Сага о Зеленом короле

— Отличный удар, сир Аррик! Меня так научите? — с восторгом вскричал Дейрон, все еще не сводя глаз с идеального среза шеи, бурлящей фонтаном крови. — Это честь для меня, мой принц, — сдержанно ответил гвардеец, равнодушно возвращая меч в ножны. — И вправду, великолепная работа, — с одобрением кивнул Эйгон, глядя в затухающие глаза капитана Грязных ворот, что явился сюда без малейшего подозрения и наверняка думал, что смог спасти свою шкуру и надурить нового короля. — Этот человек присягнул мне на верность, однако в ту же ночь отправил весть на Драконий Камень, — пояснил Эйгон, с удовольствием оглядывая шокированные лица матери и десницы. — Мы перехватили посыльного и изъяли письмо, в котором очень подробно излагалась наша измена, как и мольбы о том, чтобы настоящая королева как можно скорее явилась в столицу и заняла свое место.        Алисента дрожащей рукой коснулась груди, пытаясь успокоить сумасшедшее биение испуганного сердца. Она могла поклясться, что еще никогда не испытывала столь животного ужаса, что сковал ее тело, что еще никогда ее кровь так не бурлила в венах, закипая и беснуясь. Мать смотрела на старшего сына с невероятной злостью, желая отхлестать его по щекам или окатить струей ледяной воды. Да что угодно, лишь бы вернуть ясность его затуманенному яростью рассудку. А кто вернет рассудок ей? Она никогда не забудет то, что он заставил ее пережить. А может еще не заставил? Кто сказал, что принцы спасены? Эта мысль вселила в Алисенту новую порцию тревоги. Судорожно глотая воздух, она скользила взглядом по каждому, кто сейчас стоял здесь, будто искала в их глазах ответ на самый страшный вопрос. Все было тщетно. Тогда королева взглянула на отца. Удивительно, но всегда собранный и сдержанный Отто Хайтауэр выглядел растерянным и сбитым с толка. Однако, Алисента не чувствовала в нем страха, скорее она ощущала раздражение и недовольство. Интересно, он также не знал о том, что собирается сделать Эйгон? Или знал и поддержал, желая наказать ее за своеволие и непослушание?        — Приведите остальных, — громкий голос Эйгона заставил Алисенту «очнуться».        — Моя королева, — до нее также донесся голос молоденькой служанки, что все это время стояла позади нее и тряслась как осиновый лист, — ваша рука… Нужно позвать великого мейстера, вы истечете кровью! — Позже, — невнятно шепнула Алисента, что даже и не чувствовала боли, крепко сжимая поврежденной рукой подол своего платья. — Позже…        Позади них послышался шелест юбок и лязг доспехов. Лорд — командующий Кристон Коль и принцесса, нет, теперь уже королева Хелейна также решили присоединиться к этому мрачному представлению, устроенному по желанию Эйгона. Статная и величественная, Хелейна медленным шагом прошла мимо матери и встала за спиной мужа, поприветствовав его кивком головы. Каждый заметил с какой радостью встретил ее король. Присутствие супруги вселяло ему уверенность и как — то магически успокаивало расшатанные нервы. Сир Кристон нехотя последовал за ней, хоть и желал остаться подле своей королевы и воспитанника, оказавшегося в столь затруднительном положении. Однако клятва, принесенная новому королю, не позволила ему этого сделать.        Коленнопреклонные братья взглянули на сестру одновременно, и если Эймонд ограничился лукавой улыбкой, то принц Дейрон выглядел растерянным и даже смущенным. — Кто? — только и спросил младший принц, глядя на сестру, чья фигура больше не выглядела тяжелой и обремененной.        — Мальчик. Король назвал его Мейлором, — тихо ответила Хелейна, глядя на него невероятно нежным и любящим взглядом, от которого Дейрону сделалось дурно. Она не должна была быть такой понимающей, после всех гадостей, которые он ей наговорил. Пусть это и было правдой, однако сейчас принц чувствовал себя предателем и клятвопреступником, ведь сделал он это нарочно, поддавшись разрушительным чувствам горя и потери. Хелейна всегда была откровенна с ним, открыто говоря о своих страхах и опасениях касаемых их брака с Эйгоном, а он сделал из них изощренное орудие пытки и безжалостно всадил его прямо в ее сердце. Низкий, подлый поступок. Дейрона вновь захлестнуло чувство вины и он отвел взгляд. — Ты поддерживаешь это, дочь моя? — Алисенту странно задело ее появление, всколыхнув в душе не менее странный гнев. — Ты знала о том, что он собирается делать?        — Я не буду обсуждать здесь волю государя, — твердо ответила Хелейна, вызвав изумление матери.        Алисента лишь горько усмехнулась, понимая, что дальнейший разговор не имеет смысла. Дочь, что должна была понять ее лучше, чем кто — либо, отвернулась от нее. Она потеряла всех. Или потеряет.        Тем временем по приказу короля внутренний двор замка заполнился Золотыми плащами, в которых Эймонд узнал своих самых преданных и верных соратников. Принц не сумел скрыть удивление, резко дернувшись вперед, а Эйгон, заметив недоумение на его лице, победно усмехнулся. Дейрон также с особым вниманием разглядывал стражников, замечая среди них и тех, кого он лично разжаловал несколько месяцев назад, предотвратив той ночью кровавую бойню между братьями. Отто, наконец, понял план Эйгона. Как и его фразу про то, что Эймонда необходимо наказать. Что же, весьма умно. Хоть и жестоко        — Мой принц! — вскрикнул самый юный из Плащей, с болью глядя на побежденного и униженного Эймонда, сидящего в грязи, подобно вшивой собаке, нежели могущественному Таргариену, — почему вы не дали нам знак? Мы бы не допустили такого! Мы бы возвели вас на трон! Мы бы осуществили нашу мечту! — Какая трогательная преданность из уст столь невинного дитя, — с деланым пафосом произнес Эйгон. — Еще немного и я заплачу, сраженный народной любовью к твоей дьявольской персоне, брат! Вот только заслуживаешь ли ты этой любви? Что вам обещал Эймонд? Ради чего вы готовы были перешагнуть через меня? — его тон утратил нежность, как только он обратился к узникам.        — Нас вела храбрость и честь принца, — смело отвечал все тот же мальчик. — Он достоин Железного трона, он сильнейший из всех Таргариенов, что сейчас живут в этом мире! Он наездник могучей Вхагар, разве этого мало?        — На Вхагар десять лет назад летала леди Лейна Веларион, будь она жива, вы и ее возвели бы на трон? — ухмыльнулся Эйгон, найдя последний довод до нелепого смешным. — Принц Эймонд был с нами, — мальчик дерзновенно вскинул голову, осмелившись смотреть на Эйгона в упор, — в любую погоду, в любое время года, несмотря на статус и положение. Он разделял с нами хлеб и воду, он не чурался нашего общества и был готов помочь во всем. Вы были так близки к народу, принц Эйгон?        — Я твой король, — абсолютно спокойно поправил его Эйгон. — Вас не короновали, а если и короновали бы, я не признавал и никогда не признаю вас королем, — выпалил мальчишка.        — Благо тебе не придется долго жить и мучиться, слыша то, как славят мое имя и правление, — справедливо отметил Эйгон. — Эймонд Таргариен всегда обладал харизмой, ради которой многие готовы последовать в пекло и дальше, лишь бы иметь удовольствие видеть его лицо и тщательно облизывать его сапоги, — с усмешкой проговорил Эйгон. — И я понимаю ваши чувства, вашу симпатию, вашу преданность и верность по отношению к нему. Таргариены — ближе к богам, нежели к людям и видеть одного из них в своих рядах…это, наверное, дорогого стоило. Ваш король вас не осуждает.        — Однако нам не уйти отсюда живыми, — подал голос еще один стражник. — Вы казните нас за выбор.        — Вы ждали чего — то иного? — искренне изумился Эйгон, оглядывая их всех снисходительным взглядом. — Быть может я должен был молча сносить заговоры за своей спиной и ждать, пока меня свергнут мои же солдаты? В самом — то деле, на что вы рассчитывали? Вы и впрямь считали себя равными принцу?        — Мы не станем обсуждать с вами наши отношения с принцем Эймондом. — Братец, да как ты добился такого? — Эйгон от души рассмеялся, подмигивая Эймонду, которому, впрочем, было совсем не до смеха. — Как вы дожили до таких лет будучи столь наивными и глупыми? Расскажи кому — нибудь, ведь не поверят! Такие скоморохи пропадают!        — Мы бы предпочли быструю смерть недостойному глумлению.        — И я дарую вам это избавление, — пообещал Эйгон, а затем приблизился к брату, — смотри, Эймонд и хорошенько запоминай эти лица. У всех этих людей есть пожилые родители, молоденькие жены и орава вечно орущих детей, которых мало когда удается накормить досыта. Каждый из этих мужчин был добытчиком для своей семьи, а теперь…а теперь их головы украсят пики моего замка, а их семьи будут вынуждены пойти на крайние меры или же сдохнуть от голода. И кто же в этом виноват? Сдается, что ты. Ты развратил их разум, ты надоумил их свернуть с правильного пути, ты задумал обойти меня и забрать себе трон. Гордыня помешала тебе одуматься вовремя, самодовольство и лишняя самоуверенность закрыли тебе глаз и уши, ты не удосужился даже попытаться защитить верных тебе людей.        — Раз я так жалок, почему ты бросил меня в темницу? Почему отказался сразиться, чтобы раз и навсегда закрыть этот вопрос? — с вызовом спросил Эймонд.        — Потому что власть и управление — это не только грубая сила, — парировал Эйгон. — Ты не смог бы казнить каждого неугодного, а если и вознамерился бы это сделать, то очень скоро в Вестеросе не осталось бы людей. Я победил тебя, я разгадал и порушил все твои планы, а сейчас я с удовольствием накажу всех твоих друзей, чтобы в следующий раз, когда тебе в голову придет опасная мысль, ты вспоминал этот момент и задавался вопросом: а стоит ли это таких жертв?        — Ждешь, что я буду оплакивать горстку жалких стражников? — усмехнулся одноглазый принц, прекрасно видя, как благоговение на лицах его бывших соратников сменяется откровенным недоумением, а затем и разочарованием. — Боги, Эйгон, неужели ты правда думаешь, что показательная казнь усмирит меня и заставит плясать вокруг тебя?        — Конечно нет, — король действительно не питал лишних иллюзий, касаемо моральной составляющей младшего брата. Казалось, что жестокость Эймонд впитал с молоком матери, а решительность и дерзкий нрав унаследовал от Деймона. Даже сейчас, сидя перед ним на коленях, связанный, грязный и вонючий, Эймонд внушал своей фигурой величие. И это, Неведомый побери, очень нравилось Эйгону. В этом он более всего нуждался. — Ты бездушная тварь и едва ли смерти этих людей всколыхнут твое ледяное сердце. Однако ты должен уяснить, раз и навсегда, что такой конец будет ждать каждого, кому ты позволишь приблизиться к себе преследуя идею мести мне. Да, эти люди для тебя ничто, но ты тоже всего лишь человек. Человек смертный и порочный, человек, который тоже может любить и быть преданным. Подумай над этим, благо теперь у тебя достаточно времени на все это.        — Безумец! — прошептал Дейрон, пораженный увиденным и услышанным. — Одумайся, Эйгон! Как смеешь ты так поступать с нами? Ты уже коснулся шеи Эймонда мечом, а теперь хочешь и вовсе уничтожить остатки его достоинства? Хотя куда уж больше, мы узники в собственном замке, сидим в темнице наравне с отъявленными негодяями и ходим по нужде в угол каменного узилища! Ты обрек нас на это, мы хлебнули этого дерьма по горло, остановись! Достаточно! Сделаешь это и Эймонд не простит тебя, ты навсегда лишишься брата, ты навсегда останешься один! Неужели минутная радость от собственной власти стоит этого? Как же мы пришли к такому концу?        — Это не конец, Дейрон, не надейся, — на Эйгона его пламенная речь не возымела никакого влияния. — Это только начало. Войну начал не я, видят боги, я не хотел этого. Я вынужден защищать свое право и нет моей вины в том, что мой собственный брат выбрал быть мне врагом.        — Запомни этот день, — только и сказал Эймонд с какой — то невыносимой мукой в голосе. — Ибо я заставлю тебя умыться кровавыми слезами и растопчу все, что было тебе дорого.        — Я запомню, — пообещал Эйгон. — И ты не забывай, — он резко отвернулся, а затем крикнул, обращаясь к узникам:        — На колени!               Королевское Правосудие — сир Годвин Пирс был встречен гнетущей тишиной. Главный палач Красного замка был невысоким и жилистым мужчиной, часто любившим жаловаться на то, что у него нынче мало работы. Правление Визериса Мирного было таким. Бескровным, щедрым, со светлым оттенком грусти. Однако, теперь палачу что — то подсказывало, что он заживет сытой и весьма недурной жизнью. Новый король Эйгон, очевидно, был скор на гнев и крайне решителен в вопросах наказания.        — Сир Годвин, — Эйгон поприветствовал его кивком головы. — Я вновь нуждаюсь в ваших услугах.        — Я буду счастлив исполнить волю короля, — мужчина постарался выдавить из себя подобие улыбки, однако получилось, откровенно говоря, плохо. — Дернетесь, будет хуже, — предупредил Пирс, теперь уже обращаясь к своим будущим жертвам и при этом вынимая свое орудие труда из холщового мешка. Двуручный меч из добротной стали опасно заблестел в свете горящих факелов. Казалось, что сам клинок хочет испить крови.        — Начинайте, — Эйгон дал команду, после которой мигом полетела первая голова. Алисента малодушно отвернулась, желая провалиться сквозь землю, чтобы не видеть и не слышать этого ужаса. Однако с последним были проблемы. Хруст разрубаемых костей эхом звучал в ее голове, тошнота волнами поднималась к ее горлу, а легкие медленно, но верно заполнялись запахом крови. Хелейна же, напротив, смотрела на казнь с невероятным спокойствием, царившим умиротворением на ее красивом лице. Столь кровавые смерти не задевали ее сердца, и не тревожили души, не говоря уже о каком — либо проявлении страха. Видения, что мучали ее с малых лет, закалили ее разум подобно валирийской стали, навсегда избавив от сентиментальных проявлений женских слабостей. Происходившее не стало для нее потрясением, скорее неприятной процедурой, которую нужно было пройти.        Сраженные истинным обликом принца, бывшие Золотые плащи, казалось, не видели и не слышали ничего вокруг. Кто — то из них читал молитвы, кто — то бесцельно пялился в одну точку, мысленно отсчитывая время, спустя которое оборвется его никудышная жизнь, а кто — то с ненавистью смотрел на Эймонда, чье лицо, впрочем, не выражало никаких эмоций. Расправив спину до боли в плечах, Эймонд с замиранием сердца следил за точными, одиночными ударами, избавляющими плечи от бренных голов. Дейрон следовал его примеру, не смея отвести взгляд. Сердце его сжималось от странных чувств, что делали каждое его мгновение невыносимым. С ужасом принц осознал, что Эйгон прав в своем жестоком решении.        Наконец с казнью было покончено. Безголовые тела заполнили небольшой внутренний двор, густая, горячая кровь не успевала впитываться в утоптанный песок, растекаясь здесь и там глубокими лужицами, в одну из которых и смотрела Алисента, прижимая раненную руку к груди. Она была совершенно измучена событиями последнего часа и кажется потеряла связь с реальностью, малодушно надеясь, что все это лишь кошмар и скоро она проснется.        — Когда ты говорила, что Эймонд силен, ты имела ввиду это? — Эйгон обратился к матери, вырывая ее из плена мыслей. Он демонстративно огляделся вокруг и обвел руками пространство. — Или же силой ты называла то, что Эймонд не думая отрубил бы голову мне? Ты так отчаянно хотела посадить его на трон, но думала ли ты, мама, что будет, когда твое желание исполнится? В кого превратится Эймонд, получив единоличную и безоговорочную власть? Я бы лишился жизни в ту же ночь, без почестей и прочей ерунды. Он задушил бы меня шелковым шнурком или зарезал бы во сне, мои дети, в лучшем случае, оказались бы запертыми где — то очень далеко, а в худшем… Джейхейрис, а теперь и Мейлор, тоже были бы убиты. Дейрону Эймонд сохранил бы жизнь, ибо тот никогда не стремился к трону и не представлял для его правления опасности. Хелейну он принудил бы к браку и к зачатию своего дитя, чтобы Железный трон не оставался без наследника. Скажи, твое материнское сердце стерпело бы это?        — Я бы не допустила этого, — тихо ответила Алисента. — Ничего из перечисленного тобой, в особенности твоей смерти.        — Чтобы ты сделала? То же, что и сейчас? Валялась бы в ногах Эймонда и попыталась бы закрыть меня собой от удара меча? — иронизировал Эйгон. — Впрочем, ты знаешь каким бесполезным препятствием является человеческое тело перед валирийской сталью, — с тяжелым вздохом Эйгон вытащил из кармана платок и передал его матери, не в силах смотреть на глубокую рану, навсегда изуродовавшую ее белоснежную руку. — Ты проиграла, мама. И мне не жаль. Эймонд поступил бы в разы хуже меня и ты это понимаешь. Всегда понимала, но не желала думать, чтобы не бередить душу.        — Мы никогда этого не узнаем, — бесцветным тоном ответила Алисента, упрямо глядя перед собой.        — В этом ты чертовски права, — улыбнулся Эйгон, крайне довольный ее умозаключением. — Я без колебаний могу отдать любой приказ и ты меня не остановишь. Я могу казнить своих братьев и ты ничем не сможешь мне помешать. Если жестокость и жесткость для тебя сила — то я обладаю этой силой. Недавно ты спросила, что я буду делать, когда к моему порогу придет Деймон. Помнишь? Алисента не нашла в себе сил на ответ. Лишь утвердительно кивнула. — Ты получишь от меня в дар его голову, — жестоко ухмыльнулся король. — И такой конец ждет каждого, кто поднимется против меня.        — Я никогда не забуду этого, — прошептала Алисента.        — Не забывай, — удовлетворенно кивнул Эйгон. — Помни этот день, помни этот урок, проживай в воспоминаниях каждое мгновение, знай, кто твой сын и твой король. Теперь вы, — Эйгон обратил свой взор на братьев, — ваше решение остается неизменным?        Тишина, последовавшая за этим вопросом, была слишком красноречива.        — Скверно, — невесело заключил Эйгон. — Верните их обратно в темницы, — он махнул рукой и дождался, пока стража подняла с колен принцев и скрылась с ними во мраке замка. — Милорд десница, — король подошел к Хайтауэру, что стоял в стороне с крайне задумчивым выражением лица. Раздумывал где просчитался? Или же судорожно размышлял о том, как сместить неуправляемого внука? Эйгон мысленно усмехнулся. — Пригласите Молчаливых сестер, пусть подготовят тело моего отца к сожжению. Завтра, на заре, мы оповестим народ о смерти короля, я лично зажгу его погребальный костер. Сразу после церемонии прощания будет проведена коронация в стенах Драконьего Логова на виду у всех жителей столицы. Пусть об этом узнает и друг, и недруг. Надеюсь, проблем не возникнет?        — Не возникнет. Однако, ваше величество, насколько целесообразно отправлять предложение Рейнире о созыве Великого совета, когда вы уже примите власть и будете помазаны на царство? — осторожно уточнил десница. — Полагаю, что это лишь разозлит принцессу и лишит ее всяческого желания идти на уступки.        — У нее и без того не возникло бы такого желания, — отмахнулся Эйгон. — Мы все знаем, что Великий совет — это лишь способ растянуть время, а не выход из сложившейся ситуации. Я просто стараюсь быть вежливым. К тому же, несколькими месяцами раньше, или же позже — но я буду коронован. А если она разгневается и пошлет меня в пекло со своим предложением, я буду только рад. Меньше возни и больше дела. — Как пожелаете, государь, — Отто не был согласен с мнением внука, однако не смел спорить, впечатленный и опустошенный событиями последнего часа. — В таком случае нужно обезопасить город. — Не беспокойтесь за это, — заверил его Эйгон. — Драконы не вернутся в Логово, я размещу их в столице, в шаговой доступности. Нас не смогут застать врасплох в случае нападения с неба. — Да, государь, — Хайтауэр вновь склонил голову в смирении. Он с трудом представлял себе эту картину, однако нашел в словах короля долю здравого рассудка.        — Ступайте, милорд десница, у вас много работы, — Эйгон милостиво ему улыбнулся, не слишком вежливо указывая на дверь. Впрочем, Отто и сам был рад убраться отсюда прочь. Ему нужно было обдумать случившееся наедине с собой, без чужих глаз. — Постой, дедушка, я пойду с тобой, — Хелейна быстро подошла к нему и взяла его под руку, опасаясь за его здоровье. Десница не стал возражать. — И вы тоже, все вон, — король мазнул сердитым взглядом по гвардейцам и страже, — уберете тела позже. Оставьте меня наедине с матерью. — Мне тоже уйти? — спросил Коль, не сводя тревожного взгляда с королевы, что держалась на ногах из последних сил.        — Нет, Кристон, останься, — Эйгон отринул прочь правила этикета. — Ты часть нашей большой и «дружной» семьи, ты тот, кто был мне отцом больше, чем король Визерис. Я искренне благодарен тебе за все, что ты сделал для каждого из нас и лишь поэтому я не казнил тебя сегодня, — король пугающе улыбнулся, подходя к нему ближе и кладя руку на его плечо. — Этих людей объединял один грех. Все они были преданы моему брату, за него они и умерли. Ты ведь хотел бы быть среди них? — Я был искренен в своих действиях и чувствах, мой король, — сдержанно ответил Коль, сраженный откровением воспитанника. — Простите, если они задели вас. — Ты всегда благоволил Эймонду, еще задолго до его увечья, — заметил Эйгон. — Между вами всегда была особенная связь. Однако, несмотря на личные симпатии, ты все же перешел на мою сторону и принес мне присягу. Я понимаю, как тяжело дались тебе эти слова. Я уважаю твою преданность и ценю ее выше, чем ты можешь себе представить. Надеюсь, что так будет и впредь.        — Мое сердце болит при виде вас, — Кристон решил ответить честностью на честность. — Я знаю вас с самого рождения, вы выросли на моих руках и такое проявление вражды и ненависти причиняет мне страдания. Но я всего лишь раб, ничтожный слуга, который умеет лишь служить. Мои чувства не важнее закона. Я буду предан вам до конца, мой король, — гвардеец бессильно опустил голову. — Хоть кто — то из моего окружения знает свое место. Я верю тебе, Коль, — усмехнулся Эйгон, подходя к королеве и беря ее за руку. Алисента не сдвинулась с места, продолжая упрямо смотреть под ноги. — Я был твоим первенцем, мама и я понимаю, сколько у тебя было надежд на меня. Я понимаю, как я огорчил и разочаровал тебя. И отца. Мне было обидно, сначала, но потом я понял одну вещь, что была больнее сотен раскаленных игл, вогнанных под ногти. Истина оказалась проста до неприличия…мы с тобой похожи не только внешне. Чтобы я не делал, как бы не старался, как бы не угождал, я никогда не смогу быть лучше принца Бейлона, а ты никогда не сможешь быть лучше королевы Эйммы, — услышав это, Алисента резко подняла голову, — так сложно соперничать с мертвыми, правда, мама? Я тебя понимаю. Лучше, чем кто — либо. У меня болит то же самое, что все эти годы не дает спокойно вздохнуть тебе, — в глазах Эйгона предательски заблестели слезы, порываясь в одно мгновение разрушить весь его жестокий образ, что создавался с таким трудом. Однако сейчас Эйгон не желал спрятать постыдную слабость, ибо не видел он слабости в откровении сердца.        Алисенту, от услышанных слов, затрясло. В горле тут же набух комок, который она не смогла ни проглотить, ни выплюнуть. Слова, что вертелись на языке не хотели идти, боясь встретить осуждение и холод. Холод, что царил в ясных глазах ее сына. А еще было больно. Сердце ее билось раненной птицей, не понимая, как они дошли до такого. Это невыносимо. Это пытка. Это насмешка богов, не иначе.        — Ты сказала, что в несчастье Эймонда виноват я. Ты сказала, что при воцарении Рейниры нас ждет смерть. Ты сказала, чтобы я искал выход. И когда я нашел его, я пришел к тебе, чтобы рассказать, чтобы узнать твое мнение. И что я услышал, мама? Ты сказала, что выбираешь Эймонда. Ты сказала, что он будет нашим королем. Ты сказала, что он станет нашим щитом и мечом. Я не хочу знать истинных причин твоего решения, мама, мне это неинтересно, я достаточно ранил свое сердце, пытаясь добиться твоего одобрения. Я люблю тебя, мама, — лишь боги знали насколько тяжело было Эйгону сказать это вслух, насколько тяжело ему было вновь приоткрыть перед матерью сердце, не имея возможности защититься. Еще никогда он не чувствовал себя настолько слабым и уязвимым, однако так было нужно. Нужно, чтобы остатки его совести не смели беспокоить его по ночам, нужно, чтобы его отвергнутая душа больше не порывалась к ней, в поисках материнской любви и одобрения. Эйгону нужно было сделать все, чтобы впоследствии не страдать. — Ты дорога мне, ты важна для меня и я хочу, чтобы ты продолжала оставаться мне матерью. Если поможешь мне советом, если поддержишь меня, я буду рад видеть тебя здесь. Но если ты планируешь играть против меня, если ты не хочешь видеть меня на этом месте…имей смелость и честность сказать мне это сейчас. Я отошлю тебя в Старомест, ты будешь вдалеке от столицы и ее яда, ты будешь вдалеке от замка, в котором прожила столько горестных дней, ты не будешь видеть меня и мои решения не будут причинять тебе новое разочарование. Мы расстанемся мирно, но я буду знать, что у меня есть мать. Пусть не здесь, пусть где — то далеко, но она есть. Мать из моего детства. Любящая своего сына, не жалеющая для него улыбки и согревающих объятий. Только так и никак иначе.              Алисента тяжело вздохнула.        — Не отвечай сейчас. Мне будет достаточно, если ты придешь завтра на мою коронацию. Если же нет…я как можно быстрее устрою твой отъезд. Доброй ночи, завтра нас ждет сложный день, — Эйгон улыбнулся на прощание и быстрым шагом устремился прочь. Как только его фигура исчезла из поля ее зрения, Алисента подкосилась и едва не упала, если бы не молниеносная реакция ее верного гвардейца.        — Моя королева! — Кристон Коль подхватил ее на руки, — вам плохо?        — Унеси меня отсюда, — прошептала королева, беспомощно пряча лицо на его груди. — Я больше не могу чувствовать этот запах крови, я больше не могу! Не могу! — Алисента беззвучно зарыдала.              

***

      Многострадального короля Визериса сожгли на рассвете, перед этим оповестив столицу о его мирной кончине. На церемонии присутствовали члены династии, за исключением принцев Эймонда и Дейрона, члены Малого совета, а также и принцесса Рейнис, изъявившая желание отдать последнюю дань уважения кузену, ставшему «жертвой» своей коварной и мстительной жены. Впрочем, Алисента все это время держалась крайне сдержанно и отстраненно, не сказав ни единого слова в память о короле. Зато много говорил Отто, вкладывая в свою речь всю теплоту и искренность, которые только наскреб в своей заскорузлой душе. Рейнис также не осталась в стороне, отдельно отметив добросердечность и излишнюю доверчивость почившего родственника. Когда с этой нудной частью было покончено, Эйгон с невероятным облегчением отдал команду Солнечному Огню. Молодой дракон выдохнул струю золотого пламени и в считанные мгновения тело короля объял жаркий огонь. Едкий дым да горстка пепла…вот что осталось от славного короля Визериса из дома Таргариенов.        — Как наши дети? — Эйгон привлек к себе Хелейну и отвел ее в сторону, не желая чтобы их разговор слушали чужие уши. — Прости, я давно не посещал вас.        — Со дня рождения Мейлора, — напомнила ему жена без единой нотки недовольства в голосе.        — Я пытаюсь разобраться в себе, — честно признался ей Эйгон. — Не хочу, чтобы ты думала об этом.        — Но я думаю, — выдохнула Хелейна. — Не могу иначе. — Прости, — Эйгон виновато покачал головой. — Ты пришла вчера…не нужно было. Это было неприятное зрелище.        — Ты действительно хотел их убить? — Хелейна знала ответ на этот вопрос, но все равно хотела услышать его от мужа. — Ты смог бы сделать это?        — Хел, я не чудовище, — Эйгон горько улыбнулся и прикрыл глаза. — И я не безумен. Мне не выиграть войну без них. Мои чувства и желания ничто перед реальностью, которая нас окружает. — Я говорю не про войну, — Хелейна не сводила с него пытливого взгляда.        — Ты знаешь, что я не жажду крови, — отвечал Эйгон. — Ты знаешь, что я достаточно терпелив. Это все, что я могу сказать.        — Юджин дежурит у моих покоев вторые сутки, — она перевела тему, понимая, что большего от него не дождется. — Мне кажется, он должен быть здесь, подле тебя.        — Он должен быть подле моих наследников, потому что никому другому я не могу доверить их жизни, — парировал Эйгон. — Мы приняли все меры и были осторожны, однако я не могу быть ни в чем уверен. Леди Алира помогает тебе?        — Конечно, — кивнула Хелейна. — Не знаю, как бы я справлялась без нее. Она смотрит за Мейлором и успевает ухаживать и за мной. Чудесная девушка.        — Славно, — довольно улыбнулся Эйгон, а затем взял ее за руку, — ты готова? Готова стать моей королевой?        — Я всегда была твоей королевой, разве нет? — лукаво усмехнулась Хелейна, крепче сжимая его пальцы. — На самом деле…мне волнительно. — И мне, — признался Эйгон. — Но мы так долго этого ждали! Это наш день.        — Твой, — поправила его Хелейна. — Я всего лишь твое дополнение, — ее взгляд зацепился за Алисенту, что стояла в стороне от всех с крайне задумчивым выражением лица. — Ты не говорил с мамой?        — Нет, — с лица Эйгона тут же пропала радость.        — Исправь это недоразумение, — Хелейна мягко подтолкнула его к ней.        Эйгон, честно говоря, не рассчитывал увидеть ее здесь, в особенности после вчерашнего. Он был уверен, что мать не простит ему этой выходки и окончательно разорвет те хрупкие нити, на которых теперь держались их непростые отношения. Однако Алисента оказалась умнее. Она не позволила чувствам ослепить ее и лишить разума, да и признание сына смягчило ее сердце. Не его вина в том, что она не смогла ему показать своей любви. Не ее вина в том, что она не знала, как это делается. Однако теперь все будет по — другому. И Алисента искренне в это верила.        — Матушка, — Эйгон подошел к ней, — я рад видеть тебя здесь.        — Ты мой сын, Эйгон. Моя плоть и кровь, свет моей жизни, часть меня. Чтобы ты не сделал, я никогда не смогу быть от тебя вдали, я никогда не откажусь от тебя. Потому что ты в моем сердце, потому что ты мое сердце. Каждый из вас четверых. Помни об этом всегда, мой мальчик, — королева тепло ему улыбнулась, мягко оглаживая нежной рукой его лицо. — Мы не враги друг другу и никогда ими не будем. Верь мне, мой дорогой. — Спасибо, — король улыбнулся ей в ответ, чувствуя, как огромный, невидимый камень срывается с его шеи, позволяя ему вновь задышать полной грудью.        — Нам необходимо будет поговорить, — выдохнула Алисента, озираясь по сторонам. — Наедине, без сотен чужих глаз и ушей. Я верю, что ты поймешь меня, но для этого ты должен меня выслушать. — Я не требую у тебя оправданий. — Я и не собираюсь оправдываться, просто хочу быть честной с тобой. Ты этого заслуживаешь, ибо я не хочу потерять тебя.        — Хорошо, мама, мы поговорим, — пообещал ей Эйгон, хоть и без особого удовольствия. — А сейчас мне нужно решить один вопрос, — король многозначительно покосился в сторону Рейнис, нервно теребившей рукав платья. — Прошу прощения.        — Принцесса Рейнис! — оставив мать, Эйгон подошел ближе к Почти королеве, привлекая ее внимание, — у меня к тебе дипломатическое поручение и я очень надеюсь, что ты с ним справишься.        — Что придает тебе смелости говорить со мной в таком тоне? — принцесса гневно сверкнула очами, глядя на него в упор. — Жалкий мальчишка, заигравшийся в опасную игру! — Не заставляй меня отвечать на это, ибо мой ответ заденет твою гордость куда сильнее, — предосудительным тоном проговорил Эйгон.        — Что ты знаешь о гордости? — ухмыльнулась Рейнис, которую явно позабавило столь самоуверенное утверждение. — Действительно, что мне знать о гордости престарелой принцессы, которая привыкла молча сносить все оскорбления, — улыбнулся Эйгон. — Ты не Почти королева, а королева пощечин и пинков. Сначала тебя отвергли на Великом совете, отдав твое место безвольному слюнтяю, потом этот же безвольный слюнтяй отверг твою драгоценную дочь, выбрав мою мать, а затем все тот же безвольный слюнтяй женил твоего сына на своей дочери, которая, не стесняясь никого, нарожала кучу бастардов, запятнав остатки твоей чести и достоинства. И, будто этого было мало, ты защищала права этих грязнокровных принцев на виду у всех, согласившись принять это унижение. Да, принцесса, ты права. Я мало что знаю о твоей гордости. Впрочем, довольно. У тебя все равно нет другого выбора, конечно, если ты желаешь вернуться домой.        — Я слушаю, — сквозь зубы прошипела Рейнис, лицо которой пылало от невидимой пощечины, которую ей влепил Эйгон. Напрасно она в нем сомневалась.        — После моей коронации ты покинешь Королевскую Гавань и поплывешь прямиком на Драконий Камень, где предстанешь перед моей сестрой и передашь ей мою волю. Отныне у нее есть целых три пути: она может признать мою власть, она может не признать мою власть, мы можем созвать Великий совет и отдать наши судьбы в руки лордов.        — Что она получит, если согласится на присягу? — уточнила Рейнис, понимая, что этого не будет.        — Она знает мои условия, — Эйгон не хотел повторяться. — Тебе, принцесса, я предлагаю тоже самое. Веларионы в твоем лице должны преклонить передо мной колено и тогда я сохраню за вами всю вашу власть и владения. Я даю вам ровно день, чтобы принять решение, по истечению которого будет решена дальнейшая ваша судьба.        — Ты не знаешь во что ввязываешься, Эйгон, — с тоской ответила Рейнис — Это вы не знаете с кем будете иметь дело, — парировал Эйгон. — Ступай, Рейнис и передай мое послание в точности. Помни, что от твоего красноречия зависит судьба всего Вестероса. — Рейнира не признает тебя королем, как и не согласится на совет, — рассмеялась Рейнис. — Готовься, мальчик, тебя пожрет твой же огонь.        — Я приду за ней. Я приду по ее душу и по твою тоже, Рейнис, если ты окажешься так глупа, чтобы на старости лет ввязываться в чужую войну.        — Что же, я передам ей твои слова, — пообещала принцесса, глядя на него испытующим взглядом. — Премного тебе благодарен.

***

Жители Королевской Гавани всегда славились жадностью до всякого рода развлечений, главными из которых считались рыцарские турниры, публичные казни и коронации. Визерис Мирный не скупился на турниры, выделяя крупные суммы на организацию и поощрение победителей, а вот с казнями и коронациями было куда сложнее. Точнее их вообще не было в течении этих двадцати шести лет. А потому люди с особым удовольствием заполнили собой громадную арену Драконьего Логова, чтобы своими глазами увидеть зрелищное событие.        — Сегодня один из самых печальных дней, — громко заговорил Отто Хайтауэр. Эхо высоких сводов Логова разнесло его голос по всем уголкам, позволив каждому услышать речь десницы. — Наш милостивый и добрый государь, король Визерис из дома Таргариенов скончался! — он замолчал на мгновение, чтобы оценить какое действие оказала эта новость на горожан.              По огромной толпе прокатилась волна грусти. Многие опустили головы, желая таким образом выразить свою скорбь и сочувствие семье короля, представленной вдовствующей королевой и принцессой Хелейной.        — Но это и самый счастливый день, который подарит нам нового короля! — продолжил Отто, вскидывая руку. — Государя, что своим мудрым правлением принесет в наше государство мир и покой! — десница говорил это с легкой улыбкой на лице и стальной уверенностью в голосе, однако мысли его не были схожи со словами. Впрочем, за столько лет государственной службы Отто Хайтауэр отточил этот навык до совершенства. Уметь убеждать. Уметь вселять надежду. — Перед смертью король изменил порядок престолонаследия, назвав своего сына, принца Эйгона своим преемником. Наследником, которому отойдет Железный трон и корона Семи королевств. А потому, как бы не болели наши сердца по ушедшему королю, мы все же обязаны исполнить его волю!        Алисента слушала эту речь с нескрываемым волнением. То, что говорил ее отец — было чудовищным враньем и она знала об этом лучше, чем кто — либо. В памяти ее тут же воскресла та клятая ночь, в ушах зазвучал шепот мужа, умолявший ее помочь Рейнире получить свою корону и удержать королевства. Новая волна гнева захлестнула ее душу, отгоняя прочь все жалкие шепотки совести. Нет, они все делают правильно. У них никогда не было другого выбора.        Среди толпы простолюдинов появились Золотые плащи под командованием Гвейна Хайтауэра.        — С дороги! Прочь! Разойтись! — послышались грубые приказы командиров.        За считанные мгновения стражники разделили пополам наблюдавших, образовав между ними живой коридор. В этот же момент протрубили в фанфары, тем самым заставляя всех замолчать в ожидании зрелища.        — Клинки наголо! — скомандовал Гвейн Хайтауэр. Стражники тут же исполнили его приказ, синхронно вынимая мечи из ножен.              Толпа застыла.        Эйгон уверенно двинулся вперед, держа голову высоко поднятой, а плечи расправленными. Он был облачен в бархатный, великолепный камзол, что был чернее самой ночи, а на груди его красовался все тот же вышитый, бесподобный золотой дракон. Впрочем, едва ли мастерицам удалось передать всю красоту и величие Солнечного огня. С каждым шагом Эйгон чувствовал радость, что заполняла его сердце, расцветала весенними цветами в его замерзшей душе, оплетала его тело подобно коварному вьюну. Он был счастлив и невероятно горд собой, ведь момент, о котором он мечтал столько лет, свершился наяву.        На месте коронации его встретила мать. Она тепло ему улыбнулась и поцеловала в лоб в качестве благословения, а затем, аккуратно взяв его за руку, подвела к септону Юстасу, которому выпала честь провести церемонию вместо больного и дряхлого Верховного Септона Староместа. Эйгон нехотя опустился перед ним на колени, столкнувшись перед этим с взглядом его выцветших, старческих глаз, смотревших на него с предубеждением и неким недоверием.        Что же, Таргариены были сильны, но не были всесильны. Завоеватель поставил на колени целый материк, однако так и не распространил на нем валирийскую культуру, обычаи, традиции и веру. Наоборот, он сам принял религию андалов, был помазан на царство Верховным септоном, настояв лишь на разрешении династии продолжать свой род через кровосмесительные браки. Власть короля держалась на власти веры, вера держалась на пронырливых служителях, которые могли и управляли народом подобно стадом не слишком притязательных овец.        Эйгон не верил в Семерых, ровно также, как и в других богов. Молитвы, службы, пост и прочая религиозная чепуха были насаждением матери и выполнялись им механически, без особых мыслительных процессов. Вера, в его глазах, была смешна и абсурдна, лжива и лицемерна. А как иначе, если все это было столкновением двух противоречий? Таргариены были воплощением всех смертных грехов, которые порицались Семерыми. Детей, рожденных от кровосмешения, септоны называли мерзостью и обещали кару седьмой преисподней. Однако сменялись годы, а династия драконьих лордов росла и ширилась, практически достигнув могущества канувшего в пекло Валирийского Фригольда. Служители веры восславляли королей Таргариенов, помазали их на правление и ничуть не гнушались получать от них подношения. Выходит с андальскими богами можно было договориться, раз у их жрецов с каждым разом рос аппетит?        Раз уж на то пошло, Эйгон по большей части симпатизировал Рглору, которому так любили поклоняться в Эссосе. Владыка света, как его любовно называли красные жрецы, действительно внушал некое доверие, природу которого Эйгон не мог объяснить. Семерых же он с завидной регулярностью посылал в их же седьмое пекло и не чувствовал никаких угрызений совести. Однако совсем отказаться от веры, отринуть ее и править в статусе безбожника Эйгон все же не мог.        — Пусть Воин даст ему смелость, — Юстас опустил большой палец в чашку с елеем и широким мазком коснулся им лба Эйгона. — Пусть Кузнец даст крепость мечу его и щиту, пусть Отец защитит его в час нужды. Пусть Старица поднимет свой фонарь и осветит ему путь к мудрости.        Сухо улыбнувшись, старик потянулся к короне и передал его в руки Кристона Коля, который принял ее с нескрываемым благоговением.        — Венец Завоевателя! — воскликнул лорд — командующий, опуская его на голову нового государя. — Да здравствует Эйгон из дома Таргариенов, второй своего имени, король андалов, ройнаров и первых людей, лорд Семи королевств и Защитник государства!        Простой обод из валирийской стали, украшенный крупными рубинами лег на чело Эйгона как влитой. Тело его тут же налилось свинцовой тяжестью, по спине пробежали мурашки, заставляя короля бессильно сжать руки в кулаки, чтобы не выдать своей странной перемены. Казалось, что на его голове очутился терновый обруч, чьи острые шипы невидимо вонзились в его плоть и больно ранили его. Эйгон крупно вздрогнул и на мгновение прикрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями.        Он не тешил себя грезами о том, что корона его знаменитого предка придаст ему сил и стойкости, а также послужит гарантом на пути к успеху. В глубине души Эйгон вообще считал Завоевателя тираном, для которого не существовало преград на пути достижения цели всей его жизни. Здесь можно было назвать самого Эйгона таким же редкостным ублюдком, ведь по сути, он сделал тоже самое, только в малых размерах. Однако Эйгона никогда не вела жажда власти и наживы, он всего лишь хотел отомстить за лишения, постигавшие его с самого детства и защитить свою семью. Этот Эйгон был молод и крайне любил жизнь, чтобы согласиться расстаться с ней добровольно, подчинившись воле королевы бастардов. Но, хотел ли Эйгон быть безжалостным и всемогущим? Конечно хотел. Хотел ли он ради этого жертвовать целыми поколениями людей, устлав их телами свой кровавый путь? Не хотел. Искренне, всей душой. А еще Эйгон не хотел быть тенью одиозного родича, он не хотел ассоциировать свое имя с ним. Эйгон знал, что не станет вторым Завоевателем. Но также Эйгон знал, что утопит в крови всех своих врагов и умоется их слезами. Потому что, несмотря на мирное сердце, он тоже дракон. Дракон, что принесет с собой пламя и кровь.        Алисента взяла в руки вторую корону и увенчала ею голову прекрасной Хелейны. Это была легкая золотая тиара, украшенная россыпью алмазов.        — Моя королева! — мать с улыбкой поприветствовала новую хозяйку своего прежнего титула и склонилась перед ней в изящном поклоне, демонстрируя этим свое счастье и радость.        Эйгон взял супругу под руку и они медленно обернулись к народу, который с замиранием сердца следил за происходящим. Улыбаясь, Эйгон выхватил из ножен Черное Пламя и поднял его вверх, а затем развел руки в сторону, упиваясь моментом настоящего и столь долгожданного триумфа. Королеву Хелейну, впрочем, славили не меньше его. Женщины выкрикивали ее имя и добрые пожелания, ведь в их памяти она осталась доброй и внимательной госпожой, любившей жертвовать простому народу золотые монеты, одежды и пропитание. Люди надеялись, что щедрость ее милости будет только расти вместе с новым статусом. — Да здравствует король Эйгон! Да здравствует королева Хелейна! — раздавались радостные голоса. — Долгих лет вам! Слава королю! Слава королеве! Слава!        Следуя заветам прошлого, Эйгон, вдоволь насладившись признанием ликующей толпы, направился к своему дракону, который уже ждал его, полностью готовый к полету. Под громкие одобрительные возгласы, король оседлал своего любимца и любовно огладил его хребет. Солнечный Огонь издал победный рев и расправив золотые крылья, оторвался от земли. Блеск его чешуи соперничал с лучами солнца, люди задирали головы и тут же прикрывали глаза, сраженные столь ярким сиянием. Будто на небе было два светила, соперничающих между собой. Невероятное по красоте зрелище.              

***

Благодаря септону Юстасу этот день остался запечатленным на страницах истории Семи Королевств. Эйгон, второй своего имени, взошел на трон в возрасте двадцати пяти лет, не зная, что на его правление придется самая кровопролитная и беспрецедентная по жестокости война между линиями правящего дома, которая, впоследствии, будет охарактеризована современниками как «Танец драконов».