***
— Парадокс. Зачем регламентировать то, что и так течёт лучше некуда? — открыто негодует Вальт, небрежно откладывая тошнотворную книгу в сторону, хотя желание выбросить ее было куда больше. После чего пронзительный взгляд бросается, как дикий зверь, на обеспокоенного Рантаро. Очевидно, пиздецки очевидно, что сегодняшний день с превысоким удовольствием ненавидит ни в чем не повинного Луи, который всего-то терроризирует весь институт и которого боятся, как огня. Никому не в лаф обжечься этим чересчур горячим парнем, вместо языка у которого заточенная катана. Но знаете, что ещё очевиднее? Его ненавидит жизнь, судьба, матрица, планета, Вселенная, всё измерение. Определённо, его ненавидят всё и все. Только этим можно объяснить резкое изменение амплитуды в его жизни, круто повернувшейся на 180°. Если зрение и остальные органы чувств его не подводят, то... Это Вальт?! Жизнь его где-то знатно наебала и собирается отправить к чертям в ад вариться там в кипящем котле. Да, блять! Он готов даже на такие крайности, лишь бы это оказалось треклятым кошмаром. Он согласится ползти по кишащему змеями болоту, хоть аллигаторами, чем видеть такого крышесносного, горячего... Блять. Еще тупейшего Вальта. Да, именно так! Черти голову сломают, прежде чем найдут хоть одну схожесть. Вот и он ищет. Провалился с сотой попытки и теперь тонет без шансов на спасение. К этому жизнь его не готовила. Да эта сучка даже не намекала! Да тут же даже никакая подготовка не поможет, разве что пуля в лоб, чтобы больше не думать и не глазеть так жадно, как хищник, словно на водопой в муторную засуху... Мать твою, Луи, перестань так глазеть. Может ручкой в сердце? И то вряд ли. Казалось, перед этими карими глазами, манящими, словно магическими силами, невозможно было устоять, даже сохранять равновесие сидя казалось непосильной задачкой. Вальт был настоящим сотворением привлекательности в чистом виде. И от этого сносило голову, пересыхало в горле, и разум непростительно уходил за кулисы. Ну, знаете, когда откуда ни возьмись появляется человек, которого не было в твоём поле зрения два года, так ещё круто изменившегося до полнейшей неузнаваемости, словно того человека из прошлого и в помине не было. Прошлое казалось галлюцинацией безумца, сбежавшего из психиатрической клиники. Именно сейчас Луи жалеет, что в их мире до сих пор не создали машину времени. Метнулся в прошлое, сбил бы Вальта грузовиком, несколько раз отдубасил бы по непозволительно красивой роже и с кристаллически чистой душой вернулся бы себе обратно. Никаких тебе проблем. Никаких соблазнительных карих глаз. Никакого бархатного голоса, щекочущего слух, словно морским шёпотом. Никаких странных снов, от которых в штанах становится нереально тесно. — Обороты сбавь, дружище, — шипит Рантаро, эмоционально жестикулируя руками на пылкие речи друга. Обходит несколько парт и с тяжким вздохом плюхается на деревянный стул. Глубоко вдохнув выносит приговор: — Расслабься, а то натравлю на тебя Графа. На спине черной классической куртки с золотыми узорами в виде змеи и иероглифов, перекинутой через плечо как плащ, видны следы язычков полыхающего огня. Темно-красная оверсайз футболка с загадочной вышивкой сочетается с шортами до колен, открывая вид на сильные ноги парня. Светлые волосы, уложенные Вакией в пампадур, оправдываясь тем, что так он хоть на опрятного человека будет похож, а не на сбежавшую с циркового выступления обезьянку. — Расслабься? — саркастичное удовольствие проскальзывает на бледном, как смерть, лице, а розовые пухлые губы растягиваются в несвойственной для Вальта ухмылке. Варварской. Обжигающе беспристрастной. — Да я вообще не напрягаюсь. Луи откровенно балдеет. Но в ту же секунду трясет головой, отгоняя до боли навязчивые, нисколечко не приличные мыслишки. Дохлый номер. Разозленный Рантаро достает белоснежный бумажный веер и агрессивно машет им прямо на Вальта в скромной милигигантской надежде отправить друга за пределы космоса или отдать Графу, будущему психологу, который отменно покажет кузькину мать. На собеседовании с серийным убийцей с нарциссическими наклонностями Граф показал, кто в курятнике петух. С того дня серийник откровенно замкнулся, а парня чуть не выпороли в первый же день, но главврач посчитал его талантищем. Карьера Графа началась с его известного умения «выводить людей из себя за считанные секунды». Никто не решался рисковать, все верили в это безоговорочно, как во что-то святейшее. Однако Рантаро проиграл в карты Фри, у которого было чернейшее чувство юмора, не знающее пощады. Именно так стало зарождаться что-то похожее на дружбу между Рантаро и Графом, хотя информация об этом странном человеке была крайне ограниченной — Рантаро узнал лишь его имя. А вот сам Граф досконально узнал всю биографию Рантаро. Рантаро был поражен тем, как легко Граф умудрялся заставить его смеяться даже в самых неловких ситуациях. И хотя Граф был загадочной личностью, Рантаро чувствовал, что между ними возникает особая связь. Граф, кажется, знал о мире и людях что-то большее, чем обычный среднестатистический человек. И многие оставались под впечатлением после встречи с ним. Он был каким-то загадочным магом, способным проникнуть в самые глубины человеческой души. Рантаро часто задавал Графу вопросы, пытаясь раскрыть его сущность, но каждый раз получал только загадочные ответы и многозначительные улыбки в ответ. Рантаро был, честно сказать, в ахуе тем, как легко и непосредственно Граф общался с людьми, вызывал будто по мановению волшебной палочки улыбки и смех. — Вальт, — успокаивающе зовёт Куренай, выглядя озабоченнее обыденного. В ответ послышалось тихое: «Что?». И Шу, не собираясь тратить время и шальные нервишки друга зря, выпалил: — Зачем ты выпил ибуклин? У тебя что, температура? Сиренево-розовая рубашка с короткими рукавами и черно-красный галстук в полоску, и в комплект к этому яркому образу длинные смоляные брюки. Красиво уложенным, белоснежным, словно никем не тронутый снег утром ранним, волосам Куреная могли бы позавидовать большинство модельных агентств. Стройное, словно скульптурно высеченное самим Антонио Канова тело только задавало жару, интенсивно подбрасывало дров в огонь. «Откуда только белобрысому известно обо всем, что происходит с Вальтом? Ебаный сталкер», — задыхаясь от злости, думает Луи, шестерёнки в его голове крутятся, как диснеевская карусель. — Нет. Но может подняться, — толерантно поправил его Вальт. Твердая уверенность, что Луи сейчас в каком-то ирреальном мире растёт с каждой секундной при разглядывании каждого участка тела парня. То с каким вызовом Вальт смотрел на Луи, выводило из привычной колеи и просто доводило до ручки – до полного нервного истощения. — Не могу видеть страдающего поэта, — снимая пиджак и не переставая махать учебником, чтобы поумерить воздействие жары, Дайго томно вздыхает. — Не ломай комедию, — шепчет Фри, предпочитая больше оставаться в повседневной нейтральности и, прежде всего, в тени. Утонув в задумьях, он удобно подпёр рукой подбородок и устремил на стену жуткий немигающий взор. Внутри накрепко укоренилось чувство, что Фри вообще по барабану на изменения в Вальте, или же он всё знал и молчал, как партизан. Дайго был склонен ко второму варианту. Во-первых, Фри, как пиявка, т. е. прицепится так, что потом не оттащить никакими плоскогубцами. Во-вторых, он настолько привязался к Вальту, что возникает предчувствие, словно он, бросив все дела, первым рейсом полетел к нему погостить. «— Если бы не Кристина, он бы стал ежеминутным гостем Вальта», — думает Дайго, усаживаясь на угол парты, невесело подпёр рукой подбородок, и тёмные глаза его печально заморгали. — Ты чего такой сконфуженный? Молния в голову ударила? — насмехается. — Или ты за два года успел стать никчёмным нытиком? — едко ухмыльнулся Луи, откинувшись назад на стуле, придерживая при этом парту руками. С какой бы самоуверенностью это ни было сказано, внутри он сгорал ярым пламенем. Тушить. Тушить. Срочно, детка, надо потушить пламенеющее сердце, готовое вот-вот истлеть дотла и оставить после себя сизый пепел. Где огнетушитель? Да вот только некому. — Да, молния под названием «Луи», — голос Вальта звучал так, словно он, немедля ни секунды, кастрирует Луи прямо здесь и сейчас. Ширасаги невольно поморщился от тона парня, ещё сильнее откинувшись на стуле. Аметистовые глаза снайперской точностью терроризировали лицо Вальта, который, в свою очередь, был на начальной стадии довести Луи до белого каления. Сейчас его болтовня раздражает Луи до скрежета идеально белых зубов. Вальт убрал небрежным жестом волосы с лица, и Луи, как обычно, завис, потерявшись во времени. В прошлом Луи так же имел интерес и изредка залипал на Вальта, но именно сейчас он, без возможности выбраться из полыхающего огня чувств, сходил с ума. На сегодняшний день он имел сразу несколько рефлекторных возбудителей: самые простые жесты и нелепые слова Вальта нравились и считались неким творением искусства. Стоило нахмурить лоб или закатить глазки, он таял, усерднее обычного кусал губы. Едва он надувал обиженные губки, и Луи швыряло в холодный пот. А его звонкий смех принуждал хладнокровное сердце Белого Тирана биться в бешеном ритме, зато дышать он просто забывал. Или считал ненужным, когда есть Вальт. Диагноз: неизлечимо влюблен. — Я у тебя настолько прочно засел в голове, что ноешь, как девчонка? — многозначительно хмыкает Луи, но отчего-то сердце забилось сильнее: от осознания, что это так и есть. Второй вариант к рассмотрению не подлежит. Остальные тоже. Смотря на Луи в упор, Вальт попытался осознать, насколько опрометчиво будет проехаться стулом по его лицу. Но подоспевший Куренай взглядом усмирил грешное желание друга, снисходительно похлопав его по плечу. Луи захотелось сломать его руку. Сразу обе. Чтобы подавно не было. Вальт, словно прочитав эмоции на лице парня, ухмыльнулся и, развернувшись, уткнул голову в плечо Шу, который только потрепал и без того растрёпанные волосы. Теперь захотелось сломать всего Куреная. Блять. Вздох. Выдох. Спокойствие. Досчитать до тринадцати. — Представь, жить без тебя не могу, — Вальт обдал его мрачным, но красноречивым взглядом, язвительно хмыкнув. Он причесывал лохматые белоснежные волосы Куреная, словно играя с ними. Он делал это, не сводя взгляда с ревнивых аметистовых глаз, готовых сжечь здесь все дотла. Слишком поздно до него дошло, что он только что совершил немыслимое – бросил вызов Вальту с легендарной репутацией ловеласа и сердцееда. Парню, о котором девицы говорят только с восторгом и благоговением. Десять. Одиннадцать. Двенадцать. Четырнадцать. Луи, включай мозги, которыми ты так славишься, ты же не неандерталец. Тринадцать. Ты еще таблицу умножения перескажи. — Не представляешь, я только сейчас о тебе вспомнил,— огрызнулся Луи, смерив парней ненавистным взглядом в ответ. Внутри всё кипело, как молоко, оставленное без просмотра. Вальт в удовлетворении слушал осевший тембр голоса Луи. Как же ему нравится выводить Белого Тирана из себя. Сука, да это ж становиться зависимостью. Повседневным ритуалом. — Но это неважно. Скоро забуду, — повторил Луи ядовитым тоном. — Вальту не до тебя было, — чуть приподнявшись на локтях, вмешивается Фри, как небывалый мастер, подкидывая дрова в разгорающийся костёр. — Отрывался так, что уж точно не до нас было. Усмехаясь, красноречиво подмигивает Вальту, который, прикрыв рот ладонью, засмеялся. На левой руке у него длинная перчатка без пальцев, застегнутая коричневым поясом с золотой пряжкой, что очень привлекало внимание. Светлый цвет лица и взъерошенные светлые волосы с красной прядью и незаинтересованный ни в чем вид — Фри, как обычно, в своем репертуаре, и больше ему ничего не надо. Его глаза обрамлены темно-серыми кольцами, их зрачки едва заметны. Порой кажется, будто их совсем нет, но если приглядеться и подойти очень близко, то можно, подобно магниту, утонуть в них. Только не стоит замирать в этом положении надолго — он может устроить что-то довольно необычное. На нем красовались: свободная желтая майка, светло-коричневые шаровары с коричневым ремнем и золотой пряжкой и темно-коричневые модельные туфли, в комплект шла ленивая ухмылка с вечно сонными глазами. Просто, пафосно и необычно. А чего вы еще ожидали от ленивца? Несмотря на его скромный внешний вид, парень имеет накачанное телосложение, подающее больше надежды с выделяющимися венами на бледной коже. — Порой лучший способ борьбы с дерьмом — это отказ от убеждения, что ты — большая ценность, — явственно сказал Вальт, бросив многозначительный взгляд на вальяжно развалившегося на двух стульях Луи. Бесстыже, специально медленно облизывает пухлые губки, вызывающе глядя в упор на не упускающего ни одной детали Луи, у которого на протяжении всего соблазнительного процесса спёрло дыхание. Он брошен на произвол коварной судьбы злодейки. Спокойствие. Только спокойствие. Не забывай дышать, Луи, а то сдохнешь самой тупою смертью. Но зато тт попадёшь. Везде нужно искать хуевые плюсы верно? Тонкие волосы, окрашенные цветом ясного вечернего неба, закрывают уши Вальта. Его карие глаза, как темная карамель, и постоянно подрагивающие длинные ресницы. Вид дополнял шрам на щеке под глазом, который выглядит как верхняя отметина в форме молнии с дополнительной линией, а средняя и нижняя отметины напоминают прямоугольный треугольник. Этот шрам кажется не случайным, а, скорее, как произведение искусства. Баритонный голос с нотками хриплости, который заставляло сердце Луи колотиться с бешеной скоростью, норовя вот-вот выпрыгнуть. После чего хрен поймаешь. Черная обтягивающая рубашка с серебристыми манжетами, а поверх нее на плечах лежит черный хаори с изображением Кои. Рубашка заправлена в серые карго-штаны. Тридцать три. Тридцать один. Сосредоточься, Луи. Вальт блаженно закрывает глаза, когда на уставшие плечи опускаются умелые руки Шу, массируя. Сорок. Сорок один. Сорок два. Дыши блять Луи. — Это нормально? Фри, только не вздумай говорить, что ты поехал на другой край света, чтобы просто поглотить холодильник Вальта?, — чистый взгляд Дайго выражал недоумение, уголки губ непроизвольно дрогнули. Он бросил на Вальта скорбящий взгляд, в котором была вся вселенская сочувственность. Шу обречённо мотал головой. — Все идет свои чередом, но Фри твердо стоит на земле, — Шу криво ухмыльнулся и грациозно сел на стул, его взор алых глаз пригвоздился к окну, в котором был виден большой лес. Фри сделал невинное лицо и так же невинно, словно в этом нет ничего такого, беспечно пожав плечами, произнёс: — Булки с вишней просто объедение. Я насытился вдоволь. Жизнь была прекрасна. — Мне жаль Кристину. Как она тебя такого терпит. Не выдержав, парирует очаровательная однокурсница с изящно поправляющими каштановыми волосами, грозно цокая на беспечность парня. Изумрудные глаза были слегка прищурены, она наклонила голову, и ее пушистые ресницы на мгновение закрыли глаза. Как бы невзначай наклоняется и проводит пальчиком по своим черным туфлям, сметая пылинки. Шу что-то шепчет на ухо Вальту, заставляя его улыбнуться. Куренай был довольно выше Вальта, на его лице также красуется шрам, который обычно прикрыт белыми прядями. Шу достиг высокого уровня амбидекстрии, что обеспечивает ему особую точность тонких манипуляций. Шум и суета нарастают, словно цунами, мешая размышлениям плясать танго. Ширасаги фыркает, когда замечает довольный взгляд Вальта, что был устремлён на него неповторимого. Пятьсот двадцать. Пятьсот двадцать девять. Давай, продолжай в том же духе Луи. — Уверяли и молвили, что в нашем мире нет свободных людей. Вот же он, павлин, затерявшийся средь нас, которого ни одна клетка не сдержит, если только не свирепая Кристина и холодильник Вальта, — невозмутимо прокомментировал Вакия, задержавшись на молчаливом взаимодействии Вальта с Луи взглядом. Вакия, словно безвольное тело, озолотился на плече Рантаро, который, по всей видимости, был не против такого стечения обстоятельств, держа во рту оранжево-красный леденец. Рядом держащийся Рантаро хихикнул, предлагая лакомство другу, но тот послал его куда подальше. Принимая во внимание судьбу-злодейку, делится с оставшимся леденцом с Орочи. Затем Вакия будет его доконать с чувством полного злорадства: пошёл-к-черту-Рантаро-думаешь-имеешь-право-быть-моим-другом-придурок-провались-в-канализацию. Но пока не время для этого. Расслабьтесь. — От того, что ты засунул в жопу перо, ты еще не стал павлином, — пробурчал спящий Сайлас, что невольно вздрогнул от хохота, и добавил для острастки: — Но Фри — это другое, ему можно. Как будущий депутат разрешаю. Лениво склоняя голову набок, Фри безмятежно протыкал, криво улыбнувшись, бурчащего Сайласа, что зашелся жалованьем, мол, даже в институте нельзя нормально поспать. Черные глаза Фри окидывают взглядом невозмутимость Вакии, затем, уловив направление его взора, он останавливается на довольно интересно-прорисовывающейся картине. Возникло желание заржать от подражания Вальта. — Изменяешь законам ради меня?, — широко ухмыляется Фри, по-лисьи прищурив глаза, чётко вырисовывая дикцией каждую букву. По неволе легко посмеивается, — «А я у мамы романтик?» Типа так? Шу, заметив напряженность между Вальтом и Луи, фыркнул от смеха, спрятав ее от пронзительного взгляда Луи, но его усилия казались напрасными. Сайлас нахмурился, будто это его сайлаское величество сейчас оскорбили. — Сдался ты мне, олень из преисподней. Вальт и Луи, словно находились в своем собственном мире, где только они двое могли понять друг друга. Сценарий повторяется. Фри вдругорядь норовился восхвалять брашно друга без устали: — Вальт прозрел и познал верховные, просто божественные приёмы кулинарии. Его пирог... — Итак, дети мои, откладываем амброзию на обессилившую голову и голодный желудок! На носу решающая вашу судьбу, если не смерть, сессия под руководством непревзойденного меня! Как по команде все вздрогнули от дивного голоса бесшумно вошедшего куратора. Шерло-черные волосы кудрявого происхождения вблизи выглядели блестяще. Если бы мы переместились в средневековье, необразованным подумалось бы, что это облако на голове, и сожгли бы колдуна на смертном одре. Обнадёживает. — Кстати, Вальт, не угостишь любимого и бесподобного профессора своим фирменным пирогом? До меня дошли слухи, что он изумителен, но, думаю, меня ему не превзойти,— пройдя мимо студентов, расплываясь в добродушной улыбке, предложил Профессор. Тёмно-коричный плащ Профессора с ярко-серебристыми завитушками в виде крылатых котов прилежно вешается на спинку красно-темного кресла. Говорят, что кресла для учительского персонала исключительно привезены им, ведь старые абсолютно не подходили под его стиль одежды и вообще, только он понимает, что такое вкус. Говорят, что весь институт пришлось перестраивать по одной простецкой прихоти профессора. Изощренные очертания высокого азиата с филигранными чертами лица мгновенно сковывали привлекательность мужчины со стремительной скоростью. — Вы глубоко ошибаетесь, Профессор Ханами. — наконец-то подал голос очнувшийся от длительного сна Сайлас, обнажив клыки, потягиваясь, похрустывая позвонком и шеей. На мгновение Профессор испытал замешательство, смешанное с заинтригованным наслаждением. Густые черные брови вздёрнули вверх, а уста распоясались в обольстительной улыбке. Он изящно взмахнул рукой и шибко изрёк: — Запомни, мальчик мой. Профессор Ханами никогда не ошибается. Это значит, что у людей, которые данного факта не принимают нет извилин. Сайлас расхохотался все еще находясь в прострации, улыбнулся в ответ Профессору так же приторно-обольстительно показывая длинные клыки. Он с детским любопытством прищурился и сказал: — Если меня вдруг спросят, за кого бы я голосовал, если на то была бы моя воля, то на роль императора проголосовал бы за вас. Ведь вы никогда не ошибаетесь и точно потерпите фиаско, проворонив Японию на погибель. « — Но это только, если меня за ноги не подвесят за мой шикарный патриотизм». Обнадёживает. Фри показательно фыркнул, невольно улыбнувшись, из-за чего Сайлас только сильнее тешил своё самолюбие. Глаза Фри как будто поглощали весь свет вокруг, не показывая никаких эмоций — только состояние амебной амебы. И только излюбленный эспандер серого цвета подбрасывается вверх и в ту же секунду оказывается пойманным умелыми пальцами. И так всё время. — Создать тебя — была славная и оригинальная мысль. Но создавать после этого козла — значило повторяться. Смотри корону не оброни и сам не провались, — широко усмехнувшись, оборонил Фри, наблюдая за ежедневной борьбой, в которой каждодневно выясняться чьи подъебы лучше. Взгляды Луи и Вальта на мгновение встретились, и Вальт показал ему язык. Луи, цокнув, отвернулся, показав парню средний палец. Сетчатообразный жабо с черничным цветом изысканно сочетался с фиалково-карамельным фраком, который словно был сделан исключительно для единственного и неповторимого Ханами. Ответил Профессор не сразу, размышляя. — Я слишком свободолюбив, чтобы становиться президентом, мальчик мой. Японию и без меня можно пустить на дно. Дверь кабинета приоткрывается, и протискивается взор на кисловатую мину директора, чьи рыжие волосы были в полном беспорядке, а галстук словно прошёл все средневековые войны и нечаянно телепортировался в будущее через Тартар. Выглядит, мать честная, жутковато. Тряхнув головой, Ханами провёл по своим кудрявым волосам, произнося крайне довольно: — Выглядишь, как чёрт с табакерки. — У Профессора, как обычно, комплименты на высшем уровне, — цыкая, прокомментировала Саша, важно заправив за ухо синие пряди. — Доброе утро, Теодор Гласс! — Ага, — буркнул Теодор, наконец-таки зайдя к ним во всём обличии. Огненно-оранжевые волосы были собраны в хвост. На нем был темно-зеленый костюм, состоящий из пиджака с обшитыми шелком лацканами, и черные брюки. Глазами стреляя на еле-не-еле-повисший галстук Профессор Ханами спрашивает: — Помочь? Ханами с улыбкой до ушей наблюдал за усталыми зелёными глазами. Ему нравилось видеть директора в мученическом виде. Балдеж. — Делай, что хочешь, — откашлявшись, он повернул голову в сторону доски, которая за короткое время уже исписалась. — Хочется любить и быть любимым. — Меня здесь нет. Я пошёл. Двери открываются, и он почти переступает порог кабинета. Но гневная тирада падает на него, как багаж в поезде во время резкой остановки. — Куда в таком виде?! Сюда подошёл сейчас же! Двери замирают, но Теодор упрямо стоит на месте, выжидая. Разворачиваясь всем корпусом, но придерживая ручку двери, он отдаёт галстук в полное распоряжение Профессора. — Теперь убирайся восвояси, неблагодарный ящер. — Я бы с радостью, но работу за меня никто не сделает, — вдруг останавливается и бросает напоследок, мгновенно скрываясь за дверью. — Школа, фабрика и тюрьма очень похожи по своему устройству. Мне это дочь на днях сказала. — Чертовски поддерживаю маленького гения. — Конечно, ты ведь успел побывать там и там, — беспардонно высказал Вальт, закатив глаза. — Фри был в школе?! Вакия, не подававший в это время признаки жизни, развалившись на Рантаро, откуда-то достал деньги, громко поставив их на парту, и выкрикнул: — Ставлю сотку, его оттуда выпороли в первый же день! — Час. Галантно сморщив носик, Саша пару секунд недоверчиво буравила всех присутствующих, всматриваясь в их беззастенчивые лица. — Вас не смущает, что он был в тюрьме? Ловко вывернувшись из дерзкого захвата шеи от беспардонного Фри, Сайлас, важно поправив фиолетовые треугольные очки, поставил точку одной фразой: — Такому как он — там самое место. Фри лениво бьет парня по плечу, надолго засматриваясь на татуировку в виде фиолетового круга с черным символом. Фри поморщился, изо всех сил стараясь скрыть свой скептицизм. — Обидно знаете ли. Обреченно качая головой Профессор бросил: — Вы невыносимы, детишки. Впрочем, у кого есть карты?***
Пять тысяч сто двадцать восемь. Пять тысяч сто двадцать девять. От накопившейся злости Луи озверел, не в состоянии сохранить самообладание под пронзительный взгляд Профессора Ханами покинул помещение, показательно громко хлопнув дверью так, что она чуть с петель не слетела. Все в непонимании переглянулись. Шу и Фри подмигнули друг другу. Всё идёт по плану. — В таком амплуа я его давно не видел, — задумчиво протянул Фри, громко зевая. Он уснул на парте с легкой ухмылкой на лице. — Что насчёт пирога? Вальт пожал плечами, не обратив на это особого внимания, направив всё своё внимание на выжидающего Ханами, ответил: — Если только за зачёт, Профессор Ханами, — его глаза залило хитрым огоньком. У Профессора всегда была странная способность: распространять своё настроение, преднамерения на всю аудиторию. Сейчас все почувствовали, как в кабинете расстилается грустное воздыхание. — И почему ты на юриста не пошел?, — находясь между реальностью и где-то на грани разочарования, он искусно провёл мелом по доске, вычерчивая каллиграфическим почерком название темы. Вальт, как заворожённый, наблюдал, как обычный кусок мела воспроизводит настолько утончённые буквы. Бр-р, чертовски завораживает. Неудивительно, что Профессор Ханами является ежедневной темой обсуждения девушек. И парни мимо не проходят. «Молодость, красота, сила — критерии у физической любви те же, что у нацизма», — какая дельная, чёрт возьми, мысль! Подумал он, мотая головой, отгоняя навязчивые мысли. — Фри сказал там скучно, — без тени иронии заключил Вальт. Его взгляд упал на пустующее место Луи. Кажется, где-то там упал Дайго и потянул в ни в чём не соображающего Фри, что от такой наглости поперхнулся воздухом, лёжа на пыльном красно-коричневом полу. — Он и там побывал?!***
Выхода нет, давай поднажмем на газ.
Это любовь без алкоголя.
— Этот день не мог стать ещё хуже. Но он стал, — шикает Луи, с силой сжимая подлокотник в туалете, едва сдерживая рвущиеся наружу чувства. — Впервые соглашусь с тобой, — раздалось прямо у шеи. Он подошел. Непозволительно близко, едва не толкнул собственным дыханием в раковину. Горячо. Кроет. Мать твою. Жестко накрывает. Кажется, сердце вот-вот готово проглотить само себя. Кофейные глаза встречаются с сиреневыми, и тут же налаживается зрительный контакт. — Тебя, мурдалака, не учили, что подслушивать плохо? — наконец процедил Луи и случайным образом замечает, что за всё то время не дышал. Вальт подмечает это, но пока никаких действий не предпринимает. Луи даже не шевелится. Робко смотрит в лицо парня, боясь сглотнуть, а Вальт с нескрываемым интересом рассматривает его, пристально щурясь. В напряжённом молчании, где слышны капли воды, ритмично падают из плохо закрученного крана, создавая монотонный звук секундной стрелки, что словно затягивает парня глубже к Вальту. Луи буравил его жадным взглядом, пока Вальт похабно облизнул губы, ослабляя затяжку галстука на шее и расстегивая две верхние пуговицы. Белоснежная шея. Выпирающие ключицы. Вот ублюдок. Играет грязно. Стараясь соответствовать его пафосному тону, Вальт сделал шутливый реверанс, озорно улыбнувшись. — Я всё время стоял там. Так что да, я не мог не услышать твои молитвы, Лу-у-у, — промурлыкал он, а Луи слепо повелся. Вальт оттолкнул опешившего парня и принялся умывать лицо. Мокрые волосы теперь липли к лицу, несколько капель стекали по шее, погружая рубашку в уродливые пятна водной стихии, у которой не было определённого места для испускания жидкости — кто-то бесхребетный повредил единственный кран, из-за чего вода стреляла куда вздумается. Луи погружался в глубокую задумчивость, то вдруг, встрепенувшись, как будто поражен был ожиданием монотонного голоса, прислушиваясь с жадным вниманием, то потирая ладони, посматривал на Вальта и опять потирал ладони, когда встречался с самодовольным взглядом карих глаз, будто ладони погрязли в чем-то липком. Казалось, от Вальта он должен ожидать что-то роковое; однако ж это, если Луи не придушит его первее, чем он успеет выкинуть что-то выходящее из ряда вон. Луи с силой потёр переносицу. У него разболелась голова. Вальт же был невозмутим. Он чувствовал это могильное спокойствие, исходящее от парня, а еще чувствовал необходимый для себя жар... Проклятье. — Молись, чтобы я не прибил тебя, — наконец с торопливым нажимом выдал он, стиснув зубы. Мысли критично неслись в голове, как приведения в доме, в котором заложено неоспоримое проклятье. Удручало. Вальт изумлённо наблюдает, как его тело съедают одними глазами и больше не смог сдерживать полутень от полуулыбки. Будто впервые видит. — Боишься, что мне понравится?, — обладатель кофейных глаз ехидно скалится, играя бровями. Вальт подошел к парню впритык с ухмылкой на лице. Луи отступал, пока не уперся в стену. Вальт наклонился ниже, не прикасаясь к нему. Эта обольстительно-дьявольская усмешка... черт дери, сносит крышу. — С ума выжил? — глухо спрашивает, сглатывая вязкую слюну. — Если только от тебя, — прошептал в шею, впиваясь мокрыми губами в кожу и оставляя на ней алые засосы. У Луи пошли мурашки по коже. — Куда ты, по-твоему, попадёшь? В рай или ад, когда я из тебя душу выветрю?, — его начистую прёт, и сделать он ничего не может, лишь податливо подчиняется. С губ срывается протяжный стон удовольствия, низкий и хриплый, когда чужие губы в два раза сильнее впиваются в чувствительную шею, — Святой ублюдок... Прервав поцелуй, он заглянул в аметистовые глаза. Вздохнул коротко, дерзко улыбнувшись, а Луи своим бездействием заставлял продолжать. Вальт снова поцеловал его. На этот раз в горящие щеки. Затем в висок, в уголок губ и перешел снова на шею, а оттуда к ключицам. Короткие, жалящие прикосновения губ. Каждое сопровождалось тем самым хриплым вдохом через стиснутые зубы и стоном Луи ему в такт. Тащиться змеей. « — Высосу, » — хотел было поправить Вальт, но тактично промолчал, выпрямившись и отцепившись от шеи Луи. Луи громко выругался про себя, когда желаемое тепло губ покинуло его. Вальт подпёр рукой подбородок, и тихонько цокнул, как будто насмехался над Луи. Словно, блять, понимал, что в этот момент происходит с ним. Не спускал взгляда с любимого сердцем парня. — Конечно, в раю климат и бытовые условия получше... — серьезно задумавшись над формулировкой, он резко улыбнулся, — Но боюсь, в аду компания веселей. Там свои, и там будешь ты, Лу-у-у. Это круче чем любовь. — Так и думал, — нервозно сглотнув, заключил Луи, когда Вальт проводит тыльной стороной ладони по его щеке. — Научился думать? Ты ж мой хоро-о-о-оший, — бархатным убаюкивающим шёпотом, заставляет Луи тяжело сглотнуть и пропустить этот прекраснейший звук сквозь каждую клеточку. Хвать. И неожиданно для Луи Вальт дёргает его за щёчки. Невозмутимый вид сменяется на искренне идиотский. Растерялся бедный мальчик. К его искреннему изумлению, Вальт поцеловал его ладонь, а после весело подмигнул оторопевшему Луи. Вальт сдерживает в себе чванливый смешок, забавляясь робостью и смущением, так и излучающимися от Луи, который моментально отворачивается в сторону окна, ощущая, как его щеки предательски загораются жарким пламенем, краснея пуще прежнего. — Когда это я твоим стал? Поясни-ка ремарку своей воображенной сказки, — с показательным отвращением поморщившись, брезгливо отдёрнул руку и быстрыми движениями поспешил к раковине. Смыть, смыть краску с лица. Воодушевлению Вальта не было границ. Он задумчиво коснулся пальцем его шеи. Парень вздрогнул и только сильнее очищал лицо от несмывающейся краски. — А ты что, чужой, принцеска?, — склонив голову вбок, фривольно произнес Вальт за его спиной. Луи посмотрел в зеркало перед собой. Опустил голову. Лучше бы не смотрел. А Вальт заходиться в широчайшей улыбке, будто бы невзначай проводит рукой по его спине, и в следующую же секунду по-хозяйски положил руки на его талию, осторожно разворачивая к себе. Луи поспешил отстраниться от Вальта, но сильные руки не дали закончить начатое. — Податливый какой... Если хочешь большего научись просить, как положено. Кровь будоражит. — Нахуй пошел. Но чем дольше продолжалась эта игра власти и подчинения, тем больше Луи осознавал, что становится пленником собственных чувств. Густые чёрные ресницы дрожат, а аметистовый взор блестит, как драгоценные камни, под солнечными лучами, проникающих через закрытое окно. На зло Луи проводит мокрыми руками по рубашке парня и по-злодейски хихикнув был доволен проделанным. Вальт, умилившись, ястребом навис над ним: — У тебя здесь, — он ласково проводит по голубым волосам Луи, — очень-очень мягкие волосы. Сука. — Убери свои грязные грабли от моих волос, — рявкает Луи, цепко хватая руки парня в свои, — Без них оставлю, — вкрадчиво угрожает он. С вызовом смотрит на сносного Вальта, который мягко повёл плечами. Заметив появившийся опасный блеск в глазах Вальта, который мог сулить ему неприятности, он ловко подпрыгнул на подоконник и удобно уселся там, не отпуская рук парня. Вальт рассмеялся, но в его смехе не было веселья. Это привело Луи в замешательство. — Эти грязные грабли могут доставить томительное удовольствие твоему телу, — с ядовитой усмешкой шепчет он, впитываясь в чужие губы и ловким движением кулаком опирается на окно. — Да и как я буду удовлетворять свои потребства, которые происходят из-за тебя? Длинные пальцы впивались в руку так, будто он сейчас исчезнет. С силой впившись пальцами в подоконник, Луи судорожно сглотнул. Вальт буквально впился пальцами в его бедро, словно хотел добраться до кости. В какой-то миг они перешли границы. Луи грубо кусает пухлые губы Вальта, бессовестно изводя их, кожей чувствуя широкую ухмылку парня. Тот до сих пор ничего не приподнимает, лишь карие глаза погрязли в мутном болоте. Мгновение — и вот уже они снова целуются. На этот раз дав волю языкам. — Сам в помощнички отзовешься? — Заткнись. Целуются страстно, горячо, так, словно последствия их не волнуют. Луи — опасный змей, обладающий крепким телом и умением выжидать свою добычу и впрыснуть смертоносный яд в любого втиснувшего в его личное пространство, но с Вальтом так не выходит. Тут уже получается только наслаждаться и подчиняться. Вальт — возродившийся из собственного пепла феникс, даже что-то гораздо величественнее. Тот, перед кем хочется преклонить колени. И вот уже из искры разгорелось пламя. В штанах Луи становится катастрофически тесно. Вдох. Выдох. Когда всё пошло по наклонной? — Слушай, иди отсюда к своему Куренаю, блять, — его недовольный взгляд скрестился с похабным, — Изыди, похабная сучка. — Уверен?, — безразлично произносит тот, словно готов в эту же секунду бросить, и на этот раз хватает его за шею, с силой её сдавливая. Сердце мгновенно пропускает удар. — Что?, — смотрит на него строго и с осуждением, а Вальт невинно ухмыляется, снова с почтительной горячностью припал к нему губами. Ожидание давит неподъемлемым грузом. Луи никогда не думал, что тишина может быть настолько оглушительной, а поцелуй настолько горьким. Зато взор был прикован к дико желанному лицу. — Так просто отпускаешь меня?, — ничего не меняется. Леденяще очерствелый. Он гулко сглотнул. Пульс давил на уши из-за чего слух на время вовсе исчез. — Что если да?, — он старался дать голосу всю имеющуюся уверенность, но получилось, откровенно говоря, паршиво. Луи не видел, но помимо озорства и безразличия карие глаза горели ещё и болью. Будто злосчастный тиран кинжалом пронзил его сердце и даже не заметил. Тишина. И новые мысли пронзают сердце парня пулей. Скажи. Что-нибудь. Скажи хоть что-нибудь блять. Мы умрём и даже не заметим. — Какие мы бяки, — с умилением произнёс Вальт. — В шестнадцать ты был таким же. И в свои девятнадцать не изменился ни грамма. — Погружается в воспоминания, языком проходится по губам Луи, который сидел словно на иголках. — Когда же ты поймёшь, что кроме тебя мне не нужен никто, паршивец. Только ты, Лу. — Чёрт возьми, мне в туалет... — дверь с ревущим грохотом открывается. Лицо Фри было скорчившимся, выскочив, как ошпаренный он в миг оказывается в кабине. Через минуту со спокойной душой выходит во всей красе. Учтиво поклонившись, он захлопывая дверь,