Далеко не всё можно выразить словами. Далеко не всё
легко выразить словами. Но что делать, когда слова есть, но выразить тебе ими нечего?
Цугино исступлённо буравила взглядом текст уже не первый час, но его смысл упорно продолжал ускользать от неё.
«Психология любви».
Тривиальнее не придумаешь.
Впрочем, трудно было винить библиотекаря за подробный выбор, когда случайная посетительница с совершенно непроницаемым лицом попросила посоветовать ей «книгу о любви». Обратная сторона свежей обложки пестрила восторженными отзывами читателей о «ярких», «красочных» и «многогранных» способах выразить любовь, но для Цугино эти описания означали не больше, чем цвета для от рождения слепого.
Любовь? Она была чем-то недосягаемым. Чем-то, чего заслуживал каждый человек, но не Цугино. В её груди не билось сердце — в ней зияла чёрная, как смоль, дыра, а по венам неслась комковатая грязная пена — липкая и вязкая, как патока.
Не то чтобы у Цугино что-то отобрали.
Ей будто бы никогда не было
этого дано.
Эта незаживающая рана жгла ядом где-то под кожей — в глубине безразличных глаз матери. В бездушных заметках врачей.
В полупустом читальном зале. В тенях уходящего солнца…
…В запекавшейся на клыках крови.
Эта всепоглощающая тоска — она преследовала Цугино столько, сколько та себя помнила. Как вечный, растущий из самых тёмных глубин души вой, — тошнотворный, тянущий голод, от которого не избавиться.
Не насытиться.
В теории, рецепт всеобщей любви был прост — хорошие оценки, приятная внешность, точёная фигура, умение общаться. Всё будто бы зависело только от тебя. Будто достаточно было лишь немного постараться.
Цугино старалась. Но взгляд матери не становился теплее. А заметки врачей по-прежнему испещряли бумаги сырыми безвкусными терминами.
Все эти книги говорили об одном и том же.
Ни одна из книг не говорила, как от этого избавиться.
Жадная и отчаянно жаждущая — попросту жалкая. Никому не была бы нужна такая обуза. Цугино пришлось понять — то, что было ей необходимо, невозможно
«дать» или
«отобрать». Это не отдельный орган, не его часть и даже не новообразование. Оно бесплотно. Оно неосязаемо таяло на кончике языка, оставляя неприятную горечь.
Может, настала пора остановиться и перестать искать спасение? Все эти ежедневные пляски на скорлупе, попытки быть безупречной и достойной тепла… они утомляли. Они были тщетными.
—
Давай постараемся вместе! — невысокая девушка с яркими рыжими волосами часто говорила ей эти слова, —
Не опускай руки! Уверена, мы сможем с этим разобраться.
С ней у Цугино мир перевернулся с ног на голову. Впервые кто-то не считал её дефектной, свободно протягивал руку и улыбался. Эта девушка была либо посланным не самым чутким богом чудом, либо проклятьем. Вечным напоминанием о
грехах. О страданиях, что Цугино принесла другим. Родителям, врачам и прочим. И прочим…
И всё же Хару тянулась к ней. Ей отчаянно хотелось верить в чудо, пускай и расплывчатое. Ей нужна была надежда на спасение от этой гложущей, всепожирающей
пустоты внутри неё.
Была ли Цугино достойна спасения? Была ли Цугино достойна любви? Взор затмевала растущая темнота. Хотелось плакать, но слёз не было. Хотелось содрать с себя кожу, но на пальцах и так почти не осталось живого места. Хотелось кричать, но тошнота подступала к горлу.
Хару продолжала бездумно сминать уголки страниц, едва разбирая хоть что-то перед собой. За окном в другой части зала мелькали закатные угольки солнца. И без того полупустая библиотека становилась всё более безлюдной.
Где-то на дне сумки жалобно зудел разряжавшийся телефон.
Хару там не было.
Хару молча уходила во тьму без тепла и ответа.
***
«Да где её черти носят?!»
Невысокая девушка с яркими рыжими волосами нервно сжимала в руке мобильник, но из трубки снова и снова доносилось лишь холодное: «Абонент недоступен». На столе остывала кружка любимого чая. Вместе с ней остывала и кровь в жилах доктора Аки.
Ей с огромным трудом удалось остаться при должности после
инцидента. Не меньших трудов стоило и решение специальной комиссии, согласно которому Цугино была вверена на попечение своему лечащему врачу Маэно Аки. Стольких усилий стоил этот маленький, крошечный шанс на
нормальную жизнь, и вот…
Маэно облажалась.
Снова.
Ей хотелось крушить и ломать.
Да, Маэно никогда не была самым ответственным человеком на свете, но Цугино… Цугино — особый случай. Для Маэно её комфорт и безопасность были высшим приоритетом. Долгом чести. Возможно, последним доказательством её компетентности и человечности в целом.
И казалось бы, всё шло своим чередом. Они вместе добились состояния стойкой ремиссии, и Цугино дозволялось выходить из дома, заниматься повседневными делами и общаться с людьми вне поля зрения Маэно. И Хару никогда не злоупотребляла полученным доверием. Напротив — это она со временем стала опорой и символом порядка для бесшабашной Маэно. Это она будила дока по утрам, это она готовила завтраки с собой вечно опаздывавшей Маэно и это она звонила ей в течение дня, чтобы узнать, всё ли с ней в порядке. Порой Аки становилось стыдно. Порой — непривычно тепло на душе.
Но только не сегодня.
Сегодня Цугино пропала, и Аки понятия не имела, где её искать и к кому обратиться за помощью. Полиция? Не в их случае. Клиника? Это перечеркнуло бы всё, за что они боролись. Близкие? Эх, был бы хоть один человек, близкий ей настолько же, насколько и —
Маэно хотелось выть от тревоги и бессилия. Это не было похоже на Хару. Это не было похоже на нормальную,
здоровую Хару. А что, если симптомы вновь подняли свою уродливую голову? Что, если им снова придётся нырнуть в тот ад? Предотвратить это было единственной задачей Маэно. Ей нужно было просто быть более собранной. Ей нужно было просто быть более чуткой. Ей нужно было просто быть рядом, и всё-таки… Всё-таки…
«Твою трижды проклятую мать!»
Бежать было некуда, но и сидеть сложа руки Аки тоже просто не могла. Надеяться на лучшее она перестала ещё часа три назад, а теперь её здравый смысл и вовсе держался на добром слове. Ей придётся доложить руководству. Ей придётся признать свой провал и сложить полномочия. Придётся расстаться с Хару. На этот раз навсегда.
И всё только по её вине. Только по вине —
— Доктор Маэно!
— ЦУГИНО!!!
Маэно молниеносно выбежала в коридор, молясь, чтобы ей не почудилось. Бледная, задыхавшаяся Хару стояла на пороге, до побеления сжимая в руках ключи.
— Простите, простите меня, доктор Маэно! Я отвлеклась и не заметила, как сильно задержалась, а телефон сел! Мне очень жаль!
— Цугино!..
Маэно не успела понять, как уже крепко сжимала в объятиях вернувшуюся Цугино. Всего минуту назад ей хотелось разорваться на части (и совсем немного — разорвать на части некстати припозднившуюся пациентку). Теперь же ей хотелось только прижать Хару к себе крепко-крепко и никогда никуда не отпускать.
Она не заметила, как Цугино робко и неловко обняла её в ответ.
— Никогда больше так не делай, поняла?
Цугино кивнула ей в плечо, и Маэно нехотя разомкнула объятье.
На часах было около девяти вечера. Дело близилось к лету, и на улице стемнело не так уж давно. Только сейчас, когда Цугино медленно приходила в себя, переодевалась и копошилась на кухне, Маэно начинала понимать, что у неё не было причин так паниковать. По крайней мере,
объективных причин. Невозможно было описать словами, насколько глупой и жалкой она себя чувствовала. Она не находила ни одного достойного оправдания своему поведению. Но и поделать что-либо с этим огромным обрушившимся на неё облегчением она тоже не смогла.
— Вы в порядке?
Лишь обеспокоенный голос Хару привёл Аки в чувство.
Комнату заполнил мягкий цветочный аромат чая. Прежде Маэно предпочитала кофе (или что покрепче), но чёрт возьми — чай Цугино был просто бесподобен. За это пьянящее чувство неги Маэно была готова пойти на многое.
Возможно, дело было не только в чае, но…
— Теперь — да. — Маэно ухмыльнулась и отвела взгляд в сторону. — Ты тоже прости меня, ладно? Мне не стоило так волноваться. Сама не понимаю, что на меня нашло.
В конце концов, Цунино вполне могла обойтись без круглосуточного наблюдения доктора. Она знала, что делать, если бы что-то вдруг на самом деле пошло не так. Цугино была способна о себе позаботиться. Но Маэно вновь безосновательно подвергла это сомнению и теперь готова была провалиться сквозь землю.
Цугино заслуживала лучшего обращения.
Цугино заслуживала гораздо большего.
— Ну что Вы! Я всё понимаю! Впредь буду гораздо внимательнее, обещаю! — Она аккуратно разлила чай по кружкам и подвинула одну для Маэно.
— А где ты пропадала-то?
Цугино присела рядом с Аки.
— В библиотеке. Недалеко отсюда.
— Серьёзно? — Маэно повернулась к Хару, подперев голову рукой. — Блин, со студенческих лет там не была! Я думала, её закрыли давно. И как тебя туда занесло вообще?
— Да так… — Цугино поёжилась. — Ерунда.
Аки насторожилась.
— Что-то конкретное искала? — не унималась она. — У нас же полно книг дома. Ты только скажи — я подберу…
— Боюсь, среди Ваших анатомических атласов едва ли найдётся то, что беспокоит меня!
— Погоди. А тебя что-то
беспокоит?
Цугино прикрыла рот рукой. Она слегка покраснела, замялась и притихла. Её явно что-то беспокоило. Что-то волновало. Что-то
смущало. И почему-то она очень сильно не хотела об этом говорить.
Это уже беспокоило саму Аки.
— Ты же знаешь, что можешь рассказать мне о чём угодно, верно? — придвинулась к ней Маэно.
— Да, конечно! Просто… — она сцепила ладони в замок. — Я даже не знаю, как это правильно выразить. Я искала в Ваших учебниках и атласах, но не нашла ничего… подходящего.
— «Подходящего»? — эхом отозвалась док. — В моих учебниках и атласах? — Маэно задумалась. Странно. Она чувствовала какое-то недомогание? Последнее обследование Хару показало, что она была в полном порядке. Маэно не понимала. Что же её пациентка такое искала?..
— Понимаете, это… деликатный вопрос, — ещё тише обычного призналась Хару.
Это вновь подняло в Аки едва унявшуюся тревогу.
— Что-то по женской части беспокоит? Болезненные месячные? Грудь болит? Поясницу тянет?
— Да не в этом смысле! — Цугино закрыла лицо руками и шумно выдохнула. — Со здоровьем у меня всё хорошо! А
это… — она отвернулась, — всего лишь очередной глупый вопрос, который не стоит Вашего времени!
За свою практику Маено выслушала немало и глупых, и больных, и откровенно умалишённых, но в словах Хару читалась одна чёткая мысль:
«Я не стою вашего времени».
И это причиняло Маэно почти физическую боль.
Цугино — её пациентка. Очень важная, дорогая пациентка. И тем важнее было для Маэно оставаться холодным, беспристрастным доктором. Объективным доктором, способным поставить верный диагноз и назначить адекватное лечение. Но с
ней… С ней всё было иначе. Всё было острее, сильнее, ярче. Они вместе прошли через столь многое, что в какой-то момент потерять её стало означать потерять всё.
Пожалуй, Маэно слишком привязалась.
И Маэно облажалась. Снова.
Снова.
Снова. Снова
Ей не стоило оставаться врачом Хару, если только она не хотела причинить этой девушке ещё больше боли.
Ей не стоило…
— Цугино, — как можно мягче начала Маэно. — Если тебя что-то «беспокоит», это никак не может быть «ерундой». Даже если это, по-твоему, «очередная глупость».
«Очередной глупостью» было разве что эгоистичное желание Маэно оставаться как можно ближе к Цугино. И как можно дольше.
Но не время было жалеть о прошлом.
— Меня беспокоит любая мелочь, потому что…
— Потому что Вы мой док, да? И от моего благополучия зависит Ваша карьера, я понимаю! И я бы не хотела —
— Нет же, дурёха, — Маэно легко коснулась её ладони, с горечью осознавая, что ран на ней стало больше. — Меня не волнует карьера. Меня волнуешь
ты. И только.
Цугино затихла, но руки не отняла.
— Прости, — Маэно убрала её первой и отхлебнула из чашки. — Я не стану давить на тебя, если ты пока не готова говорить об этом. Но если передумаешь — я вся внимание. Хорошо?
Хару кротко улыбнулась доку.
И эта улыбка согрела сердце Аки сильнее любого чая.
***
— Док?
Цугино просидела с Маэно вместе до полуночи. Ей было почти совестно отнимать у дока столько времени, но та, кажется, была совершенно не против.
Не то чтобы в другие дни было как-то иначе. Аки никогда не обделяла свою пациентку вниманием. Скорее сама Хару опасалась отвлекать доктора сильнее положенного. Но сегодня она отличилась. И напортачить ещё больше едва ли было возможно. Так что хуже уже быть не могло, так ведь?
— Да?
Хотя с последним выводом Цугино явно поспешила. Но отступать было уже некуда. Она собрала в кулак всю смелость.
— По поводу того, что я искала в библиотеке. Мне лестно знать, что Вас это так заинтересовало, но вопрос у меня и правда дурацкий.
— Не стесняйся, — Маэно присела на кровать рядом с Хару, медленно расплетавшей свою толстую косу. — Меня уже вряд ли чем-то можно удивить, но тебя я с удовольствием выслушаю.
Свет от ночника мягко обрамлял лёгкую улыбку Аки. Цугино не в первый раз это замечала. И не в первый раз замечала, как ей это нравилось.
Если бы только она могла удержаться и не нарушать этот хрупкий баланс. Если бы только она задавила этот рвущийся наружу поток перепутанных чувств, как всегда и делала. Но сейчас её прежде стальные нервы были напряжены до предела и жгли оголённым проводом. С одной стороны, ей стоило держать это в себе ради их общего блага. С другой — ей
не хотелось скрывать эту бурю от Маэно. Где-то глубоко внутри горело по-детски глупое желание просто выложить карты на стол и посмотреть, что произойдёт. Реакцию дока никогда нельзя было предугадать.
Это было равносильно игре в покер с шулером. Это озадачивало. Это пугало.
И лишь сильнее подогревало интерес.
— Что для Вас любовь, доктор Маэно?
Она решила пойти ва-банк.
Хару ожидала, что док удивится или рассмеётся ей в лицо, но та и бровью не повела — лишь расслабленно откинулась к стене, подложив руки под голову.
— Любовь? Какой любопытный вопрос. Странно, что ты искала ответ в учебниках и анатомических атласах, а не в романах каких-нибудь. — Она прикрыла глаза и снова улыбнулась. — Впрочем, я понимаю. Художественная литература чересчур абстрактная, вычурная. Научные же статьи дают прямые ответы, без соплей и разглагольствований. Чаще всего.
— Ни в романах, ни в статьях не было того, что я ищу.
— Так может, ты просто неправильно задавала вопрос? — Маэно положила руки на колени и наклонилась ближе к Хару. — Почему из всех возможных чувств твою душу взбередило именно оно?
Док… сомневалась? В Хару?
— Потому что ни одно другое не может заполнить эту пустоту! — Цугино спрятала голову у себя на коленях. — Вы
помните это чувство, док? Оно похоже на жажду, на
голод, на острую нехватку воздуха. Из-за него я заболела Зено! Из-за него я принесла столько бед! Из-за него я —
Она тяжело вдохнула. Так, будто ей действительно не хватало воздуха.
— Я тону в этом, док. Я будто блуждаю кругами в темноте. Ищу выход, но вновь и вновь возвращаюсь к началу. А всё потому, что я не понимаю, что искать! Я никогда не знала, каково это — любить! И каково это — когда любят тебя!
Она не замечала, как непроизвольно повышался её голос.
— Это слово для меня — пустой звук. Но кажется, именно им люди обычно заполняют эту дыру внутри. Любить можно еду, сериалы, работу. А можно любить людей. И любить их можно по-разному! Платонически, романтически, по-родственному… Как понять, что ты кого-то любишь? Как понять, что любят тебя? Как отличить одну любовь от другой? Я не знаю, не знаю, я!..
— Цугино, — встревоженно позвала её Маэно. — Ты только дыши, ладно? Я с тобой.
И только в этот момент Хару осознала, что практически кричала.
— Простите меня, док, — всхлипывала она, пытаясь взять себя в руки. — Я такая ничтожная, жалкая. Терпеть это не могу, — Цугино горько усмехнулась в сторону. — Должно быть, нелегко Вам нести в одиночку такое бремя.
— Глупости какие, — Маэно аккуратно протянула ей руку, и та, чуть колеблясь, положила свою ладонь поверх её. — Никакое ты не бремя. Ты и представить не можешь, насколько… — она сглотнула, — легче и ярче стала моя жизнь, когда в ней появилась ты.
Доктор внимательно осмотрела свою пациентку. С такой нежностью, теплотой и заботой… Едва ли когда-то кто-то ещё смотрел так на Хару. И она готова была собирать себя по осколкам снова и снова, лишь бы док продолжала смотреть так на неё.
Только на неё.
— Разумеется, я
помню это чувство, — продолжила док. — Но рядом с тобой… в моём сердце для него не остаётся места. Ты замечательный человек, Хару. И я очень… очень тебе благодарна.
Цугино с трудом могла поверить своим ушам. Все эти слова, признания… доку явно было непросто открывать свою душу. Но она продолжала делать это и делать столь многое… для неё.
— Это я должна благодарить Вас, док.
— Не стоит. Давай-ка лучше вернёмся к твоему вопросу, — Маэно крепче сжала руку Хару в своей, потирая тыльную сторону её ладони большим пальцем. — Во-первых, люди в норме не страдают ни от какой «дыры» внутри. Ощущение пустоты — это результат травмы. Психологической травмы. И просто «заткнуть» её чем попало не получится. Ни едой, ни сериалами, ни работой. Ни, тем более, другими людьми.
Несмотря на срыв Цугино, Маэно продолжала звучать спокойно и собранно. Так, будто она знала ответы на все — даже самые непростые — вопросы. И готова была ответить на них так, чтобы поняла даже Цугино. За это Цугино особенно дорожила доком. Ей хотелось впитать хоть частичку этой уверенности, этой силы духа. Хотелось слушать и внимать.
Она придвинулась ближе к Аки, совсем немного. Ей было страшно нарушить дистанцию, но та, казалось, была не против.
— Считай, что твоя «дыра» — это открытая рана. Попытаешься заткнуть её каким-нибудь мусором — занесёшь инфекцию и получишь миллион осложнений. Следишь за мыслью?
Цугино проследила за взглядом Маэно. Док не сводила глаз от множества ранок на пальцах Хару — дурная привычка, от которой давно пора было избавиться. Ей было почти совестно перед доком. Ей было почти совестно…
…от каждого касания Маэно — аккуратного, нежного, трепетного, будто та изо всех сил старалась не задеть ни единой корочки, ни единой царапинки. Старалась утешить…
— Слежу…
Цугино было почти совестно признавать, насколько это было
приятно.
— Ну вот. Для начала позволь своим ранам затянуться и зажить. А я, как твой врач, попытаюсь сделать всё возможное, чтобы залечить их как можно скорее. Главное — не торопись и дай себе время. Хорошо?
— Спасибо Вам, док, — Хару аккуратно положила голову ей на плечо, подспудно ожидая, что её оттолкнут. Но ничего подобного не произошло. Напротив — Аки лишь медленно погладила свою подопечную по голове. — Это очень,
очень много для меня значит. Но Вы так и не ответили на главный вопрос. Что для Вас любовь, доктор Маэно?
— Для меня? — она мягко усмехнулась. — Любовь для меня — это просто биохимическая реакция в мозге. Такое же чувство, как и любое другое.
— Но оно ведь и правда проявляется по-разному, так?
— Ага. Но давай-ка не будем забивать голову и начнём с малого. — Маэно чуть приобняла свою верную слушательницу. — Люди любят по-разному, но любая любовь имеет один и тот же фундамент. Первое и самое главное — это чувство защищённости и безопасности. Рядом с объектом любви тебе ничего не угрожает. Тебе легко и спокойно. Можно быть собой и не бояться, что тебя оттолкнут или осудят.
Цугино чувствовала, как медленно размякала в нежных руках доктора Аки.
— Эй, я тебя ещё не утомила своей болтовнёй?
— Нет, ни разу! — встрепенулась Хару. — Наоборот — Вы так интересно рассказываете! Так бы и слушала Вас…
«И сегодня, и завтра. Хоть до скончания времён», — внезапно подумалось Хару, но говорить подобное вслух своему доку было… немного чересчур.
— Славно! — хихикнула док. — Тогда с первым мы разобрались. А второе — но не по важности! — это чувство привязанности. Тебя будто бы тянет к этому человеку. С ним хочется проводить время и быть рядом. Ну и в идеале, конечно, было бы неплохо, чтобы вы дополняли друг друга. Росли над собой и становились сильнее. Радовались успехам и помогали переживать неудачи. Как-то так.
Док вдруг замолчала и внимательно посмотрела на Хару:
— У тебя есть такой человек, Цугино?
Это вышло из ниоткуда.
Спокойно? Легко? Безопасно? Хару не могла вспомнить ни одного дня в своей жизни, когда бы ей было спокойно, и ни одного человека, рядом с которым она могла бы хоть на секунду почувствовать себя в безопасности. Так было всегда.
И вот однажды, в самую тёмную ночь она очутилась в клетке на холодном полу. Когда в воздухе тлели остатки потерянных воспоминаний. Когда с руки тяжело свисала цепь от наручников.
Когда на другом конце цепи с ней просыпался кто-то ещё…
— Да, — Цугино слегка замялась. — Да, думаю, есть такой.
Наверное, доктор Маэно говорила о
«привязанности» не в настолько прямом смысле слова. Тем не менее, это по-своему успокаивало Хару. И даже умиляло.
— У меня тоже есть, — лукаво улыбнулась Маэно. — И у меня есть непреодолимое желание подарить ему пауэр-банк.
Маэно сказала это так легко и непринуждённо, что Хару не сразу уловила суть. Неужели… неужели всё это время док говорила
о ней?
— Вы… серьёзно? — всё ещё не могла поверить Цугино.
— Ну ещё бы! Завтра же купим тебе —
— Нет же! Я Вам и правда…
настолько дорога́?
Маэно лишь крепче прижала к себе Хару.
— Я уже говорила тебе это, глупая. Для меня ты не просто дорога́. Ты
бесценна.
Хару ещё
никто никогда такого не говорил. Но док была настолько открытой, настолько искренней, настолько
своей и
собой, что у Цугино не оставалось сомнений. Маэно
правда дорожила ей. Маэно правда было не всё равно. Маэно правда…
— Я не лучший знаток любви, Цугино. У меня… не то чтобы много опыта. Но мы можем вместе сходить в ту библиотеку и подобрать то, что нужно. Хочешь?
Её притихший, чуть хриплый голос задевал самые тонкие струны души Хару. И даже если бы док сейчас позвала её в саму преисподнюю — Цугино не нашла бы в себе сил ей отказать. С ней было легко. Спокойно. Безопасно. Ей можно было довериться.
Её было почти физически больно отпускать.
— Разумеется! Но сегодня…
Она понимала, что рискует вот-вот перейти незримую черту. Она не совсем понимала, что это значило, но боялась. Боялась сделать шаг и потерять едва обретённую землю под ногами. Боялась потерять
её. И на этот раз — точно. На этот раз — навсегда.
Это уже нельзя было называть игрой. Но Хару
уже поставила всё на кон.
Поздно было жалеть о прошлом.
— Вы можете остаться сегодня со мной, док? Пожалуйста?
Её тело непроизвольно сжалось, словно ожидая удара. Но удара не было.
Были лишь цепкие руки доктора, мягко тянущие Хару на кровать.
Было лишь её тихое дыхание и быстро бьющееся сердце где-то в глубине грудной клетки. Были лишь разметавшиеся рыжие волосы на её подушке. Была лишь Маэно, бесцеремонно прижавшая Цугино к себе:
— Я как раз хотела спросить у тебя то же самое.
Пожалуй, для страха, сомнений и пустоты не оставалось места, когда Маэно была так близко…
— Доброй ночи, Хару.
Пожалуй, ответы были гораздо ближе, чем Цугино думала.
