1 апреля.

– Да ладно тебе, весело будет! К тому же, если шутку не оценят, всегда можно сказать, что это я тебя вынудил. Шантажом, пытками и угрозами раскрыть содержание писем к госпоже Шерил. – Брейк сидит в кресле, поджав босые ноги, и грызёт очередную конфету. Считать Руфус перестал после второго десятка – бесполезно. – Жестокий ты человек, Шляпник. Рейму-то своих коллег с Днём Дурака поздравлять придётся. А это, между прочим, среди членов Пандоры, только твой праздник. – Барма прячет улыбку в бокале, он уже согласился, что известно обоим, но прерывать игру на середине против правил. – А ещё это День Рождения одного ужасно занудного лохматого герцога. Вот так ирония, не правда ли? – карамель в яркой обёртке, звякнув о пластины тессена, падает на колени Руфуса. – Неправда. Идём спать. Зарксис притворно-разочарованно качает головой и поднимается, оставляя на полу и подлокотниках ворох разноцветных фантиков. С этим Барма тоже привык мириться, как и со многими другими вещами, касающимися красноглазого шута. Брейк смотрит на часы и, делая шаг в сторону спальни, тихо произносит: "С юбилеем, герцог." Первую половину дня в организации царит рабочая обстановка. Разве что, сотрудники, имевшие честь за годы службы лично познакомиться с её сильнейшим боевым контрактором, предпочитают лишний раз оглядываться и перетряхивать свои вещи. Ибо он, этот контрактор, человек весьма специфический, способный на любые пакости абсолютно всегда, а тут такой повод. Кому-то в День Смеха везёт, кому-то не очень. Вëдра с водой и конфетти, измазанные чернилами дверные ручки, мучные облака и сахарная вата на потолке – лишь малая часть того, что можно найти в штабе. Ближе к вечеру все потихоньку собираются в главном зале. Наученный горьким опытом, Лунетт тщательно проверяет каждую ступеньку, поднимаясь на сцену. Господин Руфус решил, что ему, как будущему главе Пандоры, не помешает попрактиковаться в проведении подобных мероприятий. Листок с речью, тысячу раз просмотренный и перепроверенный по пути, в самый ответственный момент оказывается полон бессвязных глупостей. А снизу, знакомым небрежно-размашистым почерком, красуется объяснение: "С первым апреля, Рейм!" А чего он, собственно, ожидал? Лунетт мысленно благодарит за вбитые однажды в подсознание канцеляризмы и, подавив начавшуюся было панику, начинает медленно формулировать предложения. Рано или поздно, но импровизации тоже придётся учиться, а кое-кто видимо решил ускорить процесс. Столкнувшись взглядом с присоединившимся к нему Бармой, Рейм невольно замирает. Эти искры он узнает среди десятков тысяч, пусть они и имеют сейчас абсолютно другой оттенок. Герцог приподнимает уголки губ в дежурной улыбке, обращается к подчинённым, в виде приятного исключения, почти шутки, напрямую, а не посредством иллюзии. Пока Лунетт ищет в толпе белобрысую макушку Шляпника, чтоб убедиться в правильности своих догадок, Руфус заканчивает официальную часть и, похлопав воспитанника по плечу, идёт принимать поздравления. Заметив наконец Зарксиса, шепчущего что-то на ухо стремительно краснеющему Гилберту, Рейм вздыхает. Будь что будет. Уж если эти двое сговорились, кто он такой чтобы мешать. Только юного Ворона чуточку жаль. Его ведь удар хватит. Надеясь хоть как-то минимизировать последствия "истинно дружеского" влияния Брейка на неокрепшую психику, Лунетт отбивает у него Найтрея, предлагая выпить вместе. Тот моментально соглашается. Шляпник в отместку дёргает его за тёмную прядь и отправляется на поиски следующей жертвы. Возможно, следовало позвать наоборот Зарксиса, но, во-первых, Рейм предпочёл бы хоть раз не жертвовать собой, во-вторых, его дорогой друг не пьянеет, следовательно, это лишь ненадолго отсрочило бы неизбежное. Но это ведь и не... Могло сработать. Впрочем, поздно, и вряд ли бы позволили. Лунетт кивает, принимая бокал. Да-да, за здоровье господина Руфуса. Верно, Гилберт, верно. Предложенная им же самим авантюра Брейку надоедает, на удивление, не сразу. Конечно, с его мастерством, Шляпнику в пору было бы играть Ворона, Рейма, госпожу Шерон... Кого угодно более эмоционального и живого, чем Барма. Но в этом тоже есть своя прелесть, своеобразное испытание на прочность. Выдержав его с блеском, от сохранения "недовольного жизнью и полного презрения к окружающим" выражения лица, Зарксис все-таки устаёт и, чувствуя это, герцог медленно тянется к силе Додо, готовясь сдернуть занавес. – Дамы и господа, – обращается Руфус к присутствующим. В центре зала остаются он и Брейк. – спасибо, что пришли. – кланяется низко, прижав к груди сложенный веер, герцог Барма, а выпрямляется – Шляпник. Одинаковые, как человек и его отражение, они доли секунды смотрят друг на друга, зеркаля ухмылку. И, бывший до сих пор Зарксисом, обращается главой Пандоры. Звенящая тишина. Резкий грохот. Аплодисменты, волной разошедшиеся от старшей Рейнсворт. Вынужденный признать эффектность свершëнного действа Рейм помогает подняться свалившемуся вместе со стулом Найтрею. Брейк смеётся в голос и, не скрывая торжественного блеска алого глаза, накрывает своей ладонью ладонь держащего его за локоть Руфуса. Чтобы не шокировать общественность слишком уж сильно, Шляпник быстренько протаскивает возлюбленного до ближайшего шкафа, и прохода в поместье Барма в нём, и только потом целует. Отличное завершение представления. Теперь можно спокойно вручить подарок, выпить чаю, все обсудить и поймать несколько искренних улыбок обычно серьёзного герцога. А большего Зарксису и не нужно.