***
«Чёрт, здесь слишком много слов на корейском, надо обязательно добавить английский в припев.» — думал Хёнджун, сидя за кухонным столом и нервно щёлкая ручкой. Все уже спали, и Хану пришла отличная идея перенести все свои душевные терзания на тетрадный лист, что в скором времени станет текстом новой песни. С каждой ночью черновиков становилось всё больше и больше, пока они не превратились в небрежную стопку листов в линейку с кучей зачёркиваний и рисунками на полях. Закончив на сегодня, Джунхан положил бумаги на одну из своих полок в общем шкафу. Эти бесконечные, грязные и неопрятные черновики были словно криком о помощи. Их хотелось скрыть, спрятать от людских глаз этот бред. Но, если бы их нашёл он…Dear Hyung.
Дорогой Хён. Тот, кто заставлял улыбаться лишь одними мыслями о нём; тот, кто всегда рядом, но в то же время так далеко; тот, кого хотелось обнять, поцеловать и любить до конца своих дней.***
Утро. Сегодня предстоит очередной мучительный день. Пусть Хёнджун и находился в окружении ещё пятерых людей, он чувствовал себя совершенно одним на всём белом свете. Хан приподнялся с матраса и сонно оглядел комнату. Остальные смотрелись гораздо бодрее него… ведь, им хотелось проснуться, а не впасть в вечный сон, как гитарист. Выйдя на кухню, Джунхан, чтобы не свалиться обратно в мир снов здесь и сейчас, приготовил чашечку дешёвого, растворимого чёрного кофе. Сев за кухонный столик, он пытался держать открытыми слипающиеся глаза и не упасть лицом об стол. О Сынмин, увидев плачевное состояние гитариста, подсел к нему на соседний стул. Хёнджун даже не заметил его, но когда клавишник положил руку ему на плечо и придвинулся ближе, тот легко дёрнулся. О, нежно и по-доброму смеясь, сказал: — Хан-и, ты чего? Это же я. Хан обернулся на парня и тепло улыбнулся. Ему было так приятно видеть его безупречное лицо и слышать такой прекрасный и знакомый голос. Лисьи глазки поблескивали нежностью и состраданием. Сынмин продолжил: — Ты в порядке? Выглядишь неважно. — А, да всё в порядке, просто не выспался, — мягким голосом ответил гитарист. — Почему? Ты же лёг раньше всех, — озадаченно спросил О. — Не мог уснуть. Повисла небольшая пауза. Оди понял, что причина немного не в этом. С каждой секундой, Джунхану становилось всё более и более неловко. Он принял решение сдаться: — Работал над новой песней, — он отвернулся, не смог продолжать зрительный контакт. — Можно посмотреть? Хёнджун не знал. Он не считал свой текст шедевром, скорее наоборот. Его будто написал трудный подросток. Но, самое главное, что лирика была посвящена именно ему: О Сынмину. Хану так и хотелось рассказать ему напрямую всё то, что он писал на тех черновиках. Рассказать именно ему, а не какому-то «H.» Однако, ему придётся это скрыть. Нельзя грузить его этими детскими проблемами, да и они вообще не в таких отношениях для подобных разговоров. — Хорошо… — он так и не понял, что двигало им в этот момент, когда он решил согласиться. Слова эти были похожи на импульс, что шёл глубоко из недр его души.***
Вернувшись с практики поздним вечером, Хёнджун решил не медлить и сразу лечь спать, пользуясь усталостью, чтобы скорее заснуть. Но, его остановил голос Сынмина: — Эй, Хёнджун, помнишь, что я хотел взглянуть на твой текст? — А, да… давай, — он уже почти забыл…***
— Слушай, а это вполне неплохо… Ты красиво пишешь, — воскликнул О, когда прочитал черновики Хана. — Правда? Мне казалось, что они ужасны… — слова клавишника для гитариста звучали скорее как лесть. — Нет конечно! В лирике столько чувств и эмоций, за душу берёт. Ты отлично прописал все переживания и травму главного героя. Хён подумал:«А вдруг, Хёнджун и есть главный герой?..»
Было очевидно, что песня была посвящена какому-то реальному человеку. В самом верху листа красовалась надпись:«Dear H.»
И кто же этот «H.»? Или эта?.. Вокалисту так не хотелось признавать, что эти пропитанные любовью стихи были посвящены не ему. И стало бы так тепло на душе, если бы H. сменилась на S.«Dear S.»
«Dear Seungmin»
На самом деле, клавишнику сейчас было не до пустых мечтаний. Он вернулся к делу: — Ты уже думал об инструментале? — Да, но, мне кажется, что он выбивается из нашего стиля. — Хм… — Оди задумчиво почесал подбородок, — Мне кажется, тебе не стоит об этом волноваться. Всегда нужно пробовать что-то новое… Может, попробуем сыграть мелодию на клавишах?***
— Располагайся удобнее, пусть и этот стул довольно маленький… — сказал О Хану, приглашая сесть рядом с ним перед фортепиано на узкий табурет. Им пришлось прижаться друг к другу довольно близко, так как места было немного. Клавишник продолжил: — Примерно напой ритм, что ты придумал. — Угу… это что-то вроде… на, на, на, на… медленно и поэтично. Тонкие пальцы Сынмина прошлись по нескольким клавишам, но, судя по недовольному лицу Хёнджуна, что-то было не так: — Нет, звук должен быть изящнее. Оди снова сыграл несколько нот, но в этот раз медленнее и более вдумчиво. Гитарист произнёс: — Уже лучше, но всё равно не то… Можно я попробую? — Конечно. Джунхан стал жмакать своими худыми пальцами по пианино, чтобы примерно продемонстрировать звучание. Но, движения и мелодия получались такими нелепыми, несмотря на то, что Хан очень старался. Закончив, он обратился к Сынмину: — Ну, как-то так… — Хорошо, я тебя понял… — О явно старался звучать мягко, но всё же в нём был маленький оттенок раздражения после свидетельствования настолько ужасной игры. Хотя, для первого раза, это было вполне неплохо. Он повторил то, что сыграл гитарист, но уже более профессионально. Его изящные натренированные пальцы, словно в танце скользили по инструменту, превращая те грязные черновики в красивую мелодию. Наконец, Хёнджун удовлетворительно улыбнулся. — Да, именно так. О был рад не меньше его. — А дальше? Хан снова начал неумелые попытки играть, однако в этот раз получилось гораздо лучше. Его кисти приняли корректное положение, ведь он внимательно наблюдал за клавишником. Хоть он и просто медленно нажимал пальцами нужные клавиши, это звучало вполне неплохо, гораздо лучше предыдущей попытки. Он даже засиял после того, как гитарист закончил. Сынмин, в свою очередь, принялся играть. Но, к его мастерской игре добавился ещё и чарующий вокал:Свет был так близок, я мог коснуться его легко,
Но, теперь, он так далеко.
Всё, что я вижу, размылось во тьму,
В глубине души, но где, я никак не пойму,
Спрятано моё хрупкое сердце.
Его осколки изнутри меня колят,
Оставляя шрамы, разрывая меня своей болью.
Каким же прекрасным был его голос, каждую ноту он по-своему растягивал и каждому звуку придавал свой шарм. Фортепиано под его контролем вело себя покорно и прилежно, создавая чудесную мелодию. Вдруг, заготовленный ритм кончился, так что О осталось лишь импровизировать. Его музыка была спокойной, размеренной, но в ней было столько чувств и эмоций. Своей игрой он смог точно передать задумку, а главное, ощущения и любовь Хана. Его пение не останавливалось:Подойди ко мне, поговори со мной, загляни вглубь меня,
Разбуди меня из глубокого сна, оу-о,
Что если я подлечу ближе к свету?
Мои крылья сгорят, и я кану в Лету.
Неожиданно для Оди, гитарист присоединился. Пусть и с нулём опыта и навыков, он своими тонкими пальчиками смог поддерживать нужный ритм и сделать песню ещё ярче, богаче и чувственнее. Он играл гораздо меньше, добавлял в нужный момент немного звуков от себя, но было это так прекрасно. Играли уже четыре руки, и мелодия превратилась в романтический вальс только для них двоих. Хёнджун тоже принялся петь, и теперь уже звучало два голоса, напоминая маленький, волшебный хор.В глазах мальчика, что потерялся,
Полный надежды свет не прекращался.
Чувствую себя пустым внутри,
Я блуждаю и ищу выход из тьмы.
Она падает ниже, глубже в меня -
Тайна, которую не скрыть никогда.
Словно метель, что хлещет морозно,
Запереть её в себе невозможно.
Голос Хёнджуна стал немного подрагивать, а игра стала более резкой, но при этом вписывалась в музыку Сынмина ещё удачнее.Подойди ко мне, заговори со мной, достучись до меня,
Разбуди меня из глубокого сна, оу-о,
Если я упаду на колени перед тобой,
Сделаешь ли ты это со мной?
Оди затанцевал пальцами быстрее, сделав мелодию ещё душевнее, теперь, песня была похожа на душераздирающий крик о помощи. Джунхан оторопел, не смог играть, когда пианист так старательно, сосредоточенно делает своё дело, наполняя комнату чарующей музыкой. Его руки ловко прыгали по клавишам, звеня и стуча молоточками по струнам, из которых и исходила эта магия. Хан не смог сдержать то, что копилось в нём всё это время. Из его глаз потекли слёзы, ведь было так горько осознавать, что эти слова, эта музыка: всё это было любовным посланием человеку, который мастерски воплощал мысли и чувства в жизнь так, чтобы любой смог их понять. Закончив соло, клавишник сбавил обороты и теперь уже играл медленно, поэтично и тягуче, заканчивая песню. Но, его сосредоточенное лицо окрасилось шоком, когда он услышал заплаканный голос гитариста, ведь слова в черновиках кончились.Все терзания, что я копил в себе,
Станет ли легче, если рассказать их тебе?
Я падаю всё глубже и глубже.
О, закончив игру и увидев плачущее лицо Хана, обеспокоился его состоянием, но всё же был впечатлён его импровизацией. — Хёнджун, ты… в порядке? — Дорогой хён… Дорогой хён? Что это вообще? Он никогда так к нему не обращался… Хотя, это звучит знакомо… Когда Джунхан увидел озадаченность Оди, он произнёс уже по-английски: — Dear Hyung. Сынмин ещё несколько секунд задумчиво смотрел на парня, но, в один момент, его выражение лица изменилось до неузнаваемости. — Dear Hyung… это же… «Dear H.»?! Хёнджун, ты?.. — Да, — повисла звенящая тишина. Один не мог понять, зачем решил проболтаться, другой, как вообще такое могло случиться, — «Dear H.» — это ты, О Сынмин, — он отвёл взгляд в пол, не мог смотреть на хёна. В голове О сейчас творился полный хаос. Что? Как? Всё это время, они пели песню, которая была посвящена ему же? Хёнджун в него влюблён также сильно, как и он в него? Он явно не шутит и не разыгрывает его, наоборот, он говорит на полном серьёзе, при этом в слезах. Он, скорее всего, сейчас очень нервничает, да?.. — Хёнджун?.. Дрожащим, полным опустошения голосом, он сказал: — Прости, я, наверное, пой-… — он уже начал вставать, но почувствовав ладонь клавишника на своём плече, замер и повернулся в его сторону. Их взгляды встретились. Оди выглядел ошеломлённым, но в лисьих глазках мерцали искры счастья. Сейчас, Сынмин сам не осознавал, что творит, но он приблизил своё лицо к окаменевшему Хёнджуну и нежно коснулся его губ своими. Они были такими мягкими, но в то же время на них чувствовались следы от нервных укусов. Когда произошёл контакт, они задрожали, но не отдалились ни на миллиметр. О продолжил и придвинулся ещё ближе, взяв щёки Хана в ладони. Однако, он почувствовал облегчение, когда ощутил руки парня на своих плечах. Теперь, эти касания без сомнений можно было назвать поцелуем, что был таким неловким, но при этом эмоциональным, ведь все чувства, что они скрывали в себе всё это время наконец вырвались наружу. Чувства Хёнджуна, которые он пытался успокоить сочинением песни и чувства Сынмина, что он старался выразить вежливыми словами и невинными прикосновениями, которые и в сравнение не идут с тем, что они творят сейчас. Ни один из этих способов не смог справиться с этим лучше, чем страстный поцелуй, которого оба из них так давно хотели. Когда они наконец оторвались друг от друга, Хан прошептал: — Ч-что мы делаем?.. О, с таким же неловким оттенком ответил: — Я не знаю, но хочу ещё… Их губы снова встретились, не думая останавливаться. Теперь, невинные касания губами превратились в настоящий поцелуй, в котором так и кипела страсть. Их языки соприкоснулись, танцуя вместе, очерчивая рельеф друг друга, исследуя. Они прижались ещё ближе, не хотели отдаляться, хотели слиться воедино. Слышались рваные вздохи и довольное мычание от происходящего, которого оба так долго желали. Сынмин залез к Хёнджуну на колени и ноги обвёл вокруг его спины, скрепляя их сзади, прижимаясь ещё ближе. А горячие поцелуи не прекращались, парни не могли насытиться друг другом вдоволь. Когда у обоих закончилось дыхание, они отстранились и тяжело дышали, пытаясь восстановить запасы воздуха в лёгких. Когда воздуха стало достаточно, они подняли взгляд, смотря друг другу в глаза. Этот зрительный контакт выражал столько чувств между ними, бесконечную любовь и страсть, что кипела глубоко внутри них. Хёнджун, прерывая тишину, дрожащим голосом пробормотал: — Сынмин, всё это время… я корил себя за свою любовь к тебе. Я не мог смириться с тем, что влюбился в парня, тем более в тебя, моего лучшего друга, — из глаз снова хлынули слёзы, а дрожащий голос не умолкал, — Я хотел думать, что я нормальный, что ты мне нравишься просто, как друг, но… с каждой минутой рядом с тобой, я влюблялся ещё больше. Каждая клавиша, которую ты нажимал, будто проходилась по моему сердцу, стуча и стуча, чтобы меня разбудить. Кажется, ты смог достать меня из этого сна… — Он уткнулся носом в плечо парня, которое постепенно начало намокать от слёз. О приобнял его, пуская ближе к себе, давая заглянуть себе в душу. Каким же великолепным был этот момент, момент, когда можно было не скрывать всё, что копилось глубоко внутри.