потом случилась война. — Вы и без них очень красивы. – Юджин тут же проклял свой рот за такие слова, но Корсак, будто ничего не заметив, просто выпрямил спину, закинул ногу на ногу и изобразил процесс глубокого мышления. — Да я вообще красавчик хоть куда. Они оба засмеялись. — Вы тоже очень красивы, не состригайте их пожалуйста. - Юноша на мгновение задумался, его взгляд скользнул ниже к губам. – И усы, они вам тоже идут. Он обтер трубку об рубаху и отдал обратно, а затем поспешно встал и ушел прочь из сада, оставив смущенного Юджина в искренних непонятках. Следующие дни они почти не общались, виделись лишь когда нужно было менять повязки, всё остальное время Корсака как ветром уносило. Он всё так же бесцельно шатался по госпиталю, только теперь будто избегал встречи с Юджином. И на самом деле, доктор совсем не мог понять почему, он ведь не сказал ничего странного, ну похвалил внешность, наверняка ведь многие так уже делали. Однако время шло, а Корсак продолжал скрываться от него. Эти прятки начинали надоедать. Всё изменилось в один вечер.***
Очень длинный день подошел к концу. Наконец, все дела были сделаны, и пациенты разошлись по койкам, ну, те, кто мог ходить, конечно же. Юджин зашел в свою небольшую комнату, благородно уступленную ему пастырем для «исполнения воли Божьей и помощи нуждающимся». Конечно, на келью она теперь походила слабо: бардак, расставленные книги, вещи, лежащие где попало, банки с травами и два больших таза, с разведенными в них уксусом и известкой. За то, всё было чистеньким и уютным, в маленькое окошко виднелись яблони, а свечи в специальных подсвечниках горели ярко и долго, в общем, света всегда хватало. Гораздо лучше каюты, а большего и не требовалось. Юджин скинул черный фартук в таз с известкой, а затем умыл лицо обычной водой. Он глянул в зеркало: под глазами появились синяки, а губы потрескались. Жаркий сухой климат выводил его из себя, волосы торчали в разные стороны, а кожа становилась похожей на бумагу. Как же хотелось вернуться в Англию. — Док? У приоткрытой двери стоял Корсак, все его синяки пожелтели, лицо вновь стало розовым. Он шел на поправку, и, если бы не сломанная рука, мог уезжать хоть завтра. — Отбой уже объявили. Почему вы не спите? — А вы? — Я закончил с работой, мой вечер только начинается, а вам нужно набираться сил. — Но я не устаю. Юджин повернулся к нему лицом. Немного опершись о косяк, юноша рассматривал внутреннее убранство, то и дело поглядывая на доктора. Его, немного отросшие волосы теперь спадали на глаза, делая их странную, миндалевидную форму еще выразительнее. Он смотрел вкрадчиво исподлобья, как настоящий лис, готовый вот-вот что-нибудь стащить. Воцарилось молчание. В горле так громко билось собственное сердце, что, казалось, его можно расслышать даже в другой комнате. В конце концов, Юджин скрестил руки на груди и отвернулся. — Чего вы хотите, Корсак? Зачем вы прятались от меня? — Не знаю, наверно боялся сказать какую-нибудь глупость. Войдя внутрь, ступая аккуратно, будто после каждого шага его могли спугнуть, он пересек помещение и оказался прямо напротив Юджина. — А сейчас не боитесь? Проклятый мальчишка, навязчивый и сумасбродный. — И сейчас боюсь, но вы такой… такой… - он наклонил голову и закусил губу. – такой, что я и не знаю, что думать. — Вы путаетесь в своих чувствах, юноша. Он просто не мог позволить ему переступить черту. Столько лет сдерживаться, чтобы потом сгорать лишь от перспективы прикосновения. — Так прогоните меня, скажите, чтобы я выметался и не смел показываться вам на глаза, и, клянусь, мы обо всем забудем. Здоровой рукой он взял его за подбородок. Прильнув щекой к ладони, Юджин с горечью подумал о том, что не сможет выгнать его. Мозг кричал и вопил о том, насколько это отвратительно, но всем остальным телом: кожей, руками, сердцем, он чувствовал, как сильно скучает по чужим ласкам. — Нет, пожалуйста, останься. Первый поцелуй вышел смазанным и звонким, они ударились зубами, но обоих это лишь сильнее раззадорило. Корсак трогал его везде, здоровой рукой, он проходился по бокам и бедрам, иногда упираясь в грудь, для того, чтобы перевести дыхание. Юджин и сам не отставал, стараясь не задевать больные места, он кончиками пальцев прикасался к коже и оставлял легкие поцелуи на губах и шее. — Закройте двери, не дай Бог нас кто увидит. Тяжелый засов опустился. Теперь пути назад не было. Они вновь прижались друг к другу, и Юджин начал отходить к кровати. — Садитесь, вам нельзя перенапрягаться. — Ох, спасибо что заботитесь о моем самочувствии, доктор. — Зовите меня Юджин. Он смотрел на него пьяными глазами, щеки раскраснелись. От былой болезненности не осталось и следа. — Тогда и вы зовите меня Питер. Юджин понимал, что и сам выглядит не лучше, рубаха промокла, а брюки неудобно теснили. Он сел к нему на колени, стараясь не прижиматься к сломанной руке. Аккуратно стянув рубаху, Юджин взглянул на его грудь, крепкая, с волосами медными, как на голове. — А внизу вы тоже рыжий, Питер? — Взгляните и проверьте сами, Юджин. И правда рыжий, везде. Юджин изнывал от желания, такое красивое, ладно сложенное тело, большие руки и широкие плечи. Хотелось ощущать его, трогать, брать и принимать. — А я ведь даже не пьян… Питер рассмеялся и дернул его за штаны. — Раз уж я ранен, окажите мне услугу? — Окажу. Юджин поднялся и стягивая туфли направился к одному из шкафов, оттуда он выудил баночку с травяным маслом и вернулся на место. — Это ведь та мазь, которой вы мазали мне синяки. — Это масло. Поможете? Спустя столько лет, он вновь занимается этим. Каждое движение отдавалось в нем новыми волнами мурашек, а когда место холодного масла заняла горячая плоть, Юджин подумал, что вот-вот сойдет с ума. Было больно. Настолько, что он, забыв о ранении Питера, вцепился в его плечи, ободрав их до крови. — Тшшш, всё хорошо, док. И правда, всё было настолько хорошо, что через время ему стало совсем наплевать. Он двигался, будто под метроном, получая всё большее удовольствие. Дело ведь было не в процессе, а в эмоциях. Когда он был молод, то любил говорить, что настоящее наслаждение может получить лишь тот, кто любит связь, а не органы. Ему было плевать на член, ему было плевать на руки, самой главной была их близость. Тело к телу, плоть к плоти. Каждое движение, каждая ссадина делала их ближе. И когда всё закончилось, они какое-то время тихо сидели, не двигаясь, будто стараясь поймать за хвост, ускользающую мелодию их откровения. Но всему приходит конец, и вот Юджин наконец поднялся и принялся оттирать ноги и живот. — Я не трахался уже почти год. Волосы на голове Питера взмокли, он сидел, привалившись к стене, с поднятой ногой. — Последний раз я был с мужчиной – Юджин накинул рубаху. – не знаю, наверно лет восемь назад. — Ого, это вы что-же, так усиленно грызли гранит науки? — Ну, сначала я действительно занялся учебой, потом меня чуть не повесили, потом служил во флоте, а сейчас вот здесь. Лицо парня вытянулось, он вскинул брови и недоверчиво пригляделся к нему. — Ну и жизнь у вас была, док, за что хоть повесить хотели? — Так вот за это. Юджин раскинул руки и обвел собственную полуобнаженную фигуру. — А я думал у вас в Англии все такие. — У нас? — Так я же Ирландец. Теперь пришел черед Юджина удивляться. — Да ну? Даже акцента нет. — Так папашка мой всё на вас равняется, во славу Георга готов рубашку последнюю отдать, и меня всегда учил «быть Англичанином» Забив в трубку немного табака, Юджин закурил. — А вы, я так понимаю, не разделяете патриотизма отца? — А с чего мне быть патриотом? – От протянул руку и забрал трубку. – Вы, англикашки, всю нашу землю разграбили, парней как скот согнали и на войну отправили, на передовую. – в этот момент в его глазах снова мелькнула тоска, которую Юджин заметил еще при первой их встрече. Мальчик и правда был взрослее, чем казался сначала. — Мне жаль ваших братьев – он положил руку на его колено. Несколько минут тишины показались странными. Питер насупился и смотрел в одну точку. В голове Юджина не было ни одной идеи, на что можно сметить тему, поэтому он просто подсел ближе и положил голову на плечо. — Вы всегда такой мрачный после соития? Он посмотрел на него, глаза вновь сузились, а на губах заиграла лукавая улыбка. Ну правда лис. — Не всегда, только когда вспоминаю отца. А вы всегда говорите такими забавными словами? — Я же доктор. — А скажите еще что-нибудь смешное и умное. Юджин быстро перебрал в голове несколько достаточно «забавных» слов и остановился на одной фразе. — Ut mane pinus et non aegritudines occurrent. — Пф, и что это значит? — Принимать: сосны́ по утрам и никаких болезней. После секундного молчания Питер взорвался смехом. Сейчас, для самого Юджина эта фраза была не более чем просто забавной игрой с переводом, но когда и ему было двадцать – звучало и правда смешно. — Какие хорошие рецепты, где взяли? — Придумали на втором курсе, тогда мы считали это опусом нашей медицинской мысли. Отсмеявшись, Питер вновь повернулся к нему, теперь в его взгляде снова бегали чертики, такие, какие бывают лишь у совсем молодых и любопытных. Юджин провел рукой по коротким рыжим волосам и поднял голову. — Вы такой красивый, мальчик. Мне бы хотелось, чтобы вы заглядывали сюда. Иногда. — Ну только если вы расскажете еще что-нибудь смешное. Он улыбнулся. — Обязательно.***
С того вечера, все вернулось на круги своя, лишь Питер стал еще навязчивее и теперь совсем не отлипал от Юджина. Они вместе обедали, вместе курили, вместе делали обход (осматривал пациентов Юджин, Питер лишь наблюдал), а иными ночами вместе засыпали. Жизнь стала спокойной и простой. Конечно, больных не убавлялось, и Юджин целыми днями, как блоха, перескакивал от одной койки к другой, солдаты продолжали болеть и умирать, но как же спасало, понимание того, что за твоей спиной человек, с которым можно искренне поговорить по душам, который, казалось, не унывает даже в самых жутких ситуациях. Милый Питер согревал его дни, он шутил и смеялся, стрелял своими лисьими глазами и поддерживал так, как не умел никто. Этот короткий роман будто вдохнул в него новую жизнь. Засохший в своем прошлом, где всегда пахло кровью и смертью, теперь он наслаждался солнцем и ароматом травяного масла. Но время шло, и сломанная рука постепенно зарастала. Скоро он вновь отправится на фронт, а Юджин останется здесь, в пыли и одиночестве. «А шрама на бедре нет» «В смысле?» «Ну, ты как-то сказал что упал с дерева, а теперь плетешь, что получил его на войне.» Тогда Питер наклонил голову и, будто сам принялся выискивать что-то на ноге. «Я соврал, никогда не падал с деревьев.» «Зачем же?» «А что я должен был сказать Диккенсу? Мол, извини парень, с такой рожей на тебя ни одна девушка не глянет?» «Нет, конечно нет. Хотя почему же не глянет?» «Ну вот вы бы посмотрели на мужчину, у которого пол лица снесло? Не как врач.» Тогда Юджин промолчал, и даже сейчас не дал бы точного ответа. Хоть виды увечий были его повседневностью, он просто не мог представить себе такого любовника. Всё-таки все люди в первую очередь любят глазами.***
Прошел месяц, за ним второй, вот-вот наступит пора, когда придется снять гипс с руки Питера. Всеми силами Юджин оттягивал этот момент. Ведь он и правда привязался к мальчишке. Лето сменилось осенью и теперь дождь без конца барабанил по окнам, бумажная работа шла медленно и неохотно. Юджин хотел заполнить карты больных и ответить на письма, но записывать больше одного слова в минуту не получалось, в конце концов, он бросил это дело и закурил. Раздался стук. — Юджин? — Добрый вечер, Питер, проходи. Он тихо закрыл дверь и направился к кровати. Его что-то беспокоило. Питер теребил бинты и без конца стучал носком сапога. — У меня есть к вам разговор. — Так не томи же. Юноша оглянулся, затем аккуратно сполз с кровати и уселся подле него, прислонив голову к его коленям. — Я скоро вернусь на войну. В груди стало тяжело. — Сейчас идут переговоры, может, они успеют заключить мир. — М, неа. Я уверен, еще год мы точно провоюем. — С чего же? — Они не отступят, пока не получат свое. — Ты думаешь, революции все же быть? Питер кивнул и еще сильнее прижался к его ноге. И снова молчание, липкое и неуютное. Юджин смотрел на Питера и гладил по голове, он заводил отросшие пряди за уши и рассматривал свежие шрамы. На виске, на лбу, на губе, всё лицо покрывали рубцы. — Юджин. — М? — Я знаю, что может быть, прошу слишком многого, но я должен узнать. Вы дождетесь меня? Сначала Юджин не понял, что от него хотят, но затем хихикнул и расслабленно опустился к голове. Какая-то ребяческая радость залезла в его сердце. Он звонко чмокнул Питера в макушку. — Конечно. Мы обязательно встретимся после войны. — Правда? – его глаза тоже сияли. — Безусловная правда, ты ведь отправишься в Лондон? — Ну, да. — Тогда ты сможешь найти меня вот по этому адресу. Юджин вытащил лист бумаги и понятным почерком вывел адрес. — Я буду ждать тебя прямо после войны. Возможно, я покину Америку, не дожидаясь подписей договоров. —Тогда я приеду к вам, клянусь честью, доктор! Я найду вас. Он взял его лицо в свои руки и притянул к себе, сейчас не было никого кроме них двоих и надежд на счастливое будущее. А дождь все продолжал стучать. Он лил как из ведра и когда Питер покинул госпиталь. Их последний поцелуй был со вкусом тоски. Юджин целовал его лицо, стараясь оставить как можно больше любви на коже, что бы Питер мог в любой момент прикоснуться и вспомнить как им было хорошо вместе. «Пиши мне, слышишь? А я буду писать в ответ.» «Обязательно, Юджин, обязательно.» В ту ночь он не смог заснуть, а под утро кинулся писать первое письмо. Теперь он заказывал газеты из города и во все уши слушал разговоры тех, кто приезжал с ранениями. Но опасения не оправдывались, и Юджин каждый раз благодарил Бога, когда открывал очередное письмо и видел привычное. «Мой дорогой друг, Др. Лосс» Они не могли переписываться часто из-за постоянных перемещений отряда Питера, а потому каждое письмо было на вес золота. Они рассказывали друг другу обо всем, как проходят их дни, каких людей они встречают, Юджин писал глупые шутки и заумные фразы, приводившие Питера в восторг, он же в свою очередь рисовал животных на краях бумаги и иногда подмечал как сильно скучает по его «носу», чем вызывал неловкий смех. Он тоже скучал, и не только по «носу». Но с наступлением зимы писем стало меньше, и Юджин утоп в работе. Теперь к ранениям от пуль и картечей прибавились еще и обморожения. Каждый чертов день ему приходилось отрезать конечности, однажды ему даже приснилось как в его комнате, вместо книг, стройными рядами стоят черные отрубленные ноги. Конечно же, он написал об этом Питеру, и очень просил надевать вторые чулки под сапоги.***
Метель улеглась утром и в этот же день к ним доставили пять карет с раненными, Юджин проклинал себя за то, что не удосужился надеть сапоги и шляпу и выбежал на улицу в туфлях. — Затаскивайте их внутрь, в левом крыле есть три койки. — А остальные? – солдат-здоровяк расставил руки по бокам и недовольно посмотрел на доктора. — Остальным место тоже найдем, вы их, главное занесите, а там я уж сам разберусь. До обеда они провозились с распределением, на полу стало холодно, но вариантов у них было немного, пришлось собирать по второму матрасу с монахинь и в том числе отдать свой собственный. Женщины поспят по двое, да и он не замерзнет, за то всех разложат. Когда с делом было покончено, он перешел к осмотру и тут же назначил три операции. Вокруг творился абсолютный бардак, кто-то стонал, кто-то плакал, под вечер наверняка кто-нибудь еще и умрет. Письм от Питера не было уже третью неделю, и из-за плохой погоды он совсем впал в хандру. Нужно было работать, а где набраться сил если ты и так с шести до десяти стоишь на ногах, по локоть в крови, дрожа от холода. Операция за операцией, ампутация за ампутацией, смерть на хирургическом столе, и вот Юджин сидит без сил возле камина в одной из комнат. Сестра Роза сжалилась над ним и принесла чашку глинтвейна. Не обращая внимания на проходящих мимо пациентов, Юджин привалился к теплому камню и блаженно вытянул ноги прямо в проход. — Отдыхаете, Док? — Да вот, наконец нет никаких дел. Молодой человек, лет двадцати пяти поставил рядом стул и сел напротив Юджина. — Вы очень талантливый врач, утром Ноксу ногу оттяпали, а он уже сидит и достает всех своей болтовней. Юджин усмехнулся. — Вы тоже решили скрыться? Мистер… — Робертс, я сегодня утром поступил. — А. Робертс, как ваш живот? Мужчина прижал руку к правому боку, пуля прошла навылет, но крови он потерял много. Хотя сейчас выглядел очень даже живым. — Да порядок вроде, мне же даже кишки не задело. — Вам очень повезло. — Кстати, док, а я ведь о вас слышал. Две недели назад наш отряд разминулся с пятьдесят пятой, ну и я познакомился там с мальчишкой, Корсак, кажется… — Питер. — Да! Всё-таки вы его знаете, ну вот и он всем рассказывал, как руки в битве чуть не лишился, а вы ему обратно пришили и работает теперь. Про себя Юджин усмехнулся, ну выдумщик, опять плетет всякие байки лишь бы развлечь народ. — Припоминаю что-то такое, прекрасный парень, много мне помогал. Лицо Робертса изменилось, он опустил голову и глупо уставился в камин. — Да… Жалко мне этих ребят, они там все молодые такие были, дети сущие и вот так. Сердце Юджина ушло в пятки. — П.. Простите, вы о чем? – слова давались с трудом, в горле тут же встал огромный ком, мешающий дышать. — А вы не слышали? Он рассеянно помотал головой. — Пятьдесят пятая в засаду попали, на пути к Ситтерлу, их сначала загнали в окружение, а потом расстреляли. Говорят, выжившие всё же были, но там такие страшные раны, скорее всего, они уже тоже покинули нас. Нет. Чашка выпала из рук, кажется он обжег себе ногу, но ему было плевать. Перед глазами всё поплыло, и он заставил себя закусить щеку что бы не заплакать. — Док? — Простите меня. Он тут же вскочил и направился к своей комнате. Чуть не столкнувшись с одним из пациентов, ему всё же удалось добраться до рабочего крыла, здесь не было никого кроме монахинь, да и те сейчас стояли на службе. Юджин медленно сполз по стене, из его горла вырвался нечеловеческий стон. Слезы бесконтрольно текли по щекам, всю его душу выворачивало. Питер, его милый Питер погиб. Он всхлипывал, но воздуха все не хватало. Перед глазами мелькали картинки их прошлого, рыжие волосы, лукавый взгляд, теплые руки. Чувства чувства чувства. Как мило он морщился, когда сдирал корочки с ран, как звонко он смеялся с очередной глупой шутки. Хотелось выть, лечь прямо на снег и замерзнуть. Его трясло, и он не мог встать, весь мир будто рухнул. Они ведь были знакомы всего три месяца, так почему, почему же ему так плохо. За такое короткое время он полюбил его. Втрескался как мальчишка. А потом Корсак умер. Смерть всегда была близка с Юджином и, казалось, он привык к ней. Но это было неправдой. Во тьме коридоров, он сидел почти без чувств. Слез не осталось, сил тоже. Позже он прочтет об этом в газете, и еще раз заплачет. Он узнает, что именно Питер первым заметил засаду, и именно он пытался вывести отряд из окружения, когда капитан был уже мертв. Но у него ничего не вышло. Еще позже, он снова возьмется за работу. А через год, война подойдет к концу. Маленький лис знал всё с самого начала.***
— Доктор Лосс, подождите же! — Я вам сказал, что не приму больше вашу матушку. — Но почему же? — Потому что у нее не подагра, а психоз! Ей следует посетить совсем другого специалиста. Лето в Лондоне выдалось жаркое, солнце заходило только вечером и все равно улицы плавились, вместе с людьми. Юджин поправил нашейный платок и посильнее надвинул шляпу. Он уже который день проклинал человека, придумавшего носить черные камзолы. Спина промокла, а ноги гудели от неудобных туфлей. — Прошу вас, Доктор! Ей совсем нельзя в лечебницу! Толстая потная рука схватила его за локоть, прямо в самое ухо на него полились слова и слюни. — Матушка еще не оставила завещание! Я доплачу вам, сколько попросите! Только пускай она дома лежит! Юджин вывернулся из крепкой хватки и быстрым шагом направился в сторону своего дома, проскальзывая сквозь толпу таких же потных, мучающихся господ. С конца войны прошел почти год, договора были подписаны, территории сданы, а в жизни старика-Лондона не поменялось абсолютно ничего. А еще, прошло почти два года со смерти Питера. И не было ни дня, когда бы Юджин об этом не думал. У него так никто и не появился, всё чем он жил были старые письма с подписью «П.Н.Корсак» Но жизнь так или иначе продолжалась, он вернулся домой, обустроил первый этаж своей квартиры под зал приемов, надел черный камзол и большую шляпу с гусиным пером, как и подобает врачу. И вот сейчас он мчался в ту самую квартиру, желая побыстрее скрыться от надоедливого клиента. Первый поворот, второй, перейти через мост, и вот он почти у цели, белая дверь, декоративные розы на подоконнике – труды миссис Мей, его домоуправляющей. Но на мгновение взгляд цепляется за рыжий хвост, и Юджин резко разворачивается на каблуках. Это могло быть наваждение, тепловой удар таки настиг его, или любой другой рыжий молодой человек, коих полным-полно на улицах Лондона, но Юджин все равно устремился за ним в закоулок. Он знал, что пожалеет об этом, но не мог не убедиться. — Молодой человек! Господин! Фигура остановилась, это и правда был юноша, в треуголке, его правое плечо покрывал коричневый плащ, а из-под шляпы торчал хвост. — Как ваше имя, господин? — Не подходите! О Боже. В ушах зашумело, сердце подскочило в горле и забилось галопом. Этот голос он слышал каждую ночь. Теперь он был хриплым, как будто что-то скребли об наждачку, но всё еще тот самый. — Питер? Боже, Питер! Он повернулся к нему боком, что-то явно был не так. Юджин заглянул ему в лицо и увидел на нем ужас, ни следа от былого озорства, морщины и синяки под глазами, тонкие, сжатые губы. — Не подходите! — Почему… Почему ты боишься меня? — Этого не должно было произойти, я просто хотел поглядеть на то как вы живете, вы не должны были меня видеть! — Боже, Питер! Просто объясни, что происходит! — Ничего не происходит! Вы просто меня прогоните. Он повернулся полностью, и Юджин остолбенел. Длинная медная челка закрывала правую часть лица, лица, которого теперь не было, нос был в порядке, но ни бровей, ни губ там теперь не осталось, глаз открыт, а зрачок отведен в сторону, он моргал, но будто с запозданием. Уха не было, а шея так же покрыта шрамами. Левой рукой он опирался на трость, а правой, судя по всему, лишился. — Я ужасен. Доктор сказал, что мне лучше не выходить из дома, но я все равно хотел посмотреть на вас. Простите… Чемодан выпал из рук Юджина, в два шага он преодолел расстояние между ними и прижал Питера к себе. — Ты жив! Боже, ты жив! — Что вы делаете?! — Почему же, почему ты не пришел ко мне? Его глаз заблестел и покраснел. — А вы не видите? Я калека, с трудом хожу, ничего не вижу, не слышу на одно ухо! Зачем я вам??? Юджин провел пальцами по шрамам, прикрыл его глаз. — Дурак. Да потому что я люблю тебя! Ты хоть знаешь сколько ночей я не мог уснуть, после того как ты уехал? Я так сильно молился Господу, в надежде еще хоть раз тебя увидеть. Питер отвел лицо, он все еще выглядел потерянным и расстроенным. — Я урод, вы ведь сами говорили, что внешность многое решает. В этот момент, Юджин захотел отрезать язык себе прежнему. — Может быть для кого-то, но только не для меня, я же врач, Питер. Думаешь, твои шрамы напугают меня? Он снова взял его лицо в свои руки и принялся целовать, точно так же как тогда, во время прощания. В лоб, в нос, в уголок губ, в травмированную щеку, в закрытый глаз. На губах появилась соль. Питер уткнулся носом в его плечо и разрыдался. — Я так скучал по вам, Юджин! Мне было так страшно и больно. Когда сняли бинты — хотел тут же утопиться в ближайшей реке! Я люблю вас, Юджин, и мне было так плохо, когда я понял, что мы больше не встретимся. — Тшш, тшш, все хорошо, мой мальчик, всё хорошо. Я не оставлю тебя, ты все такой же красивый, а когда мы вернем твой лукавый взгляд, станешь еще лучше. – Он вновь поцеловал его в щеку. – Пойдем ко мне, мой дорогой, я налью чаю, и ты всё-всё мне расскажешь. Немного успокоившись, Питер отстранился, он сунул трость подмышку и принял его руку. Совсем тихо, он сказал. — Зря вы лечили мне руку, её всё равно пришлось отрезать. Смех сам вылетел изо рта Юджина, ему было так легко и хорошо, рука! Всего-то рука! — Это ничего страшного, самое главное, что ты жив и теперь мы будем вместе, как и мечтали. — Как и мечтали… На его губах появилась улыбка, такая светлая, будто он и не пережил самый страшный кошмар на земле.У них впереди еще много времени.