2009 год
Сегодня мне сообщили, что я умерла. Точнее, что мое тело нашли в Черном озере. И что, кажется, кто-то меня убил. — Вы в порядке, мисс? — одного из Невыразимцев я знала — кажется, дальний родственник женушки Малфоя. — Нет, конечно, хочу кофе — не видите что ли? — посмотрела бы я на его рожу, не налей ему домовик чашечку к завтраку. У меня домовиков не было: предки не разрешили ни одного забрать, когда я съехала от них в центр Лондона. Жить в окружении магглов было не так мерзко, как мне внушали, но все-таки приятного мало. — В таком неординарном деле, масштаб которого мы еще не можем оценить, потребуется сотрудничество и взаимопонимание с вашей стороны, — вкрадчиво вещал Гринграсс, придерживая за спинку стул — видимо, без его поддержки работа не клеилась. — У нас с вами сейчас полное «взаимонепонимание». Что будем делать, м? — я плюхнулась на второй стул, пуговица на пижаме натянулась и выскочила из петлички, почти вывалив сиськи. — У, пардон! Взмах палочки, и все в порядке. Жаль, что палочкой нельзя было помочь престарелому Гринграссу — ему, видимо, сиськи были противопоказаны по здоровью и работе. — К делу уже подключили не магических специалистов, мисс Паркинсон. Все значительно серьезнее и абсурднее, чем кажется на первый взгляд. — Какой размах, — протянула я, отыскав взглядом второго нагрянувшего — это был некто Крокер самой унылой наружности. — Вы не слишком удивлены? — прогнусавил он в ответ. — Честно говоря, думаю, что все-таки допила до того, ну, совсем того, — я покрутила у виска. Глоток кофе пошел куда-то не туда, и я прыснула на весь стол. — Дело в том… вот, пожалуйста, — Гринграсс протянул мне салфетку. — Мисс Паркинсон, вам много известно о так называемых параллельных вселенных? — Неа, они мне параллельны, — я заржала. — Да расслабьтесь вы, Мерлин, что с вами? — Мисс Паркинсон, что я пытаюсь донести — это факт вашей смерти в одной из бесконечного множества таких вселенных. — И что? А в другой я сторчалась, а в третьей я замужем за министром магии! — меня начинал бесить этот учительский тон. — Я есть? Есть. Я жива? Жива. Если русалки из Черного озера выловили мой хладный труп, то мне до него дела нет. — Нам есть дело, — вмешался Крокер. — Чтобы установить точно, что это именно вы, а не какое-то неизвестное нам колдовство, мы вынуждены прибегнуть к помощи коллег-магглов. У вас будет один час на сборы, а сразу после прошу вас следовать за мной и мистером Гринграссом к порталу. — И куда мы с вами нагрянем? — На место преступления, разумеется.***
Вот такое предисловие к тому, как я знатно проблевалась на берегу. — Мисс Паркинсон, воды? — Гринграсс приковылял ко мне по мшистым камням, протянув кружку, донельзя похожую на ту, из которых пили домовики в Хогвартсе. Он, кстати, маячил на скале совсем неподалеку: все такой же… каменный. Черт с ним, про школу вспоминать никак не хотелось. — Спасибо, — прополоскав рот, можно было отдышаться и поднять глаза на саму себя. Я была жутким трупом: раздутая еще больше, чем обычно по утрам; мертвецкие глаза выпучены, на шее черный синяк, а на ногах — до одури роскошные туфли. Я такие увидела в витрине на Оксфорд-стрит где-то месяц назад, но последнюю пару забрала какая-то сучка прямо перед моим носом. — Удушение, да? — эти синяки я никогда не забуду, Кэрроу истязали мелких Инкарцеро — слава Мерлину, связывали только руки и ноги. — Все верно, — Крокер был удивлен. — Но оно не было причиной смерти. Вас утопили… — …и тут начинается самое интересное, — нагло перебил какой-то лохматый парень со странным, явно маггловским прибором в руках. — Да ну? — фыркнула я, не разделяя его бодрого настроения. — Да-да, мисс… — Паркинсон. Парень, покручивая антенки прибора, весело хмыкнул: — Прям как болезнь. — Что? — Ну, на старости лет разбивает, знаешь? Трясешься весь — тоска, короче, — парень ярко изобразил тремор и шамканье, отчего Крокер вдруг оскорбился. Наверное, ему уже было нечем трясти. — Ты идиот? Или все-таки представишься? — я сложила руки на груди. — Я? Ну-у… я, Майкл Джонсон, светлейший ум нашего королевства. Знала бы ты, кто на меня охотится, — он сверкнул улыбкой и дерзко подмигнул. — По мне похоже, чтобы меня это как-то волновало? — У, какая! Так сразу и не скажешь, что коньки отбросила. — Понятно, все-таки идиот, — я закатила глаза, попутно посчитав чаек, вопивших над нами. — Пожалуй. Какому еще ученому придет в голову возиться с мертвыми девками с утра пораньше? Одна из чаек заорала особенно громко. — Ты ученый? — Да. Физик. — Что это значит? — мне было совершенно не интересно, просто не хотелось слушать Крокера, который все порывался что-то сказать. — А! — Майкл хлопнул себя по голове и усмехнулся. — Я все забываю, что вы тут все с прибабахом: жертвы генетического вмешательства неустановленной давности и происхождения. Впервые в жизни меня унизил маггл. — Чего-о? — протянула я, сморщившись. — Ну, давай так. Начнем издалека. Что, по-твоему, самое сильное и непоколебимое во всем белом свете? — Предубеждение, — бессознательно вырвалось у меня, на что уже Майкл закатил глаза. — Гравитация. — М-м-м, как интересно. — Зря. Благодаря ей ты можешь любоваться своей смертью. Редкая возможность, если не сказать, единственная зафиксированная. — Вот уж спасибо! — Наверное, бесполезно начинать что-то объяснять про квантовую механику, да? — он вдруг посмотрел на меня так, словно я была самым тупым созданием в мире. Так даже Снейп не смотрел на Долгопупса. — Потрудись. — Жаль, что не придумали уравнение Шредингера для чайников, — Майкл, наконец, докрутил что-то в своем приборе, который пронзительно засвистел, разогнав чаек. — Еще раз намекнешь на то, что я тупая, и я тебе эту твою вопилку засуну в зад и через рот достану, ясно? — мне было плевать на то, что Крокер подавился собственной слюной и кашлял сейчас, прямо как заткнувшиеся мгновением назад чайки. — А про числа Фибоначчи ты хотя бы слышала… ну, это я так… скребу по-поверхности. Я поклясться могла, что этот маггл меня специально дразнил. — Слышала. Одна заумная грязн… девка из моей школы когда-то делала о них доклад — самый скучный на свете. Грейнджер тогда заняла весь урок Трансфигурации, а Драко придумал кидаться в нее бумажками каждый раз, когда она говорила «Невероятно!» и «Фибоначчи». Мы извели на эту забаву целый пергамент. — Вас не интересует, мисс Паркинсон, как вообще все это произошло? — наконец, прокашлялся Крокер. — Не знаю. Мне больше интересно, зачем вам я. — Чтобы понять, вы ли вон там, — Крокер кивнул на мой бледный труп. — И как это сделать? — Сравним вашу кровь, — из-за спины появился Гринграсс, потрясая крошечной наполненной пробиркой — в такие на Зельеварении складывали остатки крысиных хвостов. — Это безболезненная процедура, мисс Паркинсон. Будьте добры вашу ладонь, — прогнусавил Крокер. Мне было плевать на все происходящее. Отец как-то говорил, что кровопускание ему помогало от похмелья — может быть, пришла пора проверить на собственной шкуре? Я протянула ладонь под палочку Крокера, и через мгновение ее обожгло, но не больно, а, вполне терпимо. А еще через пару секунд капли моей крови упали в пробирку. — Хм, ну, что ж. Чистая формальность, вы были правы, мистер Джонсон, — резюмировал Гринграсс, глядя на пробирку, внутри которой ничего не произошло. — Ваши коллеги готовы к погружению? — Да. Ждем только даму на корабле. К беде, конечно, — отшутился тот, глядя на меня исподлобья. — На каком это корабле?! Я пять минут назад расплескалась при виде себя, а вы мне предлагаете еще и корабль? Не хватало только провисеть весь день на воде! — Мы погружаемся в батискафе на дно озера через пять минут, мисс Паркинсон. — Мистер Крокер, мать вашу, меня кто-то о согласии спросил?! — Вы согласны? — не меняя скептического тона переспросил он. — Нет! — Отлично, мы погружаемся через пять минут. Будьте готовы.***
Как оказалось, батискаф был не такой уж и плохой идеей: во всяком случае, никто меня не заставил наколдовать головной пузырь и нырять в ледяную воду. Гадость! Но озеро даже сквозь крошечный иллюминатор было жутким и черным, русалки и всякая нечисть расплывались в стороны от чужой уродливой посудины. Управляли ею Майкл и еще два маггла, донельзя похожих на домовиков, которым кто-то сверху пересыпал мозгов. Крокер и Гринграсс воспользовались случаем, чтобы расспросить их обо всем случившемся. — …и вы все же полагаете, что случилось некое… землетрясение, верно? — с неподдельным любопытством спросил Гринграсс. — Да. Я даже полагаю, что оно тут происходит регулярно, просто раньше никто не оказывался в данной точке озера. Подводные твари очень чувствительны к колебаниям, они их избегают. Землетрясение влечет за собой волновой процесс, нарушающий пространственно-временной континуум. Но это все догадки, ученый не может полагаться на них на все сто, — Майкл все еще ковырялся в своем приборе. — Ну, и каким это образом мертвая я из вашей этой параллельной вселенной попала сюда? — У меня есть гипотезы, но все они пока что парадоксальны. Словом, никто же не знает, что было раньше — курица или яйцо? — Ты, блять, можешь говорить по-человечески, а не по-маггловски?! — я вспылила, за что тут же получила угрозу от Крокера в виде Оскаузи, а от Майкла — ухмылку на всю его заумную рожу. — Чего тебе непонятно, душа моя? Мы сейчас совершим глубоководное погружение с последующим перемещением в параллельную реальность при помощи волнового резонатора, — он потряс своим прибором. — Так легче? Я закатила глаза и предпочла ничего больше не говорить, потому что не была уверена, что все происходящее — не мой похмельный сон. Правда, спустя минут двадцать батискаф замер в глубине расщелины на дне озера. Паника охватила моментально, и мне стало казаться, что вода сейчас разорвет нашу посудину, хлынет внутрь изо всех щелей. Но этим фантазиям пришел конец, когда один из магглов сунул мне под нос жутко пахнущий бальзам. От его ядреного запаха даже похмелье прошло. — Это что? — Купил в китайском квартале — я тоже страдаю от клаустрофобии и панических атак, когда мы погружаемся. — Спасибо. — Сколько, по-вашему, займет времени это перемещение? — поинтересовался Гринграсс у Майкла. — Оно уже свершилось, — он хохотнул. — Вы все забываете, что мой прибор работает быстро и незаметно. — Однако, — Крокер не был удивлен, скорее, впечатлен. — Сейчас мы перешли на частоту той реальности, в которой отбросила коньки мисс Паркинсон. Я только фыркнула на очередное хамство Майкла. — Наверху может оказаться что угодно, кто угодно, и мир — совсем другой. Так что будьте внимательны во время вашего расследования. Мы начнем обратное погружение ровно через пять часов. — Этого нам будет более чем достаточно. Мистер Крокер, маховик цел? — Да-да, — закивал тот. — Какой маховик? — мне уже знатно надоело то, что я ничего не понимала. — Маховик времени, мисс Паркинсон. Все инструкции вы получите наверху. А пока что подготовьтесь, мы всплываем, — отозвался Гринграсс. Если бы мне утром сказали, что Драко не женился на Астории, а я стала министром магии — и то верилось бы легче, чем во все то, что случилось. Но через полчаса мы действительно оказались на том же островке посреди озера, возле которого погружались на дно. С виду все было точно таким же: и горы, и небо, и даже Хогвартс на скале вдали. Гринграсс и Крокер трансфигурировали лежавшую на берегу корягу в простую деревянную лодку. — Для чего это? — Трансгрессия на территорию замка запрещена. А вот маггловский способ передвижения никем не ограничен, — холодно заметил Крокер. — Почему вы думаете, что в этой реальности оно так устроено? — Это всего лишь предположение, но есть только один способ проверить. Ничего не оставалось, как прикусить язык и сесть в лодку. Мы плыли не меньше получаса. Где-то посреди озера стал задувать ветер, и я поежилась от холода. Замок становился все больше, все четче, пока не стал точной копией самого себя. Может быть, эта реальность и вправду не отличалась от нашей? Мы приткнулись к мелкому берегу, на котором летом часто любил отдыхать гигантский кальмар — из-за его вони сюда мало кто приходил из школьников. — Мисс Паркинсон, мы совершим скачок во времени на три часа назад, — начал Гринграсс. — Важно понимать, что наша цель — это раскрытие убийства. Ваша здешняя версия, скажем так, будет еще вполне вероятно жива. Поэтому подменять ее окажется непростой задачей… — Погодите-погодите! — я перебила Гринграсса. — Вы меня сюда притащили, чтобы я притворялась самой собой и искала убийцу? — Кратко и прозаично, мисс Паркинсон, — крякнул Крокер. — Лодка с вашим телом была направлена с берегов озера, прилегающих к замку. В предыдущее погружение нам не удалось увидеть того, кто это с вами сделал. У меня на мгновение внутри что-то схлопнулось. Пазл начинал складываться, и я даже почувствовала себя обосравшейся от очередной догадки Грейнджер. Значит, они уже были здесь. — Подождите-ка, вы успели здесь побывать? И своими глазами увидеть, как я умерла?! Гринграсс напрягся, явно не рассчитав, что до меня дойдет их дельце. — Так вот, как вы работаете! — я чувствовала, как в горле поднимался ком, душащий и давивший из глаз обидные слезы. — Вы отматываете время, смотрите преступления, как в театре! И просто даете человеку умереть! — Мисс Паркинсон, успокойтесь. Вы живы, а это — совершенно другая реальность, — цинично встрял Крокер, убирая палочкой с лакированных ботинок озерный ил. — Ну, конечно! Я же не чертов Поттер! Меня никто спасать не станет! — Мисс Паркинсон, любое вмешательство во время чревато. Это основы школьной Трансфигурации, мне ли вам это объяснять? — Гринграсс превратил лодку обратно в корягу. — Немыслимо… — я все еще качала головой, отказываясь верить. — Невыразимцы, а на деле — грязь месите! — Мы продолжим этот спор только после того, как завершим расследование. А пока что слушайте внимательно: в этой реальности вы работаете в Хогвартсе преподавателем Трансфигурации. Вы состоите в благоприятных отношениях с обитателями замка, поэтому будьте любезны соблюдать правила хорошего тона в общении с ними. Я слушала все это молча, скрестив руки на груди. — Нам также известно, что до смерти вы провели два часа в Хогсмиде, а затем навестили профессора Люпина в его кабинете. Да-да, в этой реальности он жив и преподает Защиту от темных искусств. — То, что произошло после — загадка. Вы, точно под действием заклятия Империус, сели в лодку, отплыли от берега и бросились в воду. — Тогда в чем проблема?! Может быть, я свихнулась и покончила с собой? — мое терпение вот-вот лопнуло бы. — Нет, мисс Паркинсон. Вы забываете о следах удушения на шее. Вы должны будете воспользоваться вашим же отсутствием в замке, чтобы внимательно пронаблюдать за всеми подозрительными личностями, скажем так. — У меня уже голова раскалывается от ваших планов, — я не шутила, поспевать за мыслями особо умных я не могла. — Мы с мистером Гринграссом будем с вами в анимагических формах, и, разумеется, активируем маховик при любой внештатной ситуации. Меня так бесил их министерский тон. — Это как это? Можно вернуться в будущее, качнув маятник? — У Невыразимцев свои привилегии, — чуть слышно хохотнул Гринграсс. — А что, если я никого не найду? Если проторчу пару часов в замке зря? — Этого не случится. — Почему это? — Мы не можем раскрыть все сразу, мисс Паркинсон, — тон Крокера стал совсем холодным и безучастным.***
С Крокером и Гринграссом мы договорились о том, что я пройду в замок мимо хижины Хагрида, минуя школьные теплицы профессора Стебль. Невыразимцы, к слову, обернулись в двух… комаров. И летели, назойливо жужжа, где-то рядом с моим правым ухом. Видимо, боялись отстать: как бы ненароком не стать птичьим обедом. Мне вдруг стало ужасно смешно, потому что в таком случае пришлось бы тут застрять надолго. Вот бы я оторвалась на должности преподавателя! Мое веселье прервал до странного знакомый вопль: — Ой, а чей-то ты рано?! Я ж тебя видел — ты в Хогсмид того… пошла! — Хагрид, лыбясь самым нежным образом, махал мне рукой. Мерлин, неужто в этой реальности я умудрилась ему отсосать?! Челюсть вдруг свело, я даже протянула руку, чтобы ее размять. С чего бы этот недоумок так расплылся при виде меня? — Я? Я просто забыла кое-что в замке, — за семь лет в Хогвартсе я с Хагридом и двумя словами не обменялась, а тут - сразу семь! — А-а, — протянул он. — Вона чего! Ну, ты это, вечером с Ремусом приходи, как уговорились. С Ремусом. Что за теплые такие отношения у меня были с этим… оборотнем?! Но комары рядом начали громко пищать, намекая на то, чтобы я хоть как-то ответила. — Да, хорошо. В этой реальности все действительно было иначе. И мне это совсем не нравилось. Неловко махнув Хагриду, я прошагала в замок, то и дело по пути раздавая молчаливые приветы ученикам — они желали мне доброго вечера и добавляли: «Профессор». От всего этого хотелось только рассмеяться, но комары не давали мне вздохнуть: их писк звенел в ушах. К их же разочарованию, никого подозрительного даже рядом не было. Подозрительным было только то, как все лизали этой версии меня задницу, чуть ли не поскуливая от восторга. Спустя пару десятков тошнотворно ласковых, полных обожания улыбок и приветствий, во мне начала закипать злость. Пэнси Паркинсон в этой реальности была любимым преподавателем учеников в Хогвартсе. Ею восхищались коллеги: Флитвик звал на чай обсудить последнюю статью по антигравитационным чарам. Библиотечная крыса Пинс протянула томик какого-то дамского чтива, подмигнув и шепнув: «Обрати внимание на сто шестьдесят девятую страницу, душечка!» Спустя еще полчаса хождения по замку, я наткнулась на МакГонагалл, которая и тут оказалась директрисой: — Ах, милая! Я так рада за вас с Ремусом! Знаешь, я думаю, нужно переговорить с Розмертой насчет небольшого праздничного ужина в «Трех Метлах»! — А-а, — меня застали врасплох ее слова. — Да. Да, все верно. Я поговорю. МакГонагалл, счастливо погладив меня по плечу, спешно удалилась. Я осталась посреди пустого коридора второго этажа, а два комара сидели на стене где-то рядом.***
Чем дольше я была в этой реальности, тем больше понимала, какой чужой и отвратительной она была. Здешняя Пэнси — я уже совсем не считала ее собой — слыла любимицей учителей и учеников. Даже старик Слизнорт при встрече залез под кожу, намекая на что-то между мной и Люпином. Честно говоря, сперва у меня это вызвало только отвращение: я помню, каким потрепанным и невзрачным он был на третьем курсе. Такое забудешь… Но после очередного комплимента моему выбору от мадам Помфри, мне стало даже по-странному любопытно: чем он мог эту Пэнси зацепить? Меня бы поразил разве что большой член и такой же большой сейф в Гринготтс. Насчет первого я судить наверняка не могла, но, сколько себя помню, второго у Люпина точно не было. Комары вдруг синхронно уселись на запястье с часами, тычась в циферблат: ах, да, оставалось всего ничего, а я еще не навестила своего «женишка». Что ж, стоило это исправить. По пути к кабинету Люпина учеников практически не попадалось: близилась ночь, и старосты загнали всех в гостиные. Что ж, так даже лучше — если кто-то и явится по мою душу, то будет заметнее в тишине. Двери в кабинет были прикрыты, но сквозь небольшую щель в темный коридор сочился желтый свет. Я решила, что стучать будет глупо, раз уж Люпин успел меня трахнуть. В последнем, конечно, стопроцентной уверенности не было. — А, это ты, милая? — стоило мне скрипнуть дверями, как раздался тот самый голос из прошлого. Точнее, в этой реальности вполне себе из настоящего. — Да. Вот, решила заглянуть, — сунув руки в карманы брюк, я прошагала вперед и обнаружила Люпина на лестнице, ведущей в его личную комнату. Он был… таким же, но сильно другим. Старше, но в разы свежее и здоровее, чем я его помнила. Его возраст и недуг — а был ли он вообще? — выдавали только слегка поседевшие виски и несколько шрамов на лице. Но в остальном… Я даже не сразу сообразила, что разглядывала его. Он даже одет был легче, свободнее: в рубашке и шерстяных брюках на тонком ремне — ну, прямо лондонский модник — такие среди магглов звались «любителями ретро». — Как рабочий день? Сколько очков раздала? — Люпин усмехнулся, подглядывая на меня не без любопытства. Он, наверное, почуял подвох. — Не помню. Как в тумане. Просто жутко устала, — мне даже врать не пришлось, я плюхнулась на парту, разглядывая потолок. — Слизнорт намекал, что был бы не прочь, если бы я пригласил на наше скромное торжество побольше волшебников со связями, — Люпин хохотнул едва слышно, спускаясь с лестницы. В его осанке тоже все поменялось: тот профессор, которого я помнила, наверное, и плечи бы так развести не смог. Зато у этого все было… в порядке. Да. Это была другая его версия, по ту сторону зеркала, в которой он не был измученным жизнью оборотнем, почившим со своей женой десять лет назад. Нет-нет! Здесь, вот в этой реальности, был другой Люпин: он явно не вздыхал с тяжелым сердцем, просыпаясь по утрам. — Меня все поздравляли сегодня. Знаешь, даже верилось с трудом, — комары за моим ухом перестали жужжать — я видела, как они ползали по парте. — Мне — тоже, — Люпин, наконец, присел рядом со мной, и от него пошла волна жара — все-таки, наверное, он был оборотнем. Я невольно глянула в высокое окно: луны не было видно. — Ты сегодня очень уж уставшая, м-м? — он заглянул мне в лицо, и стало почему-то крайне неловко за синяки под глазами и опухшие веки от вчерашней сольной попойки. — Так, просто. — Хочешь бурбона? У меня наверху еще остался твой любимый. Черт возьми, и в этой реальности я была алкоголичкой! От одного только упоминания снова начало мутить. — Нет! Лучше открой окно — у тебя тут душно. Люпин послушно взмахнул палочкой, и пара окон в начале класса отворилась, впустив свежий воздух. — Хагрид, наверное, обиделся, что мы не пришли к нему, — сама не зная почему проговорила я. Все-таки, в этой реальности было что-то такое… что-то, из-за чего хотелось эту Пэнси проклясть каким-нибудь страшным проклятьем. У нее было слишком много того, чего она не заслуживала! — Пэн? Что с тобой? — голос Люпина и его ладонь поверх моей вернули меня в реальность. В чужую, к сожалению. — Не знаю. Как давно я ощущала чью-то заботу? Как будто бы даже и искреннюю? — Тебе не все равно? Мой вопрос его явно задел. — Ты меня удивляешь, Пэн. Где-то за спиной послышался комариный писк. Да пошли они! — Я просто слишком устала… — без тени лжи протянула я, зажмурившись и сдавив переносицу. В следующее мгновение Люпин заключил меня в объятия. Я не понимала, что чувствую: это было странно, и в то же время… захотелось плакать. Так сильно, навзрыд, чтобы все склянки и свитки в классе содрогались. Я рыдала некрасиво — не так, как тупые магглы в кино. Размазывала сопли по хлопковой рубашке Люпина, до боли вцепившись пальцами в воротник. Неужели простые объятия были способны на такую магию?! Что такого волшебного в них было, что чертов Люпин заставил меня разреветься?! — Все хорошо, моя девочка, ну-ну, — его голос, который я терпеть не могла тогда, безумно давно, теперь стал теплее, чем согревающий Огден. Люпин называл эту Пэнси «его девочкой». От этого реветь захотелось еще сильнее, и я не стала себя сдерживать — эта сука не заслуживала ни капли того, что получала. — Пойдем завтра куда-нибудь подальше отсюда? За Хогсмидом есть славная полянка с видом на озеро. Тебе нужно отдохнуть, — бормотал Люпин мне в самую макушку, все еще крепко сжимая и успокаивая. Комары жутко вопили, как будто обниматься и реветь было нельзя. До возвращения той Пэнси было еще минут сорок, не меньше. — Окна лучше закрыть. А то прилетят летучие мыши, — Люпин усмехнулся, дунув теплом мне в волосы. Я ненавидела летучих мышей и боялась их до ужаса. — А то ведь ты опять начнешь визжать от страха. Он знал обо мне даже это. Точнее, не обо мне, а об этой поганой версии меня, которую жизнь кормила с серебряной ложечки. — Да, давай, — я вяло согласилась, тут же ощутив холод, стоило Люпину слезть с парты и направиться к окнам. — Почему не палочкой? — Ты забыла? Они почему-то отказываются закрываться по велению колдовства, — он усмехнулся, с силой надавив на старые рамы. Я поймала себя на том, что вновь разглядывала его: он смотрел на озеро, в отсвете свечей лицо не казалось таким уж взрослым, а расслабленные плечи и руки в карманах брюк как будто говорили, что ничего страшного в жизни этой Пэнси никогда не произойдет. — Почему ты так смотришь? — Люпин тряхнул челкой и улыбнулся, глядя из-под полуопущенных век. Ему даже шла эта его усталость. Он выглядел довольным, спокойным и расслабленным, как будто только что сладко потрахался. — Просто так. Мне нравится. — Ты сегодня невероятно загадочная, — он склонил голову и поспешил добавить вполголоса. — Мне это тоже очень нравится. Мне показалось, что последнее слово он сказал как-то иначе. Я спрыгнула с парты и медленно, шаг за шагом, приблизилась к нему. Комары зажужжали где-то над ашими головами, но мне было абсолютно плевать. Я вглядывалась в лицо напротив: такое же уставшее, как и мое — в отражении. От Люпина пахло бенгальскими огнями и книгами — и то, и другое я помнила с третьего курса. — Закрой двери, — я не сразу поняла, что сказала это. Люпин повел бровью, но все же взмахнул палочкой. Тяжелые двери захлопнулись на засов. — Пэн, ты ведь устала… — Я тебя хочу. Он был здесь, рядом. Только палец протяни. Он был взрослым, он знал обо мне то, чего никто не знал, потому что я не позволяла. А еще от него разило жаром даже в паре дюймов, прямо из-под расстегнутого ворота рубашки. Она очень мешала. — Пэн, я… — Тихо. А не то передумаю. Я ощутила, как сдавливала собственная одежда, как сильно вдруг захотелось выгнуться перед Люпином, чтобы он смял пальцами бедра. Наверное, поэтому брюки, рубашка и идиотские цветастые трусы полетели на пол, куда-то в сторону двух комаров. — Пэн… Я посмотрела на Люпина так, что он тут же передумал говорить: только уставился на меня, блуждая затуманенным взглядом от шеи к сиськам, вниз по животу и между бедер. Звякнув пряжкой его ремня, я, не отводя глаз, обхватила член сквозь брюки, и Люпин рвано вздохнул. Еще пару секунд, и мои пальцы сжали горячую, влажную кожу и розовую головку. Во рту пересохло, но тут же, от одной только мысли о минете, слюна стала стекать по подбородку. Мне немыслимо захотелось отсосать. Так, как делали маггловские девки в журналах моего соседа. Они стояли на коленях, широко расставив ноги, и заглатывали члены по самые гланды. Я хотела точно так же. — Хочу сегодня быть главной. Люпин только в удивлении смотрел на то, как я опустилась перед ним на колени. Он тяжело сглотнул, стоило мне раскрыть рот и, высунув язык, заглотить блестящую головку. Челюсть свело с непривычки, но я слегка пососала член, и натянутая крайняя плоть скользнула наверх. Люпин сдавленно простонал, как будто не позволяя себе расслабиться. Его бедра под моими ладонями были напряжены. Со звонким чпоком выпустив головку изо рта и облизнув саднящие уголки губ, я улыбнулась: — Получай удовольствие и расслабься. Люпин только невнятно кивнул, пошатнувшись и прислонившись спиной к холодным каменным стенам. А я вновь опустила взгляд на его подергивающийся от возбуждения член: мне до дрожи нравились налившиеся вены, нравились густые волоски, уходившие вверх тонкой дорожкой, нравилось то, как вздымался его живот от тяжелого дыхания. Я прильнула влажными от слюны губами к раскрасневшейся головке, раскрыла рот так широко, как только могла — член упирался мне в нёбо. Мои ногти впивались в бедра Люпина, но спустя секунду он вдруг положил широкую горячую ладонь на мою макушку, и я поняла, что мне не стоило сомневаться. В конечном счете, внизу все сводило от желания трахнуть Люпина. И я отберу его у этой суки Пэнси. Я сосала член долго и громко: хлюпала и стонала от удовольствия, от вкуса соли на языке, от толчков по самые гланды, от приглушенных стонов Люпина. Он выгнул бедра мне навстречу, запрокинув голову. Я не помнила, сколько прошло времени, но мне не хотелось, чтобы он кончил первым. Стоило подняться с каменного пола, как колени обожгло — точно будут синяки. — Сними с себя все, хочу видеть тебя, — мой голос раздался эхом под потолком класса. Люпин, тяжело дыша, сбросил рубашку и брюки. Он шагнул навстречу и вмял меня в себя, целуя шею. Все его тело было липким от пота, и он смешался с моим собственным, и это было невероятно горячо. Я обмякла в руках Люпина, прикрыв глаза, но в тот же миг под веками нарисовалась та, другая Пэнси. И ее захотелось придушить просто за то, что она была. — Ложись на парту. Люпин неловко попятился назад, пока не ткнулся задницей в край столешницы. — Ну же! — скомандовала я, сжав ноги: от одного только вида Люпина у меня все свело от нетерпения. Я залезла на него, мне до зуда хотелось сдавить его бедра своими, и я так и сделала. Член, прижатый к животу, подергивался и сочился, заставив меня стонать и липко заерзать вдоль него: стоило только прижаться к нему клитором, размазывая собственную смазку, как внизу все запульсировало от напряжения. Мне так хотелось поскорее насладиться им… я гладила ладонями живот Люпина, его напряженные предплечья и бедра, ущипнула сосок, отчего Люпин дернулся и зашипел. Прижавшись к нему всем телом, я выдохнула ему в губы: — Знаю, дорогой, знаю, — лизнув его от кадыка до груди, я приподняла собственную задницу и помогла себе рукой: спустя мгновение на весь кабинет раздались два громких стона. Член Люпина налился внутри, как и мой клитор, прижатый к его лобку. Как же это было охуенно… сделав пару медленных скачков, я почувствовала, как легко мы скользили. А потом поняла, что не могла больше терпеть, и начала скакать так быстро, как только могла. Я стонала, переходя на крик, пот застил глаза, волосы прилипли ко лбу и вискам, но мне было так горячо, так тесно внизу, все точно сжималось с каждым моим прыжком. Люпин, тяжело дыша, стонал все громче, не сводя с меня глаз: он стискивал пальцами мои бедра, гладил живот, сминал грудь и подталкивал меня снизу в такт. Я понимала, что он не продержится так долго, как мне того хотелось бы, и сквозь пелену вспышек и всполохов, начала придавливать клитор пальцами, с каждым скачком ощущая первые волны мощной разрядки. Я громко шлепалась задницей о мошонку, прилипая влажной от пота кожей. Стоны уже превратились в крики, и я потеряла счет времени, когда это произошло. В кабинете стоял невероятный шум: грохот и скрип старой парты, громкие шлепки и хлюпанье, и только крики, которые нельзя было перевести в слова. Я запрокинула голову, когда почувствовала, как член начал неистово пульсировать внутри меня. Люпин осип от стонов и криков, выгнулся на лопатках, представляя моему взору широкую грудь и крепкую шею, по которым каплями катился пот. Лицо Люпина исказилось, он зажмурился и, широко раскрыв рот, захрипел, излившись мне внутрь так мощно, что сперму выдавило наружу. И в тот самый миг я закричала от всепоглощающей судороги оргазма. Каждая клеточка тела горела и билась от разрывающего разряда. Я как будто ослепла и оглохла, и не сразу обнаружила, что тяжело дышала, прижавшись грудью к Люпину: он тоже переводил дух, крепко прижимая меня к себе. Только сейчас я услышала над правым ухом бешеный писк комаров и вспомнила про время. Я с трудом приподнялась на локтях, разглядывая лицо Люпина: он был даже красивым. По-своему. Не так, как надо было. Правда, кому «надо-то»? Поддавшись дикому порыву, я вдруг отдернула его за волосы, открывая шею под свой влажный от слюны рот и оставляя на память огромный засос, а себе — только соленый вкус пота на губах. Я сползла с парты, захватив одежду, и по-идиотски махнув рукой Люпину, который провожал меня недоумевающим, растерянным взглядом. За дверями кабинета была почти непроглядная тьма, но вскоре глаза привыкли, и в высоких окнах стало видно озеро. Я все еще была совершенно голая, одеваться не хотелось - как будто было страшно смазать с себя запах и вкус охуенного траха. Мне хотелось захлебнуться в жа́ре и в тяжести внизу живота. Я все еще ощущала холодящие подтеки спермы, вытекающей из меня по ногам. От этого кружилась голова. А вокруг головы — комары. Да пошли вы оба на хуй! На такой же здоровый, как у Люпина! Комары, конечно, подзуживали одеться и приготовиться к тому, что скоро сюда пожалует та Пэнси. Наверное, все пошло не по плану. Вот будет весело, если она зайдет и увидит, как голый Люпин распластался на парте. Будь я на месте убийцы, я бы тоже придушила эту самую версию меня — хотя бы за то, что у нее было то, чего никогда не будет в моей реальности. Я начинала замерзать, но одеться так и не сподобилась. Вместо этого я опустилась на холодный каменный подоконник и уставилась невидящим взглядом на гладь ночного озера. Здесь все было так, как в моих снах. Меня любили за то, что я просто была. Не за чистую кровь, не за деньги папаши, не за то, что я умею прилично, черт возьми, сосать. Я была Пэнси, которую звали на чай. С которой хотели тайно обсуждать эротические дамские книжки. Которую ждал в гости тупица-лесничий. На которой решил жениться профессор Люпин. И мне вдруг представилось, что, не будь той, другой Пэнси-счастливицы, я бы решилась навсегда занять ее место. Но в тот же миг из-за угла послышались шаги. Я даже не стала напрягаться, чтобы напялить на себя трусы, просто вынула палочку из кармана валявшихся рядом брюк. Это был не убийца. Это была я. — Что… — мой собственный голос, мой собственный рот, моя голова и даже мое тело были сейчас напротив и все разом выражали полнейшее недоумение. Комары над ухом буквально взбесились. Я догадывалась, что Крокер и Гринграсс хотели обратиться в людей и вмешаться, но в голове вдруг сложилась картинка, сопровождаемая загадочным голосом Майкла: «…что было раньше: курица или яйцо?» В моих пальцах вскипела кровь. Перед глазами была только собственная шея: точнее, шея той суки Пэнси, посмевшей забрать у меня такую вот жизнь. Я хотела одного: придушить эту мразь, утопить, уничтожить! Гнев заливался в уши со свистом, голова стучала от внезапной боли в висках. И тогда я поняла, почему комары над ухом все еще не превращались в людей: они поняли, кто меня убил. Я бросилась на стоявшую напротив Пэнси. Она даже не успела ничего предпринять, только хрипела и брыкалась, тщетно пытаясь оторвать от горла мои пальцы. Я видела, как багровело мое лицо. Глаза налились кровью. Я начинала задыхаться. И только тогда я отпустила. И закричала, что было сил, не заметив, как Крокер и Гринграсс в человеческом обличье наколдовали купол Силенцио прямо в замке — видно, у Невыразимцев везде были привилегии. Я тут же отскочила от приходившей в себя… меня. И Империус сам собой вырвался из палочки: другая я послушно поднялась, но этот вид пугал и отвращал. — Блестящая догадка, — пробормотала я, щурясь от жуткой головной боли. — Ну, стоит отметить, что это была гипотеза наших коллег-магглов. — Почему вы это сделали… — мой голос охрип. — Почему вы заманили меня сюда? Вы ведь и так все это знали? — Дело можно признать закрытым только после наших с мистером Крокером воспоминаний в качестве показаний. — Так прилетели бы сюда, увидели случившееся! Для чего было звать меня?! — И как бы вы попали сюда без нас? Увы, но без вас действия с маховиком не имели смысла. Круг не имеет начала, мисс Паркинсон, а время — материя, которая неподвластна человеку. Пока ещё. — Вам остается только приказать ей утопиться в Черном озере, и дело будет закрыто, — раздался до ужаса холодный голос Крокера. Может быть, у него были стальные яйца. Может быть, он видел что-то намного страшнее. И мне его даже стало жаль. — Что будет со мной? Я ведь в двух шагах от убийства. — Все будет зависеть от этих самых двух шагов. К сожалению, мисс Паркинсон, мы с мистером Гринграссом не в силах подтолкнуть вас ни к шагу назад, ни к шагу… вперед. Мне стало не по себе от того, как просто он говорил о том, что я могла убить саму себя. — Не хочу. Не хочу с этим жить. Я готова ее разорвать, но не хочу быть убийцей! По щекам потекли слезы. Не совести, не сострадания, а обиды. Я опустилась на холодный пол, прижимая колени к груди, и разрыдалась. Я ненавидела эту реальность. Ненавидела то счастье, которое никогда не станет моим. Палочка выкатилась из рук, и Непростительное было снято: Пэнси напротив принялась кашлять и давиться, пока Гринграсс под гневную тираду Крокера изменял ей память и накладывал целительные заклинания. Суровые препирания Невыразимцев перескакивали с одного на другое, они оба до дрожи боялись последствий, оба говорили о том, что и Люпину пришлось изменять память, но мне было плевать. Я очнулась от слез, когда Гринграсс накинул на меня свою мантию. — Что со мной будет? — Не беспокойтесь, секретность дела не позволит отправить вас в Азкабан за не повлекший вред Империус и травму, которую успел нейтрализовать мистер Гринграсс, — проговорил Крокер. — Впрочем, мы с вами ещё увидимся, и, вероятно, не один раз, мисс Паркинсон. — Что будет дальше? — Узнаем, как только мы доложим о случившемся в Отдел Тайн. Остаток пути из замка до островка на озере я провела как в тумане: мы плыли быстро, Крокер и Гринграсс все еще с ужасом говорили о том, что же теперь будет. Их пугало, что та Пэнси выжила. Меня это не пугало, а злило. Но на злость почти не осталось сил. На островке нам издали принялся махать Майкл: он был явно лишен каких-либо переживаний - все его эмоции забирала наука, и я впервые в жизни позавидовала магглу. — Выглядишь неважно, — он подал мне руку, когда я вылезала из лодки. — Чувствую себя еще хуже. Скажешь лишнее — утоплю тебя вместо себя, — я бессильно кивнула в сторону замка. — Значит, поняла про курицу и яйцо, да? — голос Майкла впервые прозвучал без капли иронии и сарказма. — Мне жаль. Но с точки зрения квантовой механики ты совершила подвиг. Да и с точки зрения философии — очень любопытный случай. Я закатила глаза: все-таки, он был неисправим. — Отвернись, у меня под мантией — ничего. — Ну, я бы так не сказал, — он вдруг усмехнулся, опустив взгляд чуть ниже живота: я только сейчас поняла, что полы мантии разошлись и открыли всем бедра в синяках. — Придурок.***
Уже в батискафе, после того, как мне дали время одеться, по-смешному отвернувшись, я слушала жаркий спор между Крокером, Гринграссом и магглами. Первые, как видно, жутко обосрались, что допустили вмешательство в чужую реальность. Магглы же цинично подмечали, что ничего такого страшного не произошло. — …ну, разве что вы дали выжить еще одной бешеной девице, — хохотнул Майкл, но меня уже не злили его шутки. — Впрочем, если наутро по всему миру не откроются порталы в параллельную вселенную, то все не так и страшно. Ко всему, наука — это всегда риск. Нужно иметь смелость и яйца, чтобы ею заниматься. Я вдруг подумала, что Майкл в тот самый момент был очень похож на оставшегося в кабинете Люпина. Того самого, ради которого я передумала топить саму себя. Мы уже были на берегу озера и даже в своей реальности, когда я услышала голос Майкла позади: — Не хочешь сходить в кино на неделе? Там сейчас какая-то научная фантастика бьет рекорды проката. Правда, не обещаю, что буду себя сдерживать и молчать на вопиющее издевательство над физикой. Я шагнула к нему, вглядываясь в лицо и пытаясь отыскать то самое, которое хотела видеть… но не находила. — Можно рискнуть. Ради науки-то, м? — я ткнула его в живот и усмехнулась.