***
Он следовал за принцем. Как тень. Ему хотелось разделить то ужасное, непомерное бремя. Он не мог понять Бога, ему неизвестно было, за что так с ним обошлись. Несправедливо. Несправедливо было видеть столь одухотворённого, прелестно чистого и добросердечного человека, почти распятого на собственном же алтаре. И он почтительно уводил взгляд, когда принц снимал верхний плащ, пытался комкать в злости и распалено расправлял. За ним на тёплые, разогретые пепельные камни ложились верхние одежды. Затем и нижние. Его Высочество Наследный Принц очень редко позволял себе отдых. Он уплывал далеко против течения реки. Подальше от белоснежных траурных одежд, подальше от душегубной маски. Быть может, от Умина, его преданного верующего, что яростно сражался с ним на одном пепелище. Настолько преданного, что ныне это кажется жестоким сарказмом. Умину от собственных саморазрушительных мыслей становилось плохо, стыдно, паршиво. Он молча наблюдает с высокого утёса за принцем. Как тот удаляется, в конце концов скрываясь в легком молочном тумане, что утром укрывает широкую реку. Ему тревожно, он волнуется и боится. Как в те моменты, когда его вера трещит и тёмное зерно сомнения в себе прорастает, давая слабые корни. Он боится потерять его, даже в своем сознании. В следующий миг становится спокойно. Внутренний оазис жизненной энергии цветёт и благоухает, обильно зарастая белыми лотосами. Он наблюдает за принцем пока тот спит. Как ровно поднимается грудная клетка, тихое-тихое дыхание, изредка подрагивающие веки. Ему не нужен сон, как демону, существу заведомо мёртвому. Мёртвому… Слово отзывается в голове эхом, а пустота в груди сжимается в липком ужасе. Он не чувствует собственное сердце, которое немногим ранее пылко билось. При виде принца, оно должно было забиться в агонии, что вероятно разбудило бы Его Высочество. Поэтому он даже несколько благодарен такому положению, но с тем же безмерно огорчён. Раньше он уходил в другую сторону от спящего принца, ему казалось что он помешает одним своим близким присутствием. Но Боги. Он не мог. С каждым вечером он неумолимо приближался, наблюдал. Сначала от чистого любопытства и детского восторга. А после он стал замечать привлекательные черты лица, что по ночам не скрывала скверная маска, а также изгиб талии под лёгкой тканью, которая под весом придавившего его тела, нежным слоем оплетала его. Вероятно, это жутко, ужасно пугающе и если однажды Се Лянь проснется в этот момент, то прогонит Умина, если тут же не развеет его душу. С последним к слову, он смирился бы, возможно даже был бы рад. Ведь, если так подумать, это наивысшее внимание, коим его, простого солдата, мог одарить Его Высочество. И мысли об этом печалят. И с какой-то совершенно извращенной, незнакомой доселе стороны, немного возбуждали. Сабмиссивная часть мозга ликует, стоит только немного спустить поводья с шеи безграничной и неудержимой фантазии. Ему становится так гадко от самого себя, что он решает просто сбегать ночами в лес. Изредка, лишь когда сам принц не спит, он остаётся в разрушенном храме. Бывшей святыне, где не осталось ничего святого отныне. — Не уходи в этот раз. - ему совершенно очевидно, что это галлюцинации, но на этот раз он решает обернуться. К его сожалению и в то же время счастью, принц заговорил с ним (что бывает столь редко, поэтому он ценит такие моменты, настолько сильно, что на следующие пару дней они выжигаются на веках.) Сяньлэ больше ничего не сказал. Это совершенно точно не просьба, приказ. Не иначе. Принц не спрашивает его о причине, ведь это не имеет значение. Так думает Умин. Ведь даже для него это вовсе не имеет значение, а лишь проявление его слабости. — Как скажете, Ваше Высочество. — он не может выкинуть из своего речитатива это простое и сакральное сочетание слов. Бывшее божество лишь вздыхает и сдержанно прикрывает глаза. Ему стыдно говорить что-то против такого обращения вновь, ведь это в крайней степени невежливо так обращаться со своим верующим. А Умин это воспринимает совершенно иначе. Он чувствует вину. А в голове параллельно вылезают те сцены, из-за которых он и предпочитает ночевать в лесу. — Я… Скоро ухожу. Останься здесь. Отдыхай. — неужели о нём заботятся? — В-Вы уверены? — почему-то он запинается. — От меня куда больше пользы в бою. — твёрдо и уверенно договаривает Умин. Сяньлэ смотрит на него нечитаемым взглядом. Взгляд под которым невозможно находится. Не будь на Умине маски, он бы давно отвернулся, но с ней он может быть уверен, что румянец на щеках и резко ставший застенчивый взгляд будет не видно. Он стойко перенесёт этот взгляд вновь. — Это приказ. — надменный тон дополняется маской на лице. Одна половина которой улыбается, другая — плачет. — Просто оставайся здесь. В этих окрестностях. А далее послышались уходящие шаги. Стук подошвы обуви которых заглушался и удалял принца. Он оборачивается, пройдя десяток чжанов, Умин как стоял на одном месте, так и стоит.***
Он шарился по лесу, бесцельно пытаясь собирать хворост. Но ветки сами собой валились из рук. Он устал. Не физически, хотя если так подумать, его поясница трещит при подъёме корпуса, а мышцы держащие плечи тянут. Мелочи, по сравнению с тем, что он уже пережил. Ему не хватает морального отдыха. Психического. Называйте как хотите. Слишком много событий за относительно небольшой период. Много пролитой крови, не всегда виновной, трещащий лязг меча до сих пор стоит гулом в ушах. Сейчас пение птиц на ветках раскидистых деревьев кажутся музыкой, а тень их крон — роскошной беседкой. Быть может сейчас он и чувствует себя сыном солнца, что отдыхает от строгих тренировок при дворе. Как жаль, что его происхождение идёт в разрез с нынешним самоощущением и восприятием. Умин решает остановиться здесь, на этой поляне. Она усыпана в самом центре полевыми цветами, где клубятся как дым пчелы. Их жужжание не раздражает, а лишь тягуче дополняет пение. Как белый шум, совсем приятный, предшествующий сладкому полуденному сну. Как при жизни. Он разглаживает высокую струящуюся траву, а сам садится сверху на изогнутый узлом ствол дерева. Сейчас оно услужливо напоминало кресло, сделанное по заказу умельцами из столицы. Умин думал присесть, немного расслабиться, быть может глаз сомкнуть на пару быстрых мгновений. Но вовремя не уследил, как потоком его сознание унесло дальше в этот дивный лес.***
Во сне он видел храм. Нет, не тот что сейчас на холме, весь заросший и разрушенный. Другой. Строение выглядело новым, чистым и возвышенным. Словно недавно его лепнину украшали мастера. Колонны были сделаны нефритовыми. Белые, с тонкими золотыми прожилками. Табличка, висевшая над воротами, была искусно вырезана из сандала, сочного и молодого, что даже сейчас отливает смоляным глянцевым блеском. На ней было написано размашисто, каллиграфично имя божества, в честь которого он был построен. Внутри убранство было ещё более роскошным: длинные столы, на которых блестели высокие яхонтовые курильницы. Из них медленно выходил дым, тягая за собою следующие порции белого полупрозрачного эфира. Под потолком скопился некий смог, который красивым градиентом переходил в абсолютно чистый воздух. Запах сразу окутывал полностью своей цветочностью, а на подкорках сознания отражался в остринках едкости. Здесь пестрилась и переливалась роскошь во всевозможных цветах, некоторые из которых Умин видел впервые. Даже удивительно, что нечто невероятно богатое могло ему снится прямо сейчас. Была лишь одна странность: в поздний день храм был пустой. Не было ни одного верующего, даже следа пономаря он не наблюдал. Хотя он чувствовал чьё-то присутствие. От этой мысли становилось не по себе. Что было нелогично. В святой всех святых, особенно в такой величественной, что в обычное время рвалась от толп паломников, шествующих табунами к алтарю. Он поднимает взгляд, что до этого он благоговейно держал преимущественно внизу. Перед его взглядом постамент, на котором стоит высокая статуя из разных пород благородного нефрита. Высотой фигура божества примерно сто десять цуней. Быть может даже выше. Невероятной красоты изваяние сейчас смотрело на него. Он узнает в каменных чертах Наследного Принца. От этого открытия, внутри что-то оборвалось. На него нахлынули воспоминания: он помнил этот зал. Высокий, просторный, в котором всегда была тьма людей. Умин сам при жизни часто посещал его храмы, в каждом из которых искал следы божества, что однажды спасло его. Сзади послышались лёгкие шаги. По мраморному полу ступал некто невесомый, лишь тянущаяся за ним ткань тихо шелестела и отдавала своей заземленностью. Он почувствовал прикосновение к шейному позвонку, который сейчас был не скрыт густыми волосами и холодной бронёй. Тело прошибло электрической вспышкой, как молнией обдало всего. Умин оборачивается лишь, чтобы столкнуться с удручающей пустотой. Он сглатывает, немного напрягаясь. Но стоило обернуть голову в прежнее положение, как около постамента, оперевшись на него поясницей стоял он. Его Бог, сейчас выглядел великолепно, как тогда на церемонии. Одетый в шёлковые бело-золотые одеяния, на талии драгоценный позолоченный пояс, в высоком длинном хвосте виднелись тонкие иглы-заколки. На лице разве что не было той лёгкой маски, скрывающей половину лица, сейчас на нем красовалась спокойная полуулыбка и расслабленно прикрытые глаза. Глаза, которые давным-давно вскружили ему голову и продолжают очаровывать. Он совсем теряется, стоит опустить взгляд чуть ниже подбородка: его грудь излишне сильно приоткрыта, а шея и подавно раскрыта на всевидение. — Подойди ко мне, — бархатно зовёт Его Высочество. — Смелее. Он замирает и прекращает дышать. Долго мнётся, но решает сделать первые шаги. Руки сейчас сильно мешают, поэтому он решает сцепить их за спиной, словно нашкодивший ребёнок. Такая реакция только веселит божество: послышался мягкий и тёплый смешок. Шаг за шагом, он приближается и всё отчаяннее кровь в его висках стучит от нарастающего нечто. Где-то в чреве вяжется тяжёлый узел, который кажется невыносимым и неприличным, но столь блаженным, что в голове расплывается марево, плавящее остатки приличия. — Ваше Высочество? — Се Лянь. — поправляет его принц. - Называй меня по имени. От замечания становится неуютно и он машинально потирает ладонью предплечье. — С-се Ля-янь. — он завораженно смакует. Но получается несколько растянуто и неловко. Он непроизвольно цыкает на себя, слишком непривычно. Слишком интимно. Умин уже в двух шагах от Бога, а ноги перестают его держать. В тот момент он становится на колени и в молитвенном жесте склоняет голову. Он чувствует прикосновение к макушке. Ладонь перебирает чёрные как смоль локоны и быстрым движением переходит на подбородок, требовательным, но деликатным жестом поднимает его. Вынуждая взглянуть на себя. — Поднимайся, — слышит глубокий голос над собою. — не следует стоять передо мной на коленях. Как же так? Всем Богам в радость видеть своих последователей так. Верный признак того, насколько почитаем данный Бог. Умин непонимающе вглядывается в лицо Наследного Принца, пытаясь увидеть там сокровенные ответы. Но видит лишь милость, укоренившееся спокойствие и… Что-то ещё, что заставляет его вспыхивать. Под пристальный взгляд, он решается подняться на ватных и затёкших ногах. Теперь в глазах читается одобрение, а видеть это великая радость для него. Пускай разум всё ещё не согласен с утверждением принца. Сяньлэ обходит его, придерживая за плечо. Оказавшись сзади него, он снова касается того самого позвонка, окончательно убеждая Умина обернутся. А после отшатнувшись назад, облокотиться ладонями в постамент. Бёдрами он чувствует острый край, который немного болезненно впивается. — Чего ты желаешь? — знойно вопрошает Се Лянь, стоя напротив него, слегка склонив голову. — Баобэй. — Умин стал на тысячи ли ближе к своей второй смерти. Не дожидаясь ответа, божество приближается вплотную. Он вынужден совершить грех и усесться на пьедестал, отодвигаясь. До тех пор, пока его лопатки не касаются ног нефритового изваяния. Тело пробивает дрожь. Изящные, идеальные руки принца ложатся на его бёдра. Он легким движением придвигает его к себе, заодно слегка разводя напряжённые ноги в сторону. — Ваше… — строгий взгляд впился в него. — С-се Лянь. — он делает ощутимую паузу, пытаясь сформулировать свои мысли. — Вы ведь.? — Ни о чём не беспокойся. — он наклоняется и целует. Очень мягко, без напора. Простое прикосновение губ к губам и не более. Настолько невинно, что почти даже обидно. Стоило зародиться этой мысли в беспокойной голове Умина, как он чувствует смазанное прикосновение чужого языка. Он немного вздрагивает, но позволяет. Приоткрывает рот, неуверенно впуская. Поцелуй длится бесконечно долго, но вскоре он ощутил холод на губах. Умин открывает глаза и видит как принц отстраняется, переводя дыхание. Его взгляд ползёт по телу Умина и останавливается на слабо перевязанном поясе. Руки переходят с бёдер, убедившись что они не сомкнутся, на талию и спешными размашистыми движениями развязывает. Верхние одежды спадают на прохладный камень, а нижние уже стремительно стягивает Его Высочество. Он слишком резко вздыхает когда голой светлой кожи касаются божественные руки и проходятся снизу к верху, к груди. Он откидывает спадающие одежды в сторону, открывая всего Умина. Полноценный стон срывается с уст, следует принцу пройтись рукой от одного из сосков к шее: на пробу сжать горло и наблюдать за реакцией. Его грудь вздымается, а глаза перестают фокусироваться. Хотя они даже ничего не начали. — Хороший. — в подтверждение своих слов он поглаживает чувствительную шею. — Такой хорошенький. — румянец на щеках Умина стал только ярче. Слова принца его заводят сильнее всего. Вторая рука тем временем снова покоится на бедре и придвигается ближе к бугорку, за которым верующий совсем не уследил. Мимолетное прикосновение ощутилось очень сильной и хлёсткой пощёчиной — не в смысле неприятно или больно, а очень отрезвляюще. — Ваше Высочество! — а следом сладкий стон от продолжающегося прикосновения. — Вам, Вам не следует… — Почему? — он искренне вскидывает брови и ребячливо-обиженно грустит глазки. Умин не успевает сказать все свои аргументы «почему-ему-не-стоит-прикасаться-к-нему-вот-так», почувствовал как член, скованный грубой тканью штанов, стал освобождён от холщённых оков. А далее он чувствует чужую руку на плоти и задыхается. Невыносимо жарко и так хорошо. Собственные стоны смущают чуть ли не больше чем излишне откровенные действия принца. Он зажимает себе рот ладонью. Сяньлэ замечает этот крайне дерзкий жест, заносит свободную руку и мягко отводит чужую ладонь от его губ. — Я хочу слышать тебя. — что же, его желание — закон. Но это желание ему кажется невыполнимым. Принц догадывается о мыслях Умина, и в тот же миг переворачивает его ладонь к верху и накрывает его собственной. Ласково пригвождая и обездвиживая. Ритмичные движения на члене резко замедляются, а рука останавливается у основания, перед этим обводя головку большим пальцем. Несколько опечаленный стон сам собой сорвался с искусанных губ. Ему стыдно, что он смеет быть разочарованным прекращением движения, но организм требует продолжения. Он раскрывает блаженно прикрытые глаза, чтобы обнаружить принца в опасной близости от члена, скованного в руке Се Ляня. Быстрые, несдержанные поцелуи по впалому животу отзываются тихим скулежом откуда-то сверху. А затем горячие губы на влажной головке. Восхитительно и так волнующе проходятся по всей длине, размазывая выступившие капли вдоль всей открывшейся поверхности. Пальцы на ногах выламываются в судороге, а ноги плотнее сжимаются на плечах. Он уже чувствует приближение конца. Тихо взмолился, закусывая свои набухшие губы, что различать слова не представляется возможным. Всё сливается в протяжные всхлипы и несдержанные стоны. На глазах выходит влага, излишне увлажняя глаза. Катится по щекам и падает на постамент. Оставляя темные солёные следы на шершавом камне. Движения языка вновь сменились на ладонь, что теперь тягуче-медленно проходится и останавливается у основания. Снова. Он чувствует прикосновение губ на своей шее. Оставленные там поцелуи впечатываются в подсознание и пробуждают что-то невозможное и нежное. Он слышит шорох дорогих одежд. Прослеживает взгляд к рукам принца, пытаясь игнорировать своё стоячее возбуждение. Божество развязывает завязки на белоснежных штанах, немного приоткрывая низ живота. У Умина притупляется взгляд, а зрачки, казалось бы, давно расширенные, расширяются ещё больше, уже полностью поглощая радужки разных цветов. Он видит как достоинство принца прижимается к его собственному. Его Высочество Наследный Принц на пределе, как и он сам. Се Лянь взглянул на него, слегка облизнув свои припухшие губы. — Достаточно хорошо? — совершенно точно он издевается над ним, испытывая на прочность его невинность. — Вам следовало предоставить всю работу вашему последователю. — не успевая подумать ляпнул Умин, как тут же заливается пунцовой краской. Совесть не даёт ему покоя, с осознанием всего произошедшего. Наследник Сяньлэ лишь коротко рассмеялся, заливисто и легко. А после на пробу двинулся бедрами, задевая крайней плотью чужую. Он глубоко выдыхает, шумно дополняя стук своего божественного сердца. Умин завороженно засматривается, сам неловко начиная двигать бедрами. Опираясь на единственную руку, которую ещё с самого начала прижимает принц, он на пробу проводит свободной ладонью по двум возбуждениям. Преимущественно вдоль длины принца, мягко пережимая головку. На что был награждён уже несдержанным стоном. От этого его естество сжалось, а член дернулся. Продолжая плавно проводить вверх-вниз он чувствовал приближение долгожданного оргазма, который он болезненно сдерживал, желая окончить одновременно с Его Высочеством. Внезапно, он почувствовал на своей руке чужую, которая плотнее обхватила оба органа вместе с рукой и задвигала активнее. А губы прижались снова к нему, сцеловывая пошлые всхлипы обоих. Не заставил себя ждать самый интимный момент, после которого он моментально вывалился из сна. Безмерно сожалея о том, что не увидит нежного продолжения после.***
Он проснулся в сумерках. Весь измокший, с горячей испариной на лбу. Горизонт неба стал лиловым, а на поляну опустился холодный флёр голубого тумана. На травинках заблестела роса. Веки слиплись и ели как размыкаются. Он протирает глаза тыльной стороной руки, пытаясь вспомнить последние часы своего бодрствования. Рука проходится по коже, а не по тонкому белому дереву. Прикосновение ощущается привычно, но с внезапным осознание его виски взмокли от проступившего на них студёного пота. Маска. Или бинты. Их нет. Если бинты он перестал носить после своей смерти, то маска стала новой заменой им. Она скрывала возмутительное уродство и не давала окружающим на него осуждающе смотреть… Хотя, о каких окружающих идёт речь, когда его компанию последние два месяца составляют лишь мертвые тела и Его Высочество.? От мысли о Наследном Принце голова закружилась, а глаза распахнулись ещё больше. Он окончательно проснулся и больно прошёлся спиной по грубой коре дерева. Он осматривает ближайшее пространство, пытается взглядом среди зелени найти белую материю. Но терпит разочарование. Как же так… Он совершенно точно засыпал вместе с ней, лишь немного сдвинул её наверх, чтобы ветер проводил по его лицу свои нежные призрачные узоры. Хотел немного вспомнить, какого оно. Но по итогу потерял ту вещь, что ненавидел и любил. Которая нестерпимо давила на челюсть, но в то же время надежно прятала лицо в своей тени. Разочарование больно бьёт в живот, ведь без маски его уверенность в себе резко падает (не сказать что с маской он становится излишне самоуверенным, но с ней он по крайней мере не пытался, как сейчас, стыдливо прятать часть головы.) Он идёт вдоль узкой реки, что по праву можно считать лишь притоком. Полностью погружённый в свои тревожные мысли. Селезни на воде привлекают его внимание, как он подходит ближе к воде, почти заходя в неё носками обуви. Наблюдает. Как птицы черпают клювами воду и растрясывают её над собою, но стоит подняться ветру, как они улетают, оставляя за собою дрожащие круги, которые доходят до берега. Умин взглядом провожает их, пока они не коснулись песка. Тут же он замечает себя в отражение и приятно удивляется: будучи живым, на его лице не было живого места от ссадин, а около багрового глаза так и вовсе были незажившие шрамы. Сейчас его лицо было чистым и пожалуй излишне белым. Скорее даже бледным. Хотя пару самых глубоких шрамов возле глаза осталось, но даже они достаточно сильно затянулись. Вот только, румянец все еще горит на скулах. Очень контрастно, привлекает внимание почти также сильно как отличающийся яркий глаз. Он зачерпывает руками горсть воды и обдает лицо прохладой. Жар начал отпускать лицо, а вечерний аромат тины заставляет забыть тот будоражащий сон. Он закрывает «уродливую» половину лица ладонью и подмечает, что всё не так уж плохо. Главное не отнимать ладони и всё будет хорошо.***
Он долго сидел на берегу, пока окончательно небо не затянулось тьмой и на нем не появились тысячи ярких и не очень звёзд. Пустая голова сейчас ощущалась оловянной, а ноги ватными. Однако следует взять себя в руки и пойти в храм, иначе, быть может, принц будет переживать. Хотя, с какой стати… Как тут же он увидел вдалеке, на холме, где было здание, фигуру в белом. Из-за маски он не видел направление его взгляда, но почувствовал, словно скрытый взгляд всматривается в горизонт, ожидая увидеть кого-то. В груди разлилось тёплое чувство, а шаг сам собой ускорился. На подъёме в холм он почти бежал, запинаясь о каждый камешек и собственные длинные ноги. — Ваше Высочество.! — он успел соскучиться. К хорошему быстро успеваешь привыкнуть. Он вовремя успевает вспомнить о своей небольшой проблеме, поэтому тут же прикрывает глаз, когда оказывается в зоне видимости Бога. Умин теряет дар речи когда в руках Се Ляня замечает овальный предмет, так сильно схожий на его… Маску? Единственный неприкрытый глаз распахивается ещё шире, а рот застыл на полуслове. — М? — он оборачивается к нему полностью, сам будто бы только что замечая у себя в руках предмет. — Ты так долго искал это? — демонстративно он поднимает его маску, а далее… Наследный принц снимает свою, полуулыбающуюся-полуплачущую и надевает маску Умина — выражение лица которой застыло в сардонической улыбке. Ноги от такого действия подкашиваются и он почти падает. Успевает выставить ладонь и облокотиться на колонну. — Когда я шёл обратно, заметил тебя. — начал Сяньлэ, в горле у Умина пересохло, а слизистая гортани начала трескаться. — Я и до этого хотел было убедиться, но не было возможности. Прости за мои подозрения. Он немного расслабился и начал приходить в норму (хотя конец предложения оставил двусмысленный след, над истинным значением которого он задумается позже), как тут же последовал вопрос: — Что-то случилось? — Его Высочество неспешно двинулся в его сторону, успев снять все маски со своего прекрасного лица. — Ты закрываешь правый глаз. — констатирует факт. Принц успел подойти уже вплотную и уже потянулся рукой к его запястью, чтобы аккуратно отодвинуть, а Умин отшатнулся от него как от огня и залепетал: — Всё в п-порядке! — немного вскрикивает он. — В-ваше Высочество!.. Просто… Просто это моя старая привычка. — В чём её смысл? — вопросительно на него глядит принц, а руку с масками он отводит в сторону, намекая на продолжение допроса. Ему стало интересно. — Да… Как сказать… — он мнется и зажимается, — Прикрываю уродство, ведь если я не буду, то… Умин не успел договорить, как был перебит в крайне грубой форме. — Вздор. Я видел тебя без маски. — принц наклонился ближе и замер. — Убери ладонь. Его передергивает. Он умоляюще смотрит на него единственным глазом и пытается взглядом уговорить его на милость. Как жаль, что это не выходит. Губами молвит тихое «…но?» на что получает более раздражённый взгляд. Он сглатывает, а кадык замирает, и он давится. Когда он убрал ладонь, то продолжил держать глаз закрытым, из-за чего мышцы на лице немного напряжены, а второй глаз сам по инерции стремится тоже закрыться. Он мог бы сослаться на слепость, но мимика выдавала его с потрохами. Давно пора было уже выдернуть из глазницы это недоразумение. Рука Его Высочества потянулась снова к лицу, на этот раз коснувшись, воспользовавшись замешательством Умина. Он гладит большим пальцем под закрытым глазом, а потом аккуратно и мягко переходит на закрытое веко. Принц определённо точно умеет читать его мысли. Он сразу стал мягче и отбросил в сторону напор. А тон его голоса стал слабее и тише и от того Умин готов был расплакаться. — Глаз тоже. Не специально он закрывает на мгновение левый глаз. А после быстро распахивает оба. На правом уголке от напряжения накопилась слеза и готова была скатиться на руку божества, что сейчас нежно держит его за скулу и не даёт отвернуться. Се Лянь до этого стоявший со спокойным и мраморно-неподвижным выражением лица, сейчас изумился. Глаза приоткрылись шире, а брови поднялись. Линия рта распрямилась и немного разомкнулась. Умин готов провалиться под землю. После мгновений собственной храбрости, собранной метёлкой в совок с окраин сознания, его взгляд заметался. Лишь бы случайно не поймать взгляд принца, который притих. — Ваше Высочество, прошу Вас! — он молит уже вслух. Ему хочется услышать божество и одновременно желательно отключиться, чтобы ничего не слышать. Се Лянь возвращается с небес на землю и потупив взгляд снова с раздражением кидает: — Я же говорил не называть меня по титулу! — горячится он, но тут же тушуется, видя растерянность в гетерохромных глазах напротив. — Ты… Да кто тебе сказал… Где же ты углядел уродство? — он пытается подобрать слова, ведь правда — он красив. Се Лянь заметил это ещё тогда, когда он спал под деревом, в моменте когда забирал его маску. А с открытыми глазами… Однозначно точно он не встречал ранее людей с такими необычными глазами. Настоящая экзотика, которая добавляла неповторимость его облику. Прелесть. — Ты прекрасен. — заключает принц. Умин так и застыл. Ему не верилось в слова, что сейчас крутились роем в голове. Нет, нет, нет, не может быть! Как мантра в голове звучало отрицание. Не могло случиться чего-то столь… Невероятного и наяву. Должно быть, он до сих пор спит, под тем треклятым клёном. Сейчас он во мгновение проснётся, с огромным и болезненным чувством. Чувство, которое защемилось под диафрагмой. Ведь иначе быть не могло. А столь прекрасный сон всегда заканчивается на кульминации, не давая более возможности досмотреть момент. Но окончания не случилось и через пару мгновений, а чувство ладони на щеке ощущается так же ярко, как и минуту назад. Его бережно поглаживают по щеке, а рука скользит вверх на висок, задевая волосы. Перетасовывает в изящных пальцах словно ленты, угольные пряди. — Я никогда раньше не видел подобного. Даже подумать не мог, что такое бывает. — не переставал полушепотом приговаривать Его Высочество. Он не отводил взгляд, почти что жадно, рассматривал глаза верующего. Настолько в новинку ему пришлась его особенность, а общая красота не позволяла оторвать взора. — Быть может поэтому, тебе… — принц осёкся и вовремя прикусил себе язык. Такой глупый вопрос являлся совершенно неуместным. — Прости. — он щурится в жесте, собираясь убрать свою руку. — Ваше… Пожалуйста, не извиняйтесь! — он выходит из транса, будучи в него погружённым своим божеством, стоило лишь ему убрать ладонь. Он обеими руками цепляется за кисть Наследного принца, — Прошу вас.! — он взмолился вслух и готов упасть на колени. Когда смысл сказанного дошёл до Его Высочества, принц опешил, но вернул руку. В его голове играл ворох мыслей: от восхищения, до стыда. Се Лянь вспоминал всю ту грубость, что он, будучи в подавленном состоянии наговорил ему. И говорит по сей день. Но несмотря на всю резкость, этот верующий продолжал идти за ним. Более того, относился к нему как к настоящему божеству. Так, словно его никогда не низвергали. И проклятая канга сейчас не пульсирует на шее. В то время как Умин, кажется был на грани: постепенно трепетная пелена слезла с глаз, оголяя смущение. В ушах эхом лились его собственные слова, а перед глазами всё так же стоял принц. На лице, теперь полностью оголённом, которое мягко придерживал Сяньлэ, расплывался уже более густой румянец, заменяя собою мертвенную бледность. Он чувствует как горит лицо и от факта этого ещё больше робеет. Глаза сами собой отводятся от фигуры принца куда-то влево на ближайшие деревья. Мысленно договариваясь сам с собой, взвешивая все «за» и «против», он решает действовать. Переминаясь с ноги на ногу, он отнимает свои задеревеневшие руки от запястья Се Ляня, что ранее всё это время были намертво сжаты вокруг его руки. Быстро сжимает-разжимает свои ладони в кулаки и… Принц успевает лишь судорожно выдохнуть, как чувствует, что его крепко-крепко обняли за плечи. Его поднятая рука пережата между телами и начинает неприятно саднить. Умин прижимается к нему всем телом, утыкается носом в шелковистые каштановые волосы. Которые даже сейчас не потеряли блеск и лоск. Вдыхает, грудь максимально сильно расширяется, а тревога утихает. Он почти повисает на нём, всецело погружается в момент и наслаждается теплом. Настала очередь смущаться теперь Се Ляню: столь искренне и трепетно его не обнимали так давно. И людей в его жизни не было так много, которые с такой нежностью прижимались к нему. Пожалуй, он может вспомнить материнские объятия: когда та его прижимала к себе, когда он ещё был ребёнком и гладя по головке успокаивала его. На глазах встали слезы. О Боги, как он тоскует по родителям. Единственные люди, которым он был не безразличен. Те самые люди, родные, которых он погубил своей незрелостью и пагубной бестолковостью. Он не может сдержаться, чтобы не всхлипнуть и прижаться в ответ. Уткнувшись куда-то в плечо, он позволяет себе немного забыться в объятиях своего самого верного и преданного последователя. Пока обе маски, расколотые, лежат возле ног. Они как-то сами вывалились из дрожащих рук Наследного Принца.