Давай поругаемся сильнее

Теплое апрельское солнце просачивается в окно, озаряя кухню светом множества лучей. Так ярко, что можно разглядеть, как беснуются в воздухе мельчайшие пылинки. Они кружатся в вольном танце, собираясь в странные фигуры, больше напоминающие крупные золотые цепи — излюбленный аксессуар наркобаронов, бандюганов и других представителей криминального общества. А затем, столкнувшись друг с другом, вновь разлетаются по углам и начинают представление заново. Позже вся эта дурная красота неизменно лишится своего очарования и осядет на мебели, пока не придет время для влажной уборки. Но это будет позже. Наблюдая за хаотичным перемещением крошечных частиц, Харука Мацуда приоткрывает форточку, чтобы впустить в дом запах улиц Токио. Сквозняк по-хозяйски сдувает с ее угловатых плеч светлые волосы, внося свои коррективы в свежую укладку. Нежную персиковую кожу приятно обдает прохладой. Ненавязчиво, до умиления бережно. Словно сам ветер протягивает к ней раскрытые ладони и трепетно оглаживает по щекам. Заручившись его поддержкой, Харука делает глубокий вдох и расплывается в мягкой улыбке. Пахнет весной. Умиротворением. Безмятежностью. Спокойствием, которое это чудное время года приносит у себя на хвосте. Со стороны Мацуда, принимающая солнечные ванны с мечтательным выражением лица, выглядит как сошедшая с картины юная придворная. Та самая на зависть непорочная особа из царских времен, сохранившая в себе детскую непосредственность и умение видеть прекрасное в обыденном. И кто бы мог догадаться об истинных, до одури циничных и гнусных мотивах, побудивших ее сосредоточиться на окружающем и буквально пересчитать эти пылинки от чертовой первой до чертовой последней штуки? — Ну, что ж… — произносит она вслух, нацепив на лицо маскировку, источающую равнодушную уверенность. — Продолжим! Развернувшись на пятках, Харука направляется к широкому деревянному столу и берет в руки мобильный телефон, оставленный там пятью минутами ранее. Его экран по-прежнему горит. Значит, собеседник все еще на линии. Взглянув на цифры, Мацуда отмечает, что вызов длится уже более тридцати минут, часть из которых она потратила на восстановление душевного равновесия. И самоуверенность Харуки подсказывает — она справилась на отлично. Поэтому, уповая на собственную неуязвимость, Мацуда включает звук и прижимает гаджет к уху. Тогда и становится очевидно, что атмосфера спокойствия, сотканная ею из тонких нитей, была ничем иным, как жалким, потрепанным временем лоскутом ткани. Соленой дробью, пробив висок, из трубки в ее адрес вылетает злобное, истошное, непримиримое: — Нахрен ни за что! И точка, ясно тебе?! — Кацуки, висящий на том конце провода, смачно отплевывается, желая доказать серьезность своих намерений. Отвыкшая от яростного шума Харука тычет пальцем в ухо, намереваясь проверить, целы ли ее барабанные перепонки. Закатив глаза от бессилия, она с сожалением вспоминает совет лучшей и единственной подруги, недавно вычитавшей кое-что интересное в женском журнале. Сацуки Ито, нахлебавшись умэсю, пересказывала дамскую статью и твердила, что в острый период ссоры необходимо — кто бы мог вообразить — абстрагироваться от ее сути! Мол, конфликт — внутри, а нужно сосредоточиться на том, что снаружи. Например, оценить, сочетаются ли занавески в спальне с постельным бельем. Посчитать, сколько этажей в доме напротив. Разобрать по нотам шелест листвы. Или, как сделала Харука — понежиться в лучах солнца и пофантазировать о хорошем. Бред — бредом, чушь — чушью. Но все это помогает сформировать, если подвыпившая Мацуда правильно запомнила, некую доминанту спокойствия. Сформировать, укрепить, ухватиться за нее, как за спасательный круг, и держаться до тех пор, пока не выплывешь на сушу. По словам автора колонки, ругань пойдет на спад, когда хотя бы один из участников спора угомонится внутренне и внешне. А дальше — по цепочке. Прямо как у пылинок. Жаль только комнатный писатель не уточнила, как быть, если вы оба — темпераментные личности, где один — заводится с пол оборота и требует полного повиновения, а вторая — до абсурдного остра на язык и лишена покорности? — Алло! — напомнив о своем существовании очередным разъяренным воплем, Бакуго адресует Мацуде вопрос, звучащий, скорее, как утверждение: — Тебе все ясно? — Прости, я не слушала, — язвительно парирует Харука, мысленно проклиная издательство журнала за публикацию никчемных советов. Она подпирает бедром кухонную столешницу и, зажав мобильный между щекой и плечом, принимается выискивать изъяны своего свежего маникюра. — Ставила телефон на беззвучный режим. Ждала, пока ты проорешься. — И как, дождалась?! — Как видишь. — И не дождешься! Для особо одаренных и наглых повторяю, — хищный оскал рассвирепевшего Бакуго ощущается даже сквозь города и расстояния. — Никакой вечеринки. Никаких гостей. Никакого праздника! — Почему ты так категорично настроен? — Потому что, Мацуда! — Потому что, Мацуда! — пародирует Харука и, пока дело не запахло жареным, переключается на привычный однофактурный тон. — Объясни мне. — На хую я вертел весь этот дебилизм — вот и все объяснение! Харука отвлекается от придания ногтям округлой формы и артистично размахивает пилкой в такт своих слов. — Ох, какой кошмар… Незавидная же участь выпала на его долю. — Ты че несешь? — встревает Бакуго. — Мало того, что повертели, так еще и на таком интимном месте! — Расставив акценты, Мацуда ждет, когда Динамит закончит рычать что-то нечленораздельное и продолжает: — Вот только… с каких пор празднование дня рождения стало определяться, как «дебилизм»? — С тех самых! — Что в этом плохого? — Все! Утомленная его железной аргументацией, Харука швыряет маникюрный инструмент в органайзер и повышает голос, не желая идти на попятную. — Ками-сама, Кацуки! Мы вместе два года! Два, мать его, года ты играешь на моих нервах! Как тебе такие цифры?! — Не впечатляет, — цедит он по слогам, заглушая шум улицы и рев автомобилей, рассекающих по дорогам Окинавы. — И? — И мы ни разу не праздновали твой день рождения! Мой — уже дважды, твой — ни разу! — Не вижу проблем. — Не видишь?! О-о, я подсвечу! — упрямится Харука, нервно постукивая пальцами по поверхности стола. — Чудо, если ты, скривив лицо, разрешаешь мне чмокнуть тебя в щеку и поставить на стол торт с зажжеными свечами. К твоему сведению, примерно так же тепло и сладко я поздравляю нашего соседа напротив, почтальона и водителя мусоровоза! — Им ты тоже щеки облизываешь? — перебивает Динамит. — Если нет, то претензия аннулирована! Если да, то прополощи рот с промышленным средством, пока я сам этого не сделал! — Дай мне сказать! — несдержанно кричит Мацуда и, откашлявшись, старается вновь подчинить себе голосовые связки и вернуться к стандартным интонациям. — На носу круглая дата. Отличный повод, чтобы собраться в кругу друзей и близких. Тем более, что они сами этого хотят! Даже всю организацию вызвались взять на себя! Твоя задача — прийти! Просто прийти, но нет! Великому Взрывному Убийственному Богу Динамиту и тут неладно! — Кто вызвался? Ты, двумордый и его креативная пассия? — с усмешкой произносит Бакуго. От колкости его высказываний Харука по-старчески морщится. — Дай угадаю… Гвоздем программы станет клоун, который выскочит из ее огромных сисек? — Бакуго! — Мацуда! — дразнится он с присущей одному ему яростью. — Я сказал — нет! Этого не будет. И остальным энтузиастам передай, чтобы не вздумали выкинуть нечто подобное за моей спиной! Я понятно выразился?! Подушечки пальцев Харуки противно покалывает от нарастающего в глубине души раздражения. Она жадно глотает воздух, но давится мнимой гарью, ощущающейся в раскаленной до предела атмосфере. Возможно, тот факт, что их с Бакуго разделяют несколько тысяч километров, только к лучшему. Мацуда никогда не смела поднять на него руку. Он на нее — тем более. Но сейчас, в этот самый момент, она чувствует, что жизнь бы отдала, лишь бы огреть этого упертого кретина по затылку чем-нибудь ужасно тяжелым. Не дождавшись ответа, Динамит бросает ледяное: — Я на миссии. Нет у меня больше времени об этом трепаться. Если тебе так не терпится проявить свои организаторские способности, то Де… Изуку тоже скоро на год постареет. Вперед, дерзай! Неизвестно к чему приплетенный Мидория окончательно срывает с петель тормоза и без того доведенной до ручки Мацуды. Как по щелчку. Словно неудачливый сапер, по воле случая брошенный в гущу событий, перерезал не тот провод. — Только меня не трогай, — договаривает Бакуго, хотя Мацуда, порабощенная злобой, его уже почти не слышит. Бум — и остатки самоконтроля ускользают от нее бестелесным призраком. — Могу я уточнить, а твой друг здесь каким боком? — Не можешь. — Потому что ты сам не понял, зачем это сказал? — Не ерничай! — шипит он сквозь стиснутые зубы. — Мы оба поняли, зачем я это сказал! — Снова решаешь за двоих? Лично я бы поспорила. — Захлопнись, Мацуда! И делай, что говорят. Разговор окончен! Харуку его жажда власти невыносимо бесит. Как и все, что он говорил и делал до этого. Прижав подбородок к груди, она оскаливается и приторно-сладким тоном ядовито лепечет: — Какой эффектный, но абсолютно непродуманный перевод стрелок, надо же… Тем самым тоном, который Бакуго до искр в глазах ненавидит. — Не начинай, Мацуда… Или я за себя не отвечаю. Но она уже начала. Потеряв контроль над своим злым языком, Харука отчаивается применить запрещенный прием. Она сделала так лишь однажды. Всего один раз, в начале их отношений, когда еще толком не знала, как работают механизмы в голове Бакуго. Что может их завести? И к чему это приведет? Мацуда из тех, кто теории предпочитает практику. Поэтому она обронила ту фразу из научных соображений. Но как же горько она потом пожалела! Собирая с пола многочисленные осколки битой посуды и замазывая плотной краской обуглившиеся от гнева Бакуго стены, Харука думала над своим поведением и зарекалась — больше никогда. Но эмоции сейчас сильнее разума. Они хлещут ее плетью, как беговую лошадь, заставляя нестись все быстрее и быстрее. Бить все больнее и больнее. И самая острая болевая точка Кацуки прячется в его крайнем, всеобъемлющем, неприкосновенном…. — Так, может, мне и сексом заниматься стоит с Изуку, а не с тобой? — …чувстве собственничества. Воцарившаяся в трубке тишина кажется оглушающей — полной противоположностью того, что обычно ассоциируется с Бакуго. Люди всегда пугаются, когда он кричит. Оно и не удивительно — Кацуки громкий, грозный и, ко всему прочему, очень сильный. Но это уже привычно. Заезженно, как старая, передающаяся из поколения в поколение пластинка. Только Харука и близкие друзья Динамита знают, что по-настоящему следует бояться отнюдь не его истошных воплей, нет. Не расправленных плеч и напряженных, окаменелых, рельефных мускул. Не зарождающихся в широких ладонях взрывов, обещающих испепелить все, до чего они смогут дотянуться. Бояться, дрожать от ужаса и молить о пощаде нужно, когда он говорит так: — Что ты сейчас сказала? Ровно. Спокойно. Обжигающе-холодно. И это — его запрещенный прием. Даже у Мацуды, свято уверенной в том, что Кацуки не причинит ей серьезного вреда, все кости в теле меняются местами. — Ты слышал, — скрывая за ответной агрессией дрожь в голосе, Харука зажимает большой палец между зубов. — К твоему сожалению — да. Я не просто так переспросил. Не говори потом, что я не давал тебе шанса исправиться, — угрожающе произносит Динамит и добавляет: — Как думаешь, Мацуда… Что я сделаю первым делом, когда вернусь с миссии? — Не… — вопреки подкатившей к горлу желчи, Харука отвечает: — Не смею предположить. — Я тебе расскажу, — он выдерживает напряженную паузу, под тяжестью которой пространство вокруг Харуки начинает сгущаться. В наэлектризованном воздухе клубится страх. Ноги подкашиваются, колени перестают ей принадлежать. А Динамиту, судя по тембру, все нипочем. — Я подорву вас обоих. Сначала тебя, а затем и Деку. Просто потому, что могу. И потому, что ты должна зарубить себе на носу, Мацуда… У всего есть последствия. Этот урок станет для тебя очень важным событием, это я тебе обещаю. Харука прикрывает ладонью динамик, чтобы ее собеседнику не было слышно, как натянуто она сглатывает слюну, ставшую внезапно вязкой, как болотная трясина. — Буду ждать, — заключает Мацуда под натянутый звон гудков. Кацуки бросил трубку. Оперевшись обеими руками о кухонную столешницу, Харука судорожно вдыхает и выдыхает через нос, наполняя легкие кислородом. Но этого оказывается катастрофически мало, чтобы успокоиться и избавиться от тенью преследующего ее чувства вины. Зачем она это сказала? Какой черт ее дернул? Перед ее глазами убогими субтитрами проносится их с Кацуки диалог. Ссоры в их доме сто лет не заходили так далеко. Раньше они каким-то магическим образом успевали вовремя остановиться, но на этот раз все иначе. Харука невольно сжимает футболку в районе груди, надеясь растрясти мерзкий, рыхлый осадок, осевший внутри после разговора с Кацуки. Руки сами тянутся к телефону. Однако вместо того, чтобы набрать его номер и извиниться, она жмет совсем другие цифры. — Привет, ты свободна? — Ну-у, не сказала бы, — деловито отвечает Сацуки Ито, хотя на фоне отчетливо слышатся хруст попкорна и голоса актеров пресловутого многосерийного ситкома, о котором она прожужжала Мацуде все уши. — А что? — Мне нужно выпить. — Ждешь одобрения? Я одобряю! Даже благословляю. — С тобой, Сацуки. С тобой выпить. Тяжелый вздох Ито раздается, по ощущениям, даже на другом конце Земли. — Когда? — Прямо сейчас. — Черт, ну почему тебе приспичило на самом интересном месте? — она обреченно лупит себя ладонью по лбу. — Мег вот-вот признается Джонатану, что спала с другим! Я ждала этого с третьей серии! — А какая по счету идет сейчас? — Двести восемнадцатая. — Немного затянуто, не находишь? — В самый раз, — Сацуки закидывает в рот горсть попкорна в знак уважения к дальнейшей судьбы Мег и Джонатана, хранимой под грифом «строго секретно», и, выключив телевизор, уточняет: — Где встретимся? — На нашем месте. Буду там через полчаса. Приходи, как сможешь. *** Когда Харука, сидящая за барной стойкой в свободной домашней одежде, заканчивает посвящать подругу в детали их с Кацуки ссоры, стрелки часов показывают далеко за полночь. Вливая в себя стопку за стопкой, Мацуда перестает контролировать разумное, вручая бразды правления исключительно чувственному. Ее редко можно застать в уязвимом состоянии, граничащем с самобичеванием. Но изнурительные внутренние переживания, укусы совести, заживо отщипывающие по кусочку от ее плоти, и токсичное действие алкоголя без спросу расстегивают все ее внутренние молнии. — Я не понимаю, как так? — устало спрашивает она, зажав подбородок между тонких пальцев. Отчаяние, стыд и неведение, настигшие Харуку с опозданием, как сорняк расползаются по помещению, отравляя вокруг все живое. Бармен, работающий здесь со времен их с Сацуки студенчества, то и дело роняет на пол хрупкую посуду и бутылки с горючим. Расфуфыренные девушки за угловым столиком бросают осуждающие взгляды, которые колючим репьем пристают к кашемировому спортивному костюму Мацуды. А незнакомый мужчина, занимающий стул по левую руку от нее, даже ощетинивается и жестом намекает приятелю о необходимости пересесть. Сацуки Ито в этой цепочке — единственное сильное звено. Выработавшая иммунитет к стенаниям подруги, она только безобидно чихает и, потерев нос, уточняет: — Как так — это ты про то, что вы вообще начали встречаться? — По-моему, здесь все очевидно. — Наоборот. Вы же абсолютно разные, но при этом так похожи… — мотает головой Ито и с нескрываемой иронией уточняет: — Правда, там, где не следовало бы… — Ну, спасибо, Сацуки! — возмущается Харука и обреченно цокает. — С каждым словом только хуже… — Ко мне какие претензии? — язвит она с завидной простотой и, раскинув руки в стороны, потягивает из трубочки джин-тоник с добавлением персикового сиропа. — Кстати, пока вы мерились остроумием, ты воспользовалась советом, который я тебе давала? — Да. — И как? Вспомнив о провальном опыте, Харука сжимает челюсти и мизинцем сгребает в кучу крошки от снэков, разбросанные по деревянной поверхности стойки. — Как видишь — не сработало. — Вот же дрянь, — разочарованно стонет Сацуки. — А я так любила этот журнал. — Можешь собрать в стопку все его выпуски и испепелить эту бесполезную макулатуру дотла. Ито красноречиво изгибает бровь и заваливается на спинку стула. — Твои радикальные методы мне не по нраву. — Иногда мне и самой от них тошно, — откровенничает Мацуда и залпом осушает бокал питьевой воды, чтобы ослабить действие алкоголя, пагубно влияющего на ее нервную систему. — В целом, я и не надеялась, что стандартные способы хоть как-то подействуют на вас с этим дикарем. Но чем черт не шутит. Попробовать стоило. — У этого дикаря есть имя, пора бы запомнить. — Я его не выговариваю, ты же знаешь, — уловив понурый взгляд Мацуды, Сацуки облокачивается на барную стойку и, подперев щеку кулаком, всем своим видом демонстрирует готовность выслушать. — Да не кисни, Харука! Давай подумаем… Если ты говоришь, что ваши междоусобицы обычно не доходят до критической отметки, то… — То…? — То что служит стоп-краном? Где находится тот ручной тормоз, который не позволяет вам выйти за грань? В чем он заключается? Хоть захмелевшей Мацуде не легко дается собрать избитые мозги в кучу, она пытается напрячь извилины изо всех сил. В ее памяти то и дело всплывают их недавние конфликты. Благо, далеко ходить не приходится — они с Бакуго ругаются так часто, что ни счесть. Да и поводом может послужить что угодно — забитый слив в ванной, ежедневная битва за одеяло или поздний звонок самоубийцы-коллеги, решившего набрать Харуку после десяти вечера по какому-то дурацкому поводу. То был смертельный номер. Кацуки рвал и метал. Мацуда еле удержала его в дверях, пока он вещал на весь квартал о том, что «выбьет из этого недоумка все дерьмо, чтобы он забыл, как пользоваться телефоном». Они тогда много лишнего друг другу наговорили. Но почему Мацуда забыла об этом уже на следующий же день? Впервые задавшись этим вопросом, Харука воспроизводит в голове ссору за ссорой, ругань за руганью, и приходит к неожиданному выводу, из-за которого у нее скручивает живот по двум причинам. Во-первых, она никогда не считала себя обделенной интеллектом и способностью анализировать. Но куда пикантнее оказывается «во-вторых», в рамках которого ее воображение подкидывает ей чересчур богатые на события картинки. Она откашливается и, скрывая выразительный румянец на щеках за выбившимися из прически прядями волос, озвучивает очевидное: — Кажется… сексом? — М-м? — переспрашивает Сацуки, оглушенная танцевальным треком с истеричным, нервирующим битом. — Сексом, — шепчет Мацуда чуть громче, но перекричать динамики ей не удается. — Что-что? Местом? Тестом? — Сексом… — Жестом? — обратив внимание на искривленное от негодования лицо Харуки, Сацуки Ито надеется реабилитироваться: — А-а-а… Квестом? Раздраженно хмыкнув, Мацуда сжимает бокал до побелевших костяшек, набирает в легкие запредельное количество воздуха и на одном дыхании выпаливает громче, чем следовало бы: — Сексом, твою мать! Животным, добротным, умопомрачительным и неприлично качественным сексом! Уловив на себе заинтересованные взгляды доброй половины гостей захудалого бара, Харука с прискорбием заключает, что диджей решил переключить трек именно во время ее признаний. Гордость не позволяет ей повести и бровью. Поэтому она молча прикладывается пухлыми губами к напитку и поясняет: — Видимо, для нас это норма, раз уж так было всегда. Но сейчас, когда он находится за тридевять земель, я места себе не нахожу… Потому что мы как бы поругались, но как бы не помирились. — Постой, так вы миритесь или останавливаетесь? Это разные вещи. — Останавливаемся, да… Но и примирению это способствует, разве нет? — Отчасти… — от Сацуки исходит энергетика Будды. Если бы, конечно, Будда был сексуальным философом, воспитанным на драматичных женских сериалах. — Долго объяснять. Самое главное, что мы на пути к успеху, Харука! Мы нашли ваш стоп-кран! — Да что толку… — перебивает ее Мацуда. От изнурительной умственной деятельности у Харуки предательски ноют виски, поэтому она подставляет к щеке бокал, покрывшийся испариной от тающего в нем льда. — Я уже успела наговорить ему сполна. Да и он мне тоже. Момент упущен. — Вот об этом я и хотела тебе поведать… Вы отменно знаете, как вам тормозить. Но вы не знаете, как быть, если не успели вовремя зажать педаль. — И мы опять вернулись к тому, с чего начинали, — с театральным прискорбием бубнит Мацуда. — Ну-у, не совсем, — Ито загадочно улыбается в надежде, что подруга поймет ее без слов. Однако Харука явно не в том состоянии, чтобы улавливать невербальные сигналы подруги. Вздохнув, Сацуки подсаживается ближе к ней и нашептывает: — Просто сделайте то, что умеете лучше всего. Займитесь сексом. Постфактум. Мацуда смирит Ито непонимающим взглядом. Утомленная ее тупостью, Сацуки продолжает: — Да, если раньше вы трахались, чтобы не сорваться, то сейчас наоборот — сорвитесь! Выплесните все обиды. Выпустите осадок, который остался у вас на душе после всего произошедшего. Побейте друг друга чем-нибудь, я не знаю… В общем, оставьте весь негатив на простынях, и будет вам счастье! — Сацуки, чем ты меня слушала? — раздражается Мацуда. — Бакуго на Окинаве, а я здесь. Будь он дома, разумеется, я бы не сидела с тобой в баре, а была занята налаживанием отношений. — Узко мыслишь, дорогуша, — похоже, Ито тоже довольно неслабо набралась, раз в ход идут уменьшительно-ласкательные. — На дворе век технологий! Чтобы заниматься сексом, не обязательно лежать в одной постели. — Ты, собственно, о чем? О сексе по телефону? — Круче, — она выдерживает интригующую паузу и говорит тоном, приправленным гордостью. Так выдают, разве что, правительственные секреты и прочую информацию, обладающую мировой ценностью. — По видеосвязи. — Ужас, Сацуки! — протестует Мацуда и морщится. — Это… совсем не то. — То, не то, откуда ты знаешь? Вы пробовали? Очевидно, что нет. Харука, можно и дальше страдать, напиваясь за стойкой с подругой, которая очень хочет пойти домой и досмотреть свой сериал… А можно пойти и сделать! Вдруг, исход вас удивит? И тебя, и его? В словах Сацуки определенно есть доля правды. И чем дальше она разгоняет, тем сильнее Харука, которую до сегодняшнего дня нельзя было назвать падкой на эксперименты, склоняется проверить гипотезу на практике. Все как она любит. Но есть одно «но». Жирное, упрямое, взрывное «но». — Кацуки не согласится. — А ты не спрашивай его! — наивность Сацуки Ито не знает границ. — Просто приоденься, сделай прическу, напяль свое самое развратное белье, которое его заводит, и позвони ему. Признайся, что раскаиваешься, сильно-сильно раскаиваешься… А потому — готова понести наказание! Спроси, как бы он хотел это сделать? А дальше, о-ох… А дальше все само как-нибудь пойдет, я уверена! Харука, прищурившись, прожигает в подруге сквозную дыру. — Что? — Ито с противным бульканьем вытягивает остатки своего коктейля через трубочку. — Не смотри на меня так. Я видела это в девятом сезоне «Жаркой страсти». Или это были «Возлюбленные по скайпу»? Не помню… Надо пересмотреть. И то, и другое. Немного протрезвевшая Харука перебирает пальцами салфетку, попутно взвешивая все «за» и «против». Бесспорно — идея заманчивая. Не зря же, как только она думает о том, как дразнит Динамита через сенсорный экран смартфона, у нее все чувства обостряются в стократ. Однако, чтобы принять окончательно решение, не хватает чуть-чуть. Совсем чуть-чуть. — Слушай, Харука, — словно прочитав ход ее мыслей, Сацуки мягко улыбается и спрашивает: — Что ты потеряешь, если попробуешь? А продолжишь бездействовать — бедный Мидория превратится в пепел. И ты следом за ним. Не заставляй меня грустить. — Ты права, — твердо заключает Мацуда и вскакивает с насиженного места. Оставив на барной стойке немного наличных, она хватает свою сумку и целует подругу на прощание. — Спасибо, Сацуки. Ты лучше всех. Ты и твои сериалы. — Знаю-знаю, — машет она ей вслед и кричит, собрав ладони домиком возле рта: — Позвони потом! *** Наматывая круги посреди гостиной, Харука крепко сжимает в руках мобильный телефон, не решаясь набрать нужные цифры. На дворе — глубокая ночь. Огромная круглая луна давно свергла солнце с пьедестала, вручив небо мраку в качестве памятного трофея в выигранной ею войне. Здесь звезды служат ее триумфальным ковром — красной дорожкой, по которой избранная спутница Земли спускается, чтобы заглянуть в окна ко всем, кто любуется ею вместо того, чтобы спать. Но Мацуде до самопровозглашенной владыки небес нет никакого дела. Ее охватывают страх и предвкушение. Она боится, что своим звонком разбудит Динамита, из-за чего он пустится в разнос пуще прежнего. И одновременно жаждет узнать, чем закончится этот принципиально новый, неизведанный и крайне интересный опыт для них обоих? Алкоголь все еще бултыхается в ее крови, склоняя чашу весов Харуки к опрометчивому решению. Опустив подбородок, она в последний раз оглядывает себя с ног до головы. Молочный шифоновый халат подчеркивает теплый оттенок ее кожи. Откровенный запах акцентирует внимание на ложбинке между грудей, но эффектно скрывает полную картину, придавая образу загадочности, таинственности, недосказанности, запускающей воображение. Она спускает пеньюар на левое плечо, чтобы приоткрыть вид на острые ключицы и тонкую лямку кружевного лифа, который Кацуки, поддавшись возбуждению, остервенело срывает с нее из ночи в ночь. В последний раз взглянув на часы, Мацуда рвано выдыхает и подходит к холодильнику. Ей необходимо набраться еще немного храбрости, чтобы осуществить задуманное. Харука достает некогда начатую бутылку умэсю и в три глотка опустошает ее на четверть. Жар горячительного напитка приятно согревает изнутри, попутно распаляя желание. Непристойное желание, нашептывамое животными, первобытными инстинктами. Да, Мацуда понятия не имеет, как себя вести и что делать. Но почему-то сейчас она согласна со словами Сацуки о том, что решение придет в процессе. Главное — начать. А начать, если быть откровенной, ей хочется с тех пор, как Динамит пересек порог их дома и отправился на ужасно долгую, по меркам Мацуды, миссию. Пускай начать не так, как они привыкли. Пускай это будет лишь видеозвонок. Но если он сможет сгладить углы, образовавшиеся между ними, и утолить ее потребность в близости со взрывным героем, ее взрывным героем, она сама лично свяжется с тем женским журналом и напишет им правдивую статью, чтобы в кои-то веки украсить колонку этого издательского недоразумения по-настоящему дельными советами. Смахнув с розоватых губ лишние капли вина, Мацуда усаживается на диван и, вытянув перед собой руку с мобильным телефоном, жмет кнопку вызова. Раздражающие гудки щекочут перепонки. Испытав необходимость отвлечься от неприятных ощущений, Харука нервно заправляет за ухо прядь волос, смотря на себя в переднюю камеру. Увиденное так и шепчет — она выглядит роскошно. Накрученные локоны, легкий макияж и главный кружевной козырь, скрывающийся под одеждой — беспроигрышное комбо, способное заставить любую девушку почувствовать себя королевой. Пиксельное изображение придает Мацуде уверенности, но сброшенный спустя несколько секунд вызов, на который она отважилась с большим трудом, рушит все ее планы. — Что за… — с непониманием произносит она. — Скинул трубку? Или не успел взять? В попытках прояснить ситуацию Харука дублирует звонок. На этот раз ей не приходится долго пребывать в томительном ожидании — собеседник принимает вызов после третьего гудка. — Время видела? — раздраженный голос Динамита не располагает к светской беседе, а лицо его остается за кадром. Что ж, игнорировать функцию видеозвонка как раз в его манерах. — Чего тебе? Первое, что приходит на ум взволнованной Харуке, это спросить: — Ты почему не спишь? — Даже не знаю… Может, потому, что кто-то, мать его, наяривает мне без остановки?! — цедит Кацуки, но вдруг смолкает. А затем, будто вытянув вперед жилистую шею, произносит в динамик — так, что его хриплый, грубый, басистый голос шепчет прямо в висок: — Куда вырядилась, Мацуда? — Никуда. Для себя, — неожиданно найдя в себе силы, твердо произносит Харука. И, опережая скандал, наступает себе на горло, признаваясь: — И… для тебя… Пока Кацуки загружается, Мацуда закидывает ногу на ногу и выпрямляет локоть, намереваясь отдалить кадр. — Я признаю, что была неправа. Зря я это сказала… Ну, про Деку… — И поэтому, нахрен, решила напомнить мне об этом среди ночи?! — резко обрывает он. — Черт тебя дери, Мацуда! — Но я готова понести наказание! — выпаливает Харука как на духу, не сразу осознавая, что в стрессовой ситуации она не придумала ничего лучше, кроме как дословно процитировать реплику Сацуки. — Готова… к наказанию. Глухое молчание на том конце провода тяжестью ложится на ее плечи. Харука, которая практически никогда не краснеет, сейчас чувствует себя так, будто ее окунули лицом в кипящее фондю. Щеки горят. Полыхают дьявольским пламенем. Вдоль позвоночника стекают первые капли соленого пота. Она втайне щипает себя за бедро, надеясь таким образом вытеснить стеснение и вернуть себе самообладание. Боль отрезвляет. Мацуда шумно сглатывает и удивляется, когда выбитый из камня Динамит делает тоже самое. — Че? — твердости в его голосе как ни бывало. Он прикрывает это недоразумение под резким всхрипом и возвращается к привычному, но все еще слишком тихому для себя тону. — Серьезно? Мацуда, кто, если не я, мог так отбить тебе мозги? Воодушевленная его реакцией, Харука открывает в себе второе дыхание. Расплываясь в мягкой, манящей улыбке, она единожды порхает пушистыми ресницами и медленно дотрагивается пальцами до своей шеи. — Это не так уж и важно, — лепечет Мацуда, вырисовывая плавные линии на ключицах. Ее руки забираются под пеньюар и оглаживают ровные плечи. Нежная ткань халата поблескивает в искусственном свете ламп. И когда Харука спускает его все ниже и ниже, оголяя левую грудь, спрятанную за сногсшибательным комплектом белья, с ее губ слетает вопрос: — Так… как? Речь Кацуки становится ухабистой. Слова запинаются об кочки, которыми усыпан путь до ушей Мацуды. — Что… как? — неуверенно уточняет он. — Как бы ты хотел… наказать меня? Харука слышит, как по ту сторона экрана Бакуго судорожно втягивает носом воздух. Ох, как ей от этого радостно! — Мацуда… завязывай. — Хочешь, я сниму это? — не на шутку распоясавшись, Харука просовывает указательный палец между бретелью и своим телом, ставшим внезапно таким чувствительным. Каждое прикосновение отзывается разрядом электрического тока. — Без него будет намного лучше… Ты согласен? Не дожидаясь ответа от ошарашенного Динамита, она кладет ладонь на свою грудь и сжимает ее через плотные косточки бюстгальтера. Сладкий стон, сопровождаемый придыханием, растворяется в гостиной. А давление, под которым не повезло оказаться Бакуго, ощущается даже там, где самого Динамита в помине нет. Оно витает в комнате, кружит вокруг Мацуды, как те пресловутые пылинки, толкая ее на большие ухищрения, истязания и пытки. Она бы все отдала, чтобы… — Но есть одно условие. — Какое? — Я хочу тебя видеть, — Харука не просит. Она приказывает. Сегодня — особенный день, когда требовать повиновения и подчинения — ее прерогатива. — Включи камеру, Кацуки. И в ту же секунду этот чертов лифчик полетит на пол. Даю тебе слово. Вкус власти оседает у Мацуды на языке. Жаль, насладиться им всласть она не успевает. Будто очухавшись после летаргического сна, Бакуго издает животный рык, от которого все тело Харуки сковывает параличом. А затем, к ее разочарованию, Динамит вешает трубку, второй раз за сутки вверяя ей исключительное и унизительное право на прослушивание гудков. — Какого… черта?! — округлив глаза, вопит полуобнаженная Мацуда и утыкается в горящий экран смартфона. — Сбросил, серьезно?! Вот так просто взял и сбросил?! Злость, негодование, непонимание и концентрированная ярость смешиваются в ее душе в один смертельно опасный коктейль, рискующий перелиться через край. Она рывком поднимается на ноги и, шастая по прямой от стены до стены их с Кацуки гостиной, пытается отдышаться. Трясущиеся пальцы сами тянутся к телефону. И снова не для того, чтобы набрать его номер. — Что, уже закончили? — спрашивает Сацуки, жуя хрустящие чипсы. — Даже не начали, — борясь с нахлынувшими эмоциями, отвечает Харука и садится на диван, упираясь локтями в колени. Перед глазами у нее все плывет. Только теперь она осознает, насколько абсурдной была эта затея. И какой идиоткой она предстала перед Бакуго. — Он скинул трубку. — А, ты все-таки решила сначала спросить, что он об этом думает? С такой подачей я бы тоже покрутила пальцем у виска и отчалила восвояси. — Нет! В том-то и дело, что нет! — тон Мацуды от отчаяния повышается на октаву. — Я сделала все, как ты говорила! Вырядилась, черт побери, как дешевая уличная проститутка! И все шло хорошо, пока я… С мысли Мацуду сбивает дикий скрежет автомобильных шин, доносящийся с улицы. Их район довольно тихий, подобные звуки для него — редкость. Тем не менее, и такое может случиться. Мало ли, бездомная кошка неожиданно решила перебежать дорогу, и несчастному водителю пришлось до упора выжимать педаль тормоза? — Харука-а-а, — тянет Сацуки по слогам. — Прием! Я жду. — Д-да, извини, отвлеклась. Напомни, на чем я остановилась? — И все шло хорошо, пока ты… — Верно. И все шло хорошо… Пока я… Пока… Тяжелые шаги, стремительно приближающиеся к их дому, вынуждают Мацуду ощетиниться. А как иначе? Она здесь совсем одна. И причуды у нее нет. Если в ночи к ней пожалует злодей — она не сможет защититься. Все, что ей останется — принять судьбу как данность. Но Харука совершенно не боится. Потому что эти шаги она узнает из тысячи. Одно не сходится — как он это сделал? — Пока… я… Входная дверь с оглушающим ревом срывается с петель, и благодаря щедрому пинку долетает до другого конца коридора. Даже привыкшая к подобным выходкам Харука вздрагивает и жмурится. С трудом разлепив веки, первое, что она видит — застывшего на пороге Динамита, его хищный оскал, рассекающий лицо надвое, и подрагивающие от тяжелого дыхания плечи. — Ч-что ты… — спрашивает она полушепотом, заикаясь. — Что ты тут делаешь? — Вылетел вечерним рейсом. Приехал пораньше. Не терпелось накостылять тебе за ту чушь про Изуку. А теперь и за тот телефонный терроризм, который ты мне устроила, пока я возвращался из аэропорта, — из его глаз брызжут яркие искры. Мышцы напрягаются, когда он для убедительности упирается кулаком в стену. Короткая демонстрация силы в стиле Кацуки Бакуго. Нечего сказать. Театрально размяв шею, Динамит обнажает зубы, хвастаясь острыми клыками, а затем с вызовом, властью, непоколебимым авторитетом срывает чеку с гранаты, бросая Мацуце провокационное и не терпящее возражений: — Раздвигай ноги. Харука под его напором вжимается в спинку дивана так сильно, что у нее ребра по швам трещат. — Харука? — раздается из динамиков обеспокоенный голос Ито. — Что у тебя там происходит? Не сводя с Бакуго глаз, Мацуда зажимает ладонью динамик и шепчет: — Все в порядке. — Уверена? — не унимается Сацуки. — Мне показалось, к тебе кто-то вломился? — Нет, я… — Харука, не моргая, ловит малейшее движение, чтобы не упустить момент, когда хищник сорвется с цепи и бросится в атаку. Пока не прервется их зрительный контакт — у жертвы еще есть выбор: смириться или бежать. И, глядя на бунтарские настроения Кацуки, Мацуда интуитивно склоняется ко второму варианту. — Сацуки, я… позже тебе перезвоню. Харука уставляется на сенсорный экран и рвано тычет кнопку, сбрасывающую вызов. В миг переведя взгляд обратно, она с ужасом осознает свою ошибку. Это заняло у нее секунду. Всего секунду. Но Бакуго этого оказалось вполне достаточно, чтобы сократить расстояние между ними до жалких, никчемных, убогих миллиметров. Ощутив его мощную ладонь на своем темечке, Мацуда, сглотнув, смотрит на него снизу вверх. — Что ты там говорила про наказание? М-м, Мацуда? Переместив свои пальцы на затылок Харуки, Бакуго притягивает ее голову к своему паху. Из-за крепко стоящего члена брючная ткань натягивается до предела, очерчивая контуры его внушительных размеров. Именно по этой причине Харука так не любит брать в рот. Для нее он — слишком. Для нее весь Кацуки — слишком. Это давно пора признать. Но всякий раз, когда Динамит появляется в ее поле зрения — такой грубый, но надежный; такой сильный, но пугающий; такой упрямый, но честный — она теряет рассудок. Даже сейчас, когда ее горло заблаговременно ноет от мысли о том, что эта штука должна туда поместиться, Мацуда едва сдерживает дрожь, которая пленит ее бедра. Однако, если верить откровениям Сацуки о том, что они с Динамитом похожи там, где не следовало бы, значит и она для него — слишком. И это не может не вселять надежду. Упиваясь мыслью об этом, Харука грязно ухмыляется и, под пристальным, проницательным, контролирующим всех и вся надзором Бакуго опускается перед ним на колени и тянется к ремню на штанах. Лязг рухнувшей на пол металлической пряжки отскакивает от стен гостиной, посреди которой вершится долгожданное правосудие. Так устроена жизнь. За каждым преступлением неизменно следует наказание. И Мацуда свое вынесет с грохотом, а не с хныканьем. Цепляясь за край брюк Кацуки, она спускает их до колен вместе с обтягивающими черными боксерами. Ощутив долгожданную свободу, его налившийся кровью член принимает вертикальное положение. Головка не то, что касается пупка. Она его пересекает. Приблизившись вплотную, Харука нежно обхватывает рукой предмет гордости Кацуки Бакуго, вновь задаваясь вопросом о том, как нечто столь крупногабаритное может доставлять ей не жгучую боль, а бесконечное удовольствие? Но наученная жизнью Мацуда не понаслышке знает — за удовольствие приходится платить. Поэтому, заранее откашлявшись, она скапливает во рту шокирующее количество слюны, чтобы лучше скользило, и приступает к работе. Аккуратно проведя ладонью вдоль члена Кацуки, Харука сначала целует его наивысшую точку, а затем плавно обводит языком каждую выступающую венку. И только когда его стянутая от напряжения кожа начинает блестеть из-за обилия смазки — она размыкает губы и погружает его в себя на треть. Из горла Бакуго вылетает первый рваный выдох, больше напоминающий короткий, хриплый рык. Он наматывает на кулак светлые волосы Харуки и впивается идеально подстриженными ногтями в ее череп, задавая направление. Но Мацуда не спешит. Знает — чревато. Продолжая гнуть свою линию, Харука водит головой туда-сюда, беря все глубже и глубже, но это даже не половина. Ее губы уже потихоньку немеют. Неба и внутренняя сторона щек пропитываются солоноватым привкусом. Кончик языка перестает ей подчиняться и живет своей жизнью. Он ласкает, он извивается, он вертится, вырисовывая незамысловатые узоры на розоватой головке пугающе огромного члена, который, по ощущениям, твердеет все сильнее и сильнее, хотя, казалось бы, куда еще? Случайно задев одну из самых чувствительных точек Кацуки, Харука волей-неволей обрекает себя на беду. Поддавшись искушению, Бакуго остервенело толкается бедрами, без предупреждений врываясь в глотку Мацуды по самые гланды. Щедро поперхнувшись, она непроизвольно дергается и надеется отстраниться, но его цепкая хватка преграждает ей всякий путь к отступлению. Заметив, как она упирается ладонями в его бедра, моля сбавить обороты, Бакуго спрашивает: — Переборщил? Раскрасневшаяся от физической нагрузки Харука кидает на него красноречивый, испепеляющий взгляд, намекающий, что он, между прочим, тоже был утром виноват. Этот взгляд не требует ответа. Но Кацуки все равно отвечает: — Извиняй, Мацуда. Ты — первая. Обо мне поговорим позже. А пока — мой тебе совет, — на этих аккордах он снова толкается, но уже не машинально. Целенаправленно. Специально. Осознанно. И так глубоко, что у Харуки глаза невообразимо округляются. В уголках ресниц собираются слезинки, а из легких вырывается визг. Она задыхается. Она давится его разгоряченной, вставшей плотью, которая рвет горло на части. Но Динамит, облачившись в наставника, бросается ей на помощь и подсказывает: — Дыши через нос. Мацуду его приказной тон неимоверно раздражает. И Бакуго следовало бы быть поосторожнее в высказываниях, учитывая, что его достоинство полностью во власти Харуки. Одно неверное движение, одна случайно выпущенная из рук палача веревка, спускающая гильотину, и его тщеславию конец. Харука вдруг вспоминает, с каким пренебрежением он разговаривал с ней сегодня днем. Как отбрыкивался от празднования дня рождения. Как нежно советовал ей захлопнуться. Как косвенно нахваливал пышные формы Яойрозу, что во всей этой истории наиболее возмутительно! Взбесив себя собственными умозаключениями, Мацуда смотрит на Бакуго прямо и, выпустив изо рта его член, с нахальством заявляет: — По-моему, ты слишком много возомнил о себе. Пора бы это исправить. Предлагаю пари. — Уверена, что ты в том положении, чтобы торговаться? — Более чем, — бросив красную перчатку к его ногам, Харука, ничуть не смущаясь, выдвигает свои условия: — Спорим, на этот раз я даже не закашляюсь? Согласие Динамита ей не требуется. Потому что в то же мгновение Харука обхватывает ладонью член Кацуки у самого основания и, разомкнув пухлые губы, заглатывает его настолько глубоко, насколько может. Опешив сначала от ее напора, а затем от прилива удовольствия, Кацуки крепче впивается в ее волосы и запрокидывает вверх подбородок. Втянув носом воздух, как он и просил, Харука повторяет процедуру снова и снова, снова и снова. Как по методичке, написанной талантливыми оскароносными порноактрисами. Горло предательски саднит. По подбородку стекает вязкая слюна, смешавшаяся со следами возбуждения Динамита. Тонкая кожа в уголках губ трескается, создавая дополнительный дискомфорт. Но ее это не заботит. На кону у Мацуды стоит своеобразная, но все-таки победа над бесконечным тщеславием Бакуго. Захлебываясь им до хрипоты, она ускоряет темп, чтобы заставить Динамита побыстрее кончить. Рискуя вот-вот потерять сознание от недостатка кислорода, Мацуда кладет ладони на крепкие ягодицы Кацуки и притягивает его ближе к себе. Он ей нужен в качестве опоры. Но Бакуго понимает ее сигналы слишком превратно. Вошедший в непристойный азарт, он отводит бедра назад и толкается внутрь до упора. Глядя на то, как из глаз Харуки мощным потоком успевают хлестануть крупные слезы, Кацуки тянется к ее красивому, и такому развратному сейчас лицу, а после большим пальцем размазывает черные дорожки, образовавшиеся из-за потекшей туши. Огрубелая кожа на подушечках его пальцев отчаянно контрастирует с нежными щеками Мацуды. И как такая бархатная, мягкая наощупь девушка может иметь такой мерзкий характер? Оскорбившись его попыткой взять все в свои руки, Харука старается быстрее работать головой и пускает в ход согнутые в полукруг ладони. Спустя бесчисленное количество телодвижений член Бакуго, наконец, начинает пульсировать, красноречиво сообщая о том, что и он, и ее триумф уже близко. Главное — не закашляться. Собрав воедино все оставшееся у нее мужество, Мацуда, превозмогая боль, набирает скорость, и в последний раз позволяет Кацуки погрузиться в нее на всю длину. — Блять! — рычит он и, впечатав Харуку носом в свой железный пресс, кончает внутрь. Тяжелое дыхание Бакуго заглушает облегченный стон Мацуды, в глубине души уже празднующей свой выигрыш. Одного она не учла — размеры часто бывают пропорциональны содержимому. Харука не успевает глотать. В конечном итоге, она попросту закашливается, потеряв честь, достоинство и, что самое главное — звание победительницы. Мацуда рывком отстраняется и заваливается назад, хватаясь за болезненно ноющее горло. Наблюдая за тем, как судорожно она глотает воздух, Бакуго вздергивает бровь, яростно что-то обдумывая. Поборов внутренних демонов, он усаживается на корточки перед Харукой, тщетно старающейся прийти в себя. — Ну, что? Сделала-таки меня, стерва? — Издевайся, конечно, — с едким пренебрежением шипит Мацуда. — Давай, скажи это, мол, сама предложила пари и сама продула! — Не продула. Харука поднимает на него размазанный взгляд. — Я закашлялась. — Не в процессе, — мягко, до неприличного мягко произносит Бакуго и, если затуманенному зрению Мацуды еще есть вера, слегка улыбается, но быстро возвращается к своему угрюмому виду. Протянув ей стакан воды, стоящий на кофейном столе, он ждет, пока она напьется, и ровным тоном сообщает: — Поздравляю. Ты победила. Харука несдержанно хмыкает от радости, уверенная в том, что на сегодня для них все закончено. Однако Динамит, обойдя ее сзади, по-хозяйски пристраивается за спиной Мацуды. Положив шершавую ладонь на ее оголившееся бедро, он методично проводит ею вверх и задирает ее халат. — Но не зазнавайся, — его жесткий шепот раздается прямо на ухо. — Это было за Деку. А сейчас давай поговорим о том, что ты устроила по телефону. Харука чувствует, как его вновь вставший член упирается ей в поясницу. Она натянуто сглатывает, предвосхищая, что когда настанет ее очередь высказаться и принимать извинения — ей уже будет не до этого. *** Чертова кухонная столешница, с которой все началось, приятно охлаждает разгоряченные бедра Мацуды, поплывшие яркой краснотой из-за мощных толчков Бакуго. Он проникает в нее все глубже и глубже. Все резче и резче. Натягивает на себя ее податливое тело, словно оно всегда принадлежало ему, и никогда — ей. Харука обхватывает руками его жилистую шею, вцепляется ногтями в мускулистые плечи, оставляя на них красные полосы, которые не скоро заживут. В эту ночь в их доме не осталось ни одного живого места. Страсть, похоть, эмоции и жажда мести прокладывали им маршрут от гостиной до спальни, от спальни до ванной, от ванной до коридора, и так, пока они не оказались на кухне. Мацуда чувствует — здесь будет поставлен финальный аккорд. Они все друг другу уже сказали. И на деле показали, как сильно их ранили слова, сказанные во время утренней ссоры. Не в той манере, в которой планировалось. Эксперимент с сексом по телефону определенно с треском провалился. Но Харука ничуть об этом не жалеет. В ее распоряжении теперь — куда более ценные знания. «Тормозить» ругань сексом, безусловно, приятно. И Мацуда была убеждена, что ярче быть не может. Но мириться благодаря сексу — вот, что действительно сносит крышу. Сколько раз за последние несколько часов она выкрикивала его имя в порыве экстаза — не сосчитать. Сколько раз теряла грань между сном и реальностью. Сколько раз он врывался в нее на всю длину — так глубоко, как никогда раньше. Ей нелегко признавать, но, черт возьми, эти жгучие, пестрые ощущения стоили любых гнусных слов и обид. Протяжно всхлипнув от очередного, как Харуке подсказывает интуиция, сквозного толчка, она утыкается носом в подбородок Кацуки и принимается активно подмахивает бедрами ему навстречу. Почувствовать приближение нового оргазма, Мацуда запрокидывает голову, разглядывая очерченную линию челюсти Бакуго и его подрагивающие от нетерпения желваки. Показывая средний палец законам физики, Динамит до запредельных значений наращивает амплитуду и вдабливается в Харуку, что есть силы. Пропитавшаяся потом челка лезет ему в глаза. Заметив это, Мацуда протягивает руку и, откинув назад его непослушные волосы, тянется за трепетным, глубоким поцелуем, в котором растворяется ее финальный, полный наслаждения стон. Доведя себя до крайней точки, Кацуки выходит из нее и изливается на ее плоский живот. Уткнувшись лоб в лоб, Динамит дышит сипло и рвано, то и дело сглатывая подступающую к горлу слюну. Этот марафон и из него выжал все соки, хоть он никогда в этом не признается. С трудом собирая слова в предложения, запыхавшаяся Мацуда кокетливо интересуется: — Слушай, Кацуки… Давай… — Что «давай»? — Давай в следующий раз сильнее поругаемся? Самодовольно хмыкнув, Динамит бросает на нее пронзительный взгляд. — Тебе что, мало было? — На сегодня достаточно! — протестует Харука, боясь накликать на свое изможденное тело беду. Прижавшись к его подтянутой груди, она сцепляет свои руки за его широкой поясницей и, очерчивая пальцами линию вдоль позвоночника, тихо шепчет: — Но завтра… Завтра мы снова вернемся к обсуждению твоего дня рождения, и тогда… Словно увидев перед глазами красную тряпку, Динамит ощетинивается, напрягая каждый мускул. Набрав полные легкие кислорода, он выдерживает паузу и отрезает твердое, уверенное, и такое же по-бараньему упрямое, как и он сам: — Нахрен ни за что!