Простой вопрос

— Как же мне это надоело! У меня две руки и две ноги, а передвигаюсь… — с этими словами Сарада обвела взглядом ненавистную коляску и устало вздохнула. Мицуки молчал. Нет, конечно, он мог броситься утешать подругу, но сути дела бы это не изменило. Если Сакура-сан запретила дочери ходить до полного восстановления, перечить было никак нельзя. Шумели вишни в саду возле госпиталя. Сарада, будучи в одной только больничной одежде и лёгкой куртке сверху, поежилась. — Ветер холодный, — заметил Мицуки. — Возвращаемся. С губ Учихи слетел обессиленный стон. Она вдруг с особой жадностью принялась разглядывать каждую веточку и каждый лепесток на дереве напротив. — Мицуки, пожалуйста, ещё пять минут! — Мы вернёмся сюда завтра вечером, — улыбнулся друг. — А если нет? Если этой ночью начнётся пожар, в котором мы оба погибнем? У тебя разве есть дополнительная жизнь, чтобы вот так разбрасываться моментами? Ладони Мицуки легли на её плечи, а тихий голос раздался прямо над ухом. — Ни у кого из нас нет запасной жизни, но свою я скорее предпочту закончить в пожаре, потому что смерть от рук твоей матери даже звучит мучительнее. Они тихо рассмеялись. Сарада со всей нежностью прижалась щекой к руке на своём плече. Мицуки устало вздохнул. Мягкая ткань его кимоно пахла больницей и травами. Более родного аромата для Учихи не существовало. Так пахнет дом.

***

— Я до сих пор не понимаю, чего ещё ты тогда ожидала, приземляясь на колени с десяти метров, — друг помог ей устроиться на больничной кровати. Сарада перевела взгляд на циферблат на серой стене. До отбоя почти два часа. — Не знаю, — честно призналась она. — Просто не подумала о последствиях… До чего же глупо звучали её слова! Сарада мысленно отругала себя за эти оправдания, за эту слабость. Мицуки, конечно, не осуждал её, казалось, он вообще никого никогда не осуждал. Но одно лишь его снисходительное молчание было пыткой. Особенно для Сарады. — Может, тебе повторить обезболивающее? — участливо поинтересовался друг. Учиха отрицательно покачала головой. — Уверена? Ближе к ночи боль усиливается… Он сидел рядом, аккуратно поглаживая её самое проблемное колено. И не было в этом жесте какой-то пошлости, какого-то подтекста. Нет, ничего подобного. Одна лишь забота и, наверное, любовь. — Почему ты такой хороший? — тихо спросила Сарада. — М? В сумерках больничной палаты его лицо казалось ещё белее, а глаза стали даже ярче. На миг Учиха задумалась: может ли друг видеть в темноте, но тут же отсекла все лишние мысли. — Ну, — она неуверенно пожала плечами, — я здесь уже месяц. — Да. — И потенциально ещё месяц буду. — Чуть меньше, если не будешь нарушать режим. Может, он нарочно не давал Сараде развить мысль, а может, что и действительно не понимал, к чему та клонит. — Чо-Чо была у меня всего три раза, Боруто зашёл лишь однажды и то! — она хохотнула. — На две минуты. А Каваки я видела только на том задании… Но ты возишься со мной. Почему? Мицуки кивнул, но словно бы и не её словам вовсе, а каким-то собственным мыслям. Лицо его вдруг приняло странное выражение, и Сарада могла поклясться, что прежде не видела друга таким. Задумчивый и немного напряженный, казалось, Мицуки вообще не способен дать ответ на простой вопрос. Всё верно, ведь он внезапно встал и быстро вышел из палаты. — Эм, — тихо возмутилась Учиха, — а что я такого сказала?