Сбежать

Отец считал, что в доме из электроники должны находиться лишь две вещи: холодильник, в который уместится с десяток бутылок Bud Light рядом с парой замороженных пицц; и телевизор, на котором хватало цветопередачи ровно настолько, чтобы отличать мяч от голов футболистов. Дуайт не любил футбол, а потому смотрел телевизор лишь по пятницам - в эти дни Фэйрфилд-старший решал отвлечься от бытовухи и шёл в ближайший к работе бар, чтобы пить Bud Light не из жестяных банок, а фигуристого стакана, и смотреть игру на экране, где он мог даже разобрать цвет штрафной карточки. Отец возвращался домой лишь после того, как снова мог понимать, куда ставит ноги, поэтому по пятницам Дуайт щёлкал каналы в поисках чего-нибудь, кроме футбола, до самого утра, пока не засыпал на продавленном диване. Фэйрфилд-младший любил кино, и ходил на него почти каждый свой День Рождения. А каждая пятница была для него как небольшие именины, если после очередного щелчка на экране вместо пузырчатого шума мелькала картинка, достаточно интересная, чтобы подвинуть замасленный стол перед диваном и занять его место на стёртом ковре. Иногда Дуайт пододвигался к линзе почти вплотную - так сильно ему хотелось пробраться в мир, который даже без чуткой цветопередачи и с жёлтой рябью помех на лицах выглядел ярче и приятнее, чем эта комната. Казалось, что в этот мир попасть намного легче, чем просочиться сквозь чернила под твёрдую обложку. Книг у Дуайта не было. Кроме тех, со штампом городской библиотеки. Страницы испещрены надрывами и пятнами чая, корешки оставляют краску на подушечках пальцев, чужие заметки сильно отвлекают от блёклого текста. Фэйрфилду тоже хотелось оставить в истории частичку себя. Может быть, если не её герои, то другой читатель сможет услышать его голос в витиеватых, прерывистых словах. Но если бы мальчика уличили в порче книги, его семье пришлось бы платить штраф. И за это Дуайт бы дорого поплатился. Поэтому старался даже громко не дышать над страницами - чтобы не спугнуть персонажей. Ведь ему верилось, что однажды они почувствуют на себе его взгляд и пригласят спрятаться под обложкой. Когда Фэйрфилду стало недостаточно оставаться лишь наблюдателем, он сделал главным героем себя. Обратные стороны тетрадей быстро покрывались отпечатками его историй. Он вспоминал, как спас планету от кислотных лазеров захватчиков. Как разгадал головоломки каменных плит в гробницах Майя. Как по мановению его руки оживали водопады и стыли вулканы. Как он коснулся ладони альпиниста, пролетая над сточенными ветром пиками Эвереста. Как он был восхищён сюжетным крючком, который ему предоставила компания "Вершина 22". Как он был рад, что узнал о компании "Вершина 22" и надеется сотрудничать с ней и дальше. Как замечательно, что знакомые посоветовали ему компанию "Вершина 22". Как здорово, что у него, Дуайта, пока ещё есть эта работа. Что дома его ждёт телевизор с тысячами фильмов в HD-разрешении, который он включает лишь по пятницам, чтобы уснуть. Немыслимо, сколько его собственных книг украшают шкаф. Покрытые пылью, наполненные лишь словами автора, белесые, спасённые от неаккуратных нарывов и не сломанные закладками. Фэйрфилду всегда хотелось сбежать из дома. Сбежать от пьяной ругани, провальных попыток с кем-нибудь разделять интересы, от людей, нагоняющих его шутками и непониманием. Но в первую очередь - сбежать от себя. Он не понимал, что каждый шаг, сделанный в попытках раствориться, точно дым в тумане, делает его ещё ближе к себе. И к тем историям, где он, наконец, смог бы стать героем.