erdbeere.

Альберт радостный подходит к двери, стоит ему увидеть в окне знакомую фигуру, открывает её и ждёт. Когда Майкрофт заходит, он хочет сразу же броситься ему на шею, обнять, поцеловать, прижаться всем телом к чужому, но останавливается. Его возлюбленный выглядит слишком устало и раздражено, даже для человека, который работает в правительстве. — Тебе нужно немного времени? — он спрашивает спокойно и без обиды, отходя на шаг назад, давая больше личного пространства. Майкрофт лишь кивает в ответ и быстрым шагом удаляется в ванную комнату. Альберт лишь тяжело вздыхает, каким бы Холмс не был, он остается обычным человеком, которому свойственно уставать, поэтому он все прекрасно понимает. На кухне он открывает окно, дабы проветрить помещение и вдыхает полной грудью воздух. Тепло, как никак уже заканчивается первый месяц весны. На балконе он аккуратным движением дотрагивается до лепестков мирта, символ любви и домашнего уюта: этот цветок они сами выбирали. Альберт обводит взглядом их хоть и маленькую, но довольно уютную кухню. Мориарти неожиданно, даже для него самого, вспоминает про небольшую корзинку, которую передали ему братья сегодня, и чтобы не терять даром времени решает помыть и почистить ягоды, учитывая то, что Майкрофт их просто обожает (как и Альберта). Запах клубники разносится по всей комнате с невероятным ароматом, все-таки Льюис умеет определять хорошую. Альберт невольно вспоминает вечера с братьями, когда младший приносил точно такую же корзинку и делал вкуснейший клубничный пирог, во всем Лондоне такого не сыщешь. Они любили пить чай втроем, поедая теплую выпечку, делясь своими планами, переживаниями и идеями. Погружения в приятные воспоминания прерывают чужие руки, которые ложатся на талию. Альберт незаметно улыбается, когда губы нежно смыкаются на мочке уха, а самого его прижимают ближе. Он разворачивается в чужих объятиях и смотрит в темно-синие глаза. Он всегда сравнивал их с морем, такие глубокие и темные, но такие любимые и красивые. — Все хорошо? — Мориарти спрашивает немного с беспокойством, кладет холодную, после промывки ягод под водой, руку на лицо благоверного и немного поглаживает её. Майкрофт льнет к ласке, закрывает глаза и кивает. — Просто, на меня работают идиоты. — Я на вас тоже работаю, мистер Холмс. Значит ли это, что и я идиот? Майкрофт усмехается, перехватывает чужую руку и целует ладонь, затем кладет её к себе на грудь, чуть левее середины, туда, где бешено колотится сердце, будто вот-вот выпрыгнет прямо в руки Мориарти. — Разве идиот, — он наклоняется над ухом и дальше спрашивает совсем шепотом, — может заставить сердце правительства так биться? Альберт краснеет, явно смущенный таким ответом, но все же слегка улыбается. Майкрофт смотрит на него с нежностью и каким-то детским трепетом; Мориарти сейчас робкий и смущенный, без маски величия и напыщенности, без гордо поднятого подбородка, без хитрого прищура, Альберт сейчас домашний. Холмс берет чужое лицо в руки, большими пальцами проводя по щекам, целует в лоб, нос, глаза и, очень долго и мучительно (для Альберта), смотрит на губы. А когда Майкрофт закрывает глаза и тянется к этим самым губам, то натыкается на нечто твердое, небольшого размера и ароматное. Он сразу понял, что это клубника, Мориарти держит её прям перед Холмсом, довольно улыбаясь. — Помнишь когда мы ели клубнику в первый раз вместе? О, Майкрофт помнит, хорошо помнит. Это было начало мая месяца, когда погода была еще теплее чем сейчас. В тот день, они в первый и последний раз пили белое вино, а не красное; тогда Альберт впервые громко смеялся, его смех был похож на звон колокольчика; тогда впервые они делились друг с другом забавными ситуациями связанные с младшими. Тогда они стали ближе. Холмс улыбнулся приятным воспоминаниям, забрал из рук любимого ягоду и положил её к себе в рот. До жути приторная и вкусная, такую, даже в сезон, редко найдешь, умеют же Мориарти. — Сладкая? — Альберт уже было хотел потянутся за второй, но его губы накрывают чужие. Приторность разливается по всему рту и он закрывает глаза, запускает руку в итак непослушные волосы, а второй притягивает Майкрофта за ворот рубашки. И в мире будто бы больше ничего нет, лишь их небольшая кухонька, они, жадно целующиеся друг с другом, и приятная сладость, которую они делят друг с другом, как и все остальное.