Часть 1
31 марта 2024 г. в 22:00
Наверное, Годжо Сатору все-таки не самый лучший проводник в мир шаманов, и Юта уверен на девяносто процентов, что на каком-нибудь официальном рауте в столице оба опозорятся по полной программе. Юта — по незнанию, Годжо-сенсей — абсолютно намеренно.
Сенсей называет верхушку магического общества «противными стариканами» и уверяет, что еще чуть-чуть и они там все рассыпятся на пыль и песок — настолько вот древние.
— Ты не дрейфь, — Годжо треплет по волосам на макушке, и Юта, краснея, думает, что все-таки он ходит у Годжо в любимчиках. — Один раз я тебя уже у них отвоевал. Сейчас они и пикнуть в твою сторону не посмеют. Растешь, Юта.
Юта действительно потихоньку вытягивается вверх, учится расправлять плечи и выше держать подбородок. Его даже как-то ловили на станции метро — три старшеклассницы в темно-синей форме с матросскими воротничками и галстуками долго не решались подойти ближе, внимательно исследуя издалека гакуран с незнакомыми позолоченными пуговицами и длинный чехол с ремнем через плечо. Та, что была побойчее, невесомо тронула за рукав.
— Извините… А вы… В старшей школе же, да?
Душа у Юты тут же сиганула в пятки — Рика-чан таких вмешательств обычно не терпела.
— Просто форму такую в первый раз видим, — проговорила девочка и зыркнула на одноклассниц. Ее подружки тут же закивали. Группа поддержки.
— Я… Ну… я… в частной… школе… То есть в закрытой, — кое-как промямлил Юта и в панике залетел в первый попавшийся вагон, почти что выдернув свой рукав.
Пришлось скататься в Харадзюку.
— Ну и зря не воспользовался, — говорит Годжо. — Погулял бы с девочками.
— Так они же… ну… это самое… Не шаманы. Как я потом объяснил бы, откуда катана?!
— Школьный клуб какой-нибудь, — непринужденно отвечает сенсей, который не имеет ни малейшего понятия о том, что такое школьные клубы. — Тут уж я учить тебя не буду. Дорастешь сам.
Юта растет, хоть и расти в мире шаманов оказывается делом нелегким. Историю теперь приходится зазубривать заново, и не то чтобы там случаются какие-то успехи. Тесты он с горем пополам пишет на двадцать-тридцать баллов. Из ста.
Их стабильно оставляют на продленку переписывать заваленные контрольные. Втроем. Маки-сан, Инумаки-кун и он.
Панда перелистывает их бланки, все перечеркнутые красными чернилами, и принимает задумчивую позу, обхватив подбородок, — «позу мыслителя», как он сам ее называет.
— Как вы умудрились написать хуже, чем я? Ничего личного, но просто я же все-таки панда.
— Сама задаюсь этим вопросом, — Маки-сан подпирает рукой щеку и наводит прицел шариковой ручки прямо Панде в нос. — Давай, исчезай уже. И без тебя тошно.
Панда раздает им листы с ошибками и послушно удаляется из класса. Юта честно старается не отвлекаться. На расшнурованный кроссовок, который по-хорошему надо бы завязать обратно, на то как методично постукивает в окно ветка яблони, подхваченная ветром. Сосредоточиться на датах и родословных чрезвычайно сложно, особенно когда с тобой в запертом классе мучаются над контрольной (которую кровь из носа необходимо сдать, ну хоть на второй раз) члены сильнейших кланов. Тех самых, о которых пишут в учебнике.
Открытый вопрос на три балла просит назвать три сильнейших клана в истории. Юта покусывает кончик карандаша и старательно выводит: Годжо, Камо, Зенин.
Маки-сан делится о своем клане с неохотой, но когда все-таки рассказывает правду, Юта тут же решает для себя, что будет тренироваться еще усерднее. Чтобы хоть на чуть-чуть приблизиться к закаленному, бесстрашному сердцу Маки, и обязательно потом настучать по голове тем, кто превратил его в сталь.
Он косится на Маки. У нее, словно под гипнотическим взглядом Юты, в ту же секунду ломается грифель карандаша, Маки стискивает зубы, бурчит какое-то ругательство себе под нос и ловко, легко и бесшумно вытаскивает складной ножик из пенала и затачивает обломок карандаша заново. Из-под шпильки выбивается непослушная прядь и падает на лицо. Гладкая, черная, с зеленоватым отливом, как на крыльях майского жука. Наследие клана Зенин.
Маки чувствует на себе его взгляд, и Юта кое-как успевает снова уткнуться носом в тест. Вот так. Все-таки не спалила.
Юта дергает себя за ворот, расстегивая верхнюю пуговицу сначала на пиджаке, потом на рубашке. Отличником он никогда не был, в средней школе и вовсе оставался на второй год. Отчасти, конечно, из-за Рики.
Следующий вопрос (Юта нарочно идет сначала по простым, которые так или иначе можно додумать логически, чтобы потом уже основательно мучиться над ненавистными датами) требует назвать одну из древнейших родовых техник, сохранившихся в применении и до наших дней, и описать принцип работы. На выбор студента. У Юты есть только один вариант из возможных. Дзюгон. Проклятая речь.
В программе на первый год лекционных часов по истории не так уж и много, предмет Юте дается со скрежетом зубов, но отчего-то прошлое и настоящее влиятельных кланов, темное, страшное, скрытое за пологом секретности, иногда завораживает до мурашек. Юта, как и полагается, ходил в детский сад, в началку, средние классы; чуть было не пропустил год из-за пневмонии в четвертом классе, и завалил письменный английский в седьмом. Дважды попадал в десятку лидеров на соревнованиях по легкой атлетике. Даже пробовал записаться в кружок… Разумеется, до того, как голова Рики разбилась об асфальт.
У Маки-сан и Инумаки-куна, конечно же, было не так — детство где-то за крепостными стенами загородных усадеб в традиционном стиле, построенных, наверное, тоже столетия назад. Со всеми этими резными пагодами и персональными храмами на каждый праздник. Время там текло медленно, а, может быть, и вовсе стекленело намертво. Юте хотелось узнать подробнее, на мгновение нырнуть с головой. Осторожно отодвинуть завесу. Все-таки мало ли что там напишут в учебниках. Каково это на самом деле — быть ребенком, с рождения закованным в обязательства клана?
Маки подрывается с места первая, с силой припечатывая свою работу на учительский стол.
— Перепроверь лучше, Маки-сан, — искренне советует Юта. Маки невероятна во многих вещах, но все же стоит быть честным: у них троих есть все шансы с треском провалиться на предстоящих экзаменах.
— Обойдусь без подсказок, — осаживает его Маки. — Давайте быстрее тоже. Жду на площадке.
Маки уходит, оставляя их вдвоем на пустой кабинет: Юта и Инумаки. Часы на стене исправно отсчитывают время, и Юта понимает, что эту попытку он тоже испортит. Все-таки бланк пустует больше, чем наполовину.
Не отвлекаться Юте сложно. И сложно не засматриваться на Инумаки-куна, который в этом историческом антураже Юте кажется тоже каким-нибудь принцем в изгнании — с его аккуратными тонкими запястьями и светлой кожей. Наследник клана Инумаки — на языке у Гето Сугуру это звучит как-то по-чужому, странно-возвышенно, и вместе с тем бесконечно язвительно. Наследник клана Инумаки, Инумаки-кун или просто Тоге, как зовут его Маки, Панда и Годжо, и как по-прежнему стесняется называть его Юта, остается в какой-то мере самой большой загадкой Токийского технического, уступая лишь отстраненным от занятий второгодкам.
Инумаки-кун, никогда не рассказывая о себе и не давая никому даже намеков на собственное прошлое, медленно, но верно становится на позицию лучшего друга. Отчасти потому что они единственные мальчишки в классе (юноши, как говорит Годжо), отчасти потому что вдвоем с тихим и внимательным Инумаки-куном как-то спокойнее. Не так страшно брать миссии на проклятия полупервого и первого уровня и не так страшно марафонить хорроры с выключенным светом.
Инумаки спокойно корябает что-то у себя в листке, опустив ресницы — длинные и слишком уж по-неправильному темные для кого-то с такими светлыми волосами. Юта знает, что Инумаки-кун на деле проницательный и очень-очень умный. Намного умнее его. Явно мог бы писать тесты на высший балл, если бы был хоть немного усерднее. И оценки в семестре были бы получше, если бы не просыпал так часто. Парта рядом с Ютой по утрам уже традиционно оставалась пустой.
Такой вот он. Расслабленный на уроках и сосредоточенный в бою. Наследник сильного клана с красивыми тонкими пальцами.
Юта наугад ставит крестики в тестовых вопросах и как-то сам собой возвращается к заданию про описание наследственной техники. В линовку задания тщательно вписывается портрет шамана, использующего проклятую речь. И нет, ничуть не списан с Инумаки-куна, который вот тут вот за соседней партой даже не подозревает, что Юта, увлеченно грызя карандаш, старательно пишет о печатях змеиных глаз. Чтобы не сдавать опять совсем уж пустой листок. Сильная, сложная техника. Юта помнит, как горчит во рту вкус скопированных проклятых слов. Сильная техника и самое страшное проклятие для ребенка, рожденного в неволе клана.
Инумаки-кун тоже встает из-за парты, и Юта вздрагивает. Ну снова он в хвосте. Что ж такое-то. И дергается во второй раз, но уже от мягкого толчка костяшками в плечо. Инумаки-кун медленно приучает к дружбе, какой-то очень-очень нежной и сокровенной с этими легкими касаниями, требовательными просьбами отбить в ответ кулак или ладонь, изобретенными тайными приветствиями и случайными переплетениями рук. Вот так.
— Тунец, — говорит Инумаки, во взгляде у него что-то искрится, озорное, доброе, наверное, но все равно не разберешь, то ли решил подбодрить, то ли наоборот дразнится: ну ты и дурачье, конечно, Юта, столько сидеть над тестом. Второй раз тот же вариант решаем!
Инумаки сдает работу, и Юта неожиданно-запальчиво восклицает в спину:
— Я догоню! Почти дописал уже.
Вранье и вранье очень наглое: лист все еще наполовину пуст. Ну, или наполовину прорешан — Юта мало-помалу учится быть еще и оптимистом.
Маленький свернутый в несколько раз листок на краешке парты он замечает не сразу. Потом вдруг осознает, кладет на ладонь и бережно разворачивает.
И когда только успел сделать? На крошечном квадрате бумаги аккуратно втиснут полный набор ответов. Точнейшая, идеально сработанная шпора от его персонального проклятого принца. И в уголке мелким почерком — «Поднажми, Юта!»