Её Соблазн

— Ты веришь в любовь с первого взгляда? Вид Уилла заставил Квеналор улыбнуться против воли. Один глаз одаривал холодной проницательностью гелиотропа, а во втором пламя Аверно померкло под тёплым пьяным сиянием. Два кубка настоящего вина, к которому он привык в городе, могли подарить приятную расслабленность, однако столько же трактирной браги на вишне делало из сэра Рейвенгарда перебравшего крестьянина. Просторный капюшон был откинут. Обычно Уилл стеснялся показывать рога в общественных местах, но состояние делало его беспечным. Никто внимания всё равно не обращал — со спины он вполне сходил за болезного бесхвостого тифлинга. — Не думаю, что способна на такое. Ты понимаешь, о чём я. — Да брось, — протянул он, щедро наполнив кружку собеседницы. — Хальсин. Какой была первая реакция? Сколько же в нём плоти и стойкости! Можно месяцами отрезать по кусочку каждый день, и всё равно веселья хватит на много-много дней. Интересно, если откусить эти остренькие уши, его медведь тоже останется без них? — Что он слишком здоровый для эльфа. Уилл засмеялся. — Так банально. А я думал, у Квен более изобретательный ум. Когда Мизора обратила тебя, я решила, что из твоих рогов выйдут отличные кубки. Такие большие! Я бы крепко сковала твои руки, начала неторопливо срезать рога, сладко вдыхая костную пыль… А потом вскрыла бы тебе вены и ждала, когда наши бокалы наполнятся горячей кровью с привкусом серы. Один я бы медленно вливала тебе в рот, а другим угощалась сама. Ты мог бы даже надеяться на продолжение, пока совсем не остыл… Романтика высшего общества, правда? — Самый скучный полуэльф в мире, — Квен покаянно развела руками и поклонилась, скрывая раздражение. Светлые кончики волос задели вишнёвую бражку, окрасились в родной алый. — Ну, и кто она? — Одна девчонка из тифлингов, — вздохнул он так, будто сознавался в преступлении. — Эрамас. Там, в роще… Похоже, новым я ей нравлюсь больше. Мы договорились встретиться в городе и сходить куда-нибудь, где нет культистов и убийств. — Она милая, — согласилась Квен. Милая, слабая, беспомощная… Как она бы вопила от одного вида ножа! Такая… — Трусиха. Квен спешно приложила пальцы к губам, поняв, что произнесла это вслух. — Есть немного. Но храбрости Клинка Фронтира хватит на двоих! — Уилл гордо вскинул голову и тут же обессиленно уронил её на стол. — Я знаю. Для тебя звучит как дешёвая сказка про рыцаря и принцессу. — Я люблю сказки! И надеюсь, она не бросит тебя, когда контракт закончится вместе с рогами. — Как и я. Но не в нашем положении загадывать наперёд, верно? Ободряющий кивок дался Квеналор с усилием. Она и так вкладывала все силы в унылый застольный разговор с другом, надеясь, что Соблазн уступит уютной, безопасной атмосфере и сдастся. Не получалось. Её тошнило. Выворачивало наизнанку и выламывало суставы. Перед глазами плыли красные пятна, а в них проявлялась приятная сердцу картина бойни. Безобразно раскиданные тела посетителей. Рухнувший за стойкой пухлый трактирщик с воткнутым в глаз ножом. Его жена с обугленным лицом и сожжёнными косами, лежащая головой в камине. Уилл с перерезанной глоткой. Вишнёвая брага на столе смешивается с осквернённым содержимым его артерий. Всего-то потребуется на минутку отпустить контроль и… — Прости, мне хватит, — Квен отодвинула нетронутую кружку и спешно поднялась на ноги. — Пойду прогуляюсь. Полуэльфка выскочила из «Поющего гнома» так быстро, будто таверна горела. Знойный ветер позднего лета нисколько не охлаждал голову. Безумным взглядом Квен оглядела окрестности: как назло, прибрежные маяки Врат пылали за десятки лиг. Он так близко… Мой город. Боясь спать, Квеналор часто размышляла, что найдёт в нём. Месть? Да. Она хотела мести. У неё отняли жизнь, воспоминания, положение. Её предали. Пытали и убивали. За это она обязана утопить Врата Балдура в крови. Улицы не станут выглядеть хуже, когда по ним польются багровые реки, а тела невинных горожан будут украшать каждый уголок. Таким город ей пока представлялся — омерзительно спокойным, сытым, холёным, как откормленная домашняя козочка. Забывшим тревожные ночи под властью террора. Это не твои желания. Зачем ты думаешь о них каждую ночь, Квен? Или… твои? Наперекор инстинкту она бросилась в противоположную сторону от Врат. Нырнула в глубокую чащу и понеслась, не разбирая дороги. Ветви рвали её одежду и кожу, несколько раз Квен падала, но продолжала бежать, надеясь, что истощение избавит её от наваждения. Но Соблазн становился сильнее, придавал гнева и выносливости. Ещё больше злила огромная тень, скользившая за ней и не прилагавшая особых усилий к преследованию. Его дыхание не сбивалось. Острое зрение и ловкость позволяли выбирать оптимальный путь. Убегать было бессмысленно — в лесу они с Хальсином находились в неравных условиях. — Квеналор, — стоило ей замедлиться, как разметающие листву мощные лапы исчезли, и по земле мягко зашелестели человеческие ступни. — Квен. Она остановилась. Лёгкие болели, истерзанные долгим бегом. Волосы мерзко липли к щекам. Да, мерзкие, мерзкие волосы, они всегда имели земляничный оттенок или ты не смогла отмыть их от чьих-то ошмётков? Квен хотелось закричать, чтобы он убирался, чтобы оставил одну и дал прийти в себя. Знакомый с натурой зверя, друид должен был понимать: никто не приближается к волку после неудачной охоты. Когда на покрытых голодной слюной клыках ещё чудятся разрываемые жилы, а на языке горчит несуществующая кровь. Не сейчас. Пожалуйста, не сейчас. — Останься там, — через силу прохрипела Квен. Знакомое ощущение уже начало одолевать её. Глаза застилало яростью, разум наполнялся чернотой. У чьего тела она обнаружит себя на этот раз? Как далеко заведёт её Соблазн? Повезёт ли мне найти милую зверушку или ребёнка? У трактирщиков такая хорошенькая маленькая дочка… Квен, Квен… Представь ужас в глазах её матери, когда она найдёт её утром на заднем дворе! Её утробный вой отчаяния! Лиловое платьице всё разодрано, потроха выпущены наружу и растоптаны, размазаны каблуком по земле… А если выпустишь почтовых воронов, они успеют выклевать глаза и вырвать её крохотные пальчики! Ха-ха-ха! Волшебно! Она закрыла лицо руками, чувствуя, как дрожит от возбуждения и восторга. — Я хочу убить её, — сказала Квеналор вслух, но была не в силах сдержать ноты сладостного предвкушения. Звучало, будто она ищет одобрения. — Дочку трактирщика. — С ней всё будет в порядке. Я попрошу кого-нибудь присмотреть, — твёрдость в голосе Хальсина принесла некоторое облегчение. Его обещания звучали веско, как клятва паладина, и он никогда не нарушал их. — А я присмотрю за тобой. Квен помедлила с ответом. Ей не хотелось подвергать Хальсина опасности, а сейчас она была опасна. Ходила по грани, и хватило бы маленького шага, чтобы сорваться. — Спасибо. Не обращая внимания на запрет и то, что её тело напоминает натянутую струну, друид приблизился и заключил Квен в ласковые объятия. Она не стала сопротивляться. Здесь, в глуши, безоружная, она представляла для него меньше угрозы, чем могла рассчитывать. На границе сознания маячила успокаивающая мысль, что любой исход будет желанным. Если Соблазн затихнет сам. Если его заставят замолчать медвежьи когти. Первый вариант побеждал всегда, доставляя ей некоторое огорчение. Если бы Хальсин не стоял между Квен и безумием, кто-нибудь оборвал бы её жизнь раньше. Спас тех, кому ещё предстояло петь песни ужаса и боли под жалами её клинков. Хальсин был для неё живым храмом везде, куда бы они не отправились. Его «стены» дарили надежду, что Квеналор однажды станет сильнее своей одержимости. Она зажмуривалась, отдавалась запаху шалфея и драконьей травы, забывалась в могучих и заботливых руках. Она могла быть не собой. Хотела остаться не собой. И умереть не собой. — Когда всё закончится… — в сотый раз начала Квен, и в сотый раз Хальсин оборвал её строго и категорично. — Не смей просить меня о таком, — бережные пальцы целителя сжали плечи до боли — дивно! — сильно. Всё его естество отвергало последнюю меру, пока остальные не испробованы. — Посмотри, сколько ты уже сделала, чего достигла. Люди следуют за тобой не из-за страха, а потому что верят в тебя. Так почему бы и тебе в себя не поверить? — Потому что я не говорю и десятой части тех мыслей, что рождаются в моей голове. Разве я смогу жить с ними? Это вопрос времени, когда кто-нибудь пострадает. Когда пострадаешь ты. — Ты самый совестливый серийный убийца в моей жизни, — он с утешением поцеловал Квен в макушку, будто говорил о мелочи вроде подозрительной сыпи или карманной краже. — Совесть — хороший знак. Мы найдём способ тебе помочь. Путь в «Поющего гнома» был молчаливым, неспешным. Как и обещал, Хальсин попросил приглядеть за дочкой трактирщика, а после занял одну комнату с Квен. В такие ночи спать не выходило, как бы дорога и переживания не утомляли. Они торопливо раздевали друг друга, делили жаркие, долгие поцелуи. Квен смеялась над жалобами на хлипкую, неудобную мебель и прикусывала губы, когда он ласкал её, угадывая каждую потребность тела. Помня малую часть своего прошлого, Квен была уверена, что ещё не испытывала подобного от близости. Голос, запах Хальсина сводили её с ума, но не так, как делал это Соблазн. Прикосновения к обнажённой коже наполняли Квеналор чистым, не испорченным желанием. Разделяла ли она когда-нибудь удовольствие и боль? Было ли её наслаждение мукой для другого? С Хальсином она и помыслить не могла о жестокости. Квеналор стремилась дарить ему всю нежность и страсть, и корни у этих чувств были глубже, чем тёмный зов. Это ли не предел мечтаний? И если в ленивой рассветной дрёме не слушать себя, то можно вырвать у судьбы ещё несколько дней ничем не омрачённого счастья. Квеналор было жаль, что дорога ко Вратам не бесконечна. Её город звал всё громче и настойчивее. Её Соблазн радовался цветущей любви. Искренней! Как прекрасно, что ты на неё способна. Разве можно принести Отцу жертву достойнее?