Общая зажигалка

      Купаясь в мягком оранжевым свете огонька своей зажигалки, Санджи предстал перед тобой как меланхоличное произведение искусства, сгорающее в пламени своей боли. Лицо исказилось в гримасе и ты не можешь оторвать глаз от того, как дрожит его рука, когда он закуривает сигарету, отчего крошечное пламя покачивается на ветру. Струны твоего сердца тянутся в разные стороны: ты одновременно сочувствуешь его страданиям и с любопытством восхищаешься редкой возможностью наблюдать за ним настоящим, без его образа и притворства. Когда ты осторожно садишься рядом с ним, он почти опустошен: дрейфуя где-то между повторным переживанием воспоминаний, спрятанных за его глазами-бурями, и ошеломляющим ощущением присутствия жизни. Его эмоциональное состояние ни в коем случае не чуждо тебе, и твое сердце разбивается, зная, что он обречен постичь ту же извращенную судьбу, что и ты, и никогда по-настоящему не сможет оставить свое прошлое позади.       На этот раз он оказывается слишком отвлеченным, слишком погруженным в свои мысли, чтобы подлизываться и флиртовать, поэтому он просто вежливо кивнул, почувствовав твое присутствие рядом; ты даже не уверена, что он заметил, что это именно ты рядом с ним. Он прерывисто выдыхает облачко дыма, которое висит в воздухе, отказываясь покинуть его и раствориться в ночи.       — Санджи, ты в порядке? — нежно спрашиваешь ты, стараясь, чтобы твой тон был тихим, спокойным, похожим на мёд. Он напрягается, слегка удивляясь, когда твой голос внезапно выводит его из пучин мыслей.       Он рвано выдыхает, отчего его худое тело наконец двигается: — Я в порядке, дорогая. Не стоит беспокоиться, — лжёт он. Ты пытаешься спрятать в своих глазах разочарование, когда он выстраивает между вами стену, но он быстро замечает его. Отводя взгляд, он глубоко затягивается, наслаждаясь ощущением дыма, удушающего его лёгкие, прежде чем ответить, что он просто думал о доме.       — Скучаешь по Зеффу? Уверена, он тоже думает о тебе... — начинаешь ты, но твоя уверенная речь резко прерывается им.       — Нет. Еще до Зеффа, — Санджи вздрагивает от своего же тона, не желая быть таким холодным с тобой; горечь воспоминаний о раннем детстве нечаянно проникла ему в горло и обволокла язык.       Ты делаешь глубокий вдох и осторожно подбираешь слова, желая утешить его, не нарушая выстроенных им границ: — Я здесь, если понадоблюсь тебе, как бы это не выглядело со стороны, — говоришь ты. Твоя рука практически достигает его, но вспоминая собственное отвращение к прикосновениям в подобных ситуациях, ты убираешь руку, не желая раздражать его.       Слишком потрясенный, чтобы отвечать, он молча достает из кармана сигарету и кладет ее между двумя твоими пальцами. Закрывая от ветра маленькое пламя его зажигалки одной рукой, а второй держа сигарету и закуривая, ты невольно восхищаешься тем, как свет танцует на его лице, молча желая сделать хоть что-нибудь, чтобы исцелить этот безжизненный, отстраненный взгляд его глаз.       Между вами царит неловкая тишина до такой степени, что единственные звуки, которые доносятся до ушей, это легкое покачивание корабля на волнах и резкие вдохи и выдохи, которые вы делаете, когда курите. Звездное одеяло в небе почти душит. Ты вздрагиваешь, когда горячий пепел с конца сигареты опускается на кожу.       — Осторожно, — бормочет он, аккуратно беря твое запястье и направляя руку в сторону пепельницы. Порозовев от прикосновения, ты мягко постукиваешь по сигарете и смотришь, как серый, похожий на снег пепел оседает на керамическом блюдце.       — Слабак. Я даже не могу защитить тебя от твоей собственной сигареты, — тихо бубнит он, словно не осознавая, что это было сказано вслух. В любое другое время ты бы отругала его за такую ​​драматичность, но ты чувствуешь в его тоне столько боли, что просто молчишь и оставляешь ему возможность продолжить говорить, если он того пожелает.       Он некоторое время молчит, продолжая затягиваться сигаретой. Санджи расклеивается сильнее с каждой секундой: его беспокойство вырывается наружу, оно исходит от его тела электрическими волнами, когда он начинает подрагивать коленом.       — Все ведут себя так, словно это нормально и естественно, что твои родители любят тебя. Никто не готовит тебя к боли, когда ты настолько сильно разочаровываешь их, что уже ничего не можешь исправить, — шепчет он. Ты не совсем уверена обращается ли он к тебе или к самому ветру с эти признанием, но оно глубоко отзывается в тебе.       О своей матери Санджи говорил мимоходом только хорошее, так что у тебя закралось подозрение, что сейчас он имеет в виду своего отца, которого старался никогда не упоминать и даже не намекать на него. Твое сердце замирает, чувствуя волну знакомой боли, накатывающей, словно ледяная волна. Вспоминая разочарование на лице собственного отца, ты проговариваешься Санджи слова, которые так сильно пыталась усвоить сама.       — Чтобы любить кого-то, нужно знать этого человека. По настоящему хорошо знать его всего. Любой, кто разочаровался в тебе, не мог знать истинного тебя, даже в малейшей степени. Я понимаю, что слова могут ранить, словно ножи, но не стоит держаться за них. Особенно если они исходят от тех, кто настолько безразличен и невнимателен по отношению к тебе, — говоришь ты. Руки дрожат: и от воспоминаний о собственном детстве, и от страха переступить черту и еще больше ранить Санджи своим советом. Дрожащее тело слегка успокаивается, когда ты видишь тепло в его глазах и мягкую обнадеживающую улыбку на его лице.       Он кладет окурок в пепельницу: — Ты правда так думаешь, дорогая? — говорит он, наклоняя свое тело к тебе и встречаясь с тобой взглядом, которого он до сих пор тебя лишал.       Ты киваешь, облегченно улыбаясь, когда свет возвращается в его глаза: — Конечно, Санджи. Ты невероятно умный, сверх щедрый, милый, сильный рыцарь. Ты словно безопасный приятный островок среди бушующего моря и я—       Слова были прерваны его руками, обхватившими твое лицо и притянувшими твои губы к его, и ты издала приглушенный вздох от удивления. Его глаза затуманены, когда он отстраняется, а на его лице застыла смесь всевозможных эмоций.       — Извини, я просто—       Не давая ему времени ответить, твои губы вновь находят его. Ты втягиваешь его в неимоверно страстный, беспорядочный, полный эмоций поцелуй. Щеки покрываются горячими слезами. Проведя языком по твоей нижней губе, он впитывает все, что ты можешь ему предложить, чувствуя, как его разум вырывается из тьмы в головокружительный рай твоих губ.       — Я обожаю тебя, Санджи, —  бормочешь ты ему в губы, молясь, чтобы он все еще мог понять твои слова между безумными поцелуями.       Он пытается ответить, но во рту пересохло, и он не может адекватно описать, как он благодарен тебе в этот момент.       Вместо этого он вновь целует тебя, надеясь, что ты поняла послание.