𝕱𝖗𝖆𝖌𝖎𝖑

      Сегодняшний день Пелле мог бы запомнить надолго. Редко выдавалась возможность хорошо провести время с человеком, даже если речь шла о паре часов — это был эксклюзив. А сегодня Олин целый день гулял с новым кентом. Ему нравились прогулки и общение с ним — это стало смыслом его жизни, всем, ради чего стоило поберечь вены от лезвия.       Только вот счастье такое хрупкое. Это печаль невозможно выкинуть или случайно прервать, а чувство радости слишком слабое, субтильное… Кажется, вот-вот радость затянет в покой весь разум, как какая-то идиотская херь начинается свой конченый макабр. И расстраивает не факт наличия новой проблемы, а факт того, что счастье рассыпалось.

𖤐𖤐𖤐

      — Грëбаное милитари! Бери ствол и вали в окопы, обезьяна тупорылая! Идиоты, понапялили на себя дерьма и ходят, как имбецилы, блядь! — один из людей, с кем Олину приходилось делить жильё, снова начал свой тупой монолог, тема которого не менялась уже многие месяцы.       — Сколько можно уже?! — визжала женщина-создатель. Она крикнула и ушла, чтобы человек, который её ебал и случайно кончил не туда шестнадцать лет назад, разбирался со своей кончой сам.       Пелле стоял, держа в руках новые берцы, показывая, что не такие уж они и страшные.       — Что за дерьмовый образ?! Мне человеческое лицо не позволяет описать это! Что это за херня? Берцы — это что изначально? Какого хера ты новые отрыл?!       — Мать сказала, что я позорище и урод, потому что хожу в старых берцах. Я купил новые, чт…       — Рот закрой! Нахер они нужны?! Нахер они вообще нужны, блядь?! — этот человек громко ругался и махал руками, а Пелле только и оставалось, что положить обувь в коробку, ожидая чего-нибудь нового.       Но нет. Оскорбления были теми же, что и в прошлый раз. Единственное, в прошлый раз никто не посылал его на войну.       Выслушав всё дерьмо, Пелле ушёл в свой угол комнаты. Не было ни мыслей, ни желаний, ни малейшего намёка на бодрствование сознания. Какая-то пустота. Раньше было больно, конечно, что никто не принимает его таким, какой он есть. Без грехов, но в берцах. А теперь была пустота.       Спустя время на Олина напала сильная болезненная тоска, которая ощущалась чуть ли не на физическом уровне. Дискомфорт сковал всё тело. Пелле быстро сообразил, отчего так.       «Я проебал чувство радости».       Легко и просто. Жизнь потеряла крупицы смысла сразу же, как только обрела.       «Базу выдал» — Олин попробовал усмехнуться. Но вместо этого со всей силы ударил в стену. Потом ещё раз, ещё и ещё. На костяшках образовались упругие шишки, которые скользили и мешали бить. Пришлось взять перерыв и подумать о чëм-нибудь, ощущая сильную пульсирующую боль в руках.       Но мыслей не было. С одной стороны: «Ура, хоть когда-то покой от постоянных загонов», с другой: «Да блядь, впервые в жизни мысли мне пригодились, а их нет». Так пришлось сидеть несколько минут.       А потом Олин заплакал. Горько и беззвучно. Крупные слëзы, копившиеся не одну неделю, хлынули из глаз, стекая к подбородку, впитываясь в футболку. Это было внезапно и совсем не помогало. Какое-то лишнее действие, лишнее ощущение, лишнее, лишнее, лишнее, лишнее.       «Лишнее. Лишнее, как и ты».       Эта мысль ярким лучом пронзила полумрак пустоты в разуме.       Олин взял лезвие и резко провёл по руке, делая один большой разрез, после чего сделал ещё множество маленьких порезов рядом. Он держался целый месяц, но всему приходит конец. Закодированные алкоголики умудряются снова запить, почему тогда слабый подросток-имбецил должен поставил цель бросить причинять себе боль и действительно уйти от этого?       Бред.       Бред. Так и думал Пелле, рассматривая рассечённую кожу и кровь, что стекала тонкими струйками на пол.       Он не умрёт, но почувствует, что хотя бы его боль может принадлежать ему лично. Что хотя бы телесные страдания не столь же хрупкие, как счастье.